. . .
Тэхен возится на кухне, заваривая уже третью чашку чая за это утро. Он заперт в пентхаусе уже около двух недель, пока Чонгук со своими людьми ищут его преследователя. Наливать очередную чашку чая, угрюмо сидеть на диване и сёрфить Netflix или читать книги, которые заказал онлайн, он уже смирился с этим. А ещё пахать в зале, что на первом этаже жилого комплекса, настраивая беговую дорожку на максимум и громко топая по ней подошвой обуви, будто бежит не на жизнь, а на смерть. Ему также дозволено спускаться вниз для того, чтобы сделать эпиляцию и подстричь волосы, потому что не дай бог, он отрастит хоть миллиметр. У Чонгука хватает наглости требовать от него этих процедур и походов в спортзал, потому что, очевидно, что Мистеру Зло нужен ночной перепих, несмотря на то, что он занят охотой на того уебка, чтобы Тэхен снова смог спокойно выходить на улицу. Гребаный сукин сын. Окей, хоть Чонгук спит с ним каждую ночь, и секс длится не так долго как раньше, он всё так же доводит Тэхена до разрядки. А ещё он устрашающе тихий, пока трахает Тэхена. Из его рта больше не вылетают резкие унизительные фразочки, будто его разум занят чем-то другим. Странно то, что Тэхен не понимает, какой Чонгук нравится ему больше – такой молчаливый или громкий и властный. В любом случае, Чонгук кончает и продолжает платить Тэхену каждую неделю, поэтому он предполагает, что Мистер Зло доволен его ‘услугами’. Странный случай произошёл буквально на днях. Тэхен лежал на кровати, пытаясь уснуть, когда пришёл Чонгук. Он не получил сообщения, чтобы надеть чулки или ещё что-то, поэтому Тэхен решил, что Чонгук не будет пользоваться его телом. И он оказался прав. Чонгук направился прямиком в ванную, включая душ. Тэхен притворился, что спит, когда Чонгук вышел и подошёл к шкафу в одном полотенце на талии, тяжело вздохнул и начал надевать штаны для сна. Он быстро закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на своём дыхании, когда Чонгук развернулся и забрался на постель, вытягиваясь на своей стороне. У Тэхена возникло желание спросить у него что-то вроде – ‘как проходят поиски?’ или ‘есть какие-нибудь новости?’ или даже ‘эм, я если что не сплю… так что, если ты хочешь… ну ты знаешь…’ Но он тут же отогнал эту мысль и ничего не сказал. Он может справиться и без помощи Чонгука, если захочет, хоть он и признаёт, что секс с ним был неплохим способом отвлечься от заключения в пентхаусе. Крышесносный оргазм, что всегда доставлял Чонгук, временно отвлекал его от стресса и беспокойств. А ещё после оргазма он так легко погружался в сон, а его тело становилось необычайно лёгким и полностью расслабленным. Но он никогда не скажет ему этого. Тэхен потягивает чай, смотря в окно на улицы Сеула. Может Чонгук прав, что Тэхен то и делает, что выебывается и жалуется на то, что больше не может выйти на улицу. Он находится под домашним арестом в роскошных апартаментах, а ведь есть места похуже. Но, возвращаясь к его прошлой жизни, он хотя бы способен был выходить наружу, и никто не пытался его убить, а ещё там не было эгоистичного босса-мафиозника, который контролирует каждый его шаг. До него никому не было дела, пока он не высовывался и делал то, что должен был. Конечно, он ни на что не променял бы беззаботность, что могут обеспечить деньги Чонгука, но… иногда он скучает по тем временам. Неизвестность и свобода перемещения, в пределах разумного, конечно, не то чтобы он мог позволить себе ходить в кино каждый день или шопиться в торговом центре или то, где развлекаются обычно люди. Нет. Если он и выбирался куда-то, то только в парк. По крайней мере, потому что это было бесплатно. Природа бесплатна, Тэхени… может, у нас и нет многого, но у нас всегда есть доступ к природе… Посмотри, как прекрасны эти цветы… Он кусает внутреннюю часть щеки. Он скучает по улице, скучает по художественным галереям, где он пропадал в оттенках и формах, тонул в бессловесных историях художников. И он скучает по ней. Сейчас, ещё больше чем обычно, потому что завтра её день. Он чувствует, что сходит с ума, чувствует этот камень на груди, если ему предстоит провести этот день в пентхаусе Чонгука… Чёрт с ним. Он должен сделать для неё хоть что-то. Поставив чашку на стол, он решительно направляется в сторону спальни. Порывшись в шкафу, он находит небольшую сумку. Сделав глубокий вдох, он вытаскивает набор красок и блокнот, наконец, разрывая упаковку и открывая краски.***
Юнги поднимает лом, взмахивая им, словно бейсбольной битой. – Это очень простой вопрос, друг мой, – говорит он, снова делая в воздухе круг ломом. – Кто тебя нанял? Мужчина, что привязан к стулу, смотрит на лом, капли пота скатываются по его лицу. – Я же сказал, – с вызовом в голосе говорит он. – Конфиденциальность моих клиентов на первом месте. Иначе я не был бы так хорош в своём деле, – он сглатывает. – Так что можешь угрожать мне сколько хочешь, я не скажу ни единого грёбаного слова. – Хмм, – Юнги оборачивается к Чонгуку, что стоит, прислонившись к стене и скрестив руки. Он смотрит на наёмника пару долгих секунд, а затем переводит взгляд на Юнги, едва заметно кивая ему. – Что ж, может быть, мне удастся немного разговорить тебя, – Юнги взмахивает ломом и попадает по колену мужчины. Удар приходится таким сильным, что у него отдаёт в плече. Раздается звук похожий на треск дерева, и наёмник выпускает крик полный боли, когда выбивают его коленную чашечку. – Просто назови мне имя! – рычит Юнги. – Мне всего лишь нужно от тебя имя, и, возможно, ты сможешь уйти отсюда на