Эскортница

      Он сам дал ей визитку с номером телефона. И тем самым обрёк себя на печальную участь. В нагрудном кармане клетчатой рубашки доказательство её правоты. Кормак не ошибалась. Чутьё, а иначе это никак не назовёшь, её не подвело. Она сразу поняла, что что-то с Кенуэем не так. И не ошиблась. Осталось только показать это подтверждение Лиама и… получить нагоняй и недоверчивый взгляд, полный ревности. Шэй даже не подумала о том, как объяснить возникновение этой бумажки у неё. Сказать всё, как есть? Получится правдиво, но тогда она поругается с Лиамом. И нос Хэйтема окажется сломан раньше, чем они решат, кому из них лучше будет вонзить клинок в горло Кенуэя. А если соврать, то возникнут сложности с подтверждением гипотезы. А вдруг это не его визитка? Хотя как это может быть не его визитка, если на ней написано его имя. Кормак достаёт из кармана кусочек бумаги, чтобы убедиться, что это и правда так и она себе ничего не придумала. Всё верно, на серебристом фоне визитки — имя и фамилия. Хэйтем Кенуэй. Тамплиер. Наглый мажор. Тот, с кем она переспала… За деньги. Судьба начинает подкидывать весьма ироничные шуточки. Хотя в судьбу Кормак не верит, как и в удачу. Но это совпадение выглядит более чем странно. Можно начинать строить конспирологические теории. А вдруг он и правда узнал всё, раньше них?       Чёрные линии татуировки на шее выполни могли её сдать. Это такой очевидный, такой видный знак. Команда «фас» для тамплиерской своры. И если уж хоть одна псина из Abstergo вопьётся ей в горло, то пусть это хотя бы будет не Кенуэй. Не солидно умирать на руках у человека, который заплатил тебе бабки и видел твои сиськи. Ничего романтичного в этом нет, как обычно это преподносят в некоторых романчиках, зацикленных на порно. Умереть на руках человека, с которым у тебя последним был секс. Какая чушь!       — Девушка… Девушка!       Из раздумий Шэй выбивает недовольный голос водителя. Взгляд у Кормак затуманен. Она даже не сразу понимает, что происходит. И кто сейчас пытается достучаться до неё сквозь выстроенную стену из мыслей и идей, как лучше преподнести информацию товарищам по Братству.       — Да? — неуверенно, хриплым от долгого молчания голосом, отзывается Кормак.       — Конечная, — темнокожий водитель со странным чулком на голове, который Шэй изначально даже не заметила, кивает на выход из автобуса. Она и забыла, что только что закончила смену и ехала домой на последнем автобусе, — Выходите.       — Да, точно, спасибо, — Шэй засовывает визитку обратно в нагрудный карман, поднимается с места, подхватывая полупустой рюкзак. Она спешно покидает салон, с последней ступеньки спрыгивает на едва влажный асфальт. Либо помыли, либо был дождь. Самостоятельно отмечает данный факт мозг. Лучше бы думала о том, что будет делать дальше. К сожалению, это не тот случай, когда Шэй продумала каждый свой шаг наперёд. Здесь у неё нет даже каких-то идей, как поступить.       Крепкий парень хватает её под руку и втаскивает на узкий тротуар из бетонных блоков. Она поднимает взгляд, спокойно, не дергаясь. По хватке на прекрасно знает, что это ни какой-нибудь насильник или убийца, решивший вечерочком развлечься. Всего лишь Лиам. Хотя, если приглядеться к этой лысой черепушке, угрюмому выражению лица и вспомнить, что он таскает с собой всегда нож, а год назад убил троих тамплиеров, то становится уже не так весело. Но с ним безопаснее, чем без него. По крайней мере в их районе — засилье темнокожих гангстеров. А недалеко так вообще Брайтон-Бич. От русских можно ожидать чего угодно. Так что не знаешь, кто опаснее и кто принесёт тебе больше проблем.       — Могла предупредить, что ты сегодня на автобусе. Что-то случилось с мотоциклом?       — Я хотела тебе позвонить, но у меня в конце рабочего дня сел телефон, а зарядник я оставила дома. Так что не бухти. Ты же всё равно меня встретил, — Шэй улыбается одними уголками губ, давя усталость внутри себя. А ещё этот грядущий диалог, может вообще лучше оставить его на завтра и не грузить мозг другим сегодня?       — А на работе телефона у вас нет? — Кормак слышит этот упрёк и закатывает глаза. Она терпеть не может, когда Лиам начинает её наставлять на «путь истинный». Ещё сейчас добавит, что она недогадливая, недальновидная и очень халатно относится к собственной жизни, что очень странно слышать от смертника. Но это проявление заботы со стороны ассасина, хотя иногда просто хочется вздёрнуться от такой навязчивой заботы с его стороны.       — Иногда ты такой душный, Лиам. Если бы мы не были на улице, то я с удовольствием открыла бы окно и вышла в него. Так что, пожалуйста, сделай мне одолжение, перестань зудеть над самым ухом. И давай прибавим шагу. Мне есть что тебе рассказать. Я кое-что интересное узнала. И хотела бы это рассказать, сидя на кухне с чашечкой горячего кофе, пусть и омерзительно кислого из-за того, что оно из банки, а не из кофе-машины.       На язвительность Шэй Лиам отвечает лишь усталым выдохом. Кормак даже замечает, как он прикрывает глаза, чтобы удержаться и не закатить их. У них эта привычка — одна на двоих. Приобрели когда-то в подростковом возрасте, вот теперь никак это от них и не отцепится. Но, тем не менее, Лиам прибавляет шагу, чуть крепче стискивая руку Шэй. Ей приходится тащиться немного позади него, потому что ассасин буквально тащит её за собой. Впрочем, Шэй не противится. Она мысленно подбирает слова, чтобы доходчиво, спокойно и очень ровным голосом рассказать Лиаму о произошедшем в баре. И не вывести его на неприкрытую ревность. Может он не ревнует её к каждому встречному столбу, а вот сама она — да. И поэтому не хочет стать объектом подобной ревности.       Они заходят в подъезд. Лифт уже неделю как не работает и приходится пеком тащиться на седьмой этаж. Вот же приключение каждый раз вот так вот добираться до квартиры. Это ещё странно, что сейчас в пролёте между третьи и четвёртым этажами не тусуются торчки, хотя тлеющие окурки с остатками понятно какого содержимого всё ещё тлеют в банке из-под супа с забавными буковками. И стойкое облако белого дыма ещё не до конца рассеялось. Кормак приходится на некоторое время задержать дыхание. Она уверена, что друг делает точно также. Хоть они сами иногда упарываются подобным… упарывались, пока Ахиллес не устроил им промывку мозгов, сейчас хочется иметь максимально трезвую голову, насколько это вообще возможно после рабочего дня в шумном баре.       Ассасин открывает двери квартиры своими ключами и пропускает Кормак вперёд себя.       — О, да ты настоящий джентльмен, — Шэй с усмешкой бросает данную фразу и переступает порог квартиры, — Хоуп? — рукой девушка нащупывает выключатель на стене и включает свет, хотя ей это и не требуется с её то особенным зрением.       — Хоуп не дома. Они с Ахиллесом и Шевалье чахнут над манускриптом. Они где-то откопали человека, который ради науки готов посотрудничать с нами. Ему, видите ли, очень интересны старинные документы, — Лиам закрывает дверь и задвигает щеколду. Будто им это поможет в случае налёта отряда оперативников из «Abstergo».       Новость о том, что кто-то ещё теперь вклинился в их дело напрягает Шэй. Их положение достаточно шатко на данный момент. Один неверный шаг и остатки Братства в Нью-Йорке будут уничтожены. Любой новый человек, который так или иначе начинает работать с ними, должен понимать все риски. Да Ахиллес сам должен понимать, что всё это может принести им только огромный ворох проблем. Остаётся только уповать на то, что он посоветовался перед принятием решения с Лиамом. Он, как-никак, всё же является его правой рукой. Хотя, если сам ассасин даже не упоминает фамилии, явно всё решила Дженсен. И Ахиллеса надоумила именно она. Кормак иногда не нравится эта излишняя настойчивость, дотошность и желание узнать всё со стороны Хоуп. Но у неё нет причин не верить ей. Она сама намного осторожнее их с Лиамом. Возможно, она очень аккуратно втёрлась в доверие.       — Этому человеку можно доверять? Он не работает на тамплиеров? Мне всегда казалось, что тамплиеры купили всех научных сотрудников. И все они заинтересованы в том, чтобы поработать с Яблоком и другими артефактами, — Шэй направляется прямиком на кухню, чтобы исполнить своё желание. Кофе — зависимость Кормак. Она выпивает не меньше трёх чашек в день. С утра с сигаретой в зубах, в обед в перерыве между делами и, конечно же, вечером, почти ночью. Всё это выглядит, как возможность справиться с каждым новым днём, пережить усталость и окончательно не скатиться в пучину самобичевания и ненависти к себе.       