Место с хорошим концом

Первым, что привлекло мое внимание, была его улыбка. Она не выделялась какой-нибудь особой белизной зубов или количеством сантиметров между уголками его рта. По этой улыбке, даже будь он одет как среднестатистический житель Аляски, каждый понимал, что этот человек сошёл с картин Микеланджело. Созерцать его улыбку стало чем-то вроде моего каждодневного вознаграждения за проделанную утром зарядку. А когда он спустя пару дней после знакомства в порыве эмоционального рассказа впервые положил свою ладонь на моё плечо, я понял, что так просто не смогу пройти мимо этого «счастья». Первое время у меня складывалось впечатление, будто он не может удержать свои руки на месте. Гиперактивность, нервозность, я не знал, что еще ему приписать, вплоть до шизофрении, однако ж, это история о том, как я полюбил его прикосновения. Италия стала одним из тех воспоминаний, которые ты старательно игнорируешь, дабы не делать себе еще больнее. Нет, в отличие от Элио и Оливера, наш финал в Италии не был таким трагичным, но там было так хорошо, и от осознания того, что так больше никогда не будет, становится так плохо, что мысль эта и впрямь делает больно. Наверное, как раз поэтому, когда Арми в будущем скажет мне, куда мы направляемся, я ни то что растеряюсь, просто не поверю своим ушам. Это началось не так как я мог бы себе представить. Еще в Америке, узнав, кто будет моим партнером, я смоделировал несколько вариантов нашего курортно-рабочего романа. На тот момент я был убеждён в том, что мужчины мне не нравятся, поэтому само появление таких мыслей стало чем-то необычным, впрочем, на это я не обратил внимания. Но я обратил внимание на то, как он смотрел на меня в первый наш день, и в последующие. Явный интерес сменился отстраненностью, меня это даже немного оскорбило. Я почувствовал себя загадкой, которую тот слишком быстро и легко разгадал. Мол, «я таких как ты как орешки щёлкаю». И, будучи увлеченным размышлениями о собственной ничтожности, я совершенно позабыл о его первом взгляде. Том самом, который был, как выяснилось позже, заинтересован мной, и не просто как коллегой. Он прочно засел в моей голове, я не видел влюбленности за мыслью о том, что не нравлюсь ему. При команде он был весел, общителен, даже чересчур общителен, а когда мы по чистой случайности оставались наедине, он тут же опускал глаза в телефон, наверняка переписываясь с женой (возможно, я нарочно заставлял себя так думать, чтобы сделать себе еще хуже). А потом нужно было целоваться. Лука за несколько дней мягко намекнул нам, что стоило бы попрактиковаться вне камеры. Купидон всея Италии. Тогда мы решили встретиться вечером, так сказать «порепетировать». Шутки разгрузили обстановку, личный разговор (он рассказал мне о своей первой влюбленности) помог раскрепоститься и мне. Следующие несколько дней мы стабильно репетировали по несколько часов. Первый раз был пьяным. Тогда мы уже отсняли ту самую сцену, и что самое удивительное, я сам не ожидал, что смогу быть таким раскованным в кадре. Может, что-то внутри меня ждало этого момента, чтобы я смог выразить корень своих чувств, их настоящую сущность, а может я просто прекрасный актёр, всё время об этом забывающий. В любом случае, то, что было вечером до этого, и вечером следующего дня, кардинально отличалось. Мы вошли ко мне в номер, планируя немного выпить. Думаю, на тот момент и он, и я понимали, что всё не так просто. Перед этим он спросил меня: ко мне или к тебе? Пытаясь выглядеть непринужденно, или, вернее, пытаясь сделать вид, что этим вечером мне вообще всё равно где и с кем пить, я истерично взвешивал, что будет лучше: оставить воспоминания об этой ночи на его кровати, и, каждый раз смотря на него, вспоминать эту чертову кровать, или же впустить его в моё личное пространство, в мою комнату, на мою кровать, и каждый раз ложась спать, вспоминать о том, что было на этой кровати той ночью. Всё же, он сказал, что у него в номере проблемы с кондиционером, а в такую жаркую (он прямо так и сказал — «жаркую») итальянскую ночь, нам явно потребуется немного прохлады. Мы выпили немного вина, затем еще немного вина, а потом добили эту несчастную бутылку. И вот я уже усталым жестом откидываю голову на спинку кресла, и вдруг ощущаю его прикосновения к моей шее. Он опять? Или это всего лишь пьяная ошибка? Или пьяная, но не ошибка? Но я ничего не сказал, даже не дрогнул, мне нравились его легкие и в то же время ощутимые движения, нравилось то, что мы наконец были одни. -Как ты себя чувствуешь после сегодняшнего? — не отрывает руки. -После постельной сцены? — отвечаю спустя пару секунд. -После постельной сцены, — кивает он. -Нормально. -Правда? — мне всё же пришлось открыть глаза и посмотреть в его сторону. Он и не подавал признаков усталости. Слегка осоловевший взгляд, но он явно был взволнован, он был в ожидании. -Тебя это так волнует? — он убрал руку, и я снова откинулся назад, постепенно сползая в горизонтальное положение. -Меня волнует всё, что связано с тобой и твоим отношением ко мне, — слышу, как он встаёт и лениво открываю глаза, обнаруживая его рядом. -Я ведь не ошибся? — продолжает он. Не верю, что он решился первым сказать это, не верю, что он чувствует то же, что и я. Или я снова себя обманываю…? -На счёт чего? -На счёт нас. Теперь отступать было уже поздно, мы только что прошли шаг от точки, в которой можно было перевести все это в