Прошу, дай мне забыть эту боль...

После ужина отец Эбигейл всё же сменил гнев на милость и отпустил девушку, обойдясь лишь одной затрещиной. Словно побитая собака, с опущенной головой девушка убирала со стола посуду и отнесла на кухню, складывая грязные тарелки в посудомоечную машину и включая её. Когда посудомойка громко загудела, давая знак, что она начала свою работу, Эбигейл покинула большую в бежевых тонах кухню, выключая в ней свет. Обоженная ударом щека всё ещё болела, напоминая о проступке Эбигейл и жестокости её отца. Потирая свои заплаканные глаза и поглаживая покрасневшую щеку, девушка поднялась о лестнице на второй этаж, проходя мимо фотографий, что висели на стенах. Это всё были семейные фотографии, на которых виднелись счастливые лица её матери, её отца и самой Эбигейл. Она смотрит на одно из семейных фото, впиваясь взглядом в своё лицо, а именно в белозубую широкую улыбку… В голове мгновенно звучат те страшные слова: «Ну же, улыбнись папочке!». Эбигейл пошатнулась, с силой сжав перила обеими руками и замотав головой, словно хотела силой вытряхнуть леденящий душу голос своего отца из головы. Хрупкое тело всё ещё бил страх, не смотря на то, что родители уже как двадцать минут назад ушли в спальню и вряд ли выйдут в коридор, если Эбигейл будет тихо себя вести. Как же она ненавидела эту мерзкую и ужасную фразу, что резала девушке не только слух, но и сознание. Он говорил эти слова каждый раз, стоило Эбигейл расплакаться при нём, а после «наказывал» её за «пустые слёзы». Плакать было запрещено, по крайней мере перед ним. И стоило девушке в школе забыться и попытаться хоть чему-то улыбнуться, будь то подслушанный анекдот или чья-то шутка, как в голове эхом звучало — «Улыбнись папочке, Эбигейл!». Придя в себя и усмирив нервное и прерывистое дыхание, Эбигейл делает шаг, поднимаясь на одну ступеньку. Синие глаза мгновенно утыкаются в маленькую неприметную деревянную рамку, в которой стоял темноволосый мальчик четырнадцати лет. Парнишка весело улыбался, держа в руках большую коробку в зёлено-красной обёртке с рождественским подарком внутри. Пожалуй, эта была единственная фотография, где фотограф поймал искреннюю, по-настоящему счастливую улыбку. И этим фотографом в тот момент была сама Эбигейл. Она подходит к фотографии и берёт рамку в руки, снимая со стены. Она всматривается в лицо брата, что уже нет рядом, и прикрывает глаза, вспоминая запечатлённым на плёнке момент. Перед глазами сразу же вырастает украшенная шарами и игрушками пушистая рождественская ёлка, под которой красуются разноцветные подарочные коробки, а на мягком белом ковре сидит он, Сэм, единственный кого она по-настоящему любила. Он единственным человек, который, казалось, был самым настоящим защитником для Эбигейл. В детстве она часто сравнивала своего старшего брата с доблестным рыцарем из сказок про принцесс, что спасал малышку Эби от двухголовой гидры… Но жизнь это совсем не добрая сказка, в которой обязательно должен быть счастливый конец. Это совсем не так. Для Эбигейл жизнь больше напоминала страшную историю, с грустным и трагичным концом. Не скрывая печали, она смотрит на фото, вспоминая уже совсем другой день. Их последний день с братом. Тогда Сэм заигрался в доблесного рыцаря, забыв, про то, что жизнь — не сказка. И эта игра закончилась для мальчишки очень печально… А ведь когда-то они наивно мечтали и обещали друг другу, что сбегут от родителей и будут путешествовать по америке словно пилигримы. Это обещание сбежать до сих пор всплывает в памяти Эбигейл, когда становилось невыносимо больно и страшно в этом доме. Но она не решалась покинуть это место, страх задушил в ней все мысли о побеге… Тоненькие пальчики касаются стекла, под которым покоилось фото, проводя по лицу Сэма с необычайной