ID работы: 10189252

Summer camp

Слэш
NC-17
Завершён
14448
автор
Vilya_ бета
Размер:
531 страница, 28 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
14448 Нравится Отзывы 5265 В сборник Скачать

Последние дни

Настройки текста
Пока дети мирно спали в своих кроватях, видели сны и в принципе довольствовались жизнью, вожатые как всегда страдали какой-то херней, которая для лагеря была просто необходима. Чонин, ни разу не вздохнув, взял в руки два ведра с водой и понес их на площадку. Завтра в лагере водный день, а потому сейчас, в два часа ночи, после планерки, они натаскали со склада шары и красители для воды, (которые не жгут глаза) и заливали бомбочки. В столовой, где они набирали воду, не было никого, совсем. Им просто дали ключ и относительную свободу действий. Потому следующий час их деятельность была довольно муторной: взять шар, наполнить водой, вернуть в тазик, потом, когда тазик наполнится, нести на поле, оставив там, брать следующий тазик или ведро, пачку шаров и идти повторять процедуру. Сынмин и Чанбин, как и договаривались, украсили футбольное поле. Постарались на славу, к слову, красиво вышло. Чонину очень даже нравилось. Все такое яркое, в гирляндах, в темноте они светились просто потрясающе, однако днем вряд ли это будет выглядеть так же невероятно. Оттого эта ночь, тихая и спокойная, казалась еще более волшебной. Только они видят это очаровательное мерцание, завтра украшения снимут и помнить об этой красоте будет только Чонин, трепетно отложивший это воспоминание в своем сердце, и Чан. Они с Чаном говорили не много. Не потому что поссорились или устали, просто у обоих настроение было… Не разговорчивое. Прохладный ветер летней ночи все говорил за них, за них пел, за них сплетничал о коллегах, только вот думать и чувствовать за них был не в состоянии. Они сделали перерыв, когда большая часть тазиков была уже заполнена, лежали на траве поля и смотрели вверх, на звезды. Белые гирлянды были словно их продолжением и создавали впечатление, словно некоторые звездочки упали с неба и опустились рядом с ними. Трава покрытия щекотала затылок. Чан смотрел вверх, думал о чем-то или только делал вид, а Чонин смотрел на него. Крис был невероятно красивым, даже когда находился в душевном раздрае. Чонин бы даже сказал, что особенно в этом состоянии он был красив. Его лицо не выражало вселенской печали, было спокойным и расслабленным, но Чонин чувствовал балаган, происходящий в душе вожатого, словно соседи через стенку ужасно громко слушали музыку, его переживания были словно внутри Чонина, они были общими. Чан выглядел как философ, что познал жизнь прямо перед казнью. Который вроде рад, что все успел, но впервые не готов принять что-то. А время ужасно быстро бежит сквозь, не давая времени смириться с тем, что игра окончена. Она не окончена. Просто хочется навсегда остаться на одном едином уровне, на одном квесте. Потому что знаешь, что системные персонажи с завершением задания больше никогда не появятся. — Почему ты заранее делаешь себе больно… — не удержался Чонин, порвав тишину своим негромким вопросом. Не совсем корректно, но Чан понял, что он имел ввиду. «Почему ты уже начал убивать себя мыслями, если в запасе есть еще целая неделя?» — Эта привычка у нас общая, — улыбнулся Чан, отводя взгляд с неба на парня рядом. В стеклянных глубинах взыграло спокойное тепло, такое, которое дарит комфорт, окутывает собой, закрывая от окружающего мира и тревог. Чонин фыркнул, шутливо толкнув Чана в плечо. Ну да, общая. Чан, перекатившись в обратную сторону, поднырнул под руки Чонина, он любил лежать с ним так, слушать стук сердца, ровное дыхание, утыкаться носом куда-то в футболку, это было тепло, уютно, словно ничего за пределами этих рук не существовало, и засыпалось легко. И вот очередной раз, когда Чан, как ребенок, зарылся носом в футболку Чонина, где-то в районе груди и пробурчал, что они еще немного так полежат. Чонин любил эти его повадки, Чан напоминал ему о доме. Чан был его домом. Больше ничего и не нужно было.

Утром следующего дня Минхо и Джисон проснулись так, словно их пропустили через мясорубку. Быть вожатыми капец как непросто, и сейчас они ощущали это ярче всего. Еще ярче стало, когда дети, проснувшись от их копошения, снова просили не уходить, думая, что у парней есть возможность быть с ними всегда. Но ее не было. Ее не было, и это было просто невозможно объяснить маленьким барбарикам, которые смотрели на них своими большущими грустными глазами. С огромным трудом они попрощались со всеми детьми, это было долго, так как каждый хотел обняться и вел себя так, словно Минхо с Ханом уходят навсегда. Передавая их в руки вожатым, парни обещали чуть позже еще к ним зайти. Пусть и у самих внутри что-то подмывало не уходить, так было нельзя. День самоуправления закончился. В конце концов, у детей есть свои вожатые, люди, которым за эту работу платили чудовищно мало, а у самих парней все еще был свой отряд. Хотелось бы узнать как у них дела, хотелось бы вернуться к своей семье. И они вернулись. Вернулись туда, где за время их отсутствия, казалось, ничего не поменялось (ну разумеется, их не было всего один день), стоял такой же балаган: Рюджин рассказывала внимательно слушающим парням из комнаты Бомгю очередную байку про то, что в лесу якобы водятся волки и ночью бегают по территории лагеря. Енджун прикрывал рот руками, боясь немужественно взвизгнуть, Субин хмурился, сомневаясь в правдоподобности, Бомгю смеялся с лица Енджуна, Кай, казалось, был вообще в другом мире, а Тэхен закатывал глаза, но не пытался ее перебить. За следующим столом Юна смотрела куда угодно, но только не на сидевшего напротив Сончана, который в свою очередь только на нее и смотрел каким-то странным, прищуренным взглядом. Рядом увлеченно о чем-то болтали Айрин, Йеджи и Хаюль. За другим столом Мия взволнованным полушепотом поделилась своим опытом первого публичного выступления. За завтраком половина отряда подсела к ней, чтобы узнать, как она себя чувствует, похвалить за старания и просто убедиться в том, что девушка в порядке. Феликс с Хенджином тоже были там, а потому Хан с Минхо, не долго думая, тоже пододвинули свои стулья. Она все еще была напугана, но Минхо видел, что на самом деле, даже несмотря на душевное потрясение, ей понравилось. Очень понравилось. Хенджин не забывал вставлять время от времени свои пять копеек и комментарии по типу: «как быстро растут дети» и «птенчик вылетел из гнезда». Разумеется, при всем этом поэтично взмахивая рукой и сбрасывая воображаемые слезы с ресниц. За что время от времени получал от девушки шлепок ладонью по плечу. Феликс улыбался, искренне радуясь, что Мия получила такой опыт и он останется для нее приятным воспоминанием, а не травматичным опытом. Да, она не певица, и не то чтобы пела как Рианна, вовсе нет. У нее даже не было слов толком. Но то, как она засияла под взглядами сотен глаз, ни с чем не сравнить. Это сияние было внутренним, это сияние они наблюдали сейчас. Когда скромная, тихая девочка, которая в первые дни едва ли разговаривала, оказалась выброшена далеко-далеко за зону собственного комфорта и поняла, что мир и спектр чувств, что может испытывать человек, намного шире, чем ей являлось раньше. Она загорелась, внутри нее проснулась маленькая искорка, которая пока совсем тихо и невнятно говорила ей о том, что она должна рисковать и выходить на сцену чуть чаще. Возможно, чуть позже эта маленькая искорка станет самым большим объектом в их солнечной системе, а ее голос будет откликаться в сердцах у миллионов, не важно, кем она станет — певицей, актрисой, каскадером или спикером тренингов по успеху и счастью. Мия засияет, она к этому почти готова. Тэен увлеченно слушал ее рассказ, почти лежа на столе и даже не трогая свою еду. Доен взял в руку ложку, поднес к ее рту, словно микрофон, и начал брать интервью. — Мия, вы как известная в наших кругах певица могли бы передать пару слов своим фанатам? Доен получил пинок под коленку и заткнулся. Утренняя каша не сказать, что была прелестной. Однако Минхо не воротил нос от еды еще с первых недель. Во-первых, потому что это глупо и по-детски, во-вторых, потому что знает, кто и как готовил эту кашу. Кухаркам нелегко приходится готовить на целую столовую. Да, половину еды в столовую привозят из города, но далеко не всю. Далеко-далеко не всю. Так что он засунул себе в задницу все аристократические замашки, которые и без того терпеть не мог. Нет ничего странного в том, чтобы желать жить в комфорте, есть вкусную еду, надевать на себя лучшую одежду, ездить на хороших автомобилях или спать с моделями, а не с одноклассницами. Нет ничего страшного в том, что кого-то больше привлекает пятизвездочный отель, чем палатка в лесу. Однако Минхо хорошо знал, что в погоне за лучшим он часто упускает простое счастье. Самое простое. То, которого у него никогда до этого еще не было. Разве… Есть у костра вместе с друзьями самый дешевый поджаренный зефир не лучше, чем сидеть в ресторане, в вип-зоне, в полном одиночестве и тишине? Для Минхо ответ был очевидным. Абсолютно прозрачным. А потому он наслаждался тем, что имел, по полной. Странной кашей в том числе. Еще вещь, которую Минхо раньше так бессовестно упускал из виду, это душевные разговоры. Раньше он и не замечал, как много они общаются друг с другом, как много всего рассказывают. Делятся, казалось бы, такими мелочами, но если посмотреть со стороны, каждая такая мелочь была чертовски важна. Очень важна. Минхо никогда не видел здесь осуждения в чьих-либо глазах, когда ходил злой и причитал себе под нос о том, что его окружают одни идиоты. И он искренне вникал в проблемы других ребят, которые с ним болтали и делились чем-то. С той же самой Мией они говорили не раз, она была чуткой, терпеливой, интересной, пусть и очень скромной. Минхо поймал себя на том, что радовался за нее искренне, по-настоящему. Но самыми важными разговорами для него были, конечно, разговоры с Джисоном. Ночами, когда Хан не мог уснуть, и они валялись и негромко о чем-то разговаривали, Джи поделился, что боится. Боится, что путь, который он для себя выбрал слишком витиеват и нестабилен. Боится, что однажды проснется с ничем, что надежда и вдохновение тоже оставят его. Что он будет питаться каждый день лапшой быстрого приготовления где-нибудь на окраине старого маленького города, думать, как платить за холодную пошарпанную квартирку в этом месяце и выживать за счет веры в то, что его тексты когда-нибудь кто-нибудь заметит. Он признался в том, что сотни раз думал сдаться, послушать мать и поступить на какого-нибудь юриста или врача, пока не стало слишком поздно и его мечты, а вместе с ними и планы на жизнь не разбились о скалы реальности. Той реальности, где он недостаточно хорош, чтобы быть тем, кем хочет быть. Джисон знал, что талантлив и достаточно усерден, чтобы никогда не оказаться в таком положении. Но страх неудачи наступал ему на пятки каждый раз, когда он задумывался над тем, что, возможно, не так хорош, как о себе думал. Каждый раз, когда он думал, что на одном лишь энтузиазме ему не протолкнуться. Минхо в тот раз сказал, что тогда они будут вместе сводить концы с концами в маленькой пошарпанной квартирке, питаться лапшой быстрого приготовления, и у Джисона всегда будет как минимум один преданный слушатель. Который пусть еще не слышал ни одной написанной им песни, но уже сходит с ума от него. Они будут вместе. Вместе разбиваться о скалы, вместе жить на одном лишь энтузиазме. Джисон посмеялся, негромко, чтобы сидящий в коридоре Чан, следящий за порядком в корпусе ночью, не заглянул к ним. Они переплели пальцы, и Джисон долго-долго думал о чем-то, пока наконец не засопел ему в плечо. У Хан Джисона, который всегда жил чувствами, моментом, сегодняшним днем в голове был рой, вереница мыслей, загоняющих его из одного угла в другой. Все, что мог сделать Минхо для него, это быть рядом. Показывать, что он не один, что ему есть кого попросить о помощи. Минхо, конечно, не говорил вслух о том, что ему по факту не грозит оказаться в таком положении: Отец сделал все для того, чтобы Минхо ни в чем не нуждался. Но это не значило, что его намерения не серьезны. Он бы смог привыкнуть к подобной жизни, в конце концов, когда матери не стало, примерно так они с отцом и жили, благо не долго. Вообще быть подростком чертовски страшно. Особенно когда твоя судьба лежит в собственных руках. У Минхо, опять же, не было такой проблемы, он мог поступить куда хочет, мог не поступать вообще. Джисону же надо было пробиваться, даже несмотря на то, что его уже приняли куда он хотел, не значило, что он справится с переездом в другой город, жизнью в общаге. Параллельно ему скорее всего придется работать где-то. Так рассуждал Хан. Потому что ни у кого не будет возможности содержать его во время учебы. В его планах не было ни грамма свободного воздуха. Джисон планировал все. Он был очень сильным. И пусть он был сейчас в другом измерении, в вечном лете, за забором территории лагеря, там где-то страшное и туманное будущее не может его достать. В беззаботных жарких днях, где у него есть все: друзья, любовь, постоянное веселое времяпрепровождение, вокруг достаточно музыки и он даже стал танцевать чуть лучше благодаря Минхо. С каждым днем та жизнь, которая, казалось, далеко от них, была все ближе и ближе. Джисона это пугало. Минхо — нет. Минхо не боялся того, что будет дальше, потому что он держал в руках то, что было для него ценнее всего – маленького потерянного, острого на язык музыканта. С яркими глазами, темными волосами, обворожительной улыбкой и пылким сердцем. А еще упругой задницей и пиздецки тяжелым кулаком.

