***
Жене хорошо была знакома ярость, он хорошо знал, как это, когда она поглощает тебя, проникает в каждую клеточку твоего тела. Он нашёл способ, как обуздать её, и стал убийцей, хоть и не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести. Ему была знакома ярость, но та, что он испытывал сейчас, была совершенно новым чувством. Она была в тысячи раз сильнее. Есения, конечно, была права - он наблюдал за допросом и всё слышал. Едва она произнесла эти слова, как у него в глазах потемнело от злобы, захотелось ворваться в допросную и просто задушить её вслед за отцом. Он слишком любил эту девочку, он даже и не предполагал, что может любить кого-то так сильно, но стоило Жене впервые взять её на руки, как она стала самой большой любовью и драгоценностью в его жизни, в которой он, по сути, мало чем дорожил. А теперь она не его? — Нет, дорогая, — заговорил Евгений, смотря на экран ноутбука, где отображалась картинка с допросной, — врёшь, блефуешь. Моя Вера. Он говорил так, будто Есеня слышит его.***
Это были самые длинные сутки. В жизни обоих. И он, и она буквально чувствовали кожей течение времени. Есеня сидела в камере и рассматривала стены и потолок. Мелкие трещины, неровности. В какой-то момент девушка перевела взгляд с одной стены на другую и заметила его: — Родион… Он присел с ней рядом, слегка улыбнувшись. Такой же, как раньше, живой - вот, кажется, дотронешься и ощутишь живое тепло. — Как так вышло? — спросил он, глядя на неё. — Почему не сказала? — Я не знала, — Есения лихорадочно замотала головой, — не знала я, потом… Потом, когда… Потом узнала только… — Мысли её отчего-то путались — вместо связных предложений получались только обрывки фраз. — А Женя рядом был и помог мне очень, и я подумала: может, есть шанс дать ей нормальную жизнь? Ей никак не удавалось упорядочить мысли в голове, она хотела всё объяснить, но зачем? Ведь, по факту, она говорила сама с собой, и уж ей ли не знать, как обстоят дела на самом деле. Поэтому от объяснений Стеклова перешла к вопросам. — Я не знала, что он… Как я могла не заметить? — в глазах читалось «прости, я плохая ученица». — Как он мог так долго не показывать своё нутро? — Ты уже спрашивала, — усмехнулся Меглин, — когда, зная, что в городе маньяк, жертвы продолжали садиться к нему в машину… — У каждого свой метод, — Есения вспомнила и процитировала слова наставника. — Как мне выбраться отсюда? У него Вера, вдруг он что-то сделает с ней? — Почему? — Что почему? — Почему Вера? — пояснил плод её воображения. — Ведь маму твою Олей звали. — Но для меня-то она была Верой… — Ну и правильно, — перед тем, как исчезнуть и оставить её вновь в мучительном одиночестве, Меглин улыбнулся, — Вера всегда будет над грязью летать, Вера всегда сможет выжить… — Она похожа на тебя, — произнесла Есения уже в пустоту.***
Из крана монотонно капала вода. Из приоткрытого окна доносились посторонние звуки. Осмысловский не спал. Ходил по комнате, изредка заглядывая в кроватку — Верочка спала. Чистый ангелок. Кудряшки, румяные щёчки, причмокивает соской. Маленькая ручка сжата в кулачок. Мы все приходим в этот мир ангелами, и потом наши крылья либо крепнут, либо их обрывают. Женя тоже был истинным ангелом. Миленький белокурый мальчик, что завоёвывал сердца всех, кто его встречал. Единственный сын властного отца, на которого возлагались большие надежды — а он хотел быть музыкантом. В войну генералы командовали полками — в мирное время своими семьями. Его отцу было, откровенно говоря, плевать на мечты и чаяния сына, он считал его увлечение музыкой не более, чем блажью. Однажды, выйдя из себя, его отец в ярости просто сломал инструмент сына, и всё, что у него осталось от увлечения — набор гитарных струн. Несколько недель подросток ходил по ночам вокруг спящих родителей, представляя, как набрасывает на шею отца струну и душит его до тех пор, пока тот не испустит дух, а потом он обязательно поцелует его в макушку, точно так же, как в детстве целовал его отец перед сном. Женя был переполнен яростью, но вовсе не был глуп. Он понимал, что силы неравны, и поэтому вместо открытого противостояния выбрал другой путь — стать таким, каким его хочет видеть отец. Однако и это было не так уж просто - в глазах его отца всё было недостаточно хорошо. Во всём мире, кажется, был один-единственный человек, которого тот уважал — Меглин. — Как он их находит? — рассуждал вслух мужчина, потягивая