В чайнике осталась вода. Поэтому Шэй прост нажимает на кнопку, чтобы прибор заработал, а сама достаёт кружку, ложечку и банку с кофе. Мерзкий, отвратительный кофе. Он оставляет кислый привкус во рту после нескольких глотков, не спасает даже четыре ложки сахара. Но на большее рассчитывать не приходится. Они не настолько хорошо живут, чтобы позволить себе роскошь — хороший кофе, который можно варить в турке каждое утро.       — Честно, понятия не имею. Я не общался с этим человеком. Но собираюсь по возможности переговорить с ним. Есть что обсудить, да и хочу знать все подробности, — Лиам проходит на кухню, Шэй бросает на него взгляд через плечо. Ассасин уже успел натянуть старую футболку. На рукавах ещё остались следы от краски — три месяца назад они вместе красили стены в коридоре, чтобы перекрыть пятно крови, не отмывшееся окончательно. О`Брайен опускается на стул, — Кстати, о подробностях. Ты хотела мне что-то рассказать. Я весь обратился в слух.       Ну, да. Лиам тот человек, что долго тянуть не будет. Спросит сразу, прямо. И ответы любит получать прямо и по делу. Хотя иногда делает выводы только на основании своих наблюдений. Кормак опускает две рожки кофе в чашку, сверху насыпает сахар.       — Скажем так, я сделала за нас всю работу, — два пальца в нагрудный карман. И вот уже визитка с именем и номером Хэйтема Кенуэя протянута Лиаму.       — В каком смысле? Что это? — насторожённость на чужом лице сменяется удивлением, едва только глаза проходятся по нескольким строчкам и доходят до логотипа компании, покрывающей тамплиеров, — Мне стоит задавать логичный вопрос? Или мне ждать каких-то пояснений?       С усмешкой Кормак разворачивается к Лиаму спиной, лишь бы не смотреть ему в глаза. Врать она умеет хорошо, но сейчас сомневается, что если ассасин спросит о том, как давно они знакомы с Кенуэем и первая ли это их встреча, то она сможет ответить и взгляд её не выдаст. Чайник щёлкает, но кипящая вода всё ещё продолжает шуметь. Шэй наполняет чашку до половины, следом разбавляет холодной водой.       — Подкатывает ко мне этот мистер Кенуэй. Сегодня вот дал визитку. И посмотри, какая ирония, я оказалась права. Всё же, не спорю, внимательность к деталям, о которой любит пожужжать Хоуп, полезная штука, — с чашкой с дурацким рисунком Статуи Свободы в руках Шэй опускается на стул напротив Лиама, параллельно делает глоток. Что ж, пока что после первой пробы не хочется вылить эту баланду, лишь отдалённо напоминающую кофе, в раковину, а банку выбросить в мусорку. Лиам проводит большим пальцем по эмблеме «Abstergo», после чего бросает визитку Хэйтема на стол.       — Однако, ты глазастая, внимательная. Мне тоже есть, что рассказать тебе про твоего нового любовника.       Лиам не упускает возможности подколоть её. Но вместо демонстративного закатывания глаз, Шэй пытается усмирить это сосущее ощущение под ложечкой. Как же он, чёрт возьми, не зная всей сути, оказывается прав. Любовники. Да, наверное так это и можно назвать. Только всё без любви и основывается на взаимной выгоде. Удобны друг другу. Тело на деньги. Деньги на плотское удовольствие. Шэй едва сдерживается, чтобы не поморщиться. Отвратительно. Она ненавидит эту работу. Но пока это единственный выход из положения. Просто нужно немного потерпеть и всё наладится. Ещё немного. Она заработает денег и закончит со всем этим. Перестанет относиться к самой себе, как к куску мяса. Всё изменится. Нужно лишь немного подождать. Потерпеть. Совсем скоро.       — Шэй?       — А? Да? Что? — оцепенение отпускает Кормак. Она настолько сильно задумалась над своим положением из-за невинного слова «любовники», что даже не отшутилась, не перевела тему, не спросила Лиама о том, что он хочет до неё донести. Тот же кивает на кружку в руках Шэй. И до неё доходит, она нервно стучит указательным пальцем по кружке. Кормак опускает её на стол. Тянется за пачкой сигарет из заднего кармана джинс и зажигалкой, — Так что ты нового узнал?       