нежностью. Эбигейл вложила в прикосновение всю свою любовь и ласку к умершему брату, будто прикасалась к его живому лицу, чувствуя как накатывают светлые и тёплые воспоминания из детства. Она сильно скучала по Сэму, вспоминала его каждый день и звала во снах, будто надеясь, что брат услышит её и вернётся. Но он не вернулся. Он всё так же лежал в сырой земле, такой холодный и такой спокойный, совсем другой… И сколько бы Эбигейл не плакала, будучи ещё совсем ребёнком, это не меняло жестокой реальности вокруг неё. Ведь жизнь не сказка, слезами горя не исправить, время вспять не повернуть. С той же силой, как Эбигейл скучала по брату, она так же и винила себя. Если бы не Эби, то Сэм не попал под горячую руку отца и тот несчастный случай не произошёл бы. Девушка была уверена в том, что это она должна была оказаться на месте брата в тот день, что она должна была получить своё наказание, что она должна была отговорить Сэма не вступаться за неё. Должна была, но не сделала этого. И это бездействие в тот день до сих пор тянет Эбигейл за собой в пучину скорби и сожаления. Печально оглядев родное и дорогое сердцу фото, она сжала рамку в руках, вешая её на своё место и выравнивая положение фото, чтобы оно не висело криво. Эбигейл тяжко вздыхает, плетётся дальше по лестнице, пока не поднимется на второй этаж. Перед тем как ступить на последнюю ступень, она замечает свою мать, что стояла неподалёку и внимательно наблюдала за Эбигейл. Они молча ловят взгляд друг друга и девушка видит, в глазах матери такую же сильную печать как и у неё. В воздухе повисла мёртвая тишина, от чего девушке показалось, что она может услышать стук своего сердца. Мардж оглядывает свою дочь с ног до головы, горько ухмыляясь, словно сожалея о чём-то, а после тихо как кошка подходит к Эбигейл. Тонкая рука аккуратно касается ударенной щеки и, с неестественной для Мардж нежностью, поглаживает бледную кожу. — Мне тоже жаль, что это случилось, Эбигейл… — тихо говорит Мардж, притягивая к себе дочь и заключая девушку в объятия. Сейчас девушка не дрожала, она чувствовала, что мать не желает принести ей боли, хоть и чувствовала себя неуверенно. Эбигейл очень любила те редкие моменты, когда Мардж была ласкова и нежна с ней. Настолько редкие, что их можно было по пальцам одной руки пересчитать… Но всё же они были, и девушка любила их, хоть они иногда заставляли Эби встать в ступор с непривычки. В отличие от отца, мать девушки была намного снисходительнее к Эбигейл, она даже сочувствовала собственной дочери, когда Роберт за пустяки поднимал на неё руку. Но, к сожалению, она ничего не могла с этим поделать. Мардж не имела права вмешиваться в «воспитательный процесс» и перечить мужу, чтобы хоть как-то защитить дочь. Ей было даже запрещено после наказания хоть как-то утешать девушку. Единственное, что она могла, только молиться Богу, чтобы её муж был в хорошем настроении и не настроен на разборки, ведь после того как он закончит с «воспитанием» дочери, может начаться очередь и самой Мардж. Ей некуда было деваться, она чувствовала себя словно птица в клетке, на которую постоянно бросается голодный и разъярённый кот. Она не могла уйти от Роберта из-за страха, что он может сделать с ней нечто похожее как и с её покойным сыном, а после возьмётся за дочь. Но за себя она боялась больше… Всякий раз, стоило случиться насилию в семье, Мардж всячески оправдывала Роберта, вспоминая, как ещё до их свадьбы он рассказывал о своём тяжёлом детстве, будто пыталась заглушить в себе вину за своё же бездействие. Наглый самообман, лишь бы не видеть правды. Мардж знала, что его родители были не менее жестокими по отношению к нему в детстве. Они так же, как Роберт и Мардж сейчас, наказывали его побоями и оскорблениями, за каждую провинность. Ещё будучи