Здесь прячутся мои демоны

Красный океан окружает со всех сторон. Горячая вязкая вода не дает свободно двигаться и давит, утягивает все глубже. Дна не видно, как и поверхности, вокруг не существует ничего кроме плотной красной воды. Сознание стремится полностью раствориться в горячем красном мареве, оставить тщетные попытки понять происходящее и просто слиться с небытием. Но в застывшей, казалось, воде, вдруг появляется течение. Медленно, неохотно, оно движется, со временем усиливаясь и набирая скорость, тащит за собой. Оно тянет вперед, не вверх и не вниз, но туда, где вода становится холоднее, а мысли - яснее. Настойчивое течение влечет за собой не сопротивляющееся тело, и даже если сознанию хочется раствориться в вязкой пустоте, настойчивый поток уносит его прочь, заставляя сопротивляться, заставляя бороться и жить. В конце концов темная кровавая пелена отступает, и вместо нее приходит отрезвляющая тьма. Первым, что ощущает Итачи, придя в сознание, становится боль. Его телу не раз приходилось переживать тяжелые травмы, и боль для него не в новинку, но все же в этот раз она не похожа ни на что из испытанного им ранее. Все тело словно вывернули наизнанку, и теперь голое мясо нестерпимо жжет холодный воздух, а внутри все горит от выкрученных переломанных костей. Жгучая боль, терзающая ладони, похожа на сильный ожог, Итачи вспоминает, что уже испытывал нечто похожее, когда единственный раз потерял контроль над собственным пламенем. Та же боль жжется внутри, в области легких, как если бы он попытался создать Катон, но вместо того, чтобы выпустить пламя из себя, проглотил бы его. Но почему-то больше всего Итачи пугает боль в глазах. Ощущения немного напоминают пробуждение Шарингана – кажется, что глаза вот-вот лопнут от перенапряжения, и щеку зальет липкая горячая кровь. Но что-то в этой боли отличается от знакомых ощущений. Шаринган дарит ни с чем не сравнимое чувство силы, а сейчас Итачи ощущает себя совершенно беззащитным и пустым. Судя по ощущениям, его глаза закрыты повязкой, но у Итачи нет сил поднять руки и снять ее, чтобы убедиться, что с глазами все в порядке. Усилием воли он заставляет себя успокоиться и не поддаваться подступающей панике. В первую очередь нужно понять, где он находится. Он ранен и слаб, и хорошо, если очнулся он в госпитале деревни, или хотя бы в лагере отряда, а не на поле битвы или в плену. Глаза ничего не видят, поэтому Итачи напрягает слух и глубоко вдыхает, пытаясь различить хоть что-то. По запаху сырого камня и затхлому воздуху можно заключить, что он находится в пещере или подвале – что ж, наилучший вариант с госпиталем Конохи сразу приходится отмести. Прислушиваясь к ощущениям искалеченного тела, он приходит к выводу, что лежит в постели, накрытый одеялом, и это заключение кажется более обнадеживающим – в конце концов, вряд ли враги, захватившие его в плен, стали бы так о нем беспокоиться. К тому же слабую попытку шевельнуть рукой ничто не останавливает – он не связан. Придя к выводу, что в данный момент его безопасности мало что угрожает, Итачи наконец пытается вспомнить, что произошло. В голове царит полнейший хаос, кажется, что он все еще находится в плотно обступающей со всех сторон воде, которая проникла в его сознание и вытеснила оттуда все связные мысли. К тому же любая попытка восстановить произошедшие события вызывает нестерпимую боль в висках. Пытаясь заставить себя вспомнить хоть что-то, Итачи доходит до того, что от боли чуть не теряет сознание снова. В итоге он смиряется с тем, что ему не удастся вспомнить ничего путного, и на время лучше оставить попытки разобраться в происходящем самостоятельно. В конце концов, раз его кто-то сюда положил, значит, рано или поздно к нему придут, и тогда он сможет узнать, что произошло. Время размыто, Итачи не может понять, как долго он лежит в тишине, то проваливаясь в беспамятство, то вслушиваясь в собственное хриплое дыхание. Он жалеет, что не слышит звуков с улицы, которые могли бы подсказать ему, где он находится, и уже думает, не попробовать ли ему позвать кого-нибудь, как слышит чьи-то приглушенные шаги. Тишину комнаты разрывает звук отворившейся и снова закрывшейся со скрипом двери, и вошедший замирает на пороге. Итачи поворачивает голову в его сторону, давая понять, что он в сознании. Мягкие шаги быстро приближаются и снова замирают. Итачи ждет, когда вошедший человек что-то скажет, но тот