После завтрака у них был кружок шахмат и шашек, также были игры вроде го и других. За время смены они с Джисоном успели поиграть против друг друга сотни раз и уже даже не вели счет. Однако, разумеется, не забывали при победе тыкать этим фактом друг другу в лицо, танцевать победный танец и сообщать всем в фургоне, кто тут папочка. Ах да, кружок шахмат все еще располагался в странном фургоне без колес, который стоял рядом с администрацией. Внутри были столы, компактно поставленные. Прелесть этого кружка была в том, что он был по выбору, хочешь — ходи, не хочешь — не ходи. Минхо с Ханом, несмотря на то, что уже сотни раз играли, все равно приходили на каждое занятие. А вместе с ними Момо, Наен, Лия, Черен и Айрин с Саной. Почему-то других парней шашки мало интересовали. А вот Минхо был в восторге от того, какой мир разворачивался перед ним на небольшой деревянной доске, сколько ходов, стратегий и трюков он мог провернуть за одну партию и никогда не был уверен на сто процентов в оппоненте. Пусть он знал Джисона достаточно хорошо, тот иногда поражал его неожиданными ходами. Он был из тех, кто мог отдать ему половину своих шашек в первой половине, а в конце, когда у него останется одна единственная дамка, срубить у Минхо все, что было. Однако Хан никогда не планировал подобное, каждый его ход — лишь совпадение и воля случая, в отличии от Хо, который мог пять минут просто сидеть и просчитывать самый безопасный и удобный для него ход. Это было просто невероятно, аж голова побаливала от мозгового процесса. Что еще нужно остальным парням их отряда? Разве это не одна из самых захватывающих вещей в мире? Хотя, возможно, те просто ходили в другой подгруппе, на другое время. Чонин должен быть в курсе этого, но Ли слишком лень интересоваться. В этом фургоне рядом со зданием администрации, где одно окно упиралось в кирпичную стену, а напротив другого разрослись какие-то зеленые заросли, пригвождая фургон к его месту и становясь с ним одним целым, одним, единым с природой существом, открывался особенный мир, мир стратегии, глупых шуток и особой, сокрытой от всего мира атмосферой. Во всяком случае, было что-то классное в этом тихом и уютном кружке. Что-то очень веселое. Особенно когда за соседним столом Момо и Наен пытались научиться играть в шахматы, учитель, стоя рядом, постоянно напоминал им, какая фигура как ходит, Наен неловко хихикала, переставляя фигуру по подсказке, не совсем понимая, что делает, а Момо тихо невнятно ругалась на каком-то адовом диалекте. Было что-то классное и в Айрин с Саной, когда одна психовала из-за того, что никак не могла переиграть подругу, а та в свою очередь подбадривала ее и поддерживала, но неизменно продолжала выигрывать, даже не пытаясь быть мягче. Она была словно тренером, Минхо уважал ее за такое маленькое, но особо жестокое проявление заботы. Сана хотела, чтобы Айрин превзошла ее собственными силами и действительно смогла назвать эту победу своей. Пусть за эти три месяца у нее это ни разу и не получилось, она уже играла несравненно лучше чем в первые дни. Лия и Черен между своими партиями делали огромные перерывы, садясь рядом с кем-нибудь, следя и смешно комментируя игру. Особенно забавно это было, когда Лия пыталась помогать Хану с игрой, но в итоге всегда давала ерундовые подсказки, словно делала это в пользу Минхо. А на самом деле она просто плохо разбиралась в этом. Черен с Минхо лишь умилялись их забавному дуэту. Это было круто хотя бы потому, что на бисероплетении, например, или изо, не посоревнуешься друг с другом. Можно, конечно, поспорить у кого рисунок красивее или фигурка аккуратнее, но это все слишком субъективно и вряд ли искусство можно так оценивать. Да, именно искусством Ли называл шедевры, которые они там вырисовывали. Хенджин, когда невзначай заглядывал к ним в листы, почти плакал кровью, улыбаясь через душевную боль. Он читал сутры, молитвы, клятвы и что там еще было, чтобы всевышний сжалился и простил это издевательство над деревом (которым когда-то был этот лист бумаги), ибо ничто в этом мире не заслужило такой жестокой расправы и изуродования. Не, плакаты эти двое рисовали довольно неплохо. Но когда дело доходило до людей и животных… — Очень милый лось, — сделал комплимент Феликс, заглядывая Хану в листок через плечо. Это как раз было их следующим пунктом в сегодняшнем расписании. — Это моя бабушка, — повернувшись на него удивленно, оповестил Джисон. Разве не похоже…? — А… — сконфуженно протянул Феликс, не зная, будет ли нормальным похвалить его второй раз. Сказать «очень похоже!» будет звучать как комплимент навыкам Хана или скорее оскорбление его бабушки? Легче было просто перестать говорить… Именно так Феликс и поступил. Ну а парни, разумеется, тыкали друг в друга пальцами и называли нечто на бумаге именами друг друга. Минхо с Джисоном было смешно, скрючившемуся на полу Хенджину — не очень. Единственным утешением и лекарством от душевных травм, которые каждый раз наносили ему Ли и Хан своими художествами, был Феликс. Пусть он и не был гением в этой сфере, но старался, и получалось у него весьма неплохо. А Ли с Ханом, словно нарочно рисовали антинаучных существ, посылая к херам пропорции и хоть какие-то моральные принципы. — Посмотри на картинку, говорят, она лечит от рака, — сказал Минхо, намекая, что Джисону для жизни это ну просто необходимо. Старший протянул листок, сидя за округлым столом, так, что когда Хан поднимет голову от своего рисунка, ему придется столкнуться с шедевром авторства Ли Минхо лицом к лицу. — Господи, что это… — протянул Хан, подняв глаза и почти попрощавшись с белоснежным цветом своих спортивных штанов. С рисунка на него смотрел автопортрет с перекошенным лицом, носом на лбу и глазами где-то в районе подбородка. Где рот, Джисон спросить не осмелился. — Я пошутил, теперь ты умрешь через семь секунд, — коварно улыбнулся Минхо, словно был аферистом, который кидает в переписках друзьям картинки из разряда «перешли 10 друзьям и найдешь в жопе айфон 20». — Ну и славно, после такого зрелища причин для жизни осталось мало, — оповестил Хан, уже готовый покончить со всем этим. — А у тебя что? — с интересом протянул Хо. — Вот, — Джисон убрал руки от рисунка. — Милый лось, — кивнул Хо снисходительно. — Да идите вы нахуй, — простонал Джисон. Еще немного и Хан пробьет стол лбом. Феликс осторожно погладил его по спине в знак поддержки. А в поддержке из них всех больше всего нуждался Хенджин, который все еще, кажется, валялся где-то под столом.

Еще одним перфомансом этого дня стало предложение кухарок помочь на кухне. Минхо с Ханом как всегда ушли с кружков чуть раньше, чтобы помочь в столовой накрыть столы к обеду. Женщины, которые занимались едой и уже давно запомнили своих энергичных помощников, предложили направить их энергию в правильное русло. Быть может, таким образом они спасут пару тарелок от утилизации? Хотя Минхо с Ханом давно научились раскидывать тарелки наперегонки так, чтобы ни одна не разбилась. Более того, Минхо даже как-то раз кинул Джисону тарелку с кашей через два ряда столов, как бумеранг, и тот легко ее поймал, ставя на нужное место. Ли было лень обойти пару столов, чтобы передать тарелку Хану в руки, но он нашел его быструю реакцию и аккуратные движения довольно сексуальными, а потому пересек это расстояние, чтобы утянуть его в поцелуй и заставить цепляться своими ловкими пальцами за ткань его смешного фартука. Да, даже после таких фокусов, тарелки не страдали. Даже когда их замечали кухарки, подносы никто не ронял. Минхо не был уверен, что кто-то видел их такими. До одури нежными, целующимися посреди пустой столовой, когда закончили работу раньше, шепчущими друг другу в губы всякие милые и не очень вещи. Также Ли не мог утверждать, что для работниц столовой, да и в принципе персонала кухни их отношения стали бы сюрпризом. Это было настолько незначительной деталью для него, что его поведение не изменилось бы ни на йоту и при том, и при другом раскладе. Он бы так и продолжил мягко прикусывать нижнюю губу Хана, оттягивать, поглаживая его по волосам, ловя губами его тихий стон. Забывая напрочь, где они находятся и что это как минимум немного не этично. Ничего бы не изменилось. Его любовь к Джисону не изменилась бы, знай про них хоть весь мир или вообще никто. Это правда не имело значения. Значение имели только их чувства друг к другу и этот момент. Ну, ладно, возможно еще Чан, зашедший в столовую и тактично кашлянувший в кулак раз семь. — Вы бы еще на кухне, у кастрюли с супом лобзались, голубки, — предложил Чан с сарказмом, обычно ему не присущим. Видимо, у бедолаги в методичке не было пункта «что делать, если две особи мужского пола из твоего отряда в столовой жрут друг друга вместо полдника». Он явно не был готов увидеть это. В очередной раз. — Запишу «потрахаться на вожатском столе» в свои планы на день, — отвлекаясь от своего дела, оповестил Хо. — И «кончить Чану в тарелку» допиши в скобках, — подхватил Хан. — Так и передам своему секретарю, — кивая, произнес Ли деловым тоном. Крис закатил глаза и прошел мимо них, едва сдерживаясь от подзатыльника для двух клоунов. — Бить детей нельзя… — повторял как мантру Чан, двигаясь в сторону кухни. К слову, осуществить этот план не представляло для них какой-либо сложности, ибо как было сказано ранее, кухарки предложили им помочь с готовкой. Минхо показали как чистить картошку, вареную. Он умудрился порезаться трижды. Потом они ее взбивали с молоком, потом лепили из фарша странные фигуры, это были котлеты. Все под строгим контролем и в аккомпанемент последним жизненным историям работавших на кухне женщин. Кухарки за работой очень много разговаривали, обо всем и ни о чем. Парни узнали о том, что у одной из кухарок есть дочь, которая переживает эмо-фазу и слушает очень странную музыку. Хан благоразумно промолчал, что половина названных ею групп — его любимые исполнители, и что вкус у дочери очень даже ничего. Потом очень долго слушали истории из отпуска другой кухарки, а потом пришла уборщица, и они завели огромную дискуссию о политике. Затем разговор по инициативе Джисона зашел про вожатых, они рассказали о том, что как-то раз в отряде Чанбина у одного ребенка от какао полилось из носа, а Чанбин вместо того, чтобы помочь, тоже заржал, они хрюкнули одновременно и, когда в столовую зашел медик, (не чтобы помочь, женщина просто хотела поесть), откачивать пришлось обоих. Где в тот момент был Сынмин, одному лишь Господу Богу известно, как и то, кто вообще допустил Со до работы с детьми. Затем говорили про вожатых самых младших отрядов, там на удивление подобных историй было больше раз в двадцать, ибо для маленьких детей пытаться себя убить — это излюбленное хобби, каждодневная рутина. Минхо и Хан посмеялись с историй, узнали много слухов и лагерных историй, извозили друг другу лица в муке, а после, смеясь, отмывались в холодной воде из-под крана, (почему-то горячей там не было совсем.) В общем, они узнали о работе в столовой все изнутри, а еще пропустили бисероплетение (спасибо огромное за возможность).

После обеда среди старших отрядов были водные бои. Непонимающих, что происходит и куда их вообще тащат, но вполне готовых ко всему подростков, старших отрядов, собрали на футбольном поле. Вожатые заранее очень загадочно предупредили надеть ту одежду которую будет не жалко. Минхо думал, что ему всю одежду жалко, у него вроде как не было дешевого или старого, но потом он вспомнил про грязную, порванную в некоторых местах футболку, которую изрядно помотало их с Джисоном примирение в лесу. Вот вам, как говорится, и парная одежда. Когда все подростки уже стояли готовые на поле, им обрисовали карту территории, по всей территории стояли бочки, были шарики с водой и красителем. Всех разделили на команду синих и красных. Старшие отряды начали обстреливать друг друга, даже не дав Хвасе договорить и объяснить принцип их состязания. Бились так, будто всю смену терпели и нынче вымещали то, что накопилось. И Минхо с Ханом, разумеется, были в самом центре бойни. Девушка, к слову, совсем не расстроилась, что ее проигнорировали, и с улыбкой наблюдала за подростками, которые устроили свои джунгли на футбольном поле. Практически каждый подросток был в краске смешавшегося фиолетового цвета, вода была везде: в глазах, носу и ушах, волосы пропитались красителем словно насквозь, одежда неприятно липла к телу. Минхо лишь подметил, что Чан с Чонином пропали из вида при первой же возможности и мысленно посмеялся. Побоялись намокнуть? Наверное, нашли себе занятие поинтереснее и пошли «лобзаться» у кастрюли с супом. Видимо, эта бедная кастрюля теперь в этом лагере место силы и его излюбленная шутка недели. Однако от мыслей его быстро отвлек налетевший на него хер пойми откуда Хенджин. Он разбил бомбочку ему прямо об голову, окрашивая лицо Минхо в красный, и пошутил что-то про «сеньор помидор». Ну все, блондинистый недоносок сам подписал себе смертный приговор.