маленьким мальчиком, Роберт познал боль от кнута, обжигающей ладони и чего-нибудь потяжелее, что подворачивалось под руку его отца. Его родители стремились вырастить сильного мужчину, который будет способен продолжить дело семьи, держа всё в свои руках, но они вырастили монстра. Да, при нём семейное дело пошло в гору и приносило очень хорошие деньги, но это перекрывалось тем, что он творил в своём доме за закрытыми дверями. Будто мстя всему миру, он срывался на слабых — своих жене и дочери. Но это не оправдывало его жестокого отношения к женщинам. Роберта не заботили чувства других, особенно его же семьи, и он не чувствовал себя несчастным. Он был эгоистичен и жесток, что привело к смерти его старшего ребёнка. Ведь можно было спасти Сэма, если бы не его равнодушие к детям и жажда показать свою силу и власть… Мардж тяжело вздохнула, крепко прижимая дочь к себе и утыкаясь носом в темноволосую макушку. Женщина прикрывает глаза, чувствуя как из-под ресниц вырывается одинокая и горячая слеза. Внутри было странное и плохое предчувствие, словно она обнимает своего ребёнка в последний раз… Эбигейл тоже чувствует некую незримую угрозу, что нависла над ней и матерью, осторожно обнимая в ответ. Она нервничает и боится сделать хоть что-то не так, от чего вздрагивает от каждого движения Мардж, не смея прижаться к ней сильнее. — Ты не виновата, дорогая… — словно прочитав мысли девушки шепчет Мардж. От этих слов сердце Эбигейл забилось чаще, а на душе стало чуть легче. «Дорогая» — как же редко слышала Эбигейл это слово в свой адрес. И когда Мардж позволяла себе такую нежность в адрес дочери, то Эби чувствовала себя неуютно. Девушке были чужды нежные прикосновения и ласка, она привыкла к грубой силе и боли… Судорожно вздохнув, Мардж всё же отстраняется от девушки, держа ту за хрупкие плечи. — В воскресенье, после службы, я отвезу тебя к мистеру Шепарду на занятие. Отец уже с ним договорился, — её голос мгновенно меняется, становясь холодным как лёд, будто она только что не обнимала свою дочь, а просто пересеклась с ней где-то в доме. Она опускает плечи Эбигейл, разворачиваясь в сторону своей с мужем спальни, и сухо произносит: — Прекращай паясничать и лениться, Эбигейл. Спокойно ночи. — Спокойной ночи, Мам… — тихим голосом отвечает Эбигейл и покорно кивает головой, после чего мать девушки скрывается в за дверью спальни. Подождав, когда за Мардж закроется дверь, Девушка словно тень прошмыгнула в свою комнату, которая казалась ей самой настоящей крепостью, где Эбигейл никто и никогда не достанет. Глубоко вдыхая, она подходит к письменному столу, на котором лежала школьная сумка с недоделанным домашним заданием по математике. Именно то неудачное уравнение, что никак не поддавалось решению в классе, когда тетрадь лежала на столе Шепарда, Эбигейл решила оставить на последок. Она достаёт из сумки тетрадку, открывает на злосчастном уравнении, перечитывая его и ища свою ошибку. Девушка хмурится, доставая из сумки пенал, готовясь его открыть и достать ручку. Но как бы она не старалась найти проклятую ошибку, по логике уравнение было решено правильно… «Может, мистер Шепард сам ошибся? — думает Эбигейл, постукивая тонкими пальчиками по столу и щурясь, — Да, точно… У меня всё же верно! Наверное, он устал за день и что-то перепутал. Бедняга… Он так добр, что готов найти время для меня в свой выходной. Всё-таки он очень хороший человек…» Она закрывает тетрадь, устало вздыхая и мысленно жалея трудягу учителя и восхищаясь его добротой по отношению к ней. Эбигейл ценила любой добрый поступок в свою сторону, искренне благодаря тех людей, Но наивная пташка не осознавала того, что несуществующую «ошибку» этот хищник использовал, чтобы заманить её к себе, в свой дом, где его никто не увидит и не узнает о его