Цугцванг

      Я замерла, а время будто остановилось. Физически.       Я чувствовала, как кислород все медленнее насыщает кровь, как движения становятся более плавными.       Условие, поставленное Себастьяном, было весьма странным. Я всегда считала себя открытой книгой, редко врала, но довольно часто уходила от неприятных вопросов. К тому же, я сильно сомневалась, что новоприбывшим студентам так интересно знать подробности именно моей жизни. Скорее, их вопросы будут касаться местных порядков, директора или…       Время вновь текло как обычно. Я чувствовала это. Кожа покрылась мурашками, я поежилась.       — Хорошо. — Плечо непроизвольно дернулось.       Себастьян будто бы наперед знал ответ, поэтому даже не кивнул, лишь резко развернулся и широкими шагами направился к одному из небольших блоков. Видимо, он уже успел здесь освоиться. Неудивительно. Каждому студенту нужен свой укромный уголок в кампусе, где он может почувствовать себя собой.       Я слегка замешкалась, но довольно быстро поняла, что отдельного приглашения ждать не стоит. Гулким эхом звук шагов разлетелся по длинному коридору. Мертвые огни почти погасли: профессор, ответственный за подвальные помещения, явно не желал тратить много сил на поддержание состояния тренировочных комнат. Раньше я не понимала, зачем использовать магию для освещения, ведь колдовство так или иначе ослабляет мага, но позже, прочитав человеческую средневековую историю поняла, что лучше так, чем потерять сотни молодых ведьм и колдунов в пожаре.       Мертвый огонь холодный. Он не греет, не дает тот уютный желтоватый свет, как свечи. Его синеватые блики неизменно яркие, но я все же предпочитаю у себя в комнате держать несколько старых добрых восковых свечей.       Себастьян отворил одну из тяжелых дверей. Я на секунду задержала взгляд на его суровом бледном лице, которое в тусклом голубоватом свете больше походило на череп с пустыми глазницами. Но в сравнении с его приятелем — Шоном — он казался очень даже живым.       — Дамы вперед. — Низкий голос Ламарка разрезал тишину.       Я с сомнением заглянула в темноту, окутавшую комнату. Горло непроизвольно сжалось, но я все же сделала шаг вперед. Стоило мне пересечь порог, зажглись свечи. Я отшатнулась, стараясь побороть душащий страх: это было точь-в-точь как в видении. Непонятная тревога змеей обвила грудь, мешая дышать. Я сжала книгу и отошла в сторону, пропуская в комнату Шона и Себастьяна.       — Я начну, — произнес Себастьян. Он снял пиджак, положил его на высокую подставку для книг, начал расстегивать манжеты. Я нахмурилась, наблюдая за ним. Ламарк закатал рукава и размял плечи. Он обошел начерченные на полу руны, будто проверяя, все ли в порядке. Он методично поглаживал пальцы, унизанные перстнями.       — Не трать особо силы, — бросил Шон.       — Это мне говорит маг, который держит при себе оживший скелет змеи? — приподнял бровь Ламарк.       — При жизни Аквилла служила моему роду одиннадцать лет. К тому же… Это было завещание матери, — нехотя добавил Шон, косясь на меня. Я чинно сделала вид, что совершенно не вникаю в разговор, но после случившегося у дверей аудитории очень сомневаюсь, что он поверит. — А это глупое школьное задание. — Скелет змеи, доселе покоившийся где-то в складках плаща, загремел позвонками, выползая наружу.       — Глупое? — переспросила я, резко обернувшись.       Методику Мортиуса можно назвать неординарной, но никак не глупой. Он — поистине величайший маг современности, бессменный директор единственной уцелевшей магической академии.       — Думаешь, то, чем мы занимаемся — полезно? — Тон Себастьяна был донельзя высокомерным.       — Естественно. Это помогает развить способности.       Шон заинтересованно, но отстраненно, наблюдал за нашей дискуссией. Он облокотился о книжную стойку, с которой свисал пиджак его друга, и усмехнулся.       — И в чем здесь польза? Когда они придут в вашу академию, мы будем легкой добычей. Охотники уничтожили хранителей, напали на родовые поместья сильнейших магов. Они уже нарушили мирное соглашение и не остановятся, пока не уничтожат всех до единого. А те, кому не повезет остаться в живых, до конца своих жалких дней будут в бегах, оглядываться на тени в переулках, вздрагивать от каждого шороха и молиться, чтобы это скорее кончилось. — Себастьян оживился. Он больше не выглядел как статуя, а маска спокойствия постепенно спадала, обнажая холодную ярость.       — И что ты предлагаешь? — нахмурилась я. — Если «сильнейшие маги» не смогли с ними справиться, что можем мы? Предлагаешь отправить совсем юных студентов к охотникам?       — Ты никогда не выиграешь войну, если не готов пожертвовать всем. Это даже смертные знают. Генералы сдают города, столицы, чтобы совершить стратегический маневр. Можно пожертвовать сотней, если это спасет тысячу.       — Ты так и не ответил, что хочешь сделать, — сощурилась я. — Об этом ведь вы с Мортиусом разговаривали в кабинете… — я запнулась, понимая, что это было лишнее.       Мне стоило оставаться невидимкой: слушать разговоры, анализировать крупицы информации и делать выводы. Это ведь у меня прекрасно получалось на протяжении последних десяти лет.       — Себастьян, — строго бросил некромант, выпрямляясь. Он не смотрел на меня, взгляд его блестящих в свете свечей глаз был прикован к Себастьяну. Тот сморщился, будто его воротило. — Не время. И не место.       Ламарк преобразился на глазах. Его лицо было вновь невозмутимым, даже, казалось бы, спокойным. Именно так я бы его описала, если бы не слышала слов, пропитанных злостью и негодованием. Похоже, он немало об этом думал.       Я на протяжении всей жизни жила в академии, для меня мир заканчивался скалистым обрывом и бесконечным лесом. Не могу сказать, что меня это волновало. Как я могу мечтать о большом новом мире, когда за столько лет не сумела разгадать тайны старого?       — Ты прав. — Голос Ламарка был ровным, властным. Он будто снова обрел контроль.       Я скрестила руки на груди и молча наблюдала за тем, как Себастьян заканчивает проверку рун.       Тихие слова слетали с его губ, глаза закрыты, пальцы дрожат. Зябко. Я отошла на шаг, коснулась лопатками холодной каменной стены. Свечи задрожали, а потом и вовсе погасли.       — Себастьян? — Я искренне пыталась скрыть нарастающую панику в голосе, но тщетно.       — Тихо, — шикнул Шон. Я не видела его в кромешной темноте, но голос доносился откуда-то сверху. Он рядом. Не могу сказать, что его присутствие меня хоть как-то успокаивало, но приятно было знать, что я не одна.       Температура все падала, холодный воздух лизал обнаженную кожу, покрывшуюся мурашками. Тошнило. Живот скрутило от предчувствия чего-то… иного.       Вспышка света. Слишком яркая, чтобы что-то разглядеть, ослепляющая. Я зажмурилась, еще сильнее вжимаясь в стену, вновь услышала голос.       — Открой глаза, — послышался вкрадчивый шепот. Он доносился отовсюду и ниоткуда одновременно. Я подняла веки.       Вокруг была абсолютная темнота, ни Себастьяна, ни Хайдса рядом не было. Внезапно загорелся маленький огонек. За ним еще, а потом еще. Тысячи маленьких голубовато-розовых огоньков трепетали, хаотично мечась в разные стороны. Я неосознанно шагнула вперед, вытягивая руку. Сложно было побороть желание коснуться света, чистой энергии.       Огоньки отпрянули от меня.       — Нет, — прошептала я.       — Ты заблудшая душа, — послышался тот же шепот. — Тебе здесь не место.       Я помотала головой. В груди разлилось приятное тепло, кожу покалывало. Я приоткрыла рот, из глаз рекой хлынули слезы. Я захлебывалась, не в силах это остановить. Эмоции душили, мешали думать. Что происходит? Колени подкосились.       — Пожалуйста, — я еще раз протянула руку к огонькам, — заберите меня.       Мне так хотелось, чтобы они обволокли меня, коснулись моей руки, лица, волос. Мне хотелось единения, хотелось освободиться. Моя кожа душила меня.       