Лишь бы он ничего не подумал. Вроде, по её лицу никогда нельзя было прочитать всё, что она думает, все истинные мысли, намерения, планы.       — Да вот, поковырялся в кое-каких бумажках, поговорил с Ахиллесом. Отец этого товарища, — Лиам тыкает пальцем в визитку, тем самым прижимая её к столу. Шэй следит за всем путём чужого пальца, в итоге останавливает взгляд на блестящей картонке, — Эдвард Джеймс Кенуэй. Бывший ассасин. Он вышел из Братства, хотя долгое время оставался спонсором и помогал чем мог. Не только финансово.       Теперь большой пробел в чужой биографии заполняется сам собой. Отлично, значит всевозможные догадки про несметные богатства чужого отца подтвердились. От этого ситуация на изменится ни в лучшую, ни в худшую сторону, но хотя бы теперь Шэй потратит меньше времени на разъяснение некоторых подробностей и моментов частной жизни. Лиам избавил её ещё от одной ночи перед ноутбуком. За это его стоит поблагодарить. Шэй вытягивает из пачки сигарету и поджигает кончик, чтобы в следующий момент втянуть дым и задержать его на несколько секунд в легких.       — Окей, отлично. Но только чем это нам поможет делу? Факт, конечно, занимательный, но бесполезный, — Кормак бьёт кончиком пальца по фильтру, стряхивает пепел в пустую пепельницу и отхлёбывает кофе, — Бывшие ассасины вряд ли помогут делу. Хотя, интересно было бы узнать, почему сын ассасина стал тамплиером. Есть что-то на этот счёт?       Она бы могла лицемерно сказать, что сей факт играет огромную и важную роль, но Лиам не дурак, он прекрасно поймёт такую жирную и неприкрытую ложь. Да и нет у Кормак сейчас никакого желания быть уступчивой, мягкой и чуткой по отношению к представителям рода человеческого. А вот какого-нибудь кота она с удовольствием бы погладила, пусть даже и зашоренного жизнью, облезлого и злого.       Шэй откидывается на спинку стула, запрокидывает голову и прикрывает глаза. Усталость даёт о себе знать. Пусть она сейчас испытывает особый энтузиазм и заряд бодрости на новой работе — новая обстановка вдохновляет на незначительные в рамках жизни Кормак свершения — но физической усталости это не отменяет. Ноги гудят, не давая Шэй выбросить из головы факт: она весь день провела на ногах за барной стойкой, а присесть ей удалось только в небольшой перерыв и пока перетирала стаканы перед самым закрытием.       Сфера обслуживания — омерзительная сфера работы, какую только может избрать для себя человек. Нужно постоянно улыбаться, натянуть на себя позитивную и жизнерадостную маску, хотя это меньше из зол по сравнению с отваливающейся спиной, больными ногами и неадекватными людьми в клиентах. И нет в этом никакой романтики, веселья и уж тем более удовольствия. Все люди, обслуживающие других людей, ненавидят свою работу, ненавидят тех, с кем приходится работать. На ум приходят слова Кенуэя. Каждый из них кого-то обслуживает. Шэй более чем уверенна, Хэйтем пытался её подловить и намекал на её основную работу — стриптиз-клуб, где она в прямом смысле обслуживает, обхаживает мужчин, бывало парочку раз и женщин. У каждого свои загоны и тараканы в голове. Но тут вопрос куда более философский. Кормак обслуживает мужчин, как стриптизёрша, как эскортница, как бармен, Кенуэй — как какой-нибудь консультантишка финансовый. Хотя теперь Шэй сомневается в том, что правильно подобрала ему занимаемую должность. Хэйтем рыба покрупнее. Либо он просто делает вид. Хочет казаться лучше, чем есть на самом деле.       — На самом деле, вообще никак. Просто стоит понимать, что Эдвард был ассасином. Не смотря на то, что он отошёл в своё время от дел Братства, я предполагаю, что он мог попытаться передать какие-то знания Хэйтему. А если принять к сведению ещё и тот факт, что Хэйтем Кенуэй тамплиер, это ты доказала. По крайней мере мне, не знаю уж, получится ли донести это до Хоуп. То мы имеем достаточно осведомленного человека, который может знать кого-то из наших. По крайней мере, из бывших знакомых своего отца.       