— ты принадлежишь дракону, ким сынмин.

      Ким открывает глаза, когда луна стоит высоко и освещает темную комнату. Тот не замечает, что левая сторона кровати занята кем-то. Сынмин вдыхает душный воздух в комнате, ощущая вновь это чувство. Он в страхе бегает глазами по комнате, будто пытается найти тот глоток воздуха, но лишь сильнее начинает паниковать.       Глаза начинают слезиться, скатываясь по щекам, а Ким лишь доходит до лестницы, скатываясь по перилам, оседая на ступеньках, глубоко дыша. Воздуха катастрофически не хватает. Его вновь душат.       Тихие шаги, с каждой секундой приближающие, отдаются эхом в сознании Кима. Затягивающие карие омуты, последнее, что видит Сынмин, прежде чем осторожно подняться и упасть с лестницы, чувствуя жгучую боль по всему телу.       Хенджин сидит рядом на краю кровати, смотря на бледное лицо Кима. Если не вовремя подоспевший Хван, то Сынмин бы умер. Тот тяжело вдыхает, тут же выдыхая, запуская руку в свои волосы. Что же творится с младшим? Это скорее всего знает только он и... Ёнгмен. Хван подскакивает с кровати, двигаясь к Со.       — Найди мне Ёнгмена и приведи ко мне, — Хенджин выглядит до жути уставшим, не засыпающее уже несколько дней подряд, боясь, что приступ Сынмина повторится, хоть тот и без сознания. Страх впервые затмевает все чувства Дракона. Пантера в опасности и Дракон рвется, чтобы защитить.       — Но..       — Сейчас же, Чанбин, — рычит глава, почти поднимая за шкирку Со. Дракон зол и он сам не знает почему.       — Он будет у вас вечером.       День длится непозволительно долго, солнце радостно освещает комнату последними лучами, скрываясь за горизонтом, оставляя свой пост холодной и кровожадной луне.       Хван сидит на диване в гостиной, попивая виски со льдом, переводя взгляд на только что вошедших людей.       — Зачем звал? — Ёнгмен обводит взглядом апартаменты Дракона, хмыкая, — хорошая квартира однако.       — Что за приступы у Сынмина по ночам? — старший Ким тут же мрачнеет, переводя холодный взгляд на Хвана.       — Что случилось? — Ёнгмен хочет сорваться и найти Сынмина, но ему явно не дадут этого сделать, — где он?       — Три дня назад я проснулся поздно ночью и Кима не было рядом со мной, зато нашел я его задыхающимся на лестнице, а потом он упал и чуть не умер на моих глазах. Объясни мне, что с ним? — Хенджин почти швыряет стакан с темной жидкостью, рывком подрываясь с дивана, стремительно настигая Ёнгмена.       — Если он тебе не рассказывал, то и я не скажу. Это лишь его дело рассказывать тебе или нет, — Хван хватает старшего Кима за ворот толстовки, чуть поднимая в воздухе, дыша прямо в лицо.       Лишь хриплый голос, послышавшийся с лестницы, останавливает не пустить пулю в лоб парню, стоящему перед собой..       — Отпусти его, Хенджин, — Сынмин чуть хромает, но с лестницы спускается, видно, что движения ему причиняют боль, но брата он не бросит, — я сказал отпусти его.       Ким смотрит другим взглядом. Определенно перед Хваном Сынмин, но взгляд другой...там виднеется что-то похуже физической боли. Там душа сломана. Трещит по швам, пытается склеиться обратно, но все безуспешно. Она разрывается, оставляя за собой пустоту и боль.       — Как ты себя чувствуешь? — Хенджин тут же теряет интерес к брату Кима, обращая полностью внимание на парня стоящего перед собой, — тебе нельзя было вставать.       — Ты обещал его не трогать. Ты не держишь свои слова? — слова Кима по сердцу ножом проходятся, оставляя раны кровоточить, — иди, Ёнгмен. Он тебя больше не потревожит, — Сынмин следит за удаляющимся силуэтом, а когда дверь закрывается, Ким разворачивается и двигается обратно в свою сторону.       — Сынмин.. — Хенджин быстро его опережает, хватая того за запястье, — что с тобой происходит? Что это за приступы? — Хван наблюдает за эмоциями менявшиеся на лице Кима каждую секунду.       — Не важно, просто отвали, — Сынмин грубо откидывает руку Хвана, поднимаясь по лестнице, скрываясь в своей комнате, щелкая замком.       