Я заметила, что между огоньками протянуты едва заметные светящиеся нити. Они связывали все вместе, запутывали. Я попыталась нащупать под коленями пол, но была лишь пустота. Я будто парила в абсолютной невесомости, в месте, где не было ничего, кроме светящихся огней.       — Ты не готова. — Злой голос. Требовательный. Будто бы мой собственный.       — Готова! — хотелось кричать мне, но звук тонул, спотыкался на губах. Я захлебывалась в словах.       — Тогда… Чего ты ждешь? — Шепот больше не заполнял пустоту вокруг, он был у меня в голове.       Я протянула руку, почти касаясь единственного огонька, стремившегося ко мне. Нити между ним и другими натянулись, а я не могла подойти ближе. За крохотной сферой света потянулись другие. Пальцы дрожали от напряжения. Я задыхалась.       — Недостаточно. — Голос гудел в костях.       Недостаточно.       Всегда недостаточно.       Меня всегда, черт возьми, недостаточно.       Я сморгнула накатившие слезы и рванула вперед, превозмогая боль в костях, крошившихся от напряжения. Шарики света словно испугались, попятившись от моего напористого наступления, но мне удалось коснуться одного. Пальцы окунулись в голубоватое свечение, нити опасно натянулись и…       И все померкло.

***

      Я открыла глаза, но перед ними была лишь темнота. Под пальцами я ощущала чью-то кожу. Света больше не было… Вообще. Я чувствовала слезы на щеках. Чья-то рука трясла мое плечо, чужие незнакомые пальцы касались шеи в поисках пульсирующей вены.       Постепенно тьма рассеивалась.       Объятия Ламарка служили мне плотным коконом. Моя рука крепко сжимала запястье Себастьяна, а прямо надо мной застыло его искаженное от ужаса лицо. Шон медленно одернул свою руку, смотря на меня с тем же чистым, первобытным страхом.       — Что… — Я закашлялась и попыталась встать, но дрожащие руки совершенно не держали.       — Что ты видела? — полушепотом спросил Себастьян, не отрывавший от меня взгляд. Я нахмурилась и мотнула головой.       Я все еще лежала в его объятиях. От Ламарка пахло дымом и чем-то цитрусовым. Кожа была на удивление теплой, мягкой.       — Я была в темноте… И были… шары света, соединенные нитями.       — Жизни и судьбы, — выдохнул Шон. Он стоял над нами, не сводя глаз наблюдая за моим лицом.       — Что… Произошло? — Слова давались с трудом. Казалось, что каждое из них ослабляет меня.       — Я вызвал парку, — сухо ответил Себастьян. — Не ожидал, что так получится…       — Кого?       — Парка, мойра, шаи… Люди давали ей разные имена. Это судьба.       — Ты вызвал высшее существо! — Я отпрянула.       — Да… — Он будто бы виновато посмотрел в сторону. — Я ни разу не связывался с судьбой, но сегодня ты сказала про свой дар и…       Я скинула с себя его руки и села на холодный пол, подтягивая колени к груди. Себастьян стоял рядом со мной на коленях, будто бы и не думая вставать.       — Она разозлилась. Сказала, что «негоже двум пророкам быть в одном месте»…       Я не смогла сдержать совершенно неуместную улыбку. На протяжении долгих лет меня преследовала мысль о том, что все мои сны — плод бурного воображения. Вдруг я слишком слаба, и именно поэтому родители решили отказаться от меня?       — Ты потеряла сознание, упала на пол. Не дышала. Мойра была в ярости…       — Она говорила на каком-то мертвом языке, но… — Шон помотал головой. — Я не смог понять.       — Когда ты открыла глаза, они были полностью белые, ты подошла ко мне и сказала… — Он нахмурился, вспоминая. — Шон?       — «Жнец возрадуется урожаю. Преклоните колени перед венцом страха».       Я молча прокручивала в голове слова, что недавно сказала сама. Я решительно не понимала, что это значит, а разум отказывался осознавать последние события. Воздух дрожал от напряжения.       Жнец возрадуется урожаю. Преклоните колени перед венцом страха.       Одно я понимала точно: ничего хорошего в этой фразе нет.