Из-за водного экспириенса тихий час съехал на час позже обычного расписания. На правах капитанов Минхо с Джисоном залетели в душ первыми, а потому им не надо было сто лет ждать своей очереди. Кто выиграл, им, кстати, так и не сказали. Хваса объявила, что победила команда фиолетовых. Такой к слову не было. Подростки расценили ее слова как очередную ничью и, смеясь, поползли по корпусам. Ну как сказать поползли, рванули на бешеных скоростях, готовые биться за место в очереди в ванную. Быстрее всего бежал Хенджин, ибо, увлекшись своей местью, Минхо чуть ли не полностью искупал того в синей краске. Хван немного переживал за свой идеально ровный цвет волос. Капитаны же в свою очередь решили, что самое время что-то в этой жизни менять, а потому вместо кровати Минхо, которую они обычно почему-то выбирали, предпочли кровать Джисона. Собственно, спать было одинаково мягко и уютно, но впечатлений от сильной перемены хватило на остаток жизни. Вот это настоящий экстрим. Большая часть корпуса не спала. Кто-то сушил волосы феном и создавал шум, кто-то просто много говорил и смеялся. Чан с Чонином не гоняли их по кроватям, потому что хотели, чтобы к ужину все привели себя в порядок. Наверное, Минхо и Джисон единственные во всем лагере, кто действительно полюбили спать днем. Однако когда их все-таки отодрали от постели и заставили идти выполнять лидерские обязанности, Минхо наткнулся на то, что Феликс с Хенджином, которому, видимо, все же посчастливилось попасть в душ одним из первых, тоже спали. А еще Доен. Когда весь отряд с горем пополам выполз из корпуса, они мерно двинулись в сторону столовки. Там некоторые тыкали друг в друга пальцами, говоря, что краска смылась не вся. Действительно, вымывать краситель из ушей и носа было проблематично. Вот ты абсолютно уверен, что полностью чистый, а потом твой кореш сообщает, что у тебя клякса за ухом или на затылке под волосами. Там, где сам хуй увидишь. Приходится вставать из-за стола и идти в туалет досмывать все это. Однако это мелочи. Бойня была масштабной и классной. Настолько, что даже Минхо с Джисоном умудрились устать. Они жевали медленно и лениво, пока рядом Феликс рассказывал о странном сне, который ему успел присниться за час сна. Минхо удивился. Феликс за час увидел больше снов, чем Минхо за три года здорового, восьмичасового отдыха. А в этих снах и коты-пришельцы пришли к нему домой готовить корндоги, то его учитель английского языка из младших классов пришел, чтобы сказать Феликсу, что он выиграл олимпиаду по французскому (который Ли, к слову, никогда не учил) и очень оскорбленно кинуть эту самую олимпиаду ему в лицо. А потом все закончилось походом на рынок, где, о боже, он встретил Чанбина, — кого же ещё — который, на удивление, продавал не нижнее белье для младенцев, а бытовую технику. — Ну Чанбин молодец, конечно, — хмыкнул Джисон. — Да, умеет продавать мужик, впарит все, что угодно, — подхватил Хенджин. — Надо будет подойти к нему, устроить тест из разряда «продай мне эту ручку», хоть перенять навыки мастера, — жуя, кивнул Минхо. Это определенно то, что пригодится ему в жизни.

Видимо, Хваса с физруком решили окончательно их убить сегодня, потому что после адского водного месива и часа передышки у них были сраные веселые старты. Во-первых, Минхо не понимал, откуда у них так много идей для этих испытаний на выносливость, потому что каждый раз, когда они приходили, и тематика, и задания были другими. Минхо уже, если честно, был профессионалом и в бегах с мячом между коленей, и в передавании яиц с ложки на ложку, и в руках, и ртом, и между локтем, да хоть задницей. Научился крутить обруч, улучшил навыки прыжков на скакалке, хотя казалось, куда еще лучше. Профессионально передавал бумажки губами. Он вообще теперь любые вещи, казалось, мог передавать губами. Не сбивался в играх, где надо было называть числа по порядку и хлопать, если они делятся на три. А еще писать левой рукой, на скорость складывать дженгу, лопать воздушные шары силой своей потрясающей задницы или бедрами и многое многое другое. Научился подстраиваться под коллег так, чтобы в конечном итоге прийти к победе, даже если совсем не совместим с этими людьми или плохо их знаешь. Научился аккуратно и ненавязчиво заставлять делать людей то, что он хочет, чтобы никто не подумал, что он раскомандовался. Научился вести за собой строй, толпу, или змейку людей со связанными друг с другом ногами. Минхо много что умел делать. Однако каждый раз Хваса, озвучивая правила, ухитрялась удивить его. И человеческий танк был далеко не самым странным из этого огромного списка. Он так часто катал Джисона на руках или на спине во время этих веселых стартов, что уже даже не замечал его веса, когда снова поднимал на руки. А Хан был явно не пушинкой. В этот раз веселые старты были совокупностью всех игр в которые они играли раньше. Словно закрепление материала. И Минхо показалось это немного странным. Словно это были их последние веселые старты и старшие хотели посмотреть на то, чему они научились за это время. Привели пару детей из младших отрядов. Слава богу, не барбариков, а то эти мелкие бы все тут разнесли, объявив, что теперь это их территория, вторая Сербия. Минхо с Джисоном намеренно встали в шеренге так, чтобы быть в разных командах. Нужно было на скорость собрать мелких в школу. Сначала они бегали от начальной точки до ребенка, примерно семь метров туда и обратно, закидывали в рюкзак по одной вещи. Затем то же самое, но надо было напялить на них форму. Потом на скорость почистить яблоко, ведь что бедные детки первоклассники будут кушать, когда проголодаются? Минхо предложил вместо этого просто дать им пару сотен баксов на обеды. Хваса сказала ему не выебываться и чистить яблоко. Ли даже не порезался, видимо, практика в столовой пошла ему на пользу или же на руках больше не было свободного места для очередной случайности. Порезы были только на его израненном сердце, когда Джисон обогнал его. Затем, когда с горем пополам малые могли идти в первый раз в первый класс, а старшим отрядам провели краткий экскурс в родительскую жизнь и отбили желание быть семьянином на ближайшие лет десять точно, можно было переходить к другой части веселых стартов. Вот тут началась беготня с обручем, перетягивание каната, равновесие с книжкой на голове, прыжки через скамейку, передача эстафетных палочек. Завершало это все дело любимое испытание Минхо (нет). Эта хуета называлась «лыжи», когда физрук притаскивал со склада огромные доски с закрепленными на них держателями ног, и команда из семи человек должна была под счет главного переступать с одной ноги на другую, чтобы двигаться. При всем этом надо было не упасть. И это было самым всратым испытанием, потому что чем сильнее в нем торопишься, тем больше ошибок совершаешь. Была необходима четкая система, четкий счет, четкий порядок действий. Ну во всяком случае обе команды в итоге, смеясь, валялись на земле, запутавшись в ногах друг друга и лыжах. Вот чему Минхо не научился, так это переставлять ноги и толкать эти тяжеленные доски, которые весили как будто полноценные, многовековые деревья. Ну хоть в последние веселые старты можно было не вставлять эту ебаторию. Стоп… Действительно последние веселые старты? Минхо отмахивался от этих мыслей как мог, просто у Хвасы с Физруком кончилась фантазия, потому они сделали в качестве мероприятия выжимку всех уже бывших веселых стартов. Но когда они выложились на полную и узнали, что в очередной раз победила дружба, Чан с нежностью во взгляде сказал «Вы так выросли». И тут Минхо стало по-настоящему не по себе. Почему они выглядят так, словно уже прощаются?

***

День пролетел незаметно, как, собственно, все дни здесь. Казалось, они только пару минут назад бежали с Ханом наперегонки во время утренней пробежки, а сейчас уже идут в ангар танцевать. Дискотека была обычной: как всегда громкая музыка и яркий свет прожекторов сквозь тьму. Громкие голоса подпевающих знакомым мотивам подростков, вокруг много потных разгоряченных тел и всем плевать друг на друга, хорошо ты танцуешь или плохо, прыгаешь, не чувствуя ног, или сидишь на лавочке в ожидании «того самого». Но Минхо настолько сильно хотел отбросить лишние мысли и расслабиться, что танцевал на ней как в последний раз. И Джисон с ним. Они были чуть ли не в самом центре толпы, Хан закидывал свои руки ему на плечи, сам Хо водил по его талии и мягкими прикосновениями забегал под футболку. Лишь играясь, ни к чему не призывая. Потому что это было весело, придавало азарта. Они кричали друг другу в лица слова песни, прыгали, смеялись, иногда, поддаваясь странной атмосфере и желанию, целовались, жадно, мокро, почти кусая друг друга, оттягивая нижнюю губу, но неизменно с любовью, сквозившей в каждом движении, каждом взгляде. Как всегда сначала танцевали всеми старшими отрядами, потом те, что помладше по очереди уходили на кефир, пока в зале не осталось только четыре отряда, а потом два, Пираты и Феи. Они были словно одним огромным целым, толпа людей, в которой каждый чувствовал и принимал друг друга такими, какие они есть, подростки срывали голоса о популярные песни на родном языке, вероятнее всего, завтра проснутся охрипшими, они прыгали так рьяно и так долго, что уже не чувствовали ног и горла. Минхо не чувствовал ни единого миллиметра своего тела, это был какой-то уставший экстаз, который бывает когда выходишь за рамки возможностей. В глазах играли блики, все было чертовски быстрым и ужасающе медленным. Он был почти пьян, и близость Джисона не помогала ему прийти в себя. Его прикосновения ощущались словно четче, яснее чем всегда. Желаннее чем всегда, хотя так он думает о каждом его прикосновении. Они танцевали в кругу, в центре этого круга, за ним, лишь вдвоем где-нибудь в плохо освещенных зонах, были то в центре всеобщего внимания, то за его пределами, но неизменно вместе. Это было комфортно. Диджей, коим сегодня был учитель по шашкам, объявил о последней песне и поставил медленный танец с очень чувственной, но весьма заезженной песней, а еще добавил в микрофон, на мгновение убавив звук, что тот, кто не танцует — лох. Удивительно, но никто не пошел садиться на скамейки, подростки быстро разбились по парам, кто с кем, и понеслись в своих очень забавных импровизированных вальсах. Танцевали друг с другом как лучшие друзья и влюбленные, так и люди, которые вообще не общались. В последние дни не оставалось места скромности или другим ограничивающим чувствам. Только импровизация и глупые, импульсивные и неожиданные решения. Они с каждым днем обретали тут всё больше, зная, что со дня на день выпустят из рук, потеряют, уедут и не смогут вернуться. В медленной песне были слова, которые тонули в хоре голосов, едва попадающих в такт, кто-то плакал, пытаясь отложить этот момент более ясно и четко в своей голове, кто-то смеялся, потому что его друг танцевал как калека, кто-то целовался под влиянием момента, Ли, конечно, не мог их осуждать, ибо пару минут назад был занят ровно тем же самым. Все, что отсекал Хо, это то, что прижимает Хана к себе как можно ближе, что между ними едва ли есть воздух, что им и не нужен этот воздух, пока они рядом и дышат друг другом. Они не заметили, как песня пролетела, только Минхо наклонился и нежным движением коснулся его губ подушечкой большого пальца, оттянул вниз, прозвучали последние ноты, песня стихла, и он услышал легкий вздох Хана, не готового так быстро прощаться с этим. А в следующую секунду подростки заорали и засвистели с громкими звуками вылетая из ангара. Он оставит этот поцелуй на более удачный момент, он обязательно представится, будет чертовски романтичным и, наверное, безболезненным. У них сейчас вечерний кефир, половина стаканов со всего лагеря, как всегда, окажутся на столе Доена, Минхо с Джисоном пойдут и с серьезными минами будут делать вид, что они капитаны и хотя бы немного ответственные люди. И мельком Джисон вечно будет подглядывать на его профиль, пытаясь в последние дни запомнить каждую деталь, высечь на своей памяти его портрет. Минхо улыбнулся, кончиками пальцев пустился ниже, находя его руку и переплетая пальцы, поволок к выходу, улыбаясь. Напоследок еще наклонился, прошептав: — Совсем забываю, что музыка не вечна, когда ты рядом. И это звучало как самое приятное, что Хан когда-либо слышал, самое чувственное, самое искреннее.

