7 WITH U

— Что ты скажешь в своё оправдание? — А я должна? Звонкий звук пощёчины раздаётся в тишине пустого коридора, эхом проносится по помещению и бьёт по твоим ушам, заставляя голову отозваться болезненной пульсацией. Щека горит, голова резко метнулась в сторону, и волосы налипли на взмокшее от слёз лицо. Ты не торопишься убирать мешающие пряди и поворачиваться на мужа, потому что знаешь: он вполне способен повторить. Чимин не привык, что ему дерзят, и всякому идиоту, не побоявшемуся сказать Паку хоть слово против, обычно прилетает. Даже если речь идёт о собственной жене Чимина. Исключений нет. — Ещё раз, — вздыхает мужчина, прикрывая глаза. Он разминает пальцы и рывком поднимает твоё лицо за подбородок, замечая взгляд, полный ненависти. Влюблённых глаз в подобной ситуации никто не стал бы ждать, однако Пак недоволен. — Ты совершенно не понимаешь, что виновата, да? Чимин оглаживает твою саднящую щёку большим пальцем и другой рукой заправляет волосы за ухо, чтоб не мешались, а затем приближается вплотную и шепчет прямо в твои сжатые в отвращении губы: — Скажи: «Я заслужила это. Прости меня, милый». Тебя почти тошнит. От его прикосновений, от этого тона, от всей этой чёртовой жизни, что пришла к такому печальному исходу. Деньги не глушат страданий после очередной взбучки. Хороший дом не дарит желанных объятий, которые тебе так нужны. Жизнь с Паком не золотая клетка, однако сбежать из неё можно только одной дорогой: на красный сигнал светофора. Как вообще до этого дошло? — Я жду, — угрожающе произносит муж, и ты сглатываешь, пытаясь разомкнуть губы, пока Чимин с силой сжимает твою челюсть и смотрит этим своим я-готов-убить-тебя-от-злости взглядом. Фразу, что так жаждет услышать мужчина, приходится буквально выдавливать, наступая на глотку своей гордости и самоуважению. Только вот Пак не видит искренности, и потому хватка усиливается. — Мне больно. — Я знаю, но иначе ты не понимаешь. Ты прекрасно понимаешь, что подписываешь себе смертный приговор, но сил терпеть уже нет. И так моральное падение достигло уровня дна морского. Если уж помирать, так с музычкой. Сжав кулаки посильнее, ты резко выбиваешь руку Чимина от себя и отходишь на несколько шагов. Пока муж замер в ступоре, это просто отличная возможность высказаться. Наконец дать Паку понять, что ты вышла замуж не за нынешнего садиста, а за кого-то совсем другого. — Я просто начинаю ненавидеть тебя ещё больше, когда ты в очередной раз делаешь мне больно! — слезы сами начинают литься ручьём, но ты смахиваешь их одним движением, чтобы видеть лицо напротив. Ошарашенное и потерянное, потому что за все годы совместной жизни это первый серьёзный отпор, что ты даёшь Чимину. — Я понимаю, что ты просто больной ублюдок, которому нравится мучить людей. Это действительно всё, что я усвоила. И мне плевать на всё, что ты скажешь в своё оправдание, потому что я ухожу. Можешь избить меня до смерти, придушить или ещё что-то, что может прийти в твою больную голову. Больше я тебя не люблю, Пак Чимин. Если я выйду отсюда живой, жди бумаги на развод! — Что? Ты хмуришь брови, потому что муж выглядит уж слишком озадаченным. Возможно, даже напуганным. Он тянет руки к тебе, но ты отходишь дальше, а потом и вовсе убегаешь из коридора, спускаясь по лестнице до первого этажа, отбрасывая нехватку воздуха, усталость и головную боль куда подальше. Лишь бы поскорее выбраться отсюда и вдохнуть свежего воздуха. Это свобода не только от стен, но и от Чимина, что давил на тебя похуже любого промышленного пресса. Выбравшись на улицу, ты так сильно вдыхаешь, что падаешь на холодный асфальт и не замечаешь, как содрогаешься в истерике. — Вставайте, холодно же, — на плечи вдруг опускается чья-то тёплая куртка, а сильные руки подхватывают тебя, чтобы отвести в ближайшее кафе и усадить за самый дальний столик. Незнакомый парнишка опускается напротив и протягивает тебе салфетки, заказав у официанта две кружки чая. Для тебя — с ромашкой. — Спасибо, — всхлипываешь ты, стараясь сдержать накатывающие вновь и вновь слёзы. Столько лет ты терпела, а теперь, когда