***
У Есении было ощущение, что она смотрит фильм. Старый и полузабытый, но она уже совершенно точно видела его раньше. Небо серое и тяжёлое, висит над городом низко-низко. Люди в чёрном, и все безликие, лиц никак не разглядеть, они прячут их за зонтами, спасаясь от воды, что капает сверху. Капли холодные, она отчётливо слышит, как они разбиваются об неё вдребезги. Зонт у папы, он держит его над собой, она маленькая и не достаёт, попадая под обстрел. Видит, как крепкие мужчины опускают красный гроб в яму. Видит гроб и больше никогда не увидит маму. Папа толкает её в спину, и, неуверенно пачкая туфельки о мокрую землю, сжимая в руке букет, она шагает вперёд. Там, впереди, мама улыбается со снимка. Девочка подходит к самому краю, не оборачивается — отец ей ничем не поможет. Холодной рукой берёт горсть мокрой земли, бросает на красный гроб… Она уже видела это однажды. Небо сегодня такое же низкое, облака тяжёлые, ветер забирается под кофту, достаёт до рёбер. Дождь вот-вот хлынет. Люди так же безлики, но на сей раз прячутся не за зонтиками, а за погонами и чинами. Многие сейчас здесь, потому что должно, а не потому что хотят проводить её отца в последний путь. Гроб такой же красный, только укрыт национальным флагом. По традиции раздаются выстрелы, нарушающие тишину в её голове, руки трясутся, в руках те же цветы, а она снова та маленькая девочка, ей снова страшно, ей снова до зонтика не достать. И её, совершенно точно, некому защитить. Толчок в спину, как тогда, но рука теперь не отцовская, толкает грубее, с большей силой. Она пошатывается и даже готова упасть. — Не бойся, иди… - раздаётся над ухом, но голос на Женин подозрительно не похож. — Ты здесь? — шепчет одними губами Есения, озирается, всматривается куда-то сквозь пелену слёз, но на этот раз не видит его, только слышит голос. — Родион? <i>— Я всегда здесь, ты же знаешь, — отвечает ей её же воображение, и голос звучит так, будто бы он улыбается. — И буду здесь, пока буду тебе нужен. — Всегда, — шепчет Есеня, разжимая руку и бросая горсть земли на гроб отца, — ты всегда будешь мне нужен. Мне и Вере. Только прошептала, и ветер стих, и мир из серого стал цветным. У них с Верой больше никого не осталось, но она всё равно никогда не будет одна.***
— Стеклова, ты родственник, и по закону... — разъяснял Быков. — Вам всем всегда было интересно, в чём он, его «метод», — она стояла спиной к начальнику и внимательно смотрела в окно, словно бы что-то разглядывала. — Но вы же и сами это знаете. Убийства прекращались, ведь всех маньяков он устранял на месте. Вы все закрывали на это глаза. Закройте ещё раз. — Есения Андреевна, — осторожно начал мужчина, — я понимаю, ты только что отца похоронила, но… — Удушение гитарной струной… — Она оторвала взгляд от окна и, встав напротив начальника, опёрлась руками о стол. — Это не просто воры в дом залезли, это почерк серийника… Возможно, ещё есть жертвы. Быков тяжело вздохнул и, бросив ручку на стол, откинулся на спинку кресла. Аргументы у него закончились. Сколько раз за годы службы в органах он бился о стену противоречий. По закону она не имеет право в это вмешиваться, ведь является близким родственником, а на деле, если она права и это ещё один серийный маньяк, никто, кроме неё, не справится лучше. Быков лишь молча кивнул и вслух добавил: — Только не в ущерб основному делу. — А есть дело? — Есения наморщила лоб.***
В ходе расследования на новом деле Есеня смогла выяснить, что убийства связаны со школой - в одной из них как раз недавно произошла смерть ученицы. — Ты знаешь, каково это - ребёнка потерять? — спокойно спросил отец погибшей девочки, стоя в том самом спортивном зале, где и произошла трагедия. — Я не обязана знать, — ответила она в своей привычной манере, холодно и отстранённо. Есения уже хотела перейти к следующему вопросу, как вдруг испытала ранее неизвестное ей чувство. Жутко захотелось к Вере. Узнать, что дочь сейчас делает, хоть она никогда особо и не интересовалась её занятиями и режимом дня. — Неважно, что с твоим ребёнком. Виноват всегда ты. — Сквозь поток мыслей в сознание девушки вдруг проникли слова убитого горем отца. — Не уберёг... Отец погибшей в школе девочки оказался не виноват, и, сам того не зная, заставил Есеню задуматься о вещах, которым она раньше значения не придавала. Пусть она недостаточно хорошая мать, чтобы знать рацион питания дочери или режим её сна. Но сможет ли она быть хорошим родителем настолько, чтобы защитить Веру от бессчётного количества опасностей, что таит в себе этот мир? Вот прямо сейчас, в эту самую секунду, в безопасности ли её дочь? Стеклова, конечно, сразу же ответила себе на этот вопрос - здесь было очевидное "да", ведь Женя обожает малышку, с ним ей точно ничего не грозит. Однако, совершенно неожиданно, вслед за твёрдым «да» возникло «но». Есеня вдруг на мгновение пожалела, что на сей раз оставила дочь с Женей - хотя с чего бы, раньше ведь ничего не случалось.***