ногах, а не на животе как чёртов таракан! – Пошёл нахуй! – орёт он, пытаясь освободиться из верёвок, связывающих его. – Клянусь, сука, ты труп! Я блять убью тебя, чёртов уёбок… – Ты сейчас не в том положении, чтобы угрожать, – Юнги тычет ломом ему в грудь. – Так что, предлагаю начать говорить. Мужчина смотрит на него, жадно глотая воздух сквозь зубы, но всё ещё держа рот закрытым. – Твою мать, дай сюда, – рычит Чонгук, подходя и выхватывая лом из рук Юнги. – Я сам всё сделаю, – он опускает лом ему на колено, то же, что только что раздробил Юнги. – Скажи – мне – сраное – имя! Каждое слово Чонгука сопровождает новый удар лома по окровавленному колену. Мужчина кричит, вертится на стуле, металлические ножки скрипят по бетону, а изо рта выплевывается слюна. Чонгук бьёт его ногой в грудь, что тот падает вместе со стулом назад на пол. Он нависает над ним, прижимая его ногой, а затем опускает лом ему на промежность. – Это Чви? – рычит он. – Тебя нанял ебаный Чви? – ДА! – рыдает наёмник. – ЭТО БЫЛ ЧВИ, ЭТО БЫЛ ЧВИ, ТЕПЕРЬ БЛЯТЬ ОТПУСТИ МЕНЯ… – Я так не думаю, мразота, – бормочет Чонгук, замахиваясь ломом. – Думаешь, сможешь уйти после всего этого? Думал, что сможешь тронуть его своими сраными руками… – Босс! – кричит Юнги, и Чонгук оглядывается на него. – Нужно поговорить. Сейчас же. Чонгук на секунду свирепо смотрит на него, и Юнги задумывается: А может ли Чонгук замахнуться на него? Но тот швыряет лом на бетонный пол и идёт в сторону Юнги наружу, за пределы склада в сгущающиеся сумерки. – При всём моём уважении, Босс, – говорит Юнги лицо к лицу с Чонгуком. – Но ты блять умом тронулся? – Ты охуел? – отрезает Чонгук. – Не заметил, чтобы ты получил от него хоть какую-то информацию, пока постукивал по его колену словно это сраный ксилофон, – он с отвращением смотрит на Юнги. – Хорошо, что я блять вмешался и сделал за тебя всю работу, потому что сейчас у нас есть грёбаное имя и… – Потому что ты сказал его ему! – оспаривает Юнги. – Иисус Христос блять, это основа допроса, Босс, никогда не выдавать информацию! Даже сопливые копы-новички это знают! – он разочарованно вздыхает. – Он сказал то, что ты хотел услышать, и теперь его слова ничего не значат. Нельзя теперь верить в правдивость его слов, и теперь у нас опять ничего. – Это Чви, – настаивает Чонгук. – Я знаю, что это так, мы зря тратим наше грёбаное время, преследуя этих уёбков, мы должны… – Нет, ты блять не знаешь этого! – говорит Юнги. – Мы не можем идти за Чви, основываясь на чёртовых предположениях, Босс, ты знаешь это! Они смотрят друг на друга несколько долгих секунд, а затем Чонгук смотрит в сторону, стиснув челюсти. – Сука, – буркает он. Две недели. Намджуну потребовалось две, сука, недели, чтобы отследить лишь одного из наёмников, используя кадры с камер видеонаблюдения художественной галереи, и теперь, благодаря Чонгуку, им придётся начинать все сначала. Он не подходит для того, чтобы управлять Yong Jegug – шепчут голоса в его голове. – Он вспыльчивый и неуравновешенный, ничего схожего со своим отцом, он не заслуживает быть его наследником… Юнги серьезно задумывается, был ли прав тот, кто однажды сказал ему это. Чонгук проводит рукой по волосам, медленно выдыхая. – Вернись и разберись с ним, – говорит он, проходя мимо Юнги. – И скажи Намджуну, чтобы он начал поиски других. – Это займёт много времени, – говорит Юнги уходящему Чонгуку. – Много времени и ресурсов, которые можно было бы потратить на… – Это приказ, Юнги! Но Юнги уже на пределе и больше не в состоянии сдерживаться. – Он всего лишь шлюха, Босс! – громко говорит он. – Я серьёзно не понимаю, почему он так важен… Чонгук разворачивается, хватает Юнги за пиджак и зашвыривает его обратно на склад. – Снова назовёшь его так, и я отрежу твой грёбаный член! – его свирепые глаза бурлят гневом, и Юнги слегка в шоке от того, как пугающе он выглядит. Он готовится, что ему сейчас прилетит кулаком в лицо или локтём в живот, но Чонгук просто отталкивает его и возвращается к машине без лишних слов. – Ты сам его так постоянно называешь! – кричит ему в след Юнги, раздражённый и взвинченный, но Чонгук не отвечает ему. Юнги откидывает голову назад, прислоняясь к холодному металлу стены склада, закрывает глаза и пару секунд приходит в себя. Затем он возвращается внутрь, чтобы выполнить приказ Чонгука.***
Чонгук устало тащится по коридору до дверей своей квартиры, размышляя о том, что сказал ему Юнги. Как бы он не хотел признавать, но Юнги был прав – он облажался ещё на складе. Но ему нужны были ответы, он отчаянно нуждался хоть в какой-то информации, что привело бы его к гребанному ублюдку, преследовавшему Тэхена. Он позволил ярости затуманить его разум и упустить единственную зацепку. Глупая оплошность. Если бы он выкинул что-либо подобное, пока его отец был жив, то уже бы зализывал раны сломанной руки или чего хуже. Он кивает охране, что стоит возле дверей пентхауса, включая Джина, и они почтительно кланяются в ответ. Обычно он не возвращается так рано, поэтому немного странно видеть Тэхена сидящего за столом, а не ожидающего его в спальне. Тэхен хмуро смотрит на него. – Что ты здесь делаешь? – Представляешь, блять живу тут, Тэхен, и могу приходить, когда захочу. – Я в курсе, – фыркает Тэхен, отводя от него взгляд. – Просто обычно ты так рано не возвращаешься. Чонгук закатывает глаза, подходя к бару. – В следующий раз обязательно вышлю письмо с предупреждением, принцесса. – Уж постарайся, – говорит Тэхен с ноткой сарказма. – Нужно психически подготавливаться, чтобы