тяжёлый случай

— Знаешь, я бы хотел начать с чего-то… Более невинного. Мужчина вопросительно смотрит на Ханбина, который до этого с задумчивым видом ходил по кабинету туда-сюда. Паренёк он совсем юный, но очень даже состоятельный и ответственный, вот только он бы ни за что не поверил, если бы сказали о том, что через какое-то время он станет исполнительным директором IOK Company. Серьёзно, ни за что бы не повёлся на это. — Что ты хочешь этим сказать? — Что, если начать с сольного артиста? Будем потихоньку развиваться, тем более нынче группы как будто на конвеере штампуют, слишком уж их много. Мужчина озадачен, он по-прежнему не сводит любопытного взгляда с Ханбина, который уже перестал мельтешить перед глазами и наконец-то сел в кресло, закинув ногу на ногу. Тишина тянулась недолго, окончательным решением было дать сольный дебют тому, кто этого действительно достоин. Пак Донгён был необычайно талантливым, он в агентстве всего год с лишним, однако умеет буквально всё. Ханбину даже показалось сначала, что этот малый непозволительно хорош для его молодого лейбла, но со временем становилось всё яснее, что у Донгёна были свои цели, он не мог к ним не стремиться. Первое — музыка. Юноша понял, что не может жить с ней по отдельности ещё в двенадцать лет, и вот, спустя семь лет, он здесь, в IOK Company, рядом с Ханбином, который всего на шесть лет старше, но кажется ровесником. Ханбин — это также вторая причина. Когда Донгён впервые увидел то, как старший танцует, как поёт и зачитывает, он не смог усидеть на месте — в голове что-то щёлкнуло. В школе его называли фанбоем Ханбина номер один, но уже тогда всё заходило намного дальше простой любви фаната. Донгёну чудилось, что они с Ханбином связаны, мальчик слушал то, что любит слушать его сонбе, даже старался вести себя так же, как Ханбин. Дело почти дошло до того, что семнадцатилетний Донгён собирался бить татуировку на предплечье; ту самую, прямо как у хёна, «Nihilism», но мама тогда не выдержала и решила, что это слишком. — А что, если я хочу стать айдолом? — однажды в порыве гнева сказал матери Донгён, — Что, если хочу стоять на сцене, как он? Женщина тогда махнула рукой, потому что дико устала бороться — после смерти мужа она с сыном были на грани бедности, тогда следовало экономить буквально на всём. Отсутствие денег — третья и, наверное, самая весомая причина, почему парень с восемнадцати лет пашет, как проклятый, каждый день проводит бесчисленное количество времени в тренировочном зале, доводя свой организм до истощения. Ханбин всё видел и неоднократно говорил Донгёну о том, что так ни в коем случае нельзя делать, однако тот ничего не слышал. Хотелось сделать всё возможное, чтобы Ханбин обращал внимание не только на физическое состояние младшего, чтобы он был не просто наставником и надёжным человеком — Донгён хотел кое-чего большего. Например, самого Ханбина. Донгёна почему-то очень обижало то, что Ханбин проводит с ним мало времени, хотя сам парень часто себя одёргивал — он не имел права так думать, это было бы слишком дико. Слишком нагло. Наверняка ведь был тот, кому Ханбин нужен был больше, чем Донгёну. Вот только ситуация усугубилась, как только младший узнал о том, что Ханбин всегда был один. Не верилось. Возникало огромное желание проверить, но ведь… Разве это нормальные отношения? Ханбин кажется неземным, недосягаемым, словно звезда, таким ярким, что, если Донгён сделает что-то не так, сорвётся? Хён разочаруется, а этого ужасно не хотелось, потому что Пак очень долго шёл к заветной цели, буквально по кирпичику выстраивая свою репутацию. Ханбин ему как-то сказал, что они достаточно близки, между ними не должно быть секретов, и что будет правильно, если Донгён доверится. Они в кабинете