помыслах. Она не умеет различать по истине добрые поступки от злой корысти… И виной тому её низкая самооценка, и вера в то, что она ничего в этой жизни не заслуживает. Эбигейл зевает, прикрывая лицо руками, и принимается раздеваться. Она аккуратно складывает кофту и джинсы на кровати и достаёт из-под подушки длинную серую футболку и пижамные шорты чёрного цвета. Переодевшись в пижаму, Эбигейл отнесла свои домашние вещи в старенький платяной шкаф, после чего улеглась на кровать, заползая под одеяло и пытаясь по-удобнее устроиться на почти плоской, как блин, подушке. Но девушка не спешила засыпать. Потянувшись, она поворачивает голову в сторону шкафа, рядом с которым стояла её старенькая любимая гитара, которую она чуть ли не слезами вымолила у матери на рождество несколько лет назад. Помимо игры на пианино, которое ей навязали родители, Эбигейл обожала играть на гитаре. Она училась сама, без злых и строгих репетиторов, не боясь, что за ошибку её будут отчитывать. Когда девичьи пальца прикасались к тугим струнам, зажимая аккорды, перебирая их и ловко бегая по грифу, Эбигейл чувствовала себя по-настоящему свободной, забывая о том, что вся её жизнь — это ходьба по канату без страховки. Эбигейл чувствовала себя живой. Она вкладывала в песни и музыку всю себя без остатка, чувствуя как она, её разум, освобождается от оков. В такие моменты пела не только девушка, но и её душа. Эбигейл с сожалением посмотрела на музыкальный инструмент, чувствуя вину за то, что не нашла сегодня времени, чтобы взять своего единственного друга в нежные тонкие руки. Ей так хотелось прямо сейчас прикоснуться к струнам и начать играть, но вспоминая который час и то, что родители уже легли спать, с горестью отбросила эту мысль.

***

Как и обещала Мардж, она и Эбигейл сразу же после воскресной службы направились к Шепарду. В отличие от Эбигейл, учитель жил в городе, недалеко от центра, в одной из серых многоэтажек. Машина Мардж долго плутала по улицам в поисках нужного дома, от чего женщина начинала нервничать и злиться. После воскресной службы у неё тоже были планы. Мардж собиралась встретиться со своими подругами и посетить новое кафе, которое уже начали расхваливать большинство её знакомых. По крайней мере, так должны были думать муж и дочь. Набожная и верная жёнушка собиралась сегодня наставить в очередной раз рога своему муженьку. Уже как месяц, у Мардж появился любовник, которого, по понятным причинам, она скрывала. Завернув за угол очередной многоэтажки, женщина припарковалась около подъезда. Эбигейл быстро вышла из машины и оглядела серый и блёклый дом. Ещё снаружи подъезд выглядел грязным, расписанным граффити с мерзкими ругательствами, а сама панельная многоэтажка казалась очень старой и ненадёжной, от чего складывалось впечатление, что она скоро развалится. Стоило Эбигейл подойти к покрашенной серой краской железной двери, как машина Мардж сдала назад и быстро выехала со двора, оставив девушку. Эбигейл на домофоне набрала номер квартиры Шепарда, который он ей скинул СМС-кой. Он всё же добился своего и взял у девушки её номер телефона, хоть и через её же родителей. Если бы они только знали, что он затеял… Хотя, вряд ли это что-то изменило бы. Они без грамма сочувствия обвинили бы саму Эбигейл в случившемся. Сказали бы униженной девчонке, что она сама виновата, что сама спровоцировала, что она позор их семьи… Домофон противно прерывисто запищал и дверь приоткрылась. Не теряя времени, Эбигейл вошла внутрь чувствуя, тяжёлый затхлый запах подъезда. Здесь пахло сигаретами, мочой и чем-то отвратительным, но чем именно понять было невозможно. Эбигейл поморщилась и поднялась по лестнице, направляясь на четвёртый этаж, где находилась квартира учителя математики. Обравшись до цели, девушка сразу встретилась