находиться рядом с таким невыносимым человеком. Чонгук решает проигнорировать его подкол. Зная Тэхена, это ещё довольно мягкая форма оскорбления. Малыш, должно быть, снова задумал какую-то игру. Он наливает в стакан виски, не удосуживаясь спросить Тэхена налить ему что-нибудь. Краем глаза он видит, как Тэхен облокачивается на стол и сосредоточено хмурит брови. Дальше он замечает листы бумаги, разбросанные по столу. – Чем ты блять занимаешься? – А на что это похоже? Я рисую. – Рисуешь? – усмехается Чонгук, подходя к столу. – Ты что блять в детском саду… Но он останавливается, увидев рисунки. Динамичные цвета разливаются на кусках бумаги, кропотливыми мазками изображены различные предметы и сцены: вот нарисована утонченная роза, такая реалистичная, что кажется, если Чонгук дотронется, то почувствует её бархатные лепестки. А вот изображена тигровая лилия с вьющимися оранжевыми лепестками, усеянными маленькими коричневыми пятнами, словно веснушки. Вот две синицы с розовыми щеками и белыми грудками сидят на ветке, прижавшись друг к другу. Ещё тут есть пейзажи, на одном из них показан зеленый лес, а на другом пляж с золотистым песком и бирюзовой водой. Он пристально смотрит на рисунок, над которым Тэхен возится в данный момент – тоже пляж, но в ночное время. Яркая сияющая луна отражается в сапфирово-синих волнах. Чонгук понимает, что он рисует с помощью дешёвых детских красок, которые бывают в младшей школе вместе с пластилином и мелками. Но то, как он ими пользуется, так умело смешивает цвета, лишило Чонгука дара речи. Он обретает голос через пару секунд. – Ты всё это нарисовал сегодня? – Ну, да, – отвечает Тэхен, не отрываясь от своего занятия. – Делать то мне больше нехрен. – Я думал, ты готовишься к своему диплому. Тэхен мельком взглянул на него, а затем вновь на пейзаж. – Так и есть, – раздраженно говорит он. – Я практически закончил. Осталось сдать экзамен в любое время, но для этого нужно идти в центр тестирования, а так как он находится снаружи… – он замолкает, и вновь воцаряется тишина. Чонгук решает не продолжать данную тему, он отодвигает стул и присаживается рядом с Тэхеном, подхватывая рисунок с законченным пляжем и внимательно изучая. – Тэхен это… необыкновенно. – Ох, отстань, – говорит Тэхен. – Что такой бандит как ты может знать об искусстве? – Больше, чем ты представляешь, – мягко говорит Чонгук. Он проводит пальцами руки по нарисованным волнам. – Ты тут цвета наслоил, да? Чтобы лучше передать глубину воды. – Эм, ну да, – говорит Тэхен, уставившись на него в легком шоке. Его щеки покрываются лёгким румянцем. – Как ты это понял? Чонгук пожимает плечами. – Дорогое образование. Мы проходили классические предметы, такие как философия, литература, искусство и прочие. Само собой, мы не рисовали, – с усмешкой добавляет он. – Так, теория и история, достаточно того, чтобы знать как вести себя рядом с душными снобами в области искусства. И распознать хорошую работу, – он смотрит на рисунки Тэхена, разложенные на столе. – И твои действительно стоящие. Тэхен кладёт свою кисть, закусывает губу и смотрит на свои работы изучающим взглядом. – Я немного запустил это дело… – нерешительно говорит он. – Прошло много времени, когда я рисовал последний раз… – Ой блять, не скромничай нахрен. Тебе это не идёт. Это правда. Рисунки Тэхена достаточно просты в сюжетном плане, но это выделяет их. Внимание к деталям настолько удивительно, что Чонгуку кажется, что эти птицы сейчас запоют, а роза начнёт увядать. Он думает о том, что ей они понравились бы. – Где ты научился так рисовать? – спрашивает Чонгук. – Должно быть, кто-то научил тебя? Тэхен чувствует дискомфорт, сидя на своём месте, ничего не говоря. Чонгук вздыхает. – Я задал вопрос, Тэхен. Он потирает свои руки, а когда начинает говорить его голос тихий, еле слышимый. – Мама. – Оу, – Чонгук постукивает указательным пальцем по рисунку пляжа, который все еще лежит перед ним. – Должно быть, она была талантлива. Тэхен молча кивает, глядя на свою незаконченную картину, скрестив руки на груди. Чонгук чувствует, как тому хочется сменить тему, поэтому он думает что сказать. – Мой отец научил меня стрелять, когда мне было пятнадцать, – слышит он свой голос. – Не такой творческий, но довольно таки полезный навык, полагаю. Особенно при моей работе. Тэхен глядит на него настороженно. – Рановато как-то. – Возможно. Но я должен был научиться рано или поздно, и он выбрал рано, – он грустно улыбается. – Ускоренный курс по огнестрельному оружию так сказать. – … ускоренный курс? – Ну, он потратил несколько минут, чтобы показать мне основы. Как зарядить, как прицелиться, где находится предохранитель. Пневматический Glock 22, если мне не изменяет память, – Чонгук смотрит на пейзаж Тэхена, но не видит его, его мысли возвращаются к тому дню. – Затем он приказал привести парня из конкурирующей банды, что пытался пролезть на один из наших складов. Мой отец поставил его на колени прямо передо мной, – Чонгук поглаживает подбородок, вспоминая. – А затем мой отец достал собственный пистолет и приставил его к моей голове. Он сказал, что у меня есть шестьдесят секунд убить того человека, или я сам получу пулю в голову. – Это какой-то пиздец. Чонгук смотрит на Тэхена прибывающего кажется в полном ужасе. Он хмурится. – Так всё устроено, Тэхен. Каждый член банды должен пройти инициацию, и это была моя. – И что? Всё равно пиздец, – Тэхен смотрит в сторону, сжав челюсти. – Боже, поступить так с ребенком… И тогда Чонгук понимает, что Тэхен боится не его, а