шутку. Не знаю, что он понял из моего выражения лица, но он подал мне руку, поставив перед выбором — идти с ним, или оттолкнуть его. И я пошёл. Шёл я не долго, пока меня не остановили перед порогом собственной кровати. -Я думаю, нам нужно переспать сегодня, — спокойно сказал он, а я упал на кровать спиной, особо ни о чём не заботясь, что он расценил как «да». И потом на меня нахлынула паника. Прямо сейчас я, мужчина, под мужчиной, и я вполне представляю, что он хочет со мной сделать, и мне это в какой-то степени даже нравится. Я вспомнил всё что чувствовал до этого, вспомнил как томился несколько ночей, раздумывая над тем, откинуть ли мне это чувство, или поддаться ему, а сейчас я ловлю его губы своими, всё еще не понимая, какой выбор я сделал. Он почувствовал мою дрожь и оторвался, заглянул мне в глаза. -Чего ты боишься? — шепчет он мне в губы. -Боюсь силы своих чувств к тебе. -Почему? — спрашивает он будто удивленно. -Потому что они сильнее моей любви к себе. Потому что я отдамся тебе всем разумом, телом и совестью, так, как не отдавался никогда самому себе. И я буду обезоружен. Я буду беззащитен. Я не боюсь новой боли, но я чувствую, что ты способен убить меня, что я просто не соберу себя обратно и от меня останется пара крупных булыжников и пыль. Прямо сейчас, все что мне нужно для того, чтобы совершить возможно самую большую ошибку в своей жизни сегодня, только твоя гарантия в том, что ты не опустишь меня под воду и не удушишь завтра. Я с точностью читал его взгляд, почти что видел его размышления, и он был удивлён. Не думаю, что таких слов он ожидал, но я наконец смог сказать ему то, что мешало мне начать нас раньше. И я был на 9 из 10 уверен, что с последним предложением в его голове возникла глупая шутка про Герасима, но ведь ситуация в точности похожая. Или это я ощущал себя маленьким щенком рядом с ним. В любом случае, в эти считанные секунды, когда он лежал на мне, втиснув свою ногу между моих ног, и как бы вторгнувшись в мое личное, интимное, в которое я на самом деле сам его пустил, он думал о том, чем это обернётся для нас обоих. И тут я был бессилен. Решит он мне соврать или сказать правду, я был почти уверен в том, что он ответит положительно, и почти уверен в том, что не смогу этого перенести. И все же, он наконец склоняется к моим губам, лишь бы заполнить эту пустоту. Горячо, мокро, я давно не чувствовал чужого тела так близко. Он был напорист и меня это и вправду пугало. Он, кажется, заметил это, поэтому оторвался и вновь посмотрел мне в глаза. -Ты выглядишь испуганным. Еще бы. -Я пугаю тебя? -Просто поцелуй меня снова, и я забуду о всех своих страхах. -Как пожелаешь. Как пожелаешь. Могу ли я желать чего-то большего, чем обнимать человека, о котором тайне мечтал столько времени. Мечтал ощутить тяжесть его тела, мечтал быть придавленным его телом к кровати, мечтал ровно так же, как делаю сейчас, одной рукой сильнее обнимать его спину, а другой зарываться в волосы. А сейчас ты говоришь даже не о мечтах, а о пожеланиях. Что ж, -Будь нежен, — смотришь на меня удивленно, — я всё ещё боюсь боли. Готов поспорить, твоя жена не вела себя так во время вашего первого раза. Готов поспорить, судя по рассказам о ней из твоих уст, она скорее всего взяла инициативу на себя и не мялась, не читала противоречивые речи о страхе и боли. И всё же, не был бы ты сейчас со мной, если бы твоя жена тебя устраивала. Он бы не смотрел на меня так пристально, даже неуверенно, будто боясь эту самую боль причинить. Его руки из обыкновенно сильных, явно мужских рук, вдруг переродились для меня своею нежностью прикосновений. Я не хотел показаться ему хрупким, но это и не в минус. Он решает сам раздеть меня, потом раздевается сам. Медленно, выверенными движениями, стягивает рубашку, расстегивает молнию на шортах. Когда он с неописуемой трепетностью дотягивается до резинки моего белья и тянет её вниз, окончательно обнажая меня пред собой, я действительно понимаю — он меня слушает. Может, горячие, быстрые, полные страсти и животного секса ночи поджидают нас в будущем, но сегодня мы такие, сегодня я такой. Сегодня я осмелился предоставить ему себя настоящего, оголить и тело, и разум, и сердце. И то, что он выберет, драма уже не сегодняшнего дня. Чувствую там, что он уже рядом. -Готов? — к такому нельзя быть готовым. Медленный кивок, дабы показать свою уверенность. -Потерпи немного, дальше будет лучше. Мне с детства врали стоматологи и медсестры, говоря о том, что больно не будет. Возможно, это было мне уроком, чтобы однажды в Италии поздно ночью и пьяный я не поверил тебе. Это было странно. Это было больно. Это было необычно. К этому нужно было привыкнуть. Под это нужно было подстроиться. Поэтому я ладонями чуть оттеснил его плечи, будто говоря: «Подожди немного, дальше будет лучше»; и он понял. Но в чём-то он не соврал — дальше было действительно лучше. Усиливающиеся толчки, запах твоего тела, мои тихие стоны, дабы не разбудить кого-нибудь нашими звуками через тонкие стены. «Можно в тебя?». «Не думаю, что это хорошая идея». «Тогда на живот». «Тогда на живот». Я чувствовал тепло его и своего семени на себе, они будто смешивались в детище этой ночи. И я не знал, что из этого вырастет. Мы пролежали вместе несколько минут, а потом он отошел за салфетками, не нашёл их и вернулся с кухонным полотенцем. «Уборщица нас убьет» — говорю я. «Плевать» — ответил он. И так во всём.