с Шепардом, который приоткрыл дверь своего пристанища и стоял в дверях, в ожидании девушки. Мужчина был одет совсем не так, как она привыкла видеть его в школе, от чего девушке было непривычно лицезреть его в таком неофициальном виде. На Шепарде были надеты тёмно-синие джинсы и красная клетчатая рубашка. Он быстро оглядел, стоящую перед ним, Эбигейл оценивающим взглядом сверху вниз и немного недовольно цокнул языком. — Здравствуйте, мистер Шепард… — Эбигейл поприветствовала шепарда, кивнув головой, и натянуто улыбнулась. «Улыбнись папочке, Эбигейл!» — голос отца резанул по разуму, от чего девушку передёрнуло и улыбка сползла с её милого личика, делая выражение лица серьёзным. Заметив это, Шепард, скрывая своё недовольство, шумно вздохнул. — Привет, Эбигейл. Ты опоздала… — он говорил спокойно, будто не отчитывал, а просто констатировал реальные факты, но девушку всё равно кольнуло чувство вины. Мужчина отошёл чуть назад, открывая дверь шире и приглашая Эбигейл жестом руки пройти во внутрь квартиры. Девушка не стала медлить и приняла приглашение. Дверь за её спиной закрылась и послышалось, как щёлкнули дверные замки. — Мы с мамой долго не могли найти ваш дом, мистер Шепард… — честно ответила девушка, снимая обувь в прихожей и любопытно оглядывая тёмный коридор. В глаза Эбигейл сразу бросились старые и отклеивающиеся тёмно-зелёные обои в тонкую коричневую полоску, металлическая вешалка прибитая к стене, на которой висела коричневая кожаная куртка, и в некоторых местах вздувшийся линолеум. Шепард стоял перед ней, внимательно следя за кадым её движением, останавливая свой взгляд на худеньких щиколотках, ему хотелось заглянуть выше, но длинная юбка серого сарафана не позволяла, подогревая его больной интерес ещё сильнее к тому, что было скрыто. Если бы Эбигейл не скрывала своё тело подобно монахини, то возможно, он бы и не заинтересовался ей так же, как и не заинтересовался её одноклассницами, которые частенько надевали запрещённые уставом школы мини. Грязный извращенец — прозвище данное школьными сплетницами, как нельзя лучше описывало нутро этого подонка. Как только чёрные балетки Эбигейл ровненько пристроились у двери, учитель повёл девушку на маленькую старую зелёную, подстать коридору, кухню, указывая рукой на обеденный стол, на котором лежала стопка листов бумаги с заранее написанными заданиями, и приглашающе отодвинутый стул. Эбигейл послушно села на указанное ей место, доставая из своей сумки учебник, тетрадь и чёрный пенал. Эбигейл мысленно отметила, что сегодня учитель подозрительно краток с ней. Шепард сел слева от девушки, облокачиваясь локтем об стол и поправляя тяжёлые очки на носу. Когда девушка окончательно приготовилась, мужчина принялся спрашивать девушку, что именно она не понимает, а после объяснять и давать задания на отработку. Пока Эбигейл послушно решала задачки и уравнения, Шепард молча, пока девушка не видела, разглядывал её. Нет, скорее пожирал взглядом. Наконец-то они наедине… Вот она, та желанная ученица, прямо перед ним, в его же квартире, без лишних глаз вокруг! Такая хрупкая, маленькая и беззащитная, будто кролик, которого так и хотелось взять в руки. Но почему-то всё время молчаливая и грустная. Даже когда они были наедине и она задавала вопросы по новой теме, то говорила односложно и кратко. Это бесило Шепарда, но в тоже время притягивало. Молчаливость Эбигейл добавляла ей загадочности, в глазах учителя. Она становилась для него книгой на замке, к которой нужно было искать ключик, чтобы бесцеремонно открыть и зачитать до дыр. Пожирающий девушку взгляд зелёных глаз, скользнул по узкому девичьему плечу вниз, двигаясь по тонкой ручке и останавливаясь на запястье, что было крыто длинным рукавом водолазки. Он тут же вспомнил, про увиденные на