молчит. Итачи глубоко вдыхает, пытаясь собраться с силами, чтобы первому нарушить затянувшееся молчание, когда слышит еще пару медленных шагов в свою сторону. Теперь человек стоит совсем близко к кровати, Итачи чувствует, как шевельнулась простыня от чужого движения. – Итачи, – раздавшийся в тишине голос звучит как-то сдавленно. Итачи ждет продолжения, но незнакомец, судя по тембру, оказавшийся мужчиной, снова умолкает. С огромным трудом ему удается вобрать в себя достаточно воздуха и протолкнуть звук через саднящее горло. – Где я? – он не узнает собственный голос, до того низко и сипло тот звучит. - В безопасном месте, – мужской голос все еще звучит сдавлено, словно ему тоже трудно и больно говорить. Некоторая скрипучесть и хрипота в нем дают основания предполагать, что у незнакомца простуда, хотя, возможно, его голос сам по себе звучит так. – Давно ты очнулся? – Нет, – на самом деле Итачи сложно сказать, сколько времени прошло, но он сомневается, что больше нескольких часов. Незнакомец снова не спешит продолжить разговор, и эта его привычка уже начинает раздражать. Наконец слышатся шаги, перемещающиеся по комнате, что-то шелестит, звенит, после чего шаги снова приближаются. – Ты должен принять лекарство. У тебя тяжелые травмы, – что-то прикасается к губам Итачи, и он послушно размыкает их, принимая горчащую на языке таблетку. После этого к его рту подносят стакан, но лежа ему довольно трудно отпить из него. Чужая рука осторожно скользит под его затылок, приподнимая голову, и тогда ему удается сделать несколько глотков. Прохладная жидкость успокаивает горящее горло, и Итачи выдыхает с облегчением. Шаги снова удаляются, и возвращаются вновь. Итачи уже не ждет, что с ним заговорят, поэтому, преодолевая боль в горле, он спрашивает первым. – Что произошло? Ему долго не отвечают, но Итачи ждет. Сил на повторный вопрос у него все равно нет. – Ты не помнишь? – сиплый голос звучит гораздо тише, чем до этого. Итачи пытается напрячь память, выцепить из бессмысленного хаоса хоть что-то, но в итоге достигает только того, что боль в его голове снова усиливается. В его мыслях полная неразбериха, множество мельтешащих образов, воспоминания о битвах и тренировках, но ничего конкретного и достаточно ясного. – Я пострадал на миссии? – Все, что ему остается, это предполагать. Скрипучий голос молчит, слышится только его тяжелое дыхание. Итачи слегка морщится от раздражения и усиливающейся боли в голове. Похоже, ему ничего не расскажут так просто. – Скажите, я в Конохе? Тяжелое дыхание пропадает, и на некоторое время комнату поглощает абсолютная тишина. Итачи ужасно нервирует, что он не видит своего собеседника и не может понять причину его столь затяжного молчания. – Нет, – наконец слышится тихий ответ, и Итачи не понимает, почему голос так сильно изменился. Теперь он кажется задушенным. Если это болезнь, то можно понять, почему его собеседник отвечает с такой неохотой. Все же Итачи предпринимает еще одну попытку выяснить хоть что-то. – Моя семья знает, где я? Если меня не будет слишком долго, они могут начать беспокоиться. Внезапный звон разбившегося стекла прорезает тишину, и Итачи вздрагивает от неожиданности и резкости звука. Должно быть, человек, державший стакан, выронил его. – Вы в порядке? – С долей беспокойства спрашивает Итачи, слыша шумное дыхание. Возможно, у его собеседника припадок, или он теряет сознание, и что тогда делать – Итачи не представляет. Он не способен двигаться и даже достаточно громко позвать на помощь не сможет, а его глаза ничего не видят, чтобы хотя бы оценить ситуацию. Он предпринимает попытку поднять руку и стянуть с лица повязку, но его резко останавливает чужая рука. Прикосновение ледяное, и Итачи снова вздрагивает от его внезапности. – Итачи, тебе нужно поспать, – на этот раз сиплый голос звучит очень ясно. – Ты еще слишком слаб, мы поговорим позже. Пальцы, до этого стиснувшие его запястье до боли, разжимаются, и поспешные шаги скрываются за захлопнувшейся дверью. Итачи почти возмущен таким внезапным завершением диалога, и тем, что ему совершенно ничего не объяснили, однако перенапряженное тело молит об отдыхе, и он заставляет себя расслабиться. Голова ноет, и, должно быть, лучше всего сейчас будет действительно заснуть. С трудом выровняв дыхание и попытавшись отключиться от боли, окутывающей все тело, в конце концов, Итачи удается провалиться в тяжелый сон.