После дискотеки Минхо как самый танцующий в отряде отрубился быстрее всех. Стоило только выйти из душа. И Джисону не составило труда выскользнуть из кольца его рук. Он сполз с кровати, мягко подоткнул у Хо одеяло. Хан подхватил сумку с гитарой и аккуратно выскользнул из комнаты. В холле горел торшер, единственный источник света во всем корпусе. Скорее всего до него тут сидел Чонин, заполнял свои бумажки или писал отчет до тех пор, пока Чан лично не уволок его спать. Настенные часы сообщали, что время примерно пол первого. Хан достал из-под чехла для гитары свой блокнот и выудил из кармана повидавший в этой жизни многое карандаш. Он долго думал, что может сделать для Минхо, как показать то, насколько для него действительно важно все, что с ними здесь происходило. Наконец придумал. Джисон не умеет ничего лучше чем писать песни, пусть они все пока что просто тексты в его блокноте, песня для Минхо именно то, что Джисон хочет записать первым. Когда поступит и накопит денег на свой первый трек, он будет посвящен ему, человеку, рядом с которым его лето, его спокойствие и волнение, рядом с которым его самые яркие чувства и воспоминания, рядом с которым его первая любовь. Джисон долго черкал по бумаге в едва освещенном холле. Гитару не трогал, не хотел никого разбудить. Но иногда поглядывал на нее, примерно представляя перебой пальцев. Джисон просидел там несколько часов, разошелся и на признания в любви, и описание его губительных глаз, и на разные моменты, придумал припев, который явно выражал всю суть их отношений, а потом перечеркнул его и написал по новой. Он хотел, чтобы эта песня показывала в первую очередь его чувства. И он знал, что Минхо его поймет, даже если в песне совсем не будет слов. Однако самому Хану хотелось кричать от того, что происходило внутри него. Минхо всегда был таким, он творил с Ханом и его внутренностями просто невероятные вещи, невзначай прикасаясь, говоря что-то со своей идиотской усмешкой или фыркнув после, ужасно раздражая, вызывая интерес, желание или другие чувства, Минхо всегда словно бил его под дых ураганом эмоций, с которым Джисон до сих пор не научился справляться. Он готов клясться на чем угодно, что если Минхо не позвонит ему, если они потеряются после конца смены, он найдет его, где бы тот ни был, и вмажет по лицу с такой силой, которой Хо не видывал. Потом, конечно, зацелует там, где ударил и дальше, но перед этим убедится, что этот придурок пожалел о том, что родился. Господи, даже сейчас, просто думая о них, Джисон прыгает из крайности в крайность. «You confuse me with your riddles and your sudden generosity» «Call me in the afternoon even by one by one» Позвони мне днем, хотя бы раз. «You can have it when you come by» Ты можешь получить все что хочешь. «You can have yourself a one-man way» Ты можешь стать единственным человеком в мире. Джисон уже даже не понимал что пишет, карандаш просто плыл по листу, словно сердце само знало, что ему нужно. Слова. Строчки. Очень очень много и одновременно чертовски мало, чтобы передать все. Закончив писать, он даже не перечитал. На последний куплет не хватило сил, он чувствовал словно заканчивать песню сейчас у него не хватит сил. «And I saw you when it caught your eye» И я заметил тебя, поймал твой взгляд. Не физических сил, разумеется, а какой-то внутренней стойкости. Это ведь еще не конец. Совсем не конец. «T-t-t-take one if you need it but you really shouldn't be out this late» Возьми, если тебе это действительно нужно, ты не опоздаешь. «Really really really really really… want to make you feel home» Я правда хочу, чтобы ты чувствовал себя как дома. Отрывая карандаш от последней строчки, Хан перевернул страницу, словно написанное им было чем-то постыдным, чем-то слишком интимным, чем-то слишком личным. Он, не касаясь гитары, накидал примерные ноты, этот ритм отдавался в его голове так ясно и четко, так раздирающе. И только он дописал свою схему, он захлопнул блокнот с глухим звуком. Он запрятал его поглубже в сумку, туда же закинул карандаш и, очень тихо и медленно переступая по полу, надеясь, что ничего не скрипнет, вернулся в комнату. До утра оставалось несколько часов, он немного увлекся.

Следующим утром Джисон пусть и был чертовски невыспавшимся и опухшим, он был очень активным. Даже слишком. На зарядке все упражнения выполнял так тщательно, что Минхо пришлось его притормозить. Выдернуть из строя и отвести подальше, прижав спиной к стене какого-то небольшого домика, (таких странных маленьких зданий, типа подсобное по лагерю целая куча), и долго-долго и чувственно целовать. Нервоз Хана как рукой сняло, стерло до основания, настолько, что когда Минхо отлип и спросил у него, что случилось, он протянул что-то вроде «уже не помню даже». Это, разумеется, не было правдой, Минхо понимал. Но если Джисон не хочет говорить, то лучше не колупать. Однако, если так, то они еще немного тут задержатся. Чем меньше времени оставалось до конца смены, тем больше парни теряли осторожность и терпение в отношении друг друга. Было ощущение словно они могут чего-то не успеть, а потому брали от этого времени все что могли. — Ну-ну, руки не распускай, — хмыкнул Минхо, когда Джисон, поменяв их местами, прижал его к другой стене, за углом, где их вроде как нельзя было увидеть. Зато услышать, проходя мимо, вполне можно было. Плевать. Минхо смеялся, когда парень покрывал его шею поцелуями-бабочками. — Словно тебе не нравится, — прикусив кожу на ключице, улыбнулся Джисон. — Ну тебе-то нравится больше, бедняжка, отсюда-то до ванной не добежишь, — невзначай вспоминая родительский день, подтрунивал над ним Минхо. — Оу, так тебе тогда не понравилось, что я ушел? Хотел бы чтобы я занялся этим при тебе? — принял правила игры Джисон. Он, разумеется, помнил об этом так же четко, любое воспоминание, связанное с Минхо, сидело в голове и находилось в идеальном состоянии, словно Джисон пересматривал пленки с записанными о них фильмами каждый день. Ох уж эти подростки, падкие на смущающие разговоры и не знающие, когда стоит остановиться. — Перестань, — попросил Ли, смеясь от приятных ощущений в районе шеи. Неясно было, о чем он просил: чтобы Джисон перестал его целовать или чтобы он заткнулся. — Ну ты в следующий раз сразу говори, что хочешь поглядеть. И мне удобнее, не придется представлять твой святой образ в своей голове, — рассуждал Джисон, он уже даже не помнил, когда такие разговоры в последний раз действительно смущали его. В какой-то момент они стали вызывать интерес, затем — азарт, желание выиграть, после — вполне ощутимое возбуждение, потому что, черт возьми, это же Ли Минхо. — Ох, так ты представляешь меня, а не какую-нибудь третьесортную порноактриску? И даже не Лису? — для Минхо было уже и не актуально приплетать девушку в любом их споре, они вроде как подружились даже. Но это стало для Ли за последние дни излюбленной шуткой, которая частенько выводила Джисона из себя. А выводить Джисона из себя ему всегда нравилось. И уж вряд ли когда-нибудь разонравится. — Нашел кого вспомнить, никогда от нее не отстанешь, — фыркнул Джисон. — Так, значит, я угадал? — притворно удивился Хо. — Конечно нет, — тем же тоном ответил Хан, а потом, выдохнув, приподнял его футболку, двигаясь губами вниз. — Когда ты вообще угадывал? — Что ж, дай мне подсказку, — наблюдая за его движениями, попросил Хо. — Да, я представляю тебя, — Джисон сказал это так, словно озвучил самую очевидную вещь в мире. Однако потом его голос стал более плавучим, мягким, по-особенному дерзким, вызывая у Минхо мурашки и недвусмысленные реакции на это. — Шепчу твое имя, выдыхаю со стоном. Каждый раз коленки подкашиваются. Еще второй рукой частенько проталкиваю себе пальцы в рот, представляя, что они твои, посасываю. Когда совсем не могу терпеть… — Джисон с особым энтузиазмом перечислял все, что делал тогда в душе и, возможно, делал до. И кажется, за эти месяцы, Хани, который смущался того, что никогда не целовался, сто раз превзошел Минхо во всех этих излишне пошлых вещах. Он добился красноватого оттенка на его лице, наблюдал за результатом, смотря снизу. Минхо поспешил перевести тему: — Тебя заводит когда на тебя смотрят? — голос Минхо звучал слишком напыщенно уверенным. Сигнал того, что внутри он уже подрагивает. — Когда ты смотришь, это довольно ничего. Может быть, тогда я бы выбил из тебя чуть больше чем пять минут? — предположил Джисон, одновременно выглядя при том и до одури спокойным и преданно ожидающим. Они словно обсуждали еду, что дадут на завтраке. — Не выбил бы, — подвел черту Минхо. — М-м, Минхо, ах, пожалуйста, — притворно застонал Хан, как когда-то сам сделал Хо с ним в туалетах столовой. Только он сделал не для того, чтобы привлечь внимание, а для того, чтобы у Минхо ноги подкосились. Браво, ученик превзошел учителя или история о том, как Хан Джисон ахуел в край, и о том как ужасно сильно Минхо это нравилось. — Прекрати, — попросил Хо, прикусывая губу и отворачивая лицо от него. — Прошу, Минхо, ах, пожалуйста. Прикоснись ко мне. Прошу, — так и нарывался Джисон, добиваясь своего. Отвернув голову, Минхо сам подставил ему ухо, к которому Джисон почти прижался губами, продолжая нести весь этот до дрожи приятный бред и сводить его с ума. — Хватит, Джисон, — Минхо было плохо и хорошо одновременно, заводиться на улице было действительно плохой идеей, но уже, казалось, поздно. Внутри он сгорал от его голоса, снаружи не знал, что делать. — Я не могу больше, Минхо, малыш, — продолжал играть на его нервах Хан, очаровательно улыбаясь, он прошелся языком по краю ушной раковины. — Я понял, Хани, перестань, — не особо пытаясь отстраниться, умолял Минхо. Ему не должно нравиться это настолько сильно. Должно же быть у него хоть какое-то преимущество, хоть что-то, что Минхо мог бы поставить против него. Ли загнали в угол. — Уверен? Я бы мог продолжить прямо тут, ты бы хотел смотреть как я себя трогаю, представляя, что это твои руки? Шептал бы твое имя, выгибался? — Джисон продолжал добивать, тем же спокойным, почти скучающим тоном. Наверное, в столовке сегодня омлет, да-да… — Хани… — Минхо запрокинул голову, прикрыл глаза, пытаясь абстрагироваться. Не выходило. Все тело горело, он проиграл ему. — Ох, ты уже на грани? Я увлекся? — невинно удивился Джисон, смотря вниз. Вернув голову в нормальное положение, Ли наградил его испепеляющим взглядом. В арсенале Ли Минхо было много подобных уничтожающих взглядов, Джисон надеялся опробовать на себе их все. Этот, например, сейчас почти полностью источал ненависть, чистый гнев, смущение, что было особенно приятно, ведь Хан даже успел забыть, как оно выглядит на лице Хо, еще в его глазах читалось явное желание, вожделение, похоть, можно называть как угодно, а еще преданность и мягкость, едва уловимая, едва различимая, но это было неизменным аспектом любого взгляда Минхо, обращенного к Хану. И, наверное, эта самая преданность и нежность останавливала его от того, чтобы иногда вломить Джисону по лицу как в старые добрые. Это вроде еще называют любовью. Минхо протолкнул его в ближайшую дверь. Этот странный маленький домик, за которым они не раз зажимались, оказался старой баней. Обоим было все равно, что там внутри, главное остаться наедине, чтобы не пришлось волноваться о том, что кто-то может увидеть или услышать. Хотя внутри оказалось вполне ухоженно и убрано. Никакой пыли или паутины, словно этим местом пользуются и время от времени убирают, хотя Минхо никогда не был тут, за все время смены. Кому сдались эти бани? Почему их вообще не снесли? На случай если воду отключат? — Не дрожи, сейчас мы решим твою проблемку, — голос Джисона как пуля в лоб. Он прижал Ли к ближайшей стенке и опустился перед ним на колени. Вел себя так скотски, будто Минхо ослеп на оба глаза и не видит, как ему самому нравится все, что происходит, как натянулась ткань его спортивных штанов, каким темным стал взгляд. — Когда ты стал таким жестоким? — протянул Минхо. Еще немного и он заноет, лениво перебирая и пропуская сквозь пальцы волосы сидящего перед ним Джисона. — Ты начал первым, — пожал плечами Хан. — Всю мою жестокость ты додумал, — припомнил Минхо. Это, по сути, было правдой, абсолютной. Да и вообще, почему сейчас они обсуждают именно это? Нет, Минхо только «за» разговоры в отношениях, это очень важно, а ревность — именно то, о чем нужно говорить сразу, если по мнению кого-то из них вопрос еще не исчерпан, но, черт возьми, не тогда, когда Джисон стоит перед ним на коленях, уже спустив резинку серых спортивных штанов и играясь с ним пальцами сквозь ткань боксеров. Ни тогда, когда Минхо без пяти минут как с ума от желания сошел и последние силы тратит на то, чтобы не заткнуть его. — Пусть так. Возможно, я просто хочу показать, что на мое место никогда не встанет ни одна из тех дам, с которыми ты болтал. Они никогда не заставят тебя чувствовать то, что даю я, — пусть Хан уже давно и не ревновал, пусть и далеко не был таким собственником, которым казался сейчас, он знал, что на Минхо его уверенность имеет особенный эффект. Пусть он иногда и заигрывается. — Любовь? — спросил Минхо, легко подставляя свой ответ в его пропущенное слово. То, что Джисон заставляет его чувствовать, называется Любовью. Ответ был очевидным для Минхо, а Джисона он застал врасплох. — А ты сейчас чувствуешь любовь? Джисон запнулся. Он тут себя как папочка ведет не для того, чтобы его поставили на место одним словом. Любовь. Минхо его любит, до дрожи в пальцах, которые сейчас осели в его мягких темных волосах. Джисон знает об этом, видит, чувствует и периодически слышит от самого Минхо. Джисон сейчас мыслит относительно трезво и понимает, что Минхо не стал бы искать ему замену. Никогда. Потому что он в принципе не такой человек. Он не заменяет одних людей другими. В его жизни могут быть еще сотни потрясающе обаятельных музыкантов после Хана, в его жизни может быть еще тысячи милых блондинов вместо Феликса, но они просто будут еще одними людьми в его кругу. Ни разу не заменой старым. Таким Минхо был, Джисон об этом знал. — Да, очень сильную, — кивнул Минхо, смотря на него в легком полумраке помещения. — А после любви? — спросил Хан, удивительно, но такие простые слова затаили его млеть почти так же, как Минхо сейчас. — Желание, — ответил Хо честно. Врать было сложно, у него на лбу написано, что он умирает от нетерпения, что он хочет близости с ним. Это, кстати, тот ответ, который Джисон ожидал получить первым. — Тогда и то, и другое, — кивнул Хан самому себе, пытаясь вернуться в чувства, на тот самый дерзкий тон, с которым он все это начал. Минхо сбил его с настроя. Джисон хотел заставить его нуждаться в нем так же, как Джисон нуждался. Но когда он видел эти бездонные глаза, полные невероятной привязанности, он терялся. Минхо любил его. Очень любил. И Джисон это видел и млел. Он вообще-то хотел отсосать ему и не дать кончить, пока тот не начнет умолять. Или подрочить им обоим. Воплотить в жизнь эту фантазию, о которой говорил, постанывая ему на ухо. Как он вообще мог подумать о том, что Хо его не ценит, когда он смотрит на него так и говорит такие вещи с самым честным видом. Сейчас, когда они просто игрались, это казалось даже смешным. До ужаса глупая ревность. Однако Джисон бы не хотел чувствовать это снова. Он не хотел делиться им с кем-то, он хотел быть единственным. Внутри бани было несколько скамеек, Хан поднялся, аккуратно подтолкнул Минхо к одной из них. Тот послушно опустился на деревянную поверхность. Скамейки не были пыльными, идеально чистые, даже странно. Джисон мягко провел рукой по его бедру, раздвигая колени, снова опустился между его ног. Минхо с любопытством наблюдал за его движениями. Он никогда не стеснялся при Джисоне того, как быстро он может завестись из-за него. Хан в конце концов сам виноват. Всегда смотрит на него так, словно Минхо — все, что ему нужно. Все, что его волнует. И это невероятно. Минхо запрокинул голову, когда Хан спустил его боксеры, когда почувствовал горячий язык Джисона на головке собственного члена. Хан игрался, посасывая кончик, он вел языком так, словно хотел почувствовать его вкус и как можно быстрее. Минхо всхлипнул. Джисон не собирался мучать его долго. Он крепко держал Хо за бедра, чтобы он в неге своих смешанных, резко-приятных чувств не дергался. Хо был целиком в его власти, и ему это нравилось до постыдного сильно. Где-то там на завтраке их уже сто раз потеряли, а может даже не пытались искать, привыкнув к внезапным исчезновениям. Хан смотрел на него из-под полуприкрытых век, сквозь ворох черных ресниц, продолжая толкаться языком в его уретру и пускать по телу Хо разряды. Минхо почти дрожал. — Хани… Просит. Услышано. Джисон взял в рот больше, почти полностью. Работал с чувством, усердно, если так можно говорить. Хан был действительно увлечен, словно этим утром хотел испробовать все, что умел, на Хо и понаблюдать за реакцией. Стоны у Ли всегда были разрушительной силой для Джисона. Его голос, обычно и так довольно красивый и приятный на слух, становился просто ангельским, таким сладким. — Черт… — прошептал Хо, протягивая руку и поглаживая Джисона по голове. Хану нравилось стоять перед ним на коленях как никогда сильно. Еще сильнее ему нравилось, как Хо гладил его по голове. Сейчас он стыдливо думал, что хотел бы быть его собакой, песиком, сукой, бежать к ноге, стоит только Ли пальцем поманить. У него давно сносит от него башню, это даже не новость. Но когда Минхо с придыханием продолжает их разговор, Джисон чувствует каким невыносимым становится собственное возбуждение. — Блять, мне так хорошо с тобой. Я правда не понимаю, как я вообще нашел в себе силы тогда отстраниться, я так хотел тебя, я так хочу тебя, — лепетал Минхо, оттягивая его волосы. Джисон набирал темп, отсасывая с каким-то особым старанием, словно азартом, ему действительно нравилось все, что происходит. Но еще сильнее ему понравилось, если бы… — Кажется, ты когда-то говорил, что еле сдерживаешься, чтобы не трахнуть мой грязный рот? Так вот, не сдерживайся, — отстранившись на пару мгновений, попросил Хан, собрав для этой фразы остатки своей распущенности. Минхо прикусил губу, слегка меняя позу, чтобы ему было удобнее толкаться в чужой рот. Он грубовато ухватил Джисона за волосы, зная, что ему такое нравится, и стал двигаться, сначала медленно, потом быстрее. Хан расслабил горло, от губы по подбородку текла ниточка слюны, он продолжал смотреть вверх, на то, как Минхо, даже не пытаясь сдержаться, продолжает стонать в голос. Джисон хотел, чтобы Минхо кончил ему в рот, но в какой-то момент Ли за волосы отвел его голову от члена, заставляя ее запрокинуть и посмотреть ему в глаза. — Возьми меня тут, — негромко попросил Ли, почти шепотом. Однако Джисон услышал это четко, без надобности переспрашивать. — Ты серьезно? — голос Хана был хриплым, и причину уточнять также не было необходимости. — У тебя наверняка есть резинка с собой, я в этом почти уверен, — хмыкнул Хо. Каждое утро Джисона начиналось с того, что они шли вместе в душ, умывались, возвращались, чтоб переодеться и Хан доставал из тумбочки пачку презервативов, которых после родительского дня было предостаточно, и раскидывал по карманам. От этих штук было чертовски трудно избавляться, и Минхо даже представить себе не мог какой шум поднялся бы в лагере наткнись кто-нибудь на использованный презерватив, подкинутый в какую-нибудь урну. Однако, риск, наверное, того стоил. — Я просто предусмотрительный, — закатил глаза Джисон, рукой залезая в карман штанов. — Ты просто озабоченный, — тем же тоном ответил Хо, желая подшутить. — Мы в одной лодке, — фыркнул Джи, не обижаясь. У Джисона действительно был с собой презерватив, он носил их с собой везде, ибо никогда не знаешь, когда станет невмоготу, когда он распустится совсем, когда больше не сможет держать руки при себе. Как сейчас, например. — Перестань молоть языком и дай мне оседлать тебя, — фыркнул Минхо, искренне не понимая, почему Джисон медлит. — Черт… — Выдохнул Хан, поднимаясь с колен и перемещаясь к Хо на скамейку, что по размерам была шире обычной раза в два. Ну хоть не свалятся. Хотя Хан был уверен, что при необходимости они смогли бы сделать это и на самой узкой скамейке лагеря, у той, которая стояла у входа в столовую, например. Настолько маленькая, что даже заметить трудно. Вообще, Минхо никогда, даже близко не был доступным. То, что он готов дать Хану (и наоборот) на любой поверхности, на любой ржавой табуретке, в любом месте, это конечно удивительное исключение из правил. Это его не смущало, когда он поменял их с Ханом местами, когда стянул с него одежду, кинул куда-то назад и его и свою футболку, просто потому что хотел чувствовать его тепло всем своим телом. Он натянул презерватив с двойной смазкой на давно вставший член, и аккуратно, медленно, без растяжки, опустился на него. Прикрывая рот рукой и давая себе время привыкнуть. Джисон его не торопил, конечно нет, у них было все время этого мира. Хотя то, что Минхо сейчас вытворял ему еще аукнется потом, неприятными ощущениями. Но это будет потом. Он смотрел ему в глаза, когда провел языком в районе ребер и провел дорожку до соска, аккуратно прикусывая, а затем посасывая там, где прикусил. Минхо выгнулся, чувствуя щекочущее чувство внутри, он сейчас с ума сойдет. Хан засунул в рот два пальца, показательно медленно и усердно их вылизывая, а затем стал играться кончиками влажных пальцев с другим соском, ровно до тех пор, пока не приник губами и к нему тоже. Минхо вздрогнул, его возбуждение, казалось, взрывалось фейерверками внутри головы. Он взял руку Хана в свою и попросил немного ему помочь. Джисон и вправду не собирался оттягивать конец для Минхо, но он не ожидал, что Ли попросит сам. Хан хотел заставить Ли нуждаться в нем так же, как нуждается сам Хан. Но Ли уже нуждался, он уже не мог без него, он сам просил об этом. Джисон сделал все ровно так, как он хотел, и Минхо начал двигаться. Медленно, плавно, с каждым разом насаживаясь все больше, рвано выдыхая и почти всхлипывая от того, насколько было хорошо, с Джисоном было чертовски хорошо, всегда. Хо сам возбуждался больше, когда стонал Хану на ухо его имя, но он не мог знать то, что чувствовал в этот момент сам Джисон. А чувствовал Джисон пиздец многое. Минхо прыгал на нем, пока бедра не начали ныть. А потом Хан поменял их местами, заставив Хо лечь спиной на гладкую скамейку, и теперь Ли стал действительно громким. Джисон выбивал из него стоны с глухим рыком, он действительно принадлежал Минхо. Всем своим существом принадлежал ему. И если Минхо сейчас взбредет в голову что-то еще, настолько же дикое, они проведут тут хоть весь день. Стоит ему только попросить, прошептать своим голосом, больше похожим на мягкий перебор струн любимого аккорда на его гитаре, тот самый поразительно завораживающий звук, который Хан пихает в каждую свою мелодию. Минхо проник везде, просочился во все, что Джисон так трепетно любит. Трепетно, но не больше, чем самого Минхо. Его присутствие в жизни Хана придавало этим вещам еще больше смысла, намного больше, чем его было изначально.