за него. Или, по крайней мере, за его пятнадцатилетнюю версию. Он слегка сбит с толку реакцией Тэхена. Это первый раз, когда он рассказывает эту историю и не получает в ответ хохот или ухмылку или же ободряющее похлопывание по спине. Но, так же он думает, что впервые рассказал эту историю кому-то не из преступного мира, а тому, кто жил нормальной жизнью. Поступить так с ребёнком… Боже, а он был им? Ребёнком? Он не помнит, было ли у него детство. Он прекрасно понимал, чем занимается его отец, и Чонгук знал, что на него возлагают ответственность в будущем взять лидерство над Yong Jegug. Он помнит, как дрожала его рука, направляющая пистолет на человека, а зрение его было затуманено из-за скопившихся слёз. Мужчина упрашивал его – ‘пожалуйста, не убивайте меня, не убивайте меня, пожалуйста, я умоляю вас…’ Боковым зрением он видел, как отец приставляет пистолет к его виску, а его голос отсчитывает оставшееся время - ‘Сорок пять… тридцать… двадцать секунд… Ну же, Чонгук, принимай решение, либо ты, либо он…’ На десятой секунде он слышит характерный щелчок предохранителя возле своей головы. Десять… девять…. восемь… Чонгук выстрелил на счёт семь. Он просто зажмурился и нажал на спусковой крючок. Сквозь его закрытые веки вспыхнул яркий свет и раздался звук, похожий на взрыв, а затем наступила звенящая тишина. Колени Чонгука задрожали, и он попытался подавить желчь, что поднималась по горлу, стараясь не выблевать кишки на пол. Его отец просто похлопал его по плечу и поздравил его. Или, скорее всего себя - думает Чонгук. Сложно было понять, что именно он говорил, потому что Чонгук долго ещё не мог ничего расслышать. В ту же ночь, в качестве награды, отец впервые взял его с собой в Певчую Клетку и сказал, чтобы он выбирал себе шлюху. Обнял Чонгука за плечи и начал водить его между клетками, указывая на характеристики каждой женщины. В ту ночь там был один парень, голубоглазый блондин, облачённый в серебристый сатин, но Чонгук не осмелился даже взглянуть на него и показать какой-либо интерес. Проституты были в новинку, конечно, ими можно было насладиться, но, если ты покажешь, что предпочитаешь его шлюхам, особенно в свой первый раз… это считалось противоестественным. Вызывало подозрения. Даже не спрашивая, он знал, что его отец не одобрит такое. Поэтому он выбрал случайную девушку – бледнокожую шлюху с силиконовой грудью, чёрными волнистыми волосами, по имени Кенди. Она провела его в комнату, заставила лечь на кровать, пока её руки с длинными красными ногтями гуляли по его телу, царапая, словно когти. Она целовала его своими накрашенными красной помадой губами, её язык вонзился ему в рот так, что он задыхался. Это был его первый поцелуй, и он почувствовал от него лишь отвращение. Отвращение к себе, к ней и ко всему происходящему. А затем она расстегнула молнию на его джинсах и вытащила его член. Он пытался оттолкнуть её, говоря заикаясь – ‘Не надо, тебе не нужно делать этого, правда, не надо’, но она лишь улыбнулась ему, во все зубы. – Всё хорошо, малыш, просто расслабься, Кенди сделает тебе приятно, я обещаю… ох, вау, милый, посмотри-ка какой у тебя большой. Я так хочу почувствовать его внутри… Она забралась на его член, седлая его и откидывая голову назад, театрально постанывая. Её фальшивые сиськи тряслись, а Чонгук не знал, куда деть свои руки, поэтому она взяла их и положила себе на грудь, пока она скакала на нём до тех пор, пока он не кончил. Кенди скорчилась над ним, симулируя собственный оргазм. Чонгук был напряженный и смущенный, он хотел, чтобы это всё поскорей закончилось. По крайней мере, физическая разрядка заставила его временно забыть о том, что случилось ранее днём. После этого они приехали домой, заходя в гостиную, где на диване сидела его мать с бокалом вина в одной руке и книжкой в другой. Она взглянула на него, но Чонгук не осмелился поднять глаз с обуви, ему было почему-то стыдно. – Наш сын стал мужчиной, – весело сказал его отец, хлопая Чонгуку по спине. Затем он усмехнулся. – Причём во всех смыслах. Эта новость была встречена ледяной тишиной, и Чонгук мог почувствовать сдержанный гнев, исходивший от его матери. Он знал, что если посмотрит на неё, то её лицо будет нейтральным, но вот глаза будут гореть огнём от разгорающейся ярости. – Это всё? – хладнокровно сказала она, спустя несколько секунд. Затем она встала и направилась на выход из гостиной. – Ну, Нами, ну ты чего, – сказал отец, выходя следом за ней. – Не будь такой, я могу всё объяснить… Чонгук рванул в свою комнату, но всё равно мог слышать, как ругаются его родители. Гнев его матери охватил весь дом. – Как ты посмел! – кричала она. – Что ты сделал с нашим сыном! Он ещё ребёнок… – Он уже давно не ребёнок, Нами. Был им когда-то, а ты его разбаловала, ему нужно повзрослеть… – Ты обещал! – закричала она. – Ты обещал мне, что подождёшь, пока он вырастет, что дашь ему право самому выбирать… – Я предоставил ему выбор! – кричал его отец в ответ. – Я дал ему шанс точно такой же, как когда-то дал мне мой отец… – Разве это выбор?! – взвыла его мать. – Ради всего святого, Ёнсун, разве это выбор?! Но, несмотря на возмущения его матери и её стремлению защитить и уберечь его, отец тогда выиграл эту битву, сделав Чонгука своим наследником. Он стал карателем Yong Jegug. Каждый раз, когда требовалось избавиться от конкурентов или устранить предателей, Чонгук был тут как тут со своим пневматом. Крови и куски мозгов, размазанных об бетон стали для него обыденностью. Повторяя эти действия снова и снова, и