Причины, по которым кутикуллы в крови

«Сегодня ночью мне приснился сон, в котором на город обрушилось огромное цунами. Я убегал от накрывающей всё волны, но она подступала всё ближе и ближе, а я бежал всё медленнее и медленнее. Когда она накрыла меня, я проснулся. У меня болело в груди, а перед глазами всё ещё стояла эта картинка. За оставшееся время до утра у меня не получилось уснуть. То время, что я лежал, двигалось мучительно долго. Я просто лежал, смотрел в потолок и сдирал кожицу вокруг ногтей, не чувствуя боли в пальцах. И только когда начало светлеть на улице, я краем глаза увидел кровь на пальцах. В некоторых местах запекшуюся, свернувшуюся, потемневшую, а в некоторых совсем свежую, ярко-бордовую, густую. Больно ли мне, спросите вы? Нет, нисколько. Вместо предполагаемой боли я чувствую остроту блаженства. Наверное, это странно. Иногда мне кажется, что я просто не смогу прожить очередной день, если не почувствую эту «боль». А иногда мне кажется, что мой день начинается именно с неё. Это не простая привычка, а некого рода трапеза, как почистить зубы с утра или позавтракать. По крайней мере так стало. Но в этом нет ничего страшного или опасного — потом я надеваю пластыри, так что свежие раны заживают буквально за день. К этому времени наступает снова ночь и я по новой приступаю сдирать едва зажившую кожу. Всё это похоже на чёртово колесо, крутящееся быстро-быстро, а я в нём, привязан крепко цепями. Как домашний хомячок, неустанно бегающий в колесе. Вновь и вновь. Каждый день я испытываю похожие чувства и эмоции, в основном негативные, странные, навязчивые. И порой задаюсь вопросом: Как это случилось, что я стал таким? Таким... жалким, глупым, бесполезным, беспомощным, проблемным, болезненным. Один раз в неделю, когда мои родители уходят на работу на целый день, ко мне приходит Куроо. Я знаю Куроо с шести лет, мы с ним ходили в одну школу, правда, он старше меня на год. В прошлом году он хотел поступить в университет в другом городе, но почему-то всё же остался. Где-то не так глубоко в моей голове прячется догадка, что это всё из-за меня. Что это я своим состоянием не даю ему нормально жить, даже краду его единственное свободное время каждую неделю. И на что? На простое и бессмысленное, как моя жизнь, «дружеское времяпровождение»? Так они это называют, да? Мне кажется, я не заслуживаю Тетсуро. Хотя мы с ним дружим с малых лет, были чуть ли не братьями, я точно уверен, что в какой-то момент всё пошло наперекосяк. В отличие от Куроо, я очень изменился. И продолжаю меняться, машинально отдаляюсь всё дальше и дальше, словно моя всем знакомая личность уходит в горизонт заката, словно так и должно быть. Я не знаю почему так получилось и что повлияло на это резкое изменение состояния. Но я точно знаю — я не заслуживаю Куроо, не заслуживаю такого обращения, не заслуживаю своей комнаты, не заслуживаю еды, не заслуживаю просыпаться по утрам. И я всё равно продолжаю чувствовать вину перед ним за то, что заставил многие его жизненные планы измениться именно из-за меня. Я знаю, ему тяжело, он учится в университете, снимает жильё (с помощью родителей, конечно же), серьёзно занимается волейболом и иногда, скорее изредка, подрабатывает. А я... Несмотря на то, что между нами разница в возрасте всего год, я по сравнению с ним — ничем не лучше ребёнка из детсада. Но он всё равно успевает заскакивать ко мне домой. Мне кажется, я его достал. Только он виду не подаёт, потому что не хочет обидеть. Ведь я итак больной и слабый, меня нельзя обижать. Они все заботятся обо мне, хотят помочь, переживают, кормят таблетками и ложными надеждами. Типа «Как твоё здоровье? Ты заметил какие-то изменения после тех таблеток? Тебе уже лучше? Тебе нужно больше двигаться! Начни делать зарядку!» Аж тошнит. Ну почему никто не может понять, что я не хочу этого лечения! Не хочу оздоравливаться, поправляться, или как они ещё это называют. Мне надоела эта клоунада. Просто оставьте меня в покое. Не мешайте мне. Отстаньте! Мне не нравится чувство, которое они называют «выздоровлением». Это неприятно. Я боюсь этого. Я хочу всегда чувствовать себя опустошённым внутри и ослабленным снаружи до невозможности встать с кровати. Я хочу чувствовать психологическую и физическую боль — только тогда мне хорошо. Я хочу чувствовать жидкую кровь на пальцах и запекшуюся под ногтями. Я хочу чувствовать нечто тяжёлое в груди, похожее на тревогу и страх. Я хочу чувствовать как копчик больно упирается в твердый матрас. Это заставляет меня мысленно улыбаться.»