Завтрак они пропустили. Минхо предложил Джисону все же пойти поесть, пока он сбегает переодеться, но Хан сказал ему об этом даже не думать. В итоге они вернулись и на скорую приняли душ вместе (словно раздельных кабинок в этом лагере вообще не было, а мыться по одиночке — это занятие для лохов). Однажды их поймают на этом, кто-нибудь случайно одернет шторку и им придется выкручиваться, сочинять легенды, что им просто холодно или они экономят воду и вообще в ванную с братом — так за основу взято. Они же друганы до жопы. В пиздец каком буквальном смысле. Хан надеялся, что до этого дело не дойдет, однако представлять подобный исход было капец как смешно. Закончив с душем, парни переоделись и побежали к отряду, по пути взяв по банке холодного капучино из автомата. После завтрака их сразу же повели в ангар на мероприятие. Обычно такое случается днем или ближе к вечеру, потому все были немного взволнованы. Хваса как всегда представила директрису, прежде чем она скажет небольшую речь. Подобными вводными речами сопровождались половина мероприятий, Минхо давно не чувствовал этой торжественности, но у остальных замирало дыхание, когда они слушали главную. Ли даже было немного смешно, но он понимал их, Директриса выглядит статной, серьезной женщиной. — До конца смены осталось совсем немного, — оповестила директриса, но сколько конкретно времени осталось, не сказала. А потому Минхо не придал этому значения. — Потому сегодня я объявляю начало мероприятия под названием «ярмарка». А вот тут Минхо заинтересованно подался вперед, вслушиваясь. — Цель каждого отряда — заработать как можно больше бумажек, это наша валюта, можете называть их деньгами, дублонами, долларами. Бумажки с инициалами лагеря — это ваш пропуск куда угодно, — продолжала вещать госпожа Ким. — Ваши вожатые выдадут каждому по пятнадцать бумажек. Ваша задача: придумать, как заработать больше, повеселиться, возможно, просто потратить свои бумажки, сходить в другие отряды и посмотреть, что сделали они, в общем, полная свобода. В конце подсчитаем заработки каждого отряда и выберем победителя. Пока Директриса говорила, Хваса выдала старшим вожатым по стопке бумажек, как стартовый капитал каждого отряда. — Проявите свои предпринимательские способности и хорошенько развлекитесь! Только без травм, пожалуйста. Удачи! — весело попрощалась с ними Директриса. Но мероприятие на этом не закончилось, началась реклама. В лагере, помимо вожатых, было достаточно много взрослых, сегодня, именно в этот день их решили задействовать в мероприятии. Минхо слушал внимательно, мысленно делая пометки, мало ли эта информация пригодится ему после. Мероприятие закончилось довольно быстро, рекламные агитации работников были довольно краткими, Минхо запомнил пару мест, куда можно заскочить первым делом. Хваса оповестила о начале голодных игр, дети повалили из ангара всем стадом. И тут, перед отрядом встала задача: за пару часов придумать, как зарабатывать деньги. Минхо профессионально перекинул обязанность построения бизнеса для отряда на Феликса, а сам, подхватив Хана под руку, пошел в сторону соседних отрядов. Феликс же в свою очередь перекинул ответственность на Момо и Наен. Девушки, переглянувшись с вожатыми, сразу смекнули, что они в жопе. Но бежать за скрывшимися в толпе блондинками было уже поздно, а тем более найти капитанов, которые не очень-то хотели быть найденными. — Чтобы заработать больше всех, нужно сначала изучить противников и рынок, с которым имеем дело, — вещал Хо, словно учитель или стандартный обманщик в интернете, продающий бизнес-курсы. — То есть мы идем тратить деньги? — предположил Хан. — Нет, мы идем развлекаться и зарабатывать, — улыбнулся Хо. Чтобы заработать деньги на дурочках, надо дать хорошую ставку, возможность заработать вдвое больше. Таких экспертов нашлось достаточно. Первое место, которое Минхо с Ханом взаимно решили посетить — это ангар. Как говорится, далеко ходить не надо, только все дети покинули это место, там сразу образовалась точка высасывания денег, то есть, бумажек. Там были броски в кольцо. Делаешь ставку, бросаешь в кольцо, если попадаешь получаешь вдвое больше, если промахиваешься — теряешь деньги. Прикол был в том, что чем старше отряд, тем дальше от кольца ты встаешь. Хану пришлось бросать с середины зала. С глазомером проблем не было, пусть он и проебался в первый раз, за следующие два броска, отбил просранную сумму трижды. Это был первый их шаг, они утроили деньги, которые были у них в начале. Джисон хотел побросать еще, но недовольные читерством ребята почти силой выпнули их из ангара после четвертого попадания. Им хотелось продолжить зарабатывать на малышне, свято верящей в свои возможности. Пятнадцать бумажек Хана превратились в пятьдесят, плюс пятнадцать Минхо, шестьдесят пять. Они двинулись дальше по аллее с фонарями. Из корпусов выставлялись плакаты, завлекающие на какие-то развлечения к ним. Внимание Джисона привлекла табличка второго отряда, у них «Банк». Он показал на нее пальцем, и Минхо ответил раньше, чем он успел спросить. — Скорее всего они на время дают бумажки под проценты, это всегда не выгодно, так что пойдем туда в последнюю очередь. — Понял.