***

Когда Итачи просыпается во второй раз, он не помнит, видел ли он какие-то сны, и не может понять, сколько он проспал. Голова все еще тяжелая, и ноющая боль только совсем немного притупилась, а тело все также горит. Когда он слегка шевелит головой, пытаясь удобнее лечь на сбившейся подушке, рядом слышится движение. – Проснулся? Знакомый сиплый голос звучит ровнее, чем в прошлый раз. К его кровати снова приближаются шаги, и, судя по звуку, человек садится на стул рядом с его постелью. Итачи ограничивает свой ответ едва заметным кивком головы. – Тебе нужно принять таблетки, – губ снова касается горчащая пилюля, и Итачи быстро проглатывает ее, после чего ему дают воды. На этот раз Итачи пьет больше, чувствуя сильную жажду. Стакан с водой звякает, когда его отставляют куда-то в сторону, и Итачи уже ждет знакомого мучительного молчания, но его собеседник на этот раз оказывается более словоохотлив. – Мне нужно знать о твоем состоянии. Что сейчас у тебя болит? Довольно трудно сходу ответить на этот вопрос, первой мыслью, промелькнувшей в голове, становится – все. Итачи прислушивается к ощущениям в своем теле. – Сильно болит голова. В груди печет, и на руках, кажется, сильные ожоги. И еще болят глаза. Слышится шорох и Итачи предполагает, что человек рядом кивает. Он поднимается на ноги, кажется, наливает что-то, звякнув бутылкой по краю стакана, и возвращается, снова прижав холодный стакан к губам. – Выпей еще это. Итачи послушно выпивает всю пахнущую травами настойку и ждет, когда человек вернется на место рядом с ним. – Вы медик? В ответ собеседник снова молчит, но на этот раз недолго. – Не совсем. Но я помогу тебе вылечиться, – его слова не особо внушают доверие, и Итачи хочется снова спросить, где он, и что произошло, но пока он решает немного выждать. На этот раз человек говорит с ним сам, и голос его звучит не так болезненно, так что, возможно, он сам все расскажет. – Тебе не трудно говорить? Итачи слегка мотает головой. Боль в горле не ушла, но после выпитого лекарства стала менее обжигающей, и теперь каждое слово не похоже на шипастый стебель, раздирающий глотку. – Нормально. – Тогда расскажи все, что ты помнишь, – Итачи открывает рот, чтобы сказать, что не помнит ничего о происшедшем, когда его прерывают. – Расскажи вообще все. Все, что помнишь о себе. Итачи чуть вздергивает брови в удивлении. Он не уверен, как ему стоит поступать в этой ситуации. Просьба кажется довольно странной, но Итачи понимает, что если не послушается – рискует сам так ничего и не узнать. Все же осторожность заставляет его спросить: – Как я могу быть уверен, что вы не враг, который пытается выведать у меня важную информацию? Его собеседник молчит, а потом в тишине раздается его тихий смешок. – Я не враг тебе. И я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы тебе нечего было от меня скрывать. Думаю, сейчас я осведомлен о твоей жизни даже лучше тебя самого. Мне нужно, чтобы ты рассказал, что помнишь, потому что, кажется, травмы могли повредить твою память. Итачи все еще сомневается, но понимает, что выбора у него особо нет. Он действительно чувствует множество провалов в своей голове, и ему хочется как можно скорее восстановить все последние события. Пребывать в полном неведении слишком невыносимо. – Я Итачи, шиноби Деревни Скрытого Листа, – медленно начинает он, с трудом нащупывая нужную информацию в своем спутанном сознании. – Я из клана Учиха, – в растерянности он замолкает, не зная, что еще может сказать о себе. – Ты помнишь свой возраст? – Слышится спокойный вопрос. Голова начинает знакомо наполняться тянущей болью, но Итачи старается сосредоточиться. Почему-то вспомнить свой точный возраст сложно. – Тринадцать лет, – наконец говорит он и слышит резкий вздох рядом. Судя по реакции, ответ неверный, но его не