Об этом Кормак даже не задумалась. А что если действительно Хэйтем Кенуэй мог знать или знает кого-то из ассасинов. Может уже даже руку приложил в убийству кого-то. Или только собирается приложить. В любом случае, им придётся понаблюдать за Кенуэем. Так как теперь он представляется для них интересной фигурой. И, значит, он может быть опасен. Хотя Кормак хочет надеяться на лучшее. Пусть он окажется просто какой-нибудь пешкой в более крепких и серьёзных руках. Ей бы не хотелось, чтобы его милую мордашку кто-то подправил, а потом она была последний раз запечатлена на шелковой подушке среди белых роз.       — Что ж, хорошо. Ты расскажешь об этом Хоуп? Потому что у меня, если честно, нет никакого желания ей что-то объяснять. К тому же, я всё ещё чувствую, что она мне не доверяет, либо считает меня недостаточно внимательной, мной или какие там мысли посещают её голову? — Кормак хмурится, сдвигает брови к переносице, чем формируется складка и несколько морщинок на лбу. В последнее время она вообще слишком часто хмурится, это её вообще не капли ни красит, хотя задумывается Шэй об этом меньше всего, — Короче, скажешь ей всё.       — Шэй, ты слишком плохо относишься к Хоуп. Она всё же профессионал своего дела. И это нормально, что она всё подвергает сомнению, — на лице Лиама появляется усталая полу-улыбка.       — Я нормально отношусь к Хоуп, — резко чеканит Кормак, — А я пытаюсь стать профессионалом своего дела. И если постоянно сомневаться в моих словах и действиях и каждый раз говорить, что я ничерта не умею, а только всё порчу, то я никогда не стану им. Так что, изволь, расскажи ей всё сам. И избавь меня от участи в очередной раз обсуждать с ней что-то по делу, — сигарета сминается об дно пепельницы и раздавленным окурком остаётся лежать, а сама Шэй поднимается со стула и вместе с кружкой в руках покидает кухню.

***

      На улице крики. Обычное утро в Нью-Йорке. Пять утра, муравьишки-людишки постепенно начинают выползать из своих человейников и отправляются кто куда: кто-то ведёт детей в детский сад, кто-то отправляется на работу. Новый день начался, а Шэй так и не сомкнула глаз. Она смотрит в потолок, где три несчастные люминесцентные звёздочки вяло отдают свой свет, полученный от солнца прошлым днём. Наверное, тут была детская комната. Хотя сейчас это совершенно неважно. Уж для Шэй так тем более. Дурацкие мысли не давали ей заснуть, и вот она пролежала до самого утра, не найдя интереснее занятия, чем пялиться в потолок.       Мысли редко крадут её покой, оставляя без сна. Но сегодняшняя ночь оказалась исключением. Она ворочалась, свезла всю постель, стало даже душно и она открыла в комнате окно, но сон так и не пришёл. А всё из-за разговора с Лиамом и неудовлетворенности, которую он оставил. Шэй терпеть не может тот факт, что при любом удобном случае Лиам любит упомянуть Хоуп. Прекрасный ассасин, знает сотню способов убить, доверенное лицо Ахиллеса, лучшая в своём деле. Словно других людей нет! Словно никто не может сравниться с Хоуп. Ну и что, что в отличие от Кормак она получает образование в университете. Какая разница? Высшее учебное заведение не показатель способностей, а уж тем более умения убивать и добиваться собственных целей.       Завидовать Хоуп странно, ничего особенного она не добилась в жизни. Но тем не менее зависть капает ядовитой слюной, отравляет сознание Шэй. Слишком часто она стала завидовать. И это порождает неприятное чувство брошености, никому ненужности и собственной несостоятельности. Кормак стискивает одеяло, чтобы не впиться ногтями в ладони и не оставить болезненные выемки фиолетово-бордового цвета — следы своей беспомощности в данной ситуации.       Она ничем не хуже Хоуп, но её не замечают. И не оставляют никакого шанса на то, чтобы блеснуть. Вся жизнь ей словно намекает на то, что она должна оставаться в тени, не высовываться, что ей на самом то деле нет места среди людей, добившихся значительных высот в своём деле. Хочется быть особенной, но жизнь продолжает каждый новый день макать её головой в унитаз, оставляя без моральных сил к существованию. Омерзительное состояние. Невольно проникаешься сочувствием к самой себе. Хотя в голове всё ещё остаётся неискоренимый факт: жалость унижает.