Момо и Наен первые семь минут тупили над тем, на чем вообще можно заработать эти бумажки. Они удивились, когда буквально спустя несколько минут, Минхо и Хан пришли положить в общие сбережения отряда, первые сто пятьдесят бумажек, оставив себе по десятке на следующие заработки. Если у них так хорошо получается, то почему бы им самим не придумать отряду бизнес. Минхо отмахнулся, сказав, что работать в одиночку, а в его случае, вместе с потрясающим помощником, ему комфортнее. Но подкинул идею. Заманчивую идею. Плакат они нарисовали быстро. Языковая школа. — Запомните и точно повторите фразу на сербском, удвойте ставку, — объясняла Наен, понабежавшим к ним подросткам. Принцип был чертовски прост: услышал, повторил, удвоил свою сумму. Однако сербский — язык не такой простой, особенно для корейцев. Момо говорила длиннющее предложение, каждый раз новое, успела рассказать и про свою кошку и про бабушку с дедушкой и какую прическу хочет сделать и какие цветы любит и про еду, которая нравится, кроссовки, которые мечтает купить уже два месяца из лимитированной коллекции. Они записывали фразу Момо на диктофон, затем записывали то, как повторял ее пришедший к ним счастливчик. На записи было ясно видно, что даже если начинает человек хорошо, то к середине несет уже несвязный бред из звуков, сколько бы они не пытались доказать, что повторили правильно. Первые двести баксов они отбили за пятнадцать минут. Четыреста — за полчаса.

А Минхо с Джисоном, тем временем двинулись дальше. На площади, где совсем недавно, казалось, была зарядка, уже обосновались ребята из третьего вроде как отряда, лет четырнадцати-пятнадцати. Они разложили на асфальтированной площадке какой-то огромный ковер. Хо не осмелился спросить, где они его отрыли. На эту площадку их завлекли яркие плакаты с надписью «танцевальный баттл». Третий отряд был весьма изобретателен, вокруг них тусовалась небольшая толпа, и, как Минхо понял, это были намешаны ребята другого третьего отряда, четвертые и вторые. Первых было не видно. Суть была в том, что тот, кто хочет заработать, участвует в танцевальном баттле против одного из стоящих рядом ребят третьего отряда, это не бесплатно, за участие нужно вывалить двадцатку. Зрители делают свои ставки на того, кто победит. В итоге, если гость побеждает, он получает обратно сорок бумажек, те, кто на него ставили получают сверху по несколько процентов к сумме, которую ставили, а тот кто ставил и проиграл, теряет деньги. Организаторам идет процент со ставок и в случае выигрыша, и в случае проигрыша. Вся эта схема держалась на том, что парни, которые участвовали в баттлах от третьего отряда, видимо, были довольно популярны в своей возрастной линии, и из-за этого, зрители не расходились. Было довольно много девочек, которые хотели привлечь внимание или быть частью банды, но не решались бросить вызов, были парни, которые делали вид, что тоже причастны к этой идее. Сами же организаторы — человек шесть, один из которых просто вел записи о том, кто на кого ставил и сколько, следил, чтобы все было честно. Как определяли, кто побеждает, Минхо не понимал, судей не было, а толпа вряд ли будет на его стороне при таком раскладе. Но он надеялся, что статус «старшего» даст ему возможность выиграть легким путем. Однако хотелось подстраховаться, и потому он попросил Джисона собрать толпу вокруг этой зоны побольше, пока он постоит, посмотрит и выяснит, что да как. Хан сказал, что постарается побыстрее. Минхо сделал пару небольших ставок и понял принцип игры. Действительно, судьями была толпа, и чаще выигрывали организаторы, так как у них определенно были фанаты. Даже если соперник танцует лучше, выиграет он вряд ли. Организаторы выходят по очереди и танцуют расслабленно, в пол силы. Скорее всего они собираются танцевать долго, а потому берегут запал. В общем, Минхо стоило дождаться, пока Джисон кого-нибудь притащит, чтобы создать перебой голосов, а там уже стадный рефлекс сделает свое дело. Человек шесть-семь вполне хватило бы. Даже не обязательно, чтобы они были за Минхо, независимые зрители тоже были бы неплохи. Ли простоял еще пару минут и решил станцевать на пробу. Смен было четыре, песню выбирать нужно было из их плейлиста. Тоже косяк, они вероятнее всего знали наизусть каждую песню из него, а для Минхо, если он не узнает хоть одну, это чистая импровизация. Ну короче, вышел из тени, выложил двадцатку, с напускной неуверенностью сказал, что хочет попробовать. — О-о, я тебя знаю, ты же с первых отрядов? — улыбнулся один из танцующих. Мастерски подогревал интерес смотрящих, пока Минхо вписывал свое имя в протянутый ему блокнот. — Да, — без особого интереса подтвердил Хо. — Бойкий, говорят, хоряги ставишь, — подросток был довольно вежливым, веселым, он скорее хотел подогреть Минхо, чем насмехаться над ним. Доброе соперничество Минхо нравится, они хотя бы не принижают соперников, как в каких-нибудь уличных соревнованиях. Хотя это даже стратегически не выгодно, закомплексованные подростки вряд ли бы рискнули поучаствовать в таком, не чувствуй они себя тут комфортно. — По мелочи, — кивнул Хо, у него не получилось сделать вид, будто он новичок. Но он и не профессионал. Скорее любитель. — Давай выбирай песню, буду рад стереть тебя в порошок, — беззлобно сказал парень, пока его друг собирал ставки. Пусть Минхо тут и узнали некоторые, далеко не все, ведь известен он только среди самых старших, из-за их с Джи драки в первый день, и то не как крутой парень, а как тот, которого лучше обходить за километр. — Пхах, удачи. Не плачь потом только, — так же беззлобно ответил Хо, подходя к чужому телефону, подключенному к переносной колонке. Песен было много, но те были мало похожи на плейлист Ли. Так он подумал, листая первую сотню треков, состоящих только из отечественных исполнителей и сомнительных, неизвестных Минхо реперов. Но потом стало лучше. Покопавшись, он нашел много треков Эминема, но отмел их, потому, что не особо танцевальные, наткнулся на Тэйлор Свифт, Ариану Гранде, Шона Мендеса, несколько прикольных рок-групп, кантри и инди музыку, и даже старейшую песню Рианны, которую очень хотелось выбрать, но нет, все не то. Выбор упал на фифтисента. И только Минхо, выбрав самую подходящую песню для себя, повернулся, и увидел целую толпу из двух первых отрядов. Джисон притащил всех. У Чанбина, Джису, Лисы, Доена и Рюджин разукрашенные лица, как у футбольных фанатов, они, видимо, ждали жесткого баттла и были готовы вывалить за это хоть все свои бумажки. — Ставлю на Минхо двадцатку! Видимо, третьему отряду тоже нравилось пришедшая со старшими популярность их мероприятия, было видно, как их охватывает приятное волнение и как тот, кто собирался танцевать против него, не понимает, что происходит. Минхо тоже не понимал, но был рад, что перевес на его стороне. — Вы готовы? — разогревал толпу один из подростков. — Да! — кричали ребята, громче всего был голос Чанбина, который звучал как сасэн фанатка. — Я вас не слышу! — продолжал парень, заставляя толпу действительно пошуметь. — Да!!! — от этого раздирающего уши крика уже было немного не по себе. — Отлично! Кидаем жребий кто начинает. — Орел, — сразу забрал Минхо. — Решка, — пожал плечами подросток напротив. И монета явно была на его стороне. — Начинает Джеймс. Этот парень был заряжен. Первый раунд — это всегда более легкий танец, самый разнос должен быть во втором. Но он даже на первом этапе разошелся не на шутку и Минхо… Тоже увлекся. Как-то так вышло, что с легкого разминочного Хауса и R&B они перешли на жесткое смешение стилей. Казалось бы, ничего такого, пока они попадают в ритм, верно? Вот только без подготовки и достойной разминки (зарядку сложно назвать хорошей подготовкой) тело просто сходило с ума, выдавая такие магические сочетания движений, от которых у Ли потом половина мышц откажет. Но это будет потом. Сейчас он в потоке, и этот парень, Джеймс, чувствует то же самое, когда на последней части своего танца он прикрывает глаза, разбавляя свою резкую и быструю манеру плавным переходом и снова резкой дорожкой шагов. Минхо выдал сегодня многое, он прогибался в спине, он был плавным, движения словно не народные, но такие залипательные, словно гипноз. Он был тем, на кого хотелось смотреть вечно, особенно на то, как он закусывал губу и обворожительно улыбался, выдавая движение, что можно было бы счесть неприличным. Но на баттлах нет понятия «неприлично», есть только «вау» и «чертвозьми». Хо размял руки во всех местах, выдал и тиктоник и чечетку, постоял на руках и эффектно поднялся после падения на спину. Песня была длинной, и каким-то образом они вместе с этим парнем обоюдно решили не заканчивать, после баттлов просто танцуя вместе. Они не касались друг друга, танцевали напротив, но этот обмен взглядов был постоянным вызовом, Минхо просто хотелось стереть его в порошок, а Джеймс, казалось, наконец нашел себе достойного соперника и чувствовал момент на полную. Минхо нравилась мысль, что он выходит за рамки своих возможностей, ему нравилась мысль, что свидетелем его максимальной точки является Джисон. Ему нравилось то, что он смотрит, ему хотелось чтобы Хан это запомнил. Потому что Минхо уже не забудет день, когда он открыл для себя танцы _с этой_ стороны. Все оборвалось резко, с концом песни. А дальше все как в тумане. Минхо получил свой выигрыш, Джеймс сам настоял, чтобы он взял. А Ли уже даже не отсекал, что происходит. После него захотела потанцевать и Рюджин, и Хонджун, и Лиса. Короче рекламная компания Минхо принесет этим парням в два раза больше, чем его ставки. Джеймс предложил ему остаться до конца дня и потанцевать с ними, Минхо отказался, но сказал, что этот баттл был одним из лучших, что у него был, и подросток, улыбаясь, согласился с ним. Они с Джисоном ушли оттуда дальше. Минхо все еще был как в тумане, словно перевозбужден, побывав на пике, но Джисон взял на примету его методы успокаивать. Следующие двадцать минут он провел за каким-то зданием, скрытый среди деревьев и тонущий в мягких губах и нежных прикосновениях Джисона. Вот что действительно заставило Минхо почувствовать себя победителем.

Теперь пришла очередь Джисона отдуваться. По всему лагерю висели громкоговорители, для важных объявлений, обычно по нему сообщали о экстренных ситуациях, но так как этих самых экстренных ситуаций за всю смену не было ни одной, сейчас женщина ведущая кружок лагерной газеты, вручала бумажки тем, кто споет песню на весь лагерь. Хан, разумеется, не мог опустить подобную возможность, учитывая, что за одну песню дают 50 бумажек. Газетчица делала ставку на закомплексованных ребят, которые стесняются своего голоса, а тем более пения. Но Хан был явно не из таких. Джисон быстро определился с песней и решил зачитать реп. Выбрал песню на английском, чтобы в случае чего по шее не прилетело. И полетел. Всего Джисон исполнил пять песен, они еще сгоняли до бани, там надо было тоже на меткость с расстояния закидывать мячики с водой в ведро, так, чтобы не лопнули. После этого они снова вернулись и Хан зачитал еще четыре песни. Благо, надо было не полностью, а только отрывками. Ему даже предложили разбавлять тишину в лагере и в будние дни. Хан благоразумно отказался. Под конец у них было полторы тысячи бумажек. Они понесли все это в корпус, так как в карманах такой куш носить было немного опасно.

— В чем дело? Школа сербского больше не работает? — заваливаясь в корпус через двери и сразу же подходя к коробке, чтобы освободить руки и карманы, интересовались парни. Наен сидела на диване одна, с таким пустым взглядом, что и смотреть страшно. Ей бы еще сигарету меж пальцев для убедительности. — Нас навестили Барбарики… — мертвым голосом оповестила Наен. — Пришлось менять план действий. — Ох, черт… — протянул Джисон. Все, на что хватило Хо, это сочувственно пожать плечами и похлопать девушку по плечу, выводя из транса. — Много забрали? — чуть наклоняясь и заглядывая ей в лицо, уточнил Минхо. — Не, мы их не приняли, сказали, акция больше не действует, — чуть более резво, чем раньше, ответила Наен. — А они? — пытаясь дойти до кульминации рассказа, спросил Хан. — Сказали, вернутся через десять минут, — опустила голову Наен, потирая лоб. Мелкие обломали ей очень прибыльное дельце. — У нас тут салон красоты, платишь бумажки, и тебе делают макияж, укладку или массаж. Это Хаюль придумала. — Прикол, — хмыкнул Минхо. — Беспроигрышный вариант, бумажки в обмен на услугу. Хо кивнул, давая понять, что они сделали все правильно. Наен это немного успокоило. Хотя за школу сербского было все еще обидно. Там они не теряли буквально ничего, получали бумажки с воздуха, а тут были затраты и сил, и косметики, и уборки после процедуры. Словно услышав ее мысли, из комнаты вышла Хаюль с мусорным пакетом, поставила его в коридоре. — А косметику не жалко? — спросил у нее Хан. — Не, все равно хотела перед поступлением закупаться новой, сменить стиль, хоть эту закончу, — улыбнулась ему Хаюль, пытаясь убедить, что все в порядке. В конце концов, сегодня они все работали на благо одной цели. — Нам остаться, помочь вам? — продолжил расспрос Джисон. Минхо казался ему слишком уставшим, чтобы снова идти на что-то активное, а тут они могли бы пригодиться. — Лучше сходите к барбарикам, они очень хотели вас увидеть, — отмахнулась Наён, поднимаясь с дивана. Момо тоже была где-то в комнате Хаюль, помогала чем могла. Минхо заглянул в образовавшуюся щель в двери, гостей там было немало. — Поняли, тогда давайте, удачи. — кивнул Джи, понимая, что идти туда ему совсем не хочется.