виски после тяжёлого дня. — Раскрываемость восемьдесят процентов! И что у него за «метод» такой... — Пап, да какой метод? — попытался возразить Женя. — Он убийца, просто убийца, его в тюрьме держать надо. — Что б ты понимал, — фыркнул отец. — Контора на всё закрывает глаза, потому что он убивает в ваших интересах, а что будет, если он убьёт в своих? Или если появится тот, кого Меглин не сможет поймать? Отец тогда так ничего и не ответил, а Женя решил доказать, что Меглин не суперсыщик, а простой убийца. Убийца, всё у него отнявший. Уважение отца, жену и дочь… Так и возник «Ты меня не поймаешь». Сумевший собрать вокруг десятки тех, кто готов был быть марионеткой в его руках. Когда твой папа генерал, это очень удобно. Можно взять любое дело из архива, попасть на свидание к любому преступнику. Да и вообще выяснить что угодно и о ком угодно.***
— Что мы здесь делаем? Есения молчала и тогда, когда железная дверь камеры открылась, противно полязгивая, и тогда, когда её, надев наручники, вывели на улицу; молчала, когда её посадили в машину, в которой уже был Женя, и даже тогда, когда, узнав дорогу, догадалась, куда её везут. Только переступив порог отцовского дома, Стеклова заговорила. — Зачем мы здесь? — Как зачем? — у Жени был абсолютно довольный вид. — Следственный эксперимент. Расскажешь, как убила отца, подпишешь признание... Конвой остался снаружи, они вдвоём прошли на кухню, что теперь звалась местом преступления. Евгений по-джентельменски пропустил даму вперёд и, отодвинув стул, предложил жене сесть. — Раз уж ты весь такой джентльмен, — Есеня вытянула руки вперёд, демонстрируя наручники, — сними. — Учти, — он улыбнулся, — у конвоя есть приказ стрелять на поражение, и стоит мне только свистнуть... Освободив жену от оков, он разлил по бокалам красное вино и сел рядом. Всё выглядело так, будто ничего не происходит, будто супруги просто проводят время вместе. — Тут такое дело, — начал Женя, опустив бокал и облизав губы, — этот чёртов Меглин всё у меня отнял, отец мне его всегда в пример ставил, даже звёзды у меня были майорские, как у Меглина. Ты меня использовала, а его любила, а чем я хуже? Я ведь тебя люблю - ну что, твою мать, не так?! Я всего лишь хотел доказать, что Меглин не всегда молодец, что существуют те, кого он не сможет поймать, что он просто убийца… Он вскочил со стула и стал нервно ходить по комнате. — Но Вера - это уже слишком, — он остановился и положил перед ней белый запечатанный конверт. — Это тест на отцовство, — ответил Женя, не дожидаясь очевидного вопроса. — Если ты врёшь и Вера моя дочка, — он навис над ней, — тогда я дам тебе ещё один шанс: ты выбрасываешь Меглина из головы, уходишь с работы, сидишь дома с ребёнком... — Ага, и поедем на море, — хохотнула Есеня, а спустя мгновение стала серьёзной. — Не теряй время, убей меня. Ведь если она не твоя, отсюда ты меня уже не выпустишь. А она не твоя, а его! Я это точно знаю, потому что я его любила! А вот любишь ли ты меня, сейчас и узнаем… Женя более чем растерялся, и, видя его растерянность, Стеклова, слегка улыбнувшись, добавила: — Врага убить легко, любимого трудно. Надо сильно любить. Есения сидела на отцовской кухне и разглядывала интерьер, знакомый ей до мелочей. После смерти мамы этот дом она не любила, называла просто зданием, но всё же была рада, что сможет умереть именно здесь. Она была готова, она не боялась смерти. Он ждал её там. Да и жизнь её, считай, картина завершённая. Она познала любовь, разгадала «метод», а всё дело в том, что не было никакого метода. Стала матерью, и Вере, возможно, будет лучше без неё. И даже узнала, кто он, тот таинственный враг. Он и вправду был ближе, чем она думала, стоило открыть глаза. Она готова, осталась самая малость — уходя, забрать этого убдюдка с собой. — Слушай, не против, если я ещё вина выпью? — она, улыбаясь, протянула пустой бокал и кивнула на бутылку, что стояла напротив возле раковины. — Не против, ты же дурить не станешь. Понимаешь, только я знаю, где Вера, и если ты убьёшь меня, она умрёт одна от голода. Она, будто бы его и вовсе не услышав, спокойно подошла, наполнила бокал и с наслаждением сделала глоток. Есения явно вела себя не так, как Женя предполагал, она была абсолютна спокойна, не пыталась что-либо предпринять, даже не спрашивала о Вере. Сторонний человек, наблюдая за ситуацией, сказал бы, что глупо было делать ставку на её