снова, пока он не перестает вздрагивать и моргать при выстреле, пока его рука не прекращает трястись, когда он направляет пистолет в голову, готовясь отнять чужую жизнь. Его отец продолжал вознаграждать его походами в Певчую Клетку, и, спустя какое-то время, Чонгук сам начал с нетерпением ждать этого, пока не стал ходить туда самостоятельно. Секс отвлекал на время от крови, насилия и всего хаоса, что творился в его голове. Он возвращался туда снова и снова, и снова, пока шлюхи не превратились для него просто в тела, которые он использовал, став смелее, указывая им, что ему нужно и как он хочет, чтобы они двигались. Тем не менее, к услугам Кенди он больше не прибегал. Она покинула Клетку в какой-то момент, и Чонгук до сих пор не знает, что с ней случилось. Ему плевать, честно говоря. Жизнь стала по-своему скучной. Врагов – убить, шлюх – отыметь. А сейчас Чонгук осознаёт, что, если бы он встретил пятнадцатилетнего себя, то без сомнений вышиб бы мозги, без каких-либо сожалений. Наверное, он это и сделал в тот день, более десяти лет назад. – Твой отец, – говорит Тэхен, выдергивая Чонгука из воспоминаний. – Что с ним сейчас? – Он мёртв, – коротко говорит Чонгук. – Оба родителя мертвы. – Оу, – Тэхен замолкает на мгновение, и Чонгук думает, что это конец их разговора, но затем он шепчет. – Мне жаль. Его слова ощущаются как удар в живот, потому что они звучат искренне. Тэхен действительно звучит так, словно он… жалеет его? Чонгук раздражается от этой мысли. Ему не нужны от Тэхена ни жалости, ни соболезнования, ни утешающие слова. Чонгуку предоставили выбор, и он его сделал. Ничего бы не изменилось… ведь так? В любом случае, что блять он понимает в этом? – подумал злобно Чонгук. Что бы он там не знал, как сказал Юнги, он всего-навсего блядь. И все знают, для чего предназначены бляди… – Тэхен, иди в спальню и вставь пробку, – устало говорит Чонгук, не глядя на него. – Подойду через десять минут. – Эм, чего? – растерянно спрашивает Тэхен, – Но, я не… – Тэхен, просто сделай так, как я сказал. Иди и вставь пробку. Он чувствовал на себе взгляд Тэхена, но продолжал смотреть вниз на его рисунок. – Хорошо, – фыркает он, стул скрипит по полу, как только он отодвигает его и встаёт из-за стола. Он уходит в спальню, не сказав ни слова. Чонгук вздыхает, берёт в руки незаконченный рисунок Тэхена, на котором море отражает лунный свет. Если бы он только мог раствориться в нём. Тэхен сжимает в руках простыни, пока Чонгук трахает его сзади, практически не чувствуя удовольствия от стимулирования членом Чонгука его простаты. Он не может полностью забыться, потому что его разум где-то не здесь. Его мысли загружены тем, что Чонгук сказал ему в гостиной. Он полагал, что Чонгук родился злым, что он восстал из ада для того, чтобы сеять хаос по миру, что он хладнокровный убийца с самого первого дня. Но его принудили к убийству в таком юном возрасте… Если бы Тэхену положили в руку пистолет и сказали: – Убей или убьют тебя, – сделал бы он тоже самое? Возможно, если бы он родился при других условиях, то он тоже стал бы убийцей. Таким же бессердечным и жестоким, как Чонгук. И у Чонгука тоже нет родителей. Иметь что-то общее с боссом мафии вызывало тревожность. Невероятно, но он чувствует… жалость к нему, в каком-то смысле. Потому что он понимает, что это значит не иметь семьи, когда у тебя отнимают её. Хотя, возможно, Чонгук рад, что его отец мёртв. Тэхен был бы точно рад. А ещё, Чонгук ничего не сказал о своей матери… Как только он чувствует, что его накрывает оргазм, Тэхен задумывается, что монстрами не рождаются, а становятся.***
На следующий день Чонгук был на встрече со своим ближайшим кругом людей, когда ему позвонил Джин. – Да, Джин, что случилось? – говорит он, выходя из-за стола, за которым они обсуждали способы поимки других наёмников. – Эм, Тэхен попросил отвезти его кое-куда сегодня… сказал, что это очень важно… – Твою ж мать, что может быть настолько важным? Куда он хочет пойти? – Ну, сначала он хочет зайти в цветочный магазин… – Цветочный магазин? – переспрашивает Чонгук изумлённым голосом. – Нет, чёрт возьми, исключено… – … а затем он попросил отвезти его на кладбище. Это заставляет Чонгука замолчать. Он беспокойно кусает губу. Конечно, можно просто сказать нет, и позже разобраться с психованным Тэхеном, но парень не был на улице уже две недели, и те люди, что ищут его, скорее всего, упустили его из виду и не должны схватить его за прогулкой в месте вроде этого. Да и кто вообще решит пойти на кладбище, чтобы прогуляться? У Тэхена должно быть есть веская причина, чтобы пойти туда сегодня. Причина рискнуть собственной жизнью. – Ладно, хорошо, – говорит Чонгук после пары секунд размышлений. – Возьми ещё одного человека с вами, пусть едет на другой машине, на всякий случай. И чтобы сделали всё быстро, Джин. Не позволяй Тэхену где-то задерживаться и куда-то ещё заезжать, не отклоняйтесь от маршрута, ясно? Отвезёшь его в эти два места и вернёшь обратно в пентхаус. – Да, Босс. Тэхен выходит из внедорожника, держа в одной руке цветы, а в другой сжимает рисунки. По этому случаю он надел то зелёное пальто, что купил ему Чонгук, он подумал, что ей оно бы понравилось. Он оглядывает кладбище, пытаясь вспомнить, где она похоронена. Прошло много времени, с тех пор как он был здесь. Тогда он заметил иву и вспомнил, что она лежит в нескольких рядах от неё. Он направляется к воротам, Джин идёт следом за ним. – Оу, Джин, нет, останься здесь, пожалуйста, – говорит он. – Мне нужно всего несколько минут. Я