***

В квартире наступает густая гудящая тишина, шторы преобразовываются в какого-то монстра, а вода слишком громко шипит в трубах за стеной. Тогда приходит Куроо. Он громко разувается в прихожей, специально оповещая о своём прибытии. Кенма знает, кто пришёл, но не спешит встречать. Он настороженно всматривается в штору в своей комнате и видит нечто непонятное. Чудовище с тонкими ручками и толстым туловищем. Чем-то похожее на помятого слизня и совсем чуть-чуть на знакомую коричнево-карамельную штору. Оно нависает между полом и потолком, закрывая собой свет из окна. — Привет, — входит в комнату Куроо. — Привет, — Кенма отвлекается от шторы. Конфеты, которые приносит Куроо — обычные шоколадные, завёрнутые в разноцветные блестящие фантики. Куча таких же лежит у Кенмы под кроватью. Он не хочет, чтобы Куроо знал, что он их не ест. Он никакие конфеты не ест, на самом деле. Но всё равно кладёт принесённые три штуки на стол, так, будто съест их сегодня после ужина. Чистого рода бред. Он не съест сегодня даже ужина. Куроо расслабленно падает на кровать, пружинит на ней и громко вздыхает. Кенма зажато стоит около стола, робко поглядывая в сторону шторы-монстра. Дальше Куроо припадает к PSP, брошенной в одеялах, и Кенма заводится. Куроо довольно ухмыляется. Они играют в какую-то незамысловатую, но такую важную игру. Точнее, Кенма играет, а Куроо смотрит. Как всегда. Смотрит на тонкие длинные пальцы, с засохшей кровью и без кутикул у ногтей. Они умело нажимают на нужные кнопки, но Куроо кажется, не без усилий. Раздёртая в мясо, бледная, слегка жёлтоватая кожа выглядит болезненно, и наверняка пальцы сковывает тупая боль при нажатии на кнопки. Куроо хочется попросить Кенму остановиться. Остановиться играть прямо сейчас и сдирать кожу вокруг пальцев каждую ночь. Куроо хочется видеть Кенму здоровым и счастливым. Нормальным. — У меня кое-что есть для тебя, — говорит он весёлым театральным голосом. Кенма не впечатлён. Он получает это «кое-что» каждую новую неделю от Куроо. Он бросает быстрый взгляд на штору, на этот раз действительно штору, когда Куроо встаёт с кровати, чтобы достать из рюкзака небольшую пачку пластырей. Коробочка летит в руки Кенме. Там написано: «Водостойкие пластыри с цветными иллюстрациями». Куроо улыбается, а Кенма смотрит на него осуждающе, всё равно благодарит и откладывает подарок куда-то в сторону. Этой ночью, перед сном, он приклеивает четыре пластыря на самые открытые раны. Распаковывает просто из любопытства, чтобы посмотреть, как они выглядят. Впрочем, везде одинаковый узор, прямо как куски кожи на его пальцах, мысли в его голове и каждый следующий день. Ничего особенного. Кенма привычно бросает конфеты Куроо под кровать и глупо посмеивается, когда произносит тихо вслух «не стесняйтесь, присоединяйтесь к братьям и сестрам своим». Под утро, часа в четыре, Кенма не выдерживает и снимает пластыри. Ногтями впивается в ладони и запястья. Затем поддевает кожицу у основания ногтя большого пальца и сильно тянет, не обращая внимания на резкую острую боль. Ему нравится. Он тут же чувствует, как горячая кровь поднимается наружу, обволакивает. Кожу щиплет, а палец неконтролируемо подрагивает, совсем чуть-чуть. Да, идеально. Кенма ощущает вдруг ещё большую вину перед Куроо.