Камень, ножницы, бумага. Карандаш, огонь, вода. Разучив эту считалку ещё в школе, Есения никогда бы не подумала, что однажды она сыграет ключевую роль в серии убийств. Уже второй раз главными злодеями оказались школьники, и это вновь заставило Стеклову задуматься - это ведь взрослые, их равнодушие, делает из них убийц. Мы становимся такими, какими нас делают: обстоятельства, окружающие люди, наследственность... Она такая же, как её мать. Рано или поздно станет такой. Вера такая же, как она или как Меглин, или как они оба. Какое будущее её ждёт, будет ли оно лучшим и как порвать этот порочный круг?***
Хоть дело и было уже окончено, заверив всех, что ещё находится в командировке, Есения затаилась в отделе и искала похожие дела об удушении гитарной струной. Она была уверена, что найдёт. А когда нашла, пожалела, что не ошиблась. Их было девять. Девять юношей и девушек; он убивал, они находили и не видели связи. Её отца убил серийный маньяк, который уже два года остаётся невидимым. Есеня ехала домой, толком не следя за дорогой. Она нервно барабанила по рулю пальцами, раздумывая над тем, как найти того, кого никто не ищет - как его поймать? «Ты меня не поймаешь», — прозвучало в голове, и Стеклова с силой ударила по педали газа. — Как мне его найти, Родион? — прокричала она в пустоту, в полной уверенности, что будет услышана, и ей плевать, что это психический бред, или что угодно ещё - он был ей нужен. — Он убил моего отца. Он знает, где я живу, там наша дочь! — Это как ключи потерять, — раздался голос. — Перестань искать, и сразу найдутся на самом видном месте.***
Оставив машину во дворе, Есения вошла через гараж и, бросив рюкзак на пол, хотела пройти в гостиную. Она и сама не поняла как, но взгляд зацепился за маленькое, почти неприметное пятнышко на деревянном полу. Человек несведущий и внимания бы не обратил. Мало ли чем можно испачкать пол в гараже, где хранятся инструменты и краска? Но она ведь не обычный человек и сразу поняла, что это кровь, испачкав палец, присмотревшись. Есения стала внимательно осматривать помещение в поисках чего-то ещё. И вскоре увидела ещё один небольшой кровавый след на стене. Девушка провела пальцем и надавила, вдруг кровь ещё не засохла, и вдруг почувствовала в стене пустоту. Она стукнула кулаком, и дверца, замаскированная под стену, открылась. Если бы у неё был выбор, она, возможно, предпочла бы этого не знать и не видеть, но пути назад уже не было - она видела то, что видела. Гитарные струны, точно такой убили её отца, смотаны и аккуратно развешаны по гвоздикам. Ошарашенно она взяла пару из них в руки. «Я ближе, чем ты думаешь», — тут же вспомнилось ей. За одно короткое мгновение Есения испытала, кажется, все знакомые человеку чувства. Она нашла его, у себя же под носом, этот человек жил с ней под одной крышей, этот человек сейчас с её ребёнком! От этой мысли Стекловой стало дурно, она бросилась в гостиную и тут же осознала, что в доме совершенно тихо — он пуст. Её за одну минуту десятки раз бросало то в жар, то в холод. Девушка трясущимися руками достала из кармана телефон. — Не мне ли собираешься звонить? — раздалось за спиной. Есения резко обернулась. Он стоял, ухмылялся и был совершенно доволен собой. — Ты… Это ты отца убил? — прохрипела она. Почему-то это первое, что пришло в голову, но в следующее же мгновение, не дожидаясь ответа, она бросилась на него с кулаками. — Где Вера?!! — истерично закричала она. - Где моя дочь?! — А ты заметила, что её нет? — он усмехнулся. — Как-то быстро, я удивлён. Материнский инстинкт проснулся, только где раньше-то был? — Где она, ублюдок? — Есения обвела глазами просторную гостиную их дома, думая, чем бы в него запустить; ничего не найдя, прошла на кухню. Женя пошёл за ней. — А зачем тебе знать? — оказавшись на кухне, Евгений совершено беззаботно и буднично открыл бутылку вина и наполнил бокал. — Ты вообще помнишь, когда ты её на руки брала в последний раз, когда целовала - ты помнишь этот момент? Она няню зовёт мамой. Он сделал паузу, отставив бокал, в котором оставались капли жидкости, и, подойдя к Есене, зашептал на ухо: — И да, отвечая на твой вопрос - это я убил твоего отца, подумал, что, если останешься одна, ты никуда не уйдёшь. Но потом мне в голову пришла мысль, что из тюрьмы ты точно никуда не уйдёшь, — Женя засмеялся, — а я обещаю тебя навещать. — Ты спятил? — она нахмурилась, протягивая руку к бокалу на столе. — Неа, спятила ты… Сама с собой разговариваешь, голоса там у тебя какие-то… Они тебе приказали отца струной задушить. — Силы неравны, — прошептала Стеклова, — он бы смог мне сопротивляться. — Она указала на очевидное и перевела тему: — Мне нужно увидеть Веру. — Сейчас здесь будет наряд, они найдут струны, такие же, как та, что была на месте убийства твоего отца, с твоими отпечатками. Тебя, неадекватную. О Вере я позабочусь, не волнуйся. Возможно, когда через двадцать лет ты выйдешь из тюрь… Остатки слов заглушил звон стекла. Есения разбила бокал, стоящий на столе, и отбитой ножкой полоснула по шее мужа. Его голубая рубашка тут же окрасилась алым. — Твою мать! — вскрикнул мужчина, прикрывая рану рукой. Дальнейшие события Есения помнит смутно. Звуки сирен полицейских машин, брызги Жениной крови, щелчок наручников на её руках. Его самодовольная ухмылка и шёпот: — Ну и кто кого поймал?