почти отсутствующий материнский инстинкт, но Евгений отчего-то думал, что, какой бы матерью она ни была, она не лишит жизни того единственного, кто может позаботиться о её ребёнке. Поэтому он совершенно спокойно положил рядом с ней свой пистолет и буднично пояснил: — Прости, придётся в тебе пару дырок сделать - ну, чтоб потом написать в отчёте, что ты была застрелена при попытке к бегству. Мужчина встал у неё за спиной и уже натянул леску, как вдруг она попросила: — Закурить дай напоследок. — Она повернулась к нему лицом. Мило улыбнувшись, Женя достал сигарету и любезно дал прикурить. Секунда - глаза в глаза. В её взгляде холодная ненависть, в его - радость от безусловной победы. — Ну, так наша игра тебе понравилась? — пусть ещё ничего не кончилось, но радовался он так, будто уже всё сложилось, как он хотел. — Может, Меглин и научил тебя «методу»... — Не только методу, Жень, — она прервала его и улыбнулась совершенно искренне. Подумать о том, в чём причина столь искренней улыбки, Осмысловский не успел - ему в шею вонзилось что-то острое. Он закричал от неожиданности и начал оседать на пол, перед этим успев схватить пистолет и выстрелить. — Не жди, когда к тебе повернутся. Бей в спину, это же преимущество. Вот чему научил меня Меглин… Последнее произнесённое ею слово заглушил выстрел… — И что, всё? — Родион возник перед ней за секунду до того, как летящая пуля достигла цели. — Всё. Я его поймала, — радостно сообщила Есеня. — А дочка как же? — Ты же сам сказал - Вера всегда сможет выжить. — Ну, идём тогда… — А вдруг я его не убила? — Тогда Вера однажды всё закончит. Наследница всё-таки, — Меглин усмехнулся. — Ей придётся жить жаждой мести… — Это не месть… Разве не ты когда-то так говорила? Меглин протянул Есене руку, и она, так ничего и не ответив, наконец смогла к нему прикоснуться, к тёплому и живому. И ей совершенно плевать, что это значило - смерть или вечное сумасшествие. Для неё всё кончено, а для Веры… Оставалась надежда, что она проживёт хорошую жизнь.***
Вода едва заметно колышется в пруду от ветра, но солнце пригревает достаточно жарко. Во дворе среди ярких клумб бегают дети, задорно смеются, перекрикивая друг друга: — Нет, ты меня не поймаешь! Она сидит на скамейке у пруда, сосредоточено смотрит на рыб, плавающих в воде, и крепко прижимает к себе плюшевого мишку. Ей всего года три, и старшие дети не берут её в свои игры. Напротив неё, присев на корточки и сложив руки на коленях, сидит другая девочка, постарше на несколько лет. Её рыжие волосы практически сливаются с оранжевыми тюльпанами, а она, как заворожённая, смотрит на яркую бабочку, что порхает с цветка на цветок. — Привет, — вдруг к одной из них подходит третья, такая же замкнутая одиночка, не желающая быть в толпе. — Я Вика, — она присаживается рядом на скамейку, — Вика Соколовская, а ты? — Её зовут Вера… Вера Стеклова, — отвечает та, что постарше. Клумба, возле которой она сидит, недалеко, и это позволяет всё прекрасно слышать и видеть. За ними, пытаясь оставаться незамеченными, наблюдают две женщины. — А они? — спрашивает одна женщина у другой. — Они... — собеседница тяжело вздыхает. — Вера Стеклова — дочь двух убийц-психопатов, мать то ли убита, то ли сошла с ума. Отец мёртв. Вика Соколовская — её мама убита, а отец так хотел отомстить за её смерть… в общем, то ли в тюрьме, то ли в бегах, и Хоуп Майклсон, дочь Никлауса Майклсона. А те, что играют в догонялки - Стефани и Лиза Сальваторе. В двух последних случаях женщина даже без пояснений обошлась, пребывая в полной уверенности, что уж о серийном убийце по фамилии Сальваторе её собеседница точно слышала, а Хоуп жила с ней по соседству. Девочка не была сиротой, как те, кого первыми перечислила женщина. Она просто ждала мачеху, чтобы пойти домой. — В общем, скорее всего, они станут такими же, как их родители. Их существование само по себе ошибка. Они будущие монстры. — Жизнь не бывает ошибкой, — женщина умело скрыла недовольство от услышанного об обычных маленьких детях за милой улыбкой. — Кем бы ни были их родители, для них они не ошибки, а наследие… Произнеся это, женщина направилась к девочке, сидящей на скамейке. Подойдя, она присела на корточки и просто залюбовалась малюткой. Тёмно-русые кудри, румянец на пухлых щёчках и выразительные глаза. — Привет, тебя зовут Вера? В ответ на вопрос незнакомки девочка только молча кивнула. — Вера, ты пойдёшь со мной?