днях порезы на руке Эбигейл, от чего его зрачки сузились. Шепард заметно занервничал, нахмурившись и как-то замявшись. — Эбигейл, — он тихо окликнул девушку, от чего она, удивлённо взглянув, повернулась к нему и отложила ручку, ожидая чего-то от Шепарда, — Дай мне свою руку. Пожалуйста. От такой просьбы Эбигейл сразу же беспокойно заёрзала на стуле. Она перевела свой взгляд на тетрадь, игнорируя просьбу учителя и принимаясь продолжить решать уравнение. Её рука предательски дрожала, когда девушка сжала в руках синюю шариковую и поднесла её к исписанному тетрадному листу. Мысли в голове сразу начинали путаться, не давая сосредоточиться на задании, а сердце отчаянно желало вырваться из груди. — Дай мне руку! — уже потребовал Шепард, не повышая голоса и произнося каждое слово отдельно, отделяя небольшой паузой. Его голос был строгим и грубым. Но девушка отчаянно пыталась игнорировать учителя, тупо смотря в тетрадь и пытаясь собрать мысли в кучу. От напора учителя ей хотелось сорваться с места и убежать как можно дальше, скрыться от его голодных глаз. Терпение Шепарда быстро заканчивается и тот не церемонясь хватает девушку за запястье, от чего та тихо взвизгивает и зажмуривается. Не зная того, мужчина случайно надавил на ещё заживающие порезы. Не обращая внимания на скривившую лицо от боли Эбигейл, он силой задрал рукав водолазки, оголяя исполосованное царапинами запястье. Шепард тут же взглянул на дрожащую и уже плачущую от страха и обиды на саму себя Эбигейл, после чего мягко отпустил её руку и встал со своего места. Не говоря ни слова, он подошёл к ней со спины и обнял хрупкие дрожащие от всхлипов плечи. Ему почему-то стало стыдно перед самим собой за то, что так напугал девушку и довёл до слёз. Но чувство стыда не помешало ему наслаждаться тем, что сейчас он может прижимать эту хрустальную девчушку к себе, гладить своими руками по покатым узким плечам… — Тише-тише, — успокаивал её Шепард, поглаживая по рукам. Он слишком нагло, по-хозяйски трогал её. От таких прикосновений девушке стало не по себе… Её пугал близкий контакт с кем-либо, она подсознательно готовила себя к тому, что вот-вот и ласка через мгновение превратится в насилие… — Н-не трогайте м-меня пожалуйста!.. — заикаясь от слёз пищит она, вытирая свои мокрые глаза. Тяжело вздохнув, Шепард послушно отступил, садясь на стул рядом с Эбигейл. Он не хотел сейчас напугать её ещё больше. Это не входило в его планы, ему нужны были доверительные отношения с его ученицей. Сегодня он не тронет её… Но если они снова откажутся наедине, то не станет себя сдерживать. — Всё хорошо, Эбигейл, — он очень осторожно убирает руки с её лица и заглядывает в синие плачущие глазки, — Я ни кому не расскажу от твоих ранах… Если только ты мне расскажешь, почему ты это делаешь… Он очень умело встраивает в слова утешения и обещания отвратительный шантаж. Как же подло. — О-обещаете? — стирая слёзы с щёк, наивно спрашивает Эбигейл и поднимает на выжидающего ответа Шепарда взгляд. — Да, Эбигейл, — звучит немного неуверенно, растерянно, — Я обещаю! Нет, клянусь, Эби! Только расскажи, что случилось. От этих слов она успокаивается, внезапно чувствуя себя в безопасности. Страх начинает отступать, а дыхание становится ровным. Зажимаясь и обнимая себя за плечи, Эбигейл опускает голову и тихо шмыгает носом. Она пытается собраться с мыслями, хорошенько обдумывает, что ей сказать, боясь сболтнуть лишнего. Её плотно сжатые губы вздрагивают и девушка всё же решается поделиться своей болью и страхом с учителем. Но только осторожно. Она не хочет страшных последствий, которые наверняка произойдут, если Эбигейл оступится… — У меня сложные отношения с родителями… — пытается подобрать слова, не в силах взглянуть на мистера Шепарда, который не двигаясь смотрел в