чаша спокойствия оказалась с огромной трещиной, очень трудно стало сохранять лицо. — Извините, я подслушал, — незнакомец виновато склоняет голову, и ты замираешь в шоке. Позор. Стыд. Сколько он слышал? Расскажет ли кому-то ещё? На чьей он стороне? Слишком много вопросов, но ничего в ответ. — И не только подслушал, если честно... Парень протягивает свою камеру, что ранее покоилась на краю стола, и показывает тебе фото. Слишком много фото, на которых отчётливо можно заметить и удар Чимина по твоей щеке, и всё последующее насилие. Тебе хочется провалиться под землю с этим фотоаппаратом и заодно странного парнишку прихватить, пока это всё не добралось до какой-нибудь газеты. — Зачем тебе эти фото? — ты настолько выжата морально и физически, что сил хватает лишь на этот вопрос. Просьбы удалить снимки наверняка займут много времени и энергии. — Я Ким Сокджин, репортёр из... — Ещё лучше, — перебиваешь ты, опуская лоб на подставленную ладонь. Кажется, температура скакнула от всего этого. — Что же, не я одна пойду ко дну, хотя бы прихвачу Чимина. Уже представляю, как его называют женоненавистником, хах. Усмехаешься, проводя рукой по волосам, как обычно это привык делать Пак, зачёсываешь пряди назад, и думаешь, что исход не такой уж и плохой. Хотя бы Чимин не придумает свои причины развода, выставив тебя психичкой или шлюхой. Сегодня ведь скандал случился из-за одного неосторожного комплимента в сторону коллеги мужа. Ревность? Или просто инстинкт собственника? В последнее время тебе начало казаться, что никакой любви между вами больше нет. Есть лишь привычка и железный статус, от которого слишком проблемно будет избавляться. — Я не буду публиковать это, если не хотите. — Даже не знаю, что мне выбрать, господин Ким. Быть жертвой в этой ситуации или... а иначе не выйдет. Я согласна на публикацию. — Вы уверены? — будто удивляется Джин, и ты киваешь, согласно хмыкая. Если не выставить Чимина главной мразью, то в итоге таковой окажешься ты. На губах непроизвольно растягивается довольная улыбка, а слёзы наконец перестают тебя беспокоить. Ровно настолько, насколько ты раньше любила этого человека, ты теперь ненавидишь. Этого вполне достаточно, чтобы уничтожить его целиком и полностью. Сам же Пак в это время не может найти себе места. Он выхаживает по своему кабинету и пытается отследить твой мобильный, с разочарованием понимая, что он остался дома. Чимин звонит несколько раз, надеясь на ответ. Мужчина думает, что ты можешь поднять трубку хотя бы для того, чтобы лишний раз покрыть его матом, но все попытки проваливаются. Твой муж, наверное, уже почти бывший, с усталым вздохом опускается в кресло и корит себя за то, что не побежал следом. На столе с семейной фотографией красуется улыбающееся лицо отца Чимина, который и привил сыну такие жесткие методы воспитания. Он всегда повторял, что делает это от большой любви. Потому что заботится. И сам младший Пак не заметил, как стал тем самым монстром, которого избегал в детстве. Сейчас отношения с родителями у Чимина вполне нормальные, потому он и решил, что с тобой сработает. Однако то самое чувство, когда ты посмотрела на мужа с ненавистью, прошибло его с головы до пят и больно резануло по сердцу. — Она ведь меня простит? — спрашивает мужчина у фотографии отца, но в ответ тишина. Мать Пака скончалась намного раньше своего мужа, и, может быть, причина была в жестоком обращении. Последние годы женщина сгорала, как цветок под жарким солнцем пустыни. Могли ли забота и нежность её спасти? Уже не узнать. Чимин понимает только то, что у него есть шанс поговорить с тобой и вернуть прежние отношения. Если он исправится, если попробует убить в себе это странное убеждение, что насилие в воспитательных целях — это нормально. Если наконец признает, что тебя поздно воспитывать в принципе. Мужчина ещё раз поднимает телефон и уже собирается позвонить тебе снова, как видит новые сообщения, что с каждой секундой множатся всё быстрее. Все газеты пестрят шокирующими новостями, а менеджеры компании паникуют. Кажется, что-то исправлять уже поздно.