поправляют. – Ты сказал, ты из клана Учиха. Что помнишь о нем? – голос звучит уже не так спокойно, но все еще достаточно ровно. В голове возникает знак, красное с белым, этот знак он видит повсюду – на стенах и одежде. Черные волосы, алые глаза. Косые взгляды и хмурые лица. – Это один из древних кланов деревни, участвовавший в ее основании. Члены клана обладают довольно сильными способностями и особым доудзюцу – Шаринганом. Он снова умолкает, не зная, о чем говорить. Он и сам понимает, что его ответы слишком сухи и не дают понять степень его амнезии, но что еще он может сказать? Его собеседник задумчиво молчит, по-видимому, тоже пытаясь определить, о чем его спрашивать. – Ты упоминал свою семью. Сказал, что они будут беспокоиться. Расскажи, что ты о них помнишь, – тон у него меняется, голос звучит тише, и, судя по звуку, сам он отворачивается в сторону. Итачи снова пытается собрать разрозненные картинки, мелькающие в голове, в нечто цельное. К головной боли прибавляется легкая тошнота, но он не сдается. – Мои родители тоже ниндзя. Они уважаемы в нашем клане. Они.. – размытых образов в голове слишком много. Итачи помнит шелк волос матери и чувство давления, связанное с отцом, но никак не может вспомнить их лиц, не может вспомнить ни одного разговора, не может собрать ни одного четкого воспоминания. Во всем его сознании огромная дыра, только сейчас, пытаясь отчетливо припомнить что-то, он осознает, как же мало он может вспомнить о своей жизни. С его семьей не все так просто, было что-то еще, много чего, но, даже напрягая мозг до звона в ушах, ему не удается ничего вспомнить. – Ты помнишь их имена? – голос звучит еще тише, и снова направлен куда-то в сторону. Итачи чувствует, что от боли пот выступает у него на висках, но, как он ни старается, он не может сосредоточиться и вспомнить еще хоть что-то. – Нет, – в горле снова печет, но на этот раз это горечь оттого, что он не помнит даже имена собственных родителей. – И больше ничего не можешь вспомнить? – на этот раз Итачи даже сложно разобрать тихий вопрос, возможно, из-за усилившегося звона в ушах. Он точно знает, что должно быть еще что-то, он почти может осознать – что именно, но мысли путаются, и он обессиленно качает головой. Комнату вновь окутывает тяжелое молчание. Итачи дышит через раз, пытаясь успокоить резь в висках. Совсем невыносимая боль отступает, но лишь на шаг, Итачи все еще чувствует ее, и тошнота в его горящем горле никуда не уходит. Рядом слышится тяжелый вздох. – Что ж, ты что-то помнишь, – звучит не особо ободряюще, и Итачи очень надеется, что ему расскажут, что на самом деле происходит. Человек рядом встает со своего места и куда-то отходит, снова что-то звякает и шелестит, но на этот раз он не спешит вернуться и дать Итачи лекарства. – Ты верно помнишь свое имя, свою деревню и свой клан. Но ты старше тринадцати лет. Сейчас тебе двадцать один год. Внутри все обрывается. Итачи предполагал, что ошибся в собственном возрасте, но чтобы настолько? Забыть восемь лет своей жизни? Тошнота усиливается, и он чувствует, что голова начинает ощутимо кружиться. – Ты сейчас не в деревне, потому что покинул ее, и уже давно. Так что не стоит волноваться, что кто-то станет тебя искать, – в чужом голосе появляется что-то незнакомое, жесткое. И без того обычно скрипучий, он становится почти режущим. Итачи охватывает дрожь, как в лихорадке. Боль в голове достигает высшей точки, терпеть ее становится невозможно. Мысли закручиваются в невыносимый водоворот, звон в голове усиливается, и он безуспешно хватает воздух ртом, пытаясь прийти в себя, но становится только хуже. Паника, почти необъяснимо сильная, захлестывает его, и, в конце концов, потерявшись в круговороте обрывочных мыслей и образов, захлебнувшись волной бесконтрольного ужаса, он проваливается в небытие.