грустное лицо Эбигейл, — Мне порой кажется, что они меня ненавидят… Нет, я уверена! Я знаю, что они ненавидят меня, потому, что я не такая хорошая дочь, как они мечтали!.. Я часто совершаю ошибки, за которые меня наказывает отец… — Как он наказывает тебя, Эбигейл? — почти шёпотом спрашивает Шепард. Он заметно нервничает и подаётся вперёд, чтобы быть чуть ближе к Эбигейл и получше расслышать её ответ. — Я… — она сжимает зубы и прикусывает язык, понимая, что ляпнула лишнего, -… не могу рассказать. Простите. — Эбигейл, я никому ничего не расскажу. Я обещаю тебе… — он кладёт свою руку девушке на плечо, немного разворачивая к себе, пытаясь заглянуть в эти грустные синие глаза. Но она всё равно смотрит куда-то вниз, даже не пытается поднять на него глаз. Он ласково проводит ладонью по руке и с губ срывается следующее: — Если тебе угрожают дома, то в случае чего ты можешь прийти ко мне. Я могу помочь тебе, Эбигейл. Я смогу защитить тебя… От последних слов девушка вздрагивает и резко поднимает голову, растерянно уставившись на учителя. Она в одно мгновение вспоминает своего старшего брата, который когда-то говорил ей эти слова… По телу пробегаются мурашки и становится не по-себе. В последний раз когда Сэм сказал это, последствия были непоправимы. У него не получилось защитить ни её, ни себя. Но сейчас перед ней не маленький покойный брат, а взрослый человек, который может что-то предпринять! Он ведь искренен сейчас с Эбигейл. Он же наверняка может спасти её… Ведь так? — Он избивает меня, — тихо, еле слышно, срывается с девичьих губ, от чего Шепарда передёргивает, — Вы ведь никому не расскажете? — Я обещаю, Эбигейл… — Правда? — Да, — мужчина не выдерживает и, подавшись верёд, обнимает девушку за плечи, прижимая к себе. Эбигейл не сопротивляется. Впервые за столько лет, она почувствовала себя в полной безопасности рядом со взрослым человеком. Он пообещал не выдавать её, его прикосновения не несли никакой боли, что затуманило голову отчаявшейся девушке и заставило её полностью доверять этому человеку. Прижав хрупкое тело к себе сильнее, Шепард тихо шепчет Эбигейл на ухо: — Если что-то случится дома, если тебя снова обидят, то приходи ко мне. Я помогу… — М-мистер Шепард, — из глаз Эбигейл вырвались слёзы, но на этот раз не боли и страха, а облегчения, — Спасибо… Если бы она только знала, чем обернётся для неё эта доверчивать и наивность, то тогда бы держала язык за зубами…

***

Эбигейл, затаившись, пряталась в своей комнате не в силах и шелохнуться от страха. Сжавшись в комочек и закрыв уши ладонями, до боли сжимая виски, чтобы не слышать истошные крики матери, что отчаянно пыталась оправдаться и успокоить своего мужа, и ругань отца, девушка сидела под столом и снова глотала свои горькие слёзы. В этот раз Роберт вернулся домой в отвратительном настроении. Пьяным. Одурманенный алкоголем, он не сдерживался, когда колотил жену и дочь. Но в этот раз Роберт был просто взбешён. Он обо всём узнал, когда Мардж по неосторожности оставила свой мобильник в спальне. Она забыла, что её муж при любой возможности будет контролировать всю её жизнь… — Грязная шлюха! — раздаётся с первого этажа разъярённый крик Роберта, — Ты думала, что я никогда не догадаюсь?! Эбигейл зажмуривается, когда слышит вскрик Мардж и звуки бьющейся посуды. Девушка не видела того, что происходило внизу… Не видела того, как женщина отчаянно закрывала себя руками, в то время, как Роберт повалил её на холодную плитку на кухне и с размаху влепил ей пощёчину, от чего её голова Мардж круто повернулась. Мужчина схватил за волосы рыдающую во всю глотку Марж, с силой сжимая и оттягивая их назад. От боли ей приходится выгнуться в спине. Она отчаянно хватается за его руки, в надежде, что сможет высвободится. Дрожащими губами Мардж молит