быстро. Джин смотрит на него, извиняясь. – Мне не разрешено отходить от тебя, Тэхен-щи. Прости. – Пожалуйста, хён, – Тэхен ненавидит то, как отчаянно звучит его голос, но он просто хочет побыть с ней наедине, без присутствия надзирателей или кого-либо ещё. – Пожалуйста. Джин смотрит на него пару секунд изучающим взглядом, а затем вздыхает, его мысли затуманились. – Ладно, но будь в поле видимости, хорошо? – Да, конечно, я буду вон там, – говорит он, указывая на иву. – Я быстро, обещаю. Джин утвердительно кивает и прислоняется к машине, пока Тэхен проходит за ворота и пробирается через надгробия возле ивы. Пока он идёт, просматривая имена на плитах, он задумывается, где похоронены родители Чонгука. А потом он видит её имя - Ким Мисон, и все остальные мысли вылетают из его головы. Он падает на колени перед её могилой, склоняя голову к земле в поклоне. – С днём рождения, омма, – тихо говорит он. Он кладёт цветы вместе с рисунками, прижав их камешком. – Я нарисовал это для тебя. Он понимает, что они не пролежат здесь долго, что камешек исчезнет, а рисунки улетят в небо, но пока что они здесь, и они принадлежат ей. И он думает, что она была бы в восторге от идеи кружащихся по воздуху рисунков, освещенных солнцем, а не запертых где-то. – Прости, что долго не приходил, – шепчет он. – Я сказал бы, что был занят, хотя понимаю, что это не оправдание. Он чувствует вину. Но его работа в кафе была на другом конце города, и ему не всегда удавалось взять билет на автобус и приехать, чтобы повидаться с ней. Но, по крайней мере, он всегда навещал её по праздникам, таким как Рождество, Новый год или День Матери. И даже если у него не всегда получалось в те дни, то на её день рождения у него всегда был приготовлен билет на автобус. И он так рад, что Чонгук позволил Джину отвезти его сегодня. Если бы он не разрешил, то Тэхен голыми руками бы дрался с его охраной, если бы это потребовалось. Но он проявил нехарактерную для него снисходительность, и Тэхен благодарен, что ему не пришлось прибегнуть к психологическому насилию, чтобы прийти сюда. – Я скучаю, омма, – говорит он, чувствуя, как сжимается горло. – Я так скучаю по тебе… Она была единственным человеком, которого он любил, и единственной, кто любил его. Он никогда не знал своего отца - тунеядца, что обрюхатил его маму и оставил одну в Сеуле. Слишком трусливый, чтобы взять на себя ответственность за свои действия, слишком эгоистичный, чтобы остаться помочь растить ребёнка. Она была отвергнута семьей, потому что те были традиционных взглядов: строгие и озабоченные поддержанием ‘чести семьи’, чем заботой о дочери, которая залетела вне брака. Так что, друг у друга были лишь они, и это были самые счастливые дни в жизни Тэхена. Конечно, порой наступали трудные времена, когда она была вынуждена работать шесть дней в неделю, чтобы платить за аренду их крошечной однокомнатной квартиры. Если он был не в школе, то за ним приглядывала их соседка – милая пожилая женщина по имени Миссис Чо, либо он сидел в кафе, где работала его мама. Пока она подавала кофе, он сидел за столом с мелками и бумагой, а она порой приносила ему выпечку или сок. У него было немного друзей в школе, иногда он приходил домой в слезах, потому что другие дети смеялись над его одеждой или над тем, что он не знает кто такая Сэйлор Мун, потому что у них не было телевизора, и он не смотрел мультики как другие дети. Но она всегда знала, как его успокоить, садила к себе на колени и обнимала, говоря, что не всегда быть таким как все – хорошо. Ты особенный, мой Тэхенни, и не всем дано понять этого, но я обещаю, что ты найдешь людей, которые примут тебя, пожалуйста, не плачь… Она старалась изо всех сил ради него. Они ходили в библиотеку, разглядывали вместе картинки в книжках. Она меняла свой голос в зависимости от персонажей, пока читала ему рассказы: легкий, ангельский голос для принцесс и фей, и хрипловатый, грубый для троллей. Но счастливее всего Тэхен чувствовал себя, когда они рисовали вместе. Ей нравилось рисовать цветы и птиц, что они видели в парке. Она научила его рисовать и замечать красоту в обыкновенных вещах, как мерцает рябью пруд, как переливаются крылышки стрекоз. Она с мастерством переносила их на бумагу, оживляла их с помощью цветных карандашей и недорогих красок. Долгое время Тэхен считал, что она обладает магией как волшебница из её рассказов. Так они проводили большую часть их ограниченного времени вместе. В свой единственный выходной она водила его в парк поиграть, либо они оставались дома, если на улице было слишком холодно для прогулок. Зимой они сидели на их маленькой кухне за столом и рисовали. Только они вдвоём, в своём маленьком уютном пузырьке креатива. Но бывали дни, когда его мама была слишком уставшей, и ей нужно было отдохнуть в свой выходной в постели. В такие дни Тэхен занимал себя сам, рисуя любимые мамины вещи, затем забирался к ней на кровать и показывал их ей. Я нарисовал это для тебя, омма… Спасибо, Тэхени, так красиво, мне очень нравится… Когда он перешёл в подростковый возраст, ей требовалось всё больше времени на отдых. Тэхен заваривал ей чай, готовил рамен и рисовал больше рисунков для неё. Она всякий раз настаивала, что он слишком опекает её, что ей просто нужно немного отдохнуть, и они снова смогут пойти в парк или порисовать вместе… А когда наступило то злосчастное утро, пятнадцатилетний Тэхен заваривал чай перед тем, как пойти в школу. Он заметил, что она собирается дольше обычного. – Омма, поторопись, а то опоздаешь на