Минхо с Джисоном сошлись на том, что банк они будут обходить стороной, ибо выглядел он так себе. А помимо него, они особо не видели поблизости развлечений или возможности заработать. Сразу направились к барбарикам. Младшие как всегда были очень изобретательны, они сделали комнаты страха. Они переделали каждую комнату корпуса под страшный квест, и они якобы становились страшнее и страшнее с каждой комнатой. Посетители оплачивали количество комнат, которые посетят, и уровень страха. Когда Джисон с Минхо зашли в корпус, к ним на встречу ломанулась толпа детей, обниматься. Даже «монстры» с разрисованными лицами из комнат. Они предложили пройти их комнаты страха, но Хо сказал что у них совсем нет бумажек. Барбарики предложили пройти комнаты бесплатно или поделиться своими бумажками, и Ли, умирая от умиления, все равно отказался. Они предложили посидеть с ними немного. И пока сидели и обнимались, младшие все-таки уломали Минхо пройти квест, Джисон остался сидеть в коридоре. Ему принесли водичку и вкусняшек, которые достали из автоматов. Сервис Джисона полностью устраивал. Даже мальчик в сандалиях, соскучившись, не пинал его, а только сидел рядом и подшучивал над его прической, мол, волосы рыжими так и не стали. Хан лишь шутливо потрепал его по волосам и подвинул ближе, тоже обниматься. Обнимая его за руку, мальчик затих, и Джисон подумал, что, возможно, все это время ему не хватало лишь немного внимания? Потом к нему присоединился Феликс, вышедший из последней 12 комнаты. — Реально страшно? — Ну… Я проходил на максимальных настройках, в принципе нормально, ну, резкие звуки и что-то летает и прыгает вроде подушек. Кто-то нападает, кричит в лицо, ну это такое, знаешь, моя младшая сестра примерно так же себя во время пмс ведет. И в тот же момент из первой, самой нестрашной комнаты, с криком вылетел Хенджин. А следом за ним, смеясь, вышел Минхо. — На меня в темноте что-то напало! — севшим голосом, очень-очень быстро говорил Хенджин, вздрагивая всем телом. — Да это я тебя в темноте за жопу ущипнул, — оповестил Минхо, вальяжно засунув руки в карманы своих штанов и явно издеваясь над впечатлительным блондином. — Кто так делает?! — взвизгнул Хван. — Ты дальше идешь или зассал? — закатил глаза Ли, двигаясь к следующей комнате. Джисон и Феликс с любопытством наблюдали за этой перепалкой. — Ниче я не зассал! — громко сказал Хенджин, пусть нотки страха и скользили в его голосе. Он боялся не комнаты страха, он боялся идти туда с Минхо. — Ну так пошли, — кивнул на дверь Хо. — Блять, я тебя больше, чем скримеров боюсь, — даже не скрывал Хенджин, пытаясь держаться от него на почтительном расстоянии, примерно двух метров, двинулся к двери. — И правильно делаешь, — хмыкнул Минхо. — Может не надо? — все же спросил Хван тоненьким голосом. — Пошли-пошли, — Минхо подтолкнул его со спины, в сторону двери. Ему ничего не стоило разорвать это расстояние, которого Хенджин так трепетно придерживался. Джисон улыбнулся, думая, что вдвоем этим двум точно не будет там скучно, а Феликс сочувствующе посмотрел на Хенджина. Ему там не выжить. И к сожалению, тут Феликс ему не помощник.

Пока школа сербского была в работе, девушки принесли в кассу отряда около десяти тысяч бумажек, Минхо с Джисоном приносили по тыще или две каждый час. Чан не знал, каким магическим образом они это делали, но, очевидно, зарабатывать парни умели. Феликс с Хенджином тоже периодически заходили оставить награбленное, у них обычно накапливалось по пять сотен, по семь. Чану удалось лицезреть, как они подходили к рандомным людям посреди улицы и предлагали угадать, в какой руке бумажка, угадываешь — забираешь бумажку, не угадываешь — отдаешь, также предлагали сыграть с ними в камень-ножницы-бумагу или перепрыгать их в резиночки, или просто на скакалке. Казалось бы — ерунда. Но даже с этой ерунды они имели неплохие деньги. При том они успевали бегать и по чужим развлекаловкам и сувать нос во все развлечения, созданные ребятами лагеря в этот день. Только в банк не ходили, у обоих Ли отсутствовало доверие к этому месту. Салон красоты Хаюль был востребован и тоже систематически приносил в копилку бумажки, а также Доен и Тэен весьма быстро нашли способ зарабатывать, однако, как именно, Чан с Чонином пока не выяснили. Они просто надеялись, что они не забирают деньги силой. Сончан раздобыл бадминтон, у него, чтобы получить бумажки, двум людям нужно было набить 20 раз воланчиком туда-сюда. Казалось бы, ерунда, но на поле был неподходящий для игры ветер, а потому набить нужное число почти ни у кого не получалось. Вместе с ним была Юна, помогала считать деньги и составляла компанию, а также Мия, которая время от времени бегала в корпус, положить в копилку их бумажки, а также просто чтобы оставить этих двух наедине. Чонин с Чаном валялись вместе на диване в холле. Они вообще не волновались по поводу выигрыша в этой ярмарке, дети их отряда показывали себя как азартные, целеустремленные, а главное умеющие зарабатывать люди. Ну, весомая часть из них по крайней мере. Вожатые наблюдали, как Сана и Айрин носятся с краской, помогая Хаюль с клиентами, как Черен, Рюджин, Йеджи и Лия занимают тех, кто ждет своей очереди разговорами, предлагают сладости и тому подобное. Как Сан и Кевин разыгрывают для ждущих импровизированные спектакли, веселя девушек. У фей словно негласное правило — помогать друг другу. Советом или делом. Каждый, кто заходил в корпус, либо оставался помочь Хаюль, либо уходил, когда его убедили в том, что от него и так достаточно пользы. Как Минхо и Джисон, например. Организованность фей действительно была на высоте. Да, им не нужна помощь, они и сами прекрасно справляются. А копилка все больше и больше наполняется.

Когда комната страха была пройдена, нервы Хенджина окончательно израсходованы, а Минхо полностью удовлетворен чужими жалостливыми криками, парни двинулись дальше уже вчетвером. Барбарикам пообещали заглянуть к ним еще. Все, кроме травмированного Хвана. Путь парней лежал прямиком к корпусу пиратов. Всем четверым было до одури интересно, что такого выдумали их многоуважаемые коллеги. Их корпус выглядел так же как и раньше, до подозрительного обычный, никакой рекламной компании. И войдя в их двери, четверо парней очутились в самом настоящем… Казино. На входе к ним сразу подлетела Дженни, ей подрисовали усы под нос и нарядили в черный брючный костюм с бабочкой (где только отрыли, интересно). Она тоном слуги богатого дома или официанта в слишком дорогом ресторане, указала им на столы и обозначила досуг. За первым столом сидел Сынмин, чтобы получить выигрыш, надо было переиграть его в карты. Ким сразу сказал обоим Ли в его сторону даже не смотреть. Минхо прыснул, Феликс расстроился. Также пираты с помощью скотча сделали на полу очень длинную полосу с квадратами, в них поочередно были круги и крестики. Участникам выдавался шарик, они должны были запустить его по полу, если остановится на круге — выигрыш, если на крестике, то проигрыш. А также игра, где надо было попадать с помощью мячика в стаканы, вроде как в такое играют на вечеринках с алкоголем. Только в стаканах были бумажки с вопросами из любой сферы науки и, только ответив на них правильно, можно получить выигрыш, в остальном же ты просто теряешь деньги за участие. Умно. — Ну из всего этого мы можем выиграть только в карты, — прикинул Минхо, рассуждая вслух. Испытывать удачу или умственные способности он не собирался. — Но нам с тобой не разрешат играть, — Напомнил Феликс, не считая идею Минхо возможной. — Давайте Джисона посадим, — предложил Хо задумчиво. — Эй эй, ты давай меня не подставляй! — ерепенился Хан, не желая брать на себя такую ответственность. — Там ничего сложного, Хани, тем более, я рядом, — успокоил его Минхо, очень быстро думая над стратегией. — Подсказывать вам двоим тоже запрещено, — оповестил Сынмин, до чьих ушей долетели слова Минхо. Буквально влез в их разговор, ай-ай-ай, как не стыдно. — Давайте отойдем подальше и обговорим план действий. А то он чето слишком много уши греет, — фыркнул Ли, убедившись, что Сынмин все слышал. Короче, в итоге Минхо придумал план действий, мол, будет стоять над ним держать за плечи, Джисон будет чувствовать его руки, если Минхо сожмет его правое плечо два раза, значит это вторая карта справа, если левое один раз, то крайняя слева, и так далее. Хан поклялся слушаться беспрекословно, ровно до тех пор пока они не просекут фишку. К слову, о картах Джисон знал едва ли основы.

Пираты идиотами не были, а потому Минхо отошел подальше, дав Джисону начать самому. Волновался ли Хан? Не то слово. Он был правда ужасен в карточных играх. Долго думал, долго вспоминал, какую карту и в каком случае выкинуть. Сынмин его не торопил. Когда от начала игры прошло где-то пять минут, Минхо подошел, встал сзади и сделал вид, что собирается сделать ему массаж. — Давай, Хани, ты справишься, — для пущей убедительности сказал Минхо. И Хан тут же выкинул две карты. Джисон был словно оголенный нерв, чувствительный как никогда. Он своей кожей распознавал каждое движение Минхо. Сынмин был наслышан от Чана о особых отношениях этих двух, а потому счел такое изменение игры Джисона как желание произвести на Минхо впечатление. Ничего странного в этом не было, подростки любят выпендриваться, да и в его ходе не было ничего особо гениального. Сынмин продолжил играть в своем темпе. Минхо смотрел сосредоточенно и внимательно, но не подсказывал. Продолжал разминать Джисону плечи, словно тому действительно это придаст сил. Сынмин начал что-то подозревать, когда Джисон поставил его в странное положение. У него не было нужных карт, пришлось взять. Он даже обернулся пару раз, не стоит ли сзади какой-нибудь Хенджин и не подсказывает ли ему жестами. Но нет, Феликс с Хенджином были заняты другими играми и даже не думали вмешиваться. Сынмин понял в чем дело, когда у Джисона осталось всего две карты. Массаж Минхо мало того что был чертовски долгим, так еще и странным. Он один раз сжал левое плечо Хана и тот выкинул карту с той стороны. Сынмину пришлось и ее забрать. Минхо убрал свои руки от его плеч, и Джисон избавился от последней, выиграв. — Сукины дети, — фыркнул Ким, виня себя за то, что не разгадал эту схему с самого начала. Сейчас было уже поздно. — Заслужили бумажки за изобретательность. Забирайте и проваливайте. — Ой-ой, Сынмин злится, — мило улыбнулся Джисон, очень довольный тем, что у него получилось продержаться до конца. Хоть на пару минут, но делать вид, что разбираешься в карточных играх, было приятно. Джисон находил то, как легко Минхо обводил в таких играх всех вокруг пальца, очень сексуальным. Увы, ему подобное не дано, склад ума другой, или какие там еще оправдания бывают. — Униженный и оскорбленный, — вздохнул Минхо, забирая их честно заработанные бумажки. — Проблемы со слухом? — хмыкнул Сынмин. — Идем мы, идем, — забрав Феликса с Хенджином с собой, оповестил Джисон.

Незаметно для всех настало время снова идти в столовую. На перекусе давали бананы и сок в коробках. Чан с Чонином забрали коробку с бананами и соками своего отряда и отнесли в корпус, дабы не терять время. Однако Джисон, Минхо, Феликс и Хенджин решили не изменять традициям и есть на своем месте. Хенджин хотел припомнить Минхо случай в комнате страха и положил на его стул кнопку, найденную на земле по пути в столовку. Только он не учел, что в этот раз, Минхо сел не на стул, а на колени к Джисону и, злорадно посмотрев на него, сказал: — Ты сможешь добраться до моей задницы только в своих мокрых снах. Хенджин хотел было возразить, что вовсе ему не нужна его тощая задница, но с бананом во рту это было проблематично, парень подавился. А Минхо засмеялся намного громче, чем должен был, потому что, Господи, Хенджин подавился бананом. Тут и шутить не обязательно, и так обоссаться можно. Феликс заботливо похлопал его по спине, стараясь не посмеивается тоже. Хенджин был чертовски милым. — Не переживай, мы ему отомстим и восстановим твою честь. Обещаю оберегать и заднюю, и переднюю часть твоего тела ценой собственной жизни, — сказал Феликс боевым тоном. — О-о-о, — от умиления протянули Минхо и Хан в унисон. — Меня сейчас стошнит, — добавил Хан. — И не говори, — поддакнул Хо, ощущая безбожно сильное желание поцеловать его, именно сейчас, именно здесь. Сдержался. Однако его ненадолго хватит. — Куда дальше пойдем? — отходя от их вечной темы, спросил Феликс. — Мы, по-моему, уже все, что тут было, обошли, — откашлявшись, Хенджин снова стал есть банан. Первого раза ему, очевидно, не хватило. Джисон даже отдал этому любителю фруктов свой, так как не хотел есть. Наученный жизнью, Хван отсел от Минхо подальше. — Давайте потом чисто кругом по территории пройдем, мало ли еще на что-нибудь наткнемся? — предложил Джисон. И с ним все согласились. Они еще немного посидели в столовой, шутя и обсуждая все на свете. Минхо с Хенджином больше не лезли друг на друга. В конце концов, все это шутки. Ни Хенджин, ни Минхо не были обидчивыми, зато оба любили посмеяться. Только и всего. Феликс, хорошо знающий лучшего друга, иногда отгонял его от парня. — Ну-ну, не обижай мне его, — в шутку сказал Феликс, вставая между ними, как раз во время боя на руках, что больше напоминал танец двух водорослей. — Да я никогда! — возмутился Минхо, оскорблено прижав руку к груди. — Не обижай, — отрезал Феликс. — Ладно, — наигранно поник Ли. Но быстро вышел из роли. Из-за плеча Феликса Хван показал Минхо язык, а тот пугающе улыбнулся в ответ. — Совсем нельзя? — уточнил Хо, поглядывая то в глаза лучшего друга, то за его спину, на Хвана, у которого в черепушке паштет из овощей вместо мозга. — Совсем, — кивнул Фел. Джисон, наблюдая за спектаклем с самого удобного ракурса, улыбался ярче яркого и догрызал трубочку от сока. Удивительно, эти придурки — его друзья.