***

У Кенмы шизофрения. Он слаб и эмоционально нестабилен. «Пройдёт, ничего страшного, это просто очередное жизненное препятствие, через которое нужно переступить» — говорит его отец. «Ты справишься, дорогой, не забывай пить таблетки» — спокойно говорит его мать утром. «Обращайся в любое время, я всегда готов помочь» — говорит Куроо. Пустые, глупые слова, обычные бессмысленные звуки, брошенные в глубокую черную бездну. Мысленно Кенма считает дни и часы, тихо надеясь, что осталось недолго. Сегодня он не выходит из своей комнаты — играет в сетевую игру на компьютере. Его губы искусаны. Розоватая кожица покрылась сухой плёнкой, которая потрескалась в некоторых местах и открыла доступ к нижнему слою. Кенма беспощадно сдирает её, точно счищает ненужную кожуру с мандарины. Он использует зубы и ногти, пока не почувствует теплую жидкость, стекающую маленькой каплей на подбородок. Быстро слизывает и глотает, думая о том, что ему сейчас пригодилась бы салфетка, ибо кровь не вкусная. Под ногтями собирается сдёртая кожа и кровь, а сами они становятся неровными, какими-то волнистыми, затупленными. Это неудобно и ужасно бесит. Кенма кусает нижнюю губу там, где находится открытая рана, свежее мясо. Больно, аж подбородок немеет, но он прикрывает глаза и облизывается, после чего позволяет коже немного засохнуть на тёрпком воздухе. Он знает, что когда она сухая, её легче сдирать. Этим вечером Кенма случайно видит одну рекламу, когда выходит из игры. Это реклама женской одежды. Там платья и туфли на каблуке, лифчики и чулки. Кенме нравится один сарафан. В стиле семидесятых, в жёлто-коричневую клетку и с кармашком на груди. Он думает, что сарафан идеально подошёл бы к тем серым ретро брюкам Куроо, которые тот как-то раз надел в начале старшей школы в кино. Это был бы такой парный костюм. Кенма представляет, как они бы выглядели вместе — он в этом сарафане и черных балетках, а Куроо в своих брюках и свободной рубашке. Они бы гуляли по их вечернему району, неспеша лавировали меж соседских домиков, едва поднимая стопы, и считали бы звёзды с запрокинутыми головами, остановившись где-то у большого дуба. О, а вот это платье — синее с высокой талией и белым воротником, Кенма думает, подошло бы к апрельскому пикнику. Густая трава, на ней одеяло, а на нём сверху аккуратно разложены фруктовые сэндвичи с кремом, красные яблоки и апельсиновый сок в дешёвой картонной коробке. Рядом Куроо в черных шортах по колено и светлой футболке со смешным мультяшным рисунком. Кенма думает, их одежда бы снова сочеталась. Кенма думает, что они с Куроо сочетаются. Кенме хочется это платье и на пикник, но он отлично понимает, что ни первое, ни второе, ему недоступно. В комнату стучится мать. Она приоткрывает дверь и предлагает присоединиться к ужину. Кенма злобно отвечает, чтобы она отстала, а после ложится спать. Неконтролируемые мысли привычно залезают в голову. Они будто черви, поедающие плод изнутри. Но у него черви немного другие — говорящие. Они в унисон шепчут о тревожных вещах, о том, какой он жалкий и отвратительный во всех смыслах, и о том, что ему должно быть очень стыдно за то, что ему нравятся женские платья и сарафаны. На часах десять вечера, а затем быстро наступает одиннадцать, полночь, час, два... У Кенмы трясутся руки, его кутикулы снова в крови.