мужа о пощаде, но это только ещё больше раззадоривало его. Власть опьяняла Роберта. Резким движением он впечатывает голову женщины в пол, от чего та снова вскрикивает и чуть не теряет сознание от удара. Роберт сразу же поднимается с жены, вытягивая руку в верх, заставляя тем самым подняться Мардж за ним. Но не успевает она встать на ноги, как он принимается тащить рыдающую в захлёб и вырывающуюся женщину за волосы по полу, пытаясь выволочь её из кухни в коридор. Эбигейл слышит, как крики становятся громче, а это значило, что они близко. Совсем рядом, прямо за стеной, он тащит Мардж по лестнице, от чего та отбивает себе все ноги и поясницу. В отчаянных попытках вырваться, она цепляется руками за фоторамку с очередным семейным фото, где она, её муж и дочь выглядели такими счастливыми… Какая ирония. Женщина пытается ударить Роберта углом рамки, но та выскакивает из её рук, падая на лестницу и разбиваясь, на два крупных осколка… Вот он, её единственный шанс спастись. Она ловко хватается за стекло и со всей силы замахивается на Роберта, полоснув мужчину по лицу, оставляя глубокий порез над скулой. Роберт на секунду замирает, а после со всей силы толкает Мардж в грудь, от чего она кубарем катится с лестница. Слышится громкий хруст круто повернувшейся шеи при ударе об пол и стену и крики женщины утихают. Она начинает биться к конвульсиях, жадно хватая ртом воздух и пытаясь повернуть сломанную шею на Роберта, который медленно подходил к ней. Он со злостью осматривает ещё живую женщину, замечая рядом с ней осколок, которым та поцарапала его. Злобно скалясь, мужчина наклоняется к Мардж и берёт в руку кусок стекла. Он издевательски крутит осколком перед лицом женщины, после чего замахивается, перерезав той горло. На лицо и руки Роберта брызнула горячая кровь, окрашивая своими горячими каплями кожу. Поняв, что крики и возня стихли, Эбигейл прислушивается к каждому звуку. Она ещё не знает, что произошло, но чувствует, что что-то не так. Крик матери слишком резко стих, и это наводило на страшные мысли. В голове сразу же возник образ покойного брата, Сэма. Сердце, что бешено колотилось, резко принимается падать куда-то вниз, когда дверь со скрипом медленно открылась и Эбигейл увидела его… Весь в крови он стоял в проёме, одной рукой крепко схватившись за дверную ручку, а второй сжимая острый осколок стекла. От увиденного у девушки перехватило дыхание. Эбигейл зажала рот дрожащими руками, глотая слёзы. Осознание произошедшего пришло мгновенно. Душу сковал леденящий ужас, а к горлу подступила рвота. — Эбигейл, — его голос дрожит, звучат нотки безумия и сильного напряжения, — Внизу нужно прибраться. Не поможешь, папочке? Он медленно подходит к девушке, что вжималась в стену под столом и мысленно молила Бога спасти её сейчас. Мокрая от крови рука, хватает Эбигейл за запястье, выволочив из-под ненадёжного укрытия. Она, так же как и мать, отчаянно пытается вырваться из рук монстра, что был её родным отцом. Но ей так и не удаётся вырваться из его железной хватки, от чего она попросту сдаётся, чувствуя как тело покинули силы, позволяя Роберту оттащить её от стола. — Умница, Эбигейл… — его дрожащий и тихий шёпот раздаётся над самым ухом и мужчина отпускает руку девушки. В голове мигом что-то переворачивается, заставляя инстинктивно податься вперёд и броситься бежать. Не ожидая того от себя, Эбигейл чувствует прилив сил и жгучее желание выжить, что заставляет её бороться с тем монстром, перед которым раньше не смела даже и слова лишнего сказать. Она одним рывком почти достигает двери, но пальцы роберта цепляются за длинные волосы Эбигейл. Затылок обжигает боль. Девушка вскрикивает, и снова пытается вырваться, отчаянно цепляясь за жизнь. Роберт с яростным криком замахивается осколком на свою дочь…