Сынмин тихо опускается на кровать, прикрывая глаза, непонятное чувство растекается внутри парня, позволяющее вновь ощущать те самые чувства, которые были в Сынмине в тот самый чертов день. Эти чувства медленно захватывают разум, меняя все мышление младшего. Руша привычные принципы, устанавливая новые. Возможно Ким и ударился головой, но это хорошо на него повлияет.       Ночь длится долго и мучительно для двоих. Хван видит, что младшему это все в тягость. Хочет отпустить, но не может. И никогда не сможет. Если только один из них умрет. И то, Киму так легко умереть не дадут. Лучше умрет Хенджин, оставив за собой тысячи разрушенных людских душ, превращенных в мощную армию. Лишь одна душа будет терзать, будет расплываться виной по всему телу Хвана.       Очередной стакан, опустошенный за пару минут, почти слетает со стола, когда его ловко ловят тонкие пальца, почти сразу обреченно выдыхая, замечая, что тот пустой.       — Иди спать, Хенджин, хватит пить, похож на алкоголика уже, ей богу, — равнодушный тон младшего режет тишину в особняке, а первые лучи солнца, осторожно скользят по лицу Хвана, озаряя небольшую, но видимую щетину.       — Расскажи мне, что с тобой творится, тогда и пойду, — хмыкает Хенджин, переводя взгляд на часы, висящие на стене, подмечая, что скоро стукнет почти четвертые сутки без сна, — или объясни, какого хрена, я нахожу тебя задыхающимся в собственном доме?       — Это побочные от наркотиков.       Хенджин резко переводит взгляд на Сынмина, явно не ожидая услышать такое объяснение. Ким спокойно берет полупустую бутылку алкогольного напитка, наливая в стакан. В гостиной повисает тишина, слишком давящая на двоих, но оба умело скрывают все за стенами равнодушности.       — Что? — Хван мечтает, что это ему послышалось, но взгляд, пойманный на долю секунду, показывает, что это не послышалось.       — Это побочные от наркотиков. После смерти отца я начал принимать что-то из тяжелых наркотиков. Это продолжалось до того момента, пока я сам не понял, что отец правда и мертв и что ни мои, ни знания Ёнгмена не спасли его. И тогда я начал задыхаться от этих чувств. И так продолжалось, пока я не встретил тебя. Но я думал, что раз ты здесь, то приступов может и не быть вообще. Я так думал до того, как проснулся поздно ночью и не начал задыхаться. Я видел отца, — Ким рассказывает уверенно, поглядывая на бокал с темной жидкостью, тот успешно падает и Сынмин поднимает стекло от стакан, крутя на свету стекляшку, — выглядит как безобидная стекляшка, а может и горло перерезать, — Сынмин поднимает и прижимает кусок стекла к горлу, чуть нажимая, чувствуя как теплая, вязкая жидкость стекает по шее и исчезает под легким халатом, который сразу же впитывая бордовые капли, не становится похож на белый халат.       — Ты что творишь? — Хенджин подрывается и выхватывает стекло, отбрасывая в сторону.       — Я? Причиняю себе боль. Я заслужил, разве не так? Я же предал Дракона. Ускользнул из его лап, предав, вставив нож в спину. Разве ты не хочешь сделать мне больно? Давай, Хенджин, — Сынмин явно не в себе, когда приставляет личный пистолет к своему виску, чувствуя холодный металл на своей горячей коже.       Хван резко тянет на себя младшего, заставляя столкнуться с теплой грудью, обтянутой черной рубашкой.       — Тебе никто не имеет права причинять боль, даже я, — Хенджин молча тянет младшего наверх, в свою спальню, роняя на кровать, явно забыв, что Сынмин еще не совсем восстановился после падения, но плевать, эта Пантера изводит лишь своим оскалом, расплывающимся на лице, — знаешь, если бы мы встретились в другой ситуации, то возможно бы я вытрахал из тебя всю душу и пристрелил, но знаешь что? Пристреленным далеко будешь не ты, да? — на задворках сознания выгорает остановится, но Хван перекрывает все мыслью, сделать из этой Пантерой чертову машину для убийств, личную машиной для убийств.       Возможно Сынмин и ударился головой, но это хорошо повлияет на обоих.