работу! А затем из ванной комнаты эхом раздался ужасный звук. Он ворвался внутрь и увидел её, лежавшей на полу, без сознания и еле дыша, а её губы были такие бледные. Свой последний день она провела на больничной койке, окруженная стенами, лишёнными какого-либо цвета, и белоснежными простынями. Слёзы скатываются по его щекам, как только он проводит пальцами по гравировке её имени. – Я люблю тебя, омма, – шепчет он, – и если ты сейчас в месте, откуда смотришь на меня… – он тяжело вздыхает, перед тем как продолжить. – не смотри, хорошо? Я н-не хочу, чтобы ты в-видела меня таким. Скорбь овладевает им, поглощая его целиком. Он нагибается вперёд, пока не сжимает в кулаках траву, крича от своей боли в землю. Он больше не увидит её, никогда не услышит её смех или то, как она держит кисть в своей изящной руке. Он отдал бы все деньги, что у него есть, нет, все деньги мира за возможность провести с ней пять минут. Всего лишь пять минут, пожалуйста… Но он осознаёт тщетность своих желаний, поэтому выпрямляется, успокаивая себя, и касается своих губ, прежде чем прикоснуться к её имени на надгробии. Он поднимается с колен, отряхивает пальто и покидает кладбище, без оглядки. Джин с беспокойством наблюдает, как Тэхен приближается к машине, его глаза красные и опухшие. Он не говорит ничего, когда Джин открывает ему заднюю дверь машины. – Если хочешь, мы можем заехать за едой по пути, Тэхен-щи, – спрашивает Джин, смотря на него в зеркало заднего вида. – Я знаю одно место, где подают отличный пибимпап… – Не надо, Джин, спасибо, – выдохнул Тэхен, проводя рукой по лицу. – Я просто хочу домой. Едут они в тишине, и Джин, поглядывая в зеркало на Тэхена, видит, как по его лицу скатываются слёзы.***
Чонгук проходит по коридору, сердито глядя на охранников, что расхаживают туда-сюда возле дверей его дома. Сейчас он в ужасном настроении. Сегодня они то и дело обсуждали способы поимки тех наёмников. Но ещё больше приводило в ярость, то, что Тэхен не отвечал на его сообщения с вопросом о том, когда он будет дома и какое бельё ему следует надеть. Твою мать, что блять так сложно прислать в ответ гребаный смайлик? Он коротко кивает Джину, который стоит около двери, пока он набирает код. – Намджун сменит тебя через пару минут, Джин. – Спасибо, Босс, – говорит Джин, уважительно кланяясь, а потом добавляет. – Эм, босс? – Мм? – говорит Чонгук, держась за ручку двери. – Может… стоит дать ему отдохнуть сегодня? Чонгук замирает и медленно поворачивает голову в сторону Джина. Тот опускает взгляд, смотря в пол. – Осторожно, Джин, – сурово говорит Чонгук. – В твои обязанности не входит указывать мне как поступать с моей маленькой игрушкой. Это тебе понятно? Джин кивает, все еще глядя под ноги. – Да, Босс, – бормочет он. – Не советовал бы влюбляться в него, потому что он всего лишь мелкая подстилка, умеющая манипулировать. И, единственная причина, по которой я держу его – это то, что он отлично берёт мой член. Джин кривится, но Чонгуку плевать, если ему неприятно. Он не позволит, чтобы кто-то указывал ему, что ему можно, а что нельзя делать с Тэхеном. И чем раньше Джин перестанет очаровываться им, тем лучше. Потому что Тэхен принадлежит ему и только ему. Не сказав больше ни слова, Чонгук заходит домой, захлопывая за собой дверь. Он направляется прямиком в спальню, готовясь наказать маленькую блядь за то, что проигнорировал его сообщения. Тихий голос шепчет, что Тэхен был на кладбище сегодня и может быть, Джин прав, и стоит дать парню передохнуть сегодня, но он тут же прогоняет эти мысли прочь. Он платит за предоставляемые услуги, причём довольно щедро, и если у мальчишки выдался плохой день или он не в том настроении, что ж, извините, но это никого блять не волнует. Он знал на что шёл, когда подписывал контракт с Чонгуком. Он открывает дверь спальни и видит Тэхена, свернувшегося на постели в темноте комнаты, освещённой лишь огнями города из окна. Чонгук приблизился к кровати, нависая над ним и смотря сверху вниз. – Я сказал ждать меня не так, – тихо сказал он. Он протягивает руку и медленно стягивает покрывало с Тэхена, открывая вид на его обнажённое тело. Он присаживается на корточки перед ним, наклоняется и скользит губами по бедру Тэхена, задевая кожу зубами. – Мне что нужно наказать тебя, Тэхен? – спрашивает он. – Ты этого хочешь? – Просто сделай это быстро, ладно? Чонгук поднимает голову на слабый и сдавленный от слёз голос Тэхена. Он всматривается в лицо напротив сквозь темноту и видит, как мерцают серебристые следы на щеках, а чужие руки сжимают подушку так, словно Тэхен готовится к какой-то пытке. Чонгук поднимается на ноги, делая шаг назад, он представляет два сценария дальнейших действий, пока он смотрит на Тэхена. В первом, он видит, как переворачивает Тэхена на живот и трахает, пока тот плачет в подушку. Во втором, он забирается рядом с ним на постель и прижимает его к себе, шепча успокаивающие слова и вытирая слёзы с его лица. И его пугает, что он не понимает, к какому именно сюжету он склоняется больше. Поэтому он ничего не выбирает. Не сказав больше ни слова, он разворачивается и покидает пентхаус. Спустившись вниз и сев в машину, он рычит одному из своих людей: – Едем в Певчую Клетку. Чонгук ходит по главному помещению Певчей Клетки, его руки в карманах, а взгляд блуждает по выставленным на показ шлюхам. Люстры высоко над ним отбрасывают эфемерный золотистый свет на клетки и шлюх, что сидят там. Один из них Югем, которого он трахал раньше и, который реально хорош в минете. Но, возможно, сегодня