Р - значит Руфеон

      — Ты сумасшедшая. — Виолле мрачно поджал губы, не пытаясь обойти навязчивую дамочку.       — Ты так считаешь? — Улыбка стекла с лица Арли, сменившись выражением презрения. — Не веришь мне. Не видишь дальше своего носа. Хорошо, я покажу тебе правду.       Арлекин снова улыбнулась, но на этот раз улыбка была злой, а в почерневших глазах не осталось и тени доброты. Она подняла руку, попытавшись коснуться юноши. Виолле отшатнулся, медленно пятясь к стене. Арли так же медленно двигалась на него, держа раскрытую ладонь точно напротив его сердца. И чего он боится? Что случится, если она прикоснется?       С неловким толчком Виолле уперся спиной в стену. Все. Дальше отступать некуда. Попробовать сбежать? Отбиваться? Что делать?!       — Поймала! — Прежде чем Виолле успел что-то решить, Арли вдруг с треском исчезла и тут же появилась прямо перед ним, положив ледяную ладонь на испуганно вздымающуюся грудь.       Виолле взвыл, чувствуя, как все тело будто пробило электрическими разрядами. Конечности онемели, по всей коже проходила странная белая рябь, рассыпаясь миллионами мельчайших квадратиков.       — Такой самоуверенный, — прозвучал сквозь туман боли насмешливый голос. — Посмотри же, кто ты на самом деле.       Какое-то время в ушах еще противно шумело, а перед глазами расплывалось и мигало, точно видео на сломанной камере. Кажется, прошло немало времени, прежде чем Виолле, тяжело дыша, уперся кулаками в землю, медленно приходя в себя.       Первое, что бросилось в глаза, — руки. Невнятно серого цвета, лишенные кожи, ногтей, да даже одежды. Виолле с ужасом уставился на свои измененные конечности, чтобы мгновение спустя осознать, что изменениям подверглись не только они.       Он весь был безлико-серым, точно необработанная болванка.       Кукла.       Бездушный манекен, лишь заготовка для будущего персонажа.       Но так ведь быть не может.       Он живой! Целый! Давно готовый!       Виолле с ужасом схватился за лицо. Ладони гулко ударились о пластик. Он не почувствовал ни прикосновения, ни боли. Ничего. Абсолютно ничего. Он даже не мог заплакать от безысходности и страха.       Это ведь все глупая шутка, верно? Или вовсе сон.       — Ох! Опять баги! — Перед лицом завис экран с взволнованной Леди. — Кого это у нас закоротило? Амана? Жаль, хороший был образец. Придется заказывать новый.       Образец? Новый? О чем это она?       — Прости, милый. — Леди сочувственно покачала головой. — Мне придется тебя стереть. Error6672_element_not_found. Delete this element.       Леди посмотрела на него печально, экран исчез.       Он замер, пустым взглядом уперевшись в расслаивающееся пространство. Вот стекла со стен краска, оставив лишь знакомые, мерцающие всеми цветами, квадратики, но постепенно и они рассеивались, оставляя после себя ровные линии разметки и пустые полигоны.       Значит, мир выглядит так?       И этот мир исчезает?       Или это он исчезает из мира?       Не хочу.       Не хочу умирать.       Не хочу!!!       Он пошатнулся, нелепо ухватился за стену, проскользив гладкими ладонями по остаткам мельтешащих пикселей.       Как это? Почему?       Он хотел было закричать, но лишь бесшумно открыл и закрыл рот. Голос исчез. У него не осталось слов, привычного смеха, ухмылок и вздохов. Все, что составляло его, все, что наполняло, вмиг оказалось стерто.       Кончики пальцев потихоньку теряли цвет.       Не хочу!       Кукла покачнулась, тяжело шагнула вперед и тут же обо что-то споткнулась, едва не свалившись на пустой пол. У ног лежала раскрытая тетрадь. Кукла нахмурилась, аккуратно поднимая находку за корешок. Тетрадь. Что-то знакомое. Буквы. Читать?       В обреченном мозгу ярким факелом вспыхнуло воспоминание.       За кухонным столом сидит растрепанный мужчина с молитвенником в руках. Он то и дело запускает в волосы пятерню, ругается и повторяет, и повторяет нескладный текст. Кто-то смеется над его ошибками. Кто-то говорит, что куда веселее бегать по болотам, чем молиться какому-то непонятному Руфеону. Мужчина злится, мужчина отмахивается и снова повторяет текст. На его белой футболке нарисована корона, меч и солнце. И кто-то помнил, что это герб юстициаров. А мужчина весь вечер читал свой молитвенник, пил ароматный чай и закатывал глаза на глупые шутки. А кто-то весь вечер сидел напротив, то уча свои тексты, то отвлекая соседа. А кто-то светло улыбался и грел чайник. А кто-то чувствовал себя самым счастливым на свете.       Кончики пальцев потеплели. Мир вокруг вдруг замер, прислушиваясь к незнакомым эмоциям.       Тетрадь тихо зашуршала в дрожащих руках, раскрывая сотни написанных строчек.       Тот, кто писал все это, был хорошим человеком. Тот, кто писал все это, любил теплое солнце и разговоры ни о чем. Тот, кто писал все это, однажды подал кому-то руку. Он научил быть человеком, научил играть и жить. Тот, кто писал все это, любил сладости. И кто-то баловал его, таская шоколад и орехи в сахаре. И кто-то любил смотреть, как он принимает угощения, как смеется и счастливо жмурится, кладя в рот кусочек шоколада. И кто-то улыбался в ответ, и кто-то верил, что может любоваться этим вечно. И кто-то был счастлив в такие моменты.       Пиксели вновь заполнили пространство бешеным водоворотом, выстраиваясь по линиям в знакомую картину мира. Постепенно возвращались краски, текстуры, звуки, запахи.       Кто-то помнил, как выглядит этот мир. Кто-то помнил, как впервые влюбился в него. Кто-то помнил, как впервые нашел свой дом и того, кто всегда будет ждать его там. Кто-то очень хотел жить и вернуться к этому кому-то, вернуться домой.       Виолле с тяжелым кашлем рухнул на каменный пол, крепко прижимая к груди тетрадь. Внутри все билось и дрожало в едва сдерживаемой истерике. Теплые-теплые руки с мозолями на бледных ладонях вызывали лишь неконтролируемый смех и желание кричать от счастья.       Виолле тяжело поднялся, все еще прижимая к груди тетрадь. Шаги отдались легким головокружением. Неважно.

***

      Он не помнил, как дошел до усеянного огнями общежития, не помнил, как ввалился в комнату, буквально падая на руки только вернувшемуся Федерико.       — Виолле! — Юстициар ошарашенно поднял руки. — Виолле, что с тобой?       Виолле не ответил, всем телом прижимаясь к Федерико, уткнувшись носом ему в плечо, пытаясь то ли согреться, то ли успокоиться. Его все еще ощутимо потряхивало, точно в лихорадке.       — Виолле? — Федерико осторожно погладил растрепанные пепельные пряди. — Ты ничего не хочешь мне рассказать?       Юноша замер, точно решаясь, но так ничего и не ответил, лишь крепче вжимаясь в чужое тело.       «Спасибо, что ты есть», — повисло в воздухе немым признанием.