тогда остались одни. Донгён выглядел ужасно не из-за внешности, а потому, что уже несколько часов практиковался в вокале. Ханбин искренне не понимал, для чего — он уже год пытается отгадать эту загадку, но действия юноши не поддаются никакому объяснению. — Извините… — Донгён взял себя в руки, прокашлился и с беспокойством посмотрел на Ханбина — тот был таким прекрасным, как и всегда, впрочем, — Скажите, что-то не так? Я недостаточно тренируюсь? Нужно ещё? — Сколько ты уже здесь? Год? — Ханбин предельно сдержан и серьёзен, а на его лице — ни единой эмоции, — Думаю, тебе стоит немного сбавить обороты и отдохнуть, ты так не думаешь? — Нет, — парень мотнул головой, опустив взгляд — Ханбин так близко… — Я сделаю всё возможное, чтобы дебютировать. — Даже пожертвовать здоровьем готов? Донгён не мог ответить. Ему показалось, что его только что отчитали, стало невероятно совестно, ведь он заставил Ханбина поволноваться. Ханбин… Волнуется? — Ты скоро дебютируешь, это ведь очевидно, разве нет? — старший по-детски широко улыбнулся, хлопая Донгёна по плечу — у парня от такого мурашки по телу, а Ханбину всё хихоньки, — Побереги силы. Если не ради себя, то хотя бы ради меня… На этих словах юноша встретился с Ханбином взглядом и буквально потерял дар речи — пухлые губы старшего были обкусаны, взгляд от них получалось с трудом оторвать, Донгён давным-давно знает об этой привычке обкусывать губы, была бы его воля, и он бы… В дверь кабинета постучали. Женщина лет тридцати в строгом платье ниже колена остановилась возле прохода и посмотрела на Ханбина, который продолжал что-то говорить Донгёну о необходимости беречь себя для любимого дела и сцены, заодно желая удачи и обещая, что обязательно придёт к нему на тренировку вечером — сердце затрепетало, вселяя слабую надежду на что-то очень хорошее. — Всё готово? — затем спросил молодой человек у женщины, когда та что-то помечала в записной книжке, и подошёл к ней, внимательно слушая её полушёпот. Позже Донгён узнает, что эта женщина — его будущий менеджер, Чхве Ина, которая работает в IOK не так давно, но уже полностью освоилась. Однако какой бы хорошей она не была, Донгёну всё время казалось, что Ина — бесстыжая лицемерка, которая позволяет себе обманывать даже Ханбина, притворяясь трудолюбивым человеком, который ну очень любит свою работу. Однажды Донгён поймал Ину в кофетерии, пытался грубить, вывести её на чистую воду, спровоцировать на грубость, но всё было зря — даже сам парень не понял, что произошло. Ина вела себя искренне, лёгкая улыбка на её лице казалась спокойной, и тогда Донгён сдался, заглянул ей в глаза и спросил обо всём прямо. — Почему-то мне постоянно кажется, будто вы не честны со мной, да и вообще со многими в этой кампании, я бы хотел, чтобы вы уважали тех, кто дал вам эту работу. Особенно это касается… — Ханбина? — улыбка Ины стала шире, она усмехнулась чему-то, выпрямляясь и допивая чай. Донгён так забавил её, — Я отношусь ко всем здесь, как подобает, мне не очень понятны твои претензии. Я должна идти сейчас, если позволишь… — Пожалуйста, — еле растянув губы в ответной улыбке, ответил Донгён уже мягче. Ханбин на его вечернюю тренировку так и не пришёл. Донгён ждал парня до утра в зале, но понапрасну, и не было понятно, почему старшему не удалось выполнить свое обещание. Чувство обиды снова кольнуло в сердце, юноша ушёл в общежитие лишь к шести утра, измождённый, но не бесконечными нагрузками, а мыслями и своей наивностью, даже глупостью, возможно. Он не мог больше допускать такого отношения к себе, потому что так хотелось, чтобы Ханбин стал чем-то большим, чем просто кумир, идеальная картинка. До безумия хотелось завладеть, прикоснуться, но нельзя было. Нельзя, не сейчас, но когда-нибудь…