ему стоит выбрать девушку. Попробовать то, что он давно не испытывал. Он имеет полное право находиться здесь – говорит он себе. Если Тэхен не способен выполнить свою работу, то Чонгук найдёт шлюху, которая сможет. Всё равно в контракте ничего не было сказано об исключительности Чонгука. Только Тэхен должен был следовать этому правилу, а Чонгук может спать с кем хочет. Он подходит к клетке Жасмин, его любимице, шлюхе, услугами которой он наслаждался довольно таки часто, пока не купил Тэхена. Потому что она действительно знает то, что делает и, ей вроде как нравился секс с ним. Скорее всего, потому что он был моложе обычных клиентов, что ей приходилось обслуживать. – Привет, Мистер Чон, – мурлычет она, как только он останавливается возле её клетки. На ней чёрное кружевное боди и чулки, а сверху красная накидка, спадающая с одного плеча. Она присаживается на качели, призывно раздвигая ноги. – Давненько ты не заглядывал ко мне. Желаешь развлечься? Он кивает, и она спрыгивает с качели, достаёт серебристый ключ из бюстгальтера и протягивает ему, чтобы он освободил её из клетки. Новаторская идея Хоби, что эскортницы держат ключи и сами выбирают мужчин, потешая тем самым их эго, когда прекрасная девушка выбирает переспать с тобой по собственной воле. Но Чонгук, как совладелец Клетки, знает, что у Хоби есть дубликаты, и выбора, как такового, у них нет. Он вставляет ключ в замок и открывает дверь, протягивая ей руку и помогая спуститься. Она смотрит на него сквозь свои накладные ресницы, а её губы сжаты в ухмылке. – Где ты был, милый? Я давно тебя тут не видела, – она протягивает руку и проводит ею по его груди, дразня своей улыбкой. – Но всё хорошо, ведь сегодня нам будет весело, да? Я так соскучилась по тебе, Мистер Чон… Он безучастно смотрит на неё. Она красивая, сексуальная и очаровательная, за тканью боди виднеются её торчащие соски. И она позволит ему целовать себя, если он захочет. Жасмин сделает всё, что он захочет. Но, она не Тэхен. Жасмин хихикает, похлопывая его по груди. – Почему бы тебе не присесть пока что в баре, милый, пока я подготовлю комнату для нас? – она повернулась, чтобы уйти. – Я быстро… – Жасмин, стой. Она остановилась, обернувшись на него, слегка нахмурилась. – М, что такое? – затем снова ухмыльнулась. – Ооо, будут особые пожелания? Хочешь, чтобы я надела что-то для тебя? – Нет, не в этом дело, – Чонгук достает бумажник и вытаскивает пачку купюр. – Этого должно хватить, чтобы закрыть твою смену, – говорит он, протягивая ей деньги. – Просто… иди, отдохни, ладно? Расслабься и передохни сегодня. Она смотрит на пачку денег в своих руках, а затем возвращает на него свой смущенный взгляд. – Эм, я не уверена… – Поверь, всё нормально, – говорит он, нежно поглаживая её щеку. – Просто возвращайся в свою комнату и отдохни. – Эм… хорошо… Чонгук больше на неё не смотрит, он идёт в сторону бара, грузно падает на барный стул и просит у бармена налить виски со льдом. Он вздыхает и достаёт из кармана сигареты с зажигалкой. Позади него столько шлюх готовых переспать с ним, а ему нужен лишь тот, кто остался дома. В какой момент он стал таким, сука, моногамным? Он собирается закурить, как в голове вспыхивает воспоминание о том, как Тэхен однажды сказал ему: – Целовать тебя, наверное, всё равно, что лизать грёбаную пепельницу. Он ворчит, убирая сигареты обратно в карман. Теперь он даже покурить не может, ни испытав блять чувства вины. А Тэхен даже не позволит поцеловать себя. Похрен. Всё равно он думал о том, чтобы бросить. Его мать никогда не одобряла эту привычку. Он медленно попивает свой напиток, думая, что продолжит и нажрётся до беспамятства, когда слышит чей-то голос за спиной. – Какого хрена ты тут делаешь? Он оборачивается и видит Чимина, который одет в бельё и шёлковый халат цвета фуксии поверх. – А на что это блять похоже? – рявкнул он. – Напиваюсь. Чимин косится на него, а затем в его глазах вспыхивает оживление. – Ооу, топим горе на дне стакана что ли? – говорит он, становясь рядом с ним и облокачиваясь на барную стойку. – Что, Тэхен наконец-то сбежал от тебя? – ухмыляется он. – А я говорил ему про тебя. Говорил бежать так далеко, как сможешь. И если судить по твоему грустному и жалкому выражению лица, он так и сделал. – Боюсь тебя разочаровать, но ты ошибаешься, – равнодушно говорит Чонгук. – Он ждёт меня дома. Тэхен лежит на кровати, свернувшись клубочком, молча и неподвижно, когда Чонгук стягивает с него одеяло. – Не думаю, что он планирует сбегать, просто потому что ему нравится, как я деру его. Ненасытный, просит каждый раз ещё и ещё. Тэхен сжимает в руках подушку, слёзы текут по его щекам. – Он позволяет мне делать с ним всё, что я блять захочу. – Просто сделай это быстро, ладно? – Лжец, – тихо говорит Чимин. – Я знаю, что он ненавидит тебя, – он наклоняет голову, на его губах всё ещё эта раздражающая ухмылка. – Тебя ненавидят все, Чонгук. Потому что кто бы не стал ненавидеть самого отвратительного человека на земле? – Отъебись, Чимин. Но он только припадает ближе, сильно сжимая его предплечье, и говорит Чонгуку на ухо. – Надеюсь, что он прикончит тебя, придурка. – шепчет он. – Надеюсь, он придушит тебя подушкой, пока ты спишь, или ещё лучше, прострелит тебе голову твоим же пистолетом. Затем Чимин отстраняется и уходит, не сказав больше ни слова. Чонгук смотрит на стакан с виски, его мысли полностью о Тэхене. Как же он сломлен и растерян сегодня. Как же Чонгук хочет оказаться рядом с ним в одной постели и заключить его в свои объятья.