Доен с Тэеном чуть поодаль от корпуса показывали фокусы. Иллюзионисты они были так себе, скорее просто клоуны. Проходящий мимо них Тэхен, отделившись от своей компании, захотел помочь бедолагам. А Кай, Бомгю, Енджун и Субин были их первыми зрителями. Они просто из принципа не хотели разделяться и бросать Тэхена тут. Сначала, давая урок фокусов с картами (удивительно, но карты в этом лагере можно достать где угодно, пусть азартные игры и запрещены), все, что новообретенные зрители, что Доен и Тэен вертели головой, следя за руками Тэхена, ничего не понимали, но были впечатлены до глубины души. Бедному парню пришлось показывать фокус раз восемь, дабы объяснить, как работает магия. Однако до этих двух все равно ничего не дошло. Сдавшись, Тэхен просто стал показывать все, что умел, из доступных материалов. Показывая фокусы двум недоумкам, Тэхен сам собрал вокруг себя людей. Таким образом, фокусник и два клоуна набрали достаточно бумажек, чтобы заполнить свою коробку полностью.

Тем временем парни, наконец выползшие из столовой, обошли часть лагеря и уткнулись в корпус пиратов, снова. Решив убраться оттуда поскорее, они налетели прямо на табличку «рынок фруктов Чанбина». На столах стояли ящики с различными фруктами, скорее всего переведенные из города, включая бананы пиратов, которые давали в столовой. Сам Со Чанбин стоял за стойкой. В солнцезащитных очках (хотя солнца не было), и с пририсованными фломастером усиками. И если Дженни с усами Минхо вытерпеть и не засмеяться смог, то тут их прорвало всех вчетвером. Он был чем-то вроде мексиканца? — Что, Хенджин, хочешь еще бананчик? — стебался Минхо. — Не откажусь, — не ведясь на эту провокацию, ответил Хван. — Боже, я после вас бананы больше есть не смогу, придурки, — закатил глаза Джисон. — И не надо, отдавай их мне, — предложил Хенджин, удобный для всех выход из этой неприятной ситуации. — Хенджин до бананов ненасытен, — вставил свои пять копеек Феликс, окончательно добив Минхо своим: — Дикарь. Старший Ли почти рыдал, когда Хенджин ему порычал и сделал рукой движение, словно кошачьей лапкой. — Ой-ой, мои хорошие, кушать хотите? Смотрите какие яблочки наливные, какие гранаты сочные, персики какие, персики, один укус и в рай! — Чанбин очень хорошо вошел в образ, рекламируя свою продукцию. — Отравлены что ли? — хмыкнул Хан. Про рай — это, конечно, мощно сказано. — Только если моей любовью, сударь! — с акцентом произнес Со. — Пособие о том, как отбить аппетит одной фразой, — пытаясь не улыбаться и быть серьезным, сказал Феликс. Хенджин сымитировал рвотный позыв. В следующую секунду Чанбин стянул с ноги кроссовок и им пришлось побегать от злого мексиканца.

Так и шатались по территории, где-то на фокусы посмотрели, где-то снова на баттлы завернули, Хенджин решил, что ему обязательно нужно проверить свои силы. Затем сделали крюк, и снова к барбарикам. От скуки даже зашли в банк, им предложили взять кредит до конца ярмарки под процент на каждые десять минут, ахуели, вышли. Попали еще на какое-то испытание, устроенное Хвасой, для тех, кто потратил все свои бумажки. На нем надо было раскрыть конфетку в боксерских перчатках. Позориться отправили Минхо с Феликсом. Они оказались чуть умнее консервной банки, а потому Минхо взял один конец фантика в рот, а Феликс подцепил конфету зубами с другой стороны. С определенного ракурса можно было бы подумать, что они целуются. Девочки на ближайшей лавочке завизжали, а Хан с Хенджином наклонились на 90 градусов влево, чтобы убедиться в том, что все это лишь обман зрения. Дабы подогреть интерес публики, на второй конфете, Феликс закинул руки Минхо на плечи, как делают когда танцуют медленный танец или просто обнимаются. Ли пытался не смеяться в лицо блондинистого друга, краем глаза замечая ахуевшее лицо Хенджина и странный взгляд собственного парня. Заигрались. Ну и пусть. Им было очень даже весело. Первым, к слову, не выдержал Хенджин. — Ну-ну, давайте пососитесь тут еще. Видимо, он не привык к таким перепадам настроения и ревностным выпадам. Хан же, словно бронированный, и бровью не повел. Он потом зажмет его где-нибудь, у первой попавшейся стенки, к гадалке не ходи, к Джису в беседку не заглядывай. Стянув перчатки, Минхо с Феликсом рванули дальше по аллее (выключенных в это время суток) фонарей. Решили поиграть в догонялки, до обеда оставалось всего ничего, а потому можно было и продолжить приключения. Как и ожидалось, не долго думая, Хан и Хенджин побежали за ними. Это было смешно, весело, импульсивно, адреналин в крови играл на полную. — Давай на следующем повороте врассыпную! — смеясь, предложил Минхо, у него сегодня было по-особенному хорошее настроение. — Понял, я вправо, — кивнул Феликс, разделяя его буйный настрой. Уточнять о том, что Хо побежит налево, не было необходимости. Он свернул резко, раньше Феликса. Джисон привыкший и к таким неожиданным поворотам, рванул ему наперерез. Однако поймать не успел, тот извернулся и, смеясь, полетел дальше, между деревьев. Минхо поздно осознал, что Хан гонит его к краю территории. Осознал лишь тогда, когда увидел перед собой забор, а вокруг лишь огромные деревья и заросшие кусты. Минхо от страха быть действительно пойманным, прижался спиной к дереву, с обратной от Хана стороны. Надеялся, что тот достаточно отстал, чтоб потерять Минхо в этой зелени. Однако только Минхо допустил подобную мысль, как Джисон оказался перед ним, отрезая ему пути к отступлению, врезаясь руками по краям толстого дерева. — Неожиданное стратегическое решение, так понимаю, в ловушке я, а не ты? — явно издеваясь, но говоря без тени иронии в голосе, спросил Хан. Весьма интересное решение спрятаться за деревом, прямо под его носом. Это, наверное, могло сработать при других обстоятельствах, с другим человеком. — Ну конечно. Преимущество всегда на моей стороне, — хмыкнул Минхо, не теряя своей бравады и пытаясь немного отдышаться. Успокоить разгоряченное, быстрое от бега сердце. — Ох, как скажешь, — на его лице едва дрогнул уголок губ в невинной усмешке. Он потянулся к чужим устам, чтобы наконец сделать то, чего ему так сильно, остро, до ломоты в костях захотелось. — Они отравлены, — на выдохе предупредил Хо. Что, разумеется, не было правдой, но… Возможно, в Джисоне взыграли собственнические нотки, да и Минхо так себя не вел, когда Джисон в походе исполнял с Хенджином вещи и похуже, играя в правду или действие. Однако… Наверное, это отличительная черта Хана, но он вдруг понял, что без Минхо действительно не может. Он понял и осознал это для себя не впервые, не во второй и не в третий раз, но каждый раз эта ясная мысль пробивала и продолжает пробивать голову пулей. Словно самое очевидное. Нет… не так. Джисон может без Минхо. Он как-то жил без него свои семнадцать лет, наверняка сможет жить и дальше. Однако не хочет. Он не хочет туда, где нет Минхо. Он не хочет туда, где они не знакомы друг с другом, или туда, где останутся лишь чувственным подростковым воспоминанием. Джисон хочет быть именно тем, кто будет с Минхо. Тем, кто будет очень глупо ревновать, потому что слишком эмоциональный, тем, кто будет воровать пасту и одежду и доставать с ночными объятиями, тем, кто полюбил, любит и будет любить его безумно, столько, насколько хватит его пылкого незрелого сердца. Джисон бы хотел поставить на этот план свои лучшие годы. Даже если есть риск проиграть, остаться одному, растоптанным, с разбитым сердцем, он хочет чувствовать, он хочет продолжать чувствовать все то, что чувствует к нему сейчас. То, что невидимой силой заставляет его желать «отравленных губ» больше всего на свете, то, что срывает все запреты в его голове, то, из-за чего он так бережно прижимается к его губам своими, а после, все равно прижимаясь к нему всем телом, вырывает трепетный стон, покусывает и оттягивает, скользит языком меж зубов и, по привычке уже, коленом раздвигает его ноги, скользит под футболку пальцами и ловит с отравленных губ еще один стон. Даже если губы действительно отравлены, это именно то, как Джисон хотел бы умереть. Весьма смелая мысль для подростка, который влюбился впервые в своей жизни. Однако он убежден, что чего-то более сильного, чем это, он уже никогда не почувствует. Любовь — это всегда риск, где-то больше, где-то меньше. Она не падает с небес в руки хлюпикам, не вылезающим из своей пленки. Чтобы почувствовать это разрывающее все внутренности чувство, нужно хоть раз в жизни побыть смелым. Хан был готов рискнуть еще с того самого первого поцелуя, на ковре в их комнате, а может и раньше, когда они застряли в туалете. Хан готов рискнуть сейчас, и каждый день после, рисковать и влюбляться в Ли Минхо все больше и больше, потому что он уже погряз. Он погряз, утонул, захлебнулся в нем. Это чувство везде: в его легких, в желудке, залило уши и промыло голову, оно выбило весь кислород и смешалось с кровью. Хан позволил себе утонуть в Ли Минхо в очередной раз, где-то на окраине территории лагеря, среди зеленых высоких кустов, у шершавого дерева, там, где звук его сердца заглушает пение птиц, там, где не слышно сверчков, там, где не чувствуются комариные укусы, там, где существуют лишь чувства и момент. Момент, где одышка обоих после бега сливается в одно, общее желание. Желание быть ближе.

На обед отряд тащился по кусочкам. Они словно обоюдно устроили соревнование, «кто опоздает больше». И Минхо с Ханом были уверены, что уже выиграли его, завалившись в почти полностью пустую столовую, глупо смеясь и постоянно норовя прикоснуться друг к другу, словно случайно. Однако сев за стол, где еда давно остыла, они увидели еще две нетронутые порции. В животе зародилось волнение. Сначала ребята подумали, что Феликса с Хенджином нет ровно по той же самой причине, что не было и их. Просто кое-кто увлекся. Однако потом в их головы стали приходить мысли вроде, а вдруг они заблудились? Выбежали за ограду? Минхо и Джисон тревожились вместе, пусть и делали вид, что не так уж сильно волнуются, оба понимали, что паникуют они взаимно, а потому они, не сговариваясь, остались сидеть на своих местах и ждать блондинов, даже когда закончили есть (а ели намеренно чертовски медленно). Потом пришли кухарки убирать столы, и Минхо с Джисоном встали помочь, отложив порции ребят на отдельный стол, чтобы они все равно пришли и съели их. Но они не появились, даже когда вся столовая была убрана. И Джисон с Минхо, уже откровенно говоря сбитые с толку, ситуацией, направились искать их по территории.

Ходили взад-вперед, и в корпус пиратов, и по всему направлению, куда мог убежать Феликс, когда они разделились, сходили до корпуса и обратно. Искали долго и нашли, блять, у волейбольной площадки, эти двое очень даже мило проводили время, играя в классики, нарисованные на асфальтированной дорожке. Смеялись, болтали, обнимались, играли в салки. Просто проводили время вместе, наверняка даже не думая о чем-то пошлом или каком-либо «наказании за ревность», видимо, эта больная фишка нравилась только Минхо и Джисону, только за ними и закрепилась. Феликс с Хенджином были комфортными друг для друга и очень милыми со стороны. Они в своем особенном мире, где, видимо, не существует столовки и обеда по расписанию. И Минхо думал, что это он злится, но когда Джисон взял этих двоих за уши и буквально притащил к столовой, сказав, чтобы они тарелки вылизали, Хо понял, что, возможно, им стоит пройти к тому волшебному дереву еще разок. Он, очевидно, не наигрался. Джисон в гневе все еще самое потрясающее, что Минхо доводилось видеть в своей жизни.

На тихий час Хенджин и Феликс завалились позднее всех. Они решили, что ложиться спать не имеет смысла, когда до подъема осталось минут пятнадцать. Однако Минхо с Ханом, как всегда дрыхнувших в одной постели, это ни разу не остановило. Обнаружив, что их друзья уже давно где-то за рамками этого настоящего мира, блондины вернулись к себе в комнату и стали думать, как бы они хотели потратить эти пятнадцать минут. В итоге Хенджин достал из шкафа пачку шоколадных конфет популярной фирмы и предложил Феликсу по очереди ловить их ртом. Как итог, они в шоколаде, весь пол в шоколаде, дверь комнаты у которой стоял Феликс тоже в шоколаде, зато как сладко и весело. Теперь они живут в пряничном домике. И все бы было прекрасно и хорошо, вот только Чонин, пришедший на шум, вручил им по тряпке и сказал оттирать со стен шоколад, да чтобы к его приходу все блестело. Феликс было сказал, что от мокрой тряпки стены пряничного домика размякнут, но Ян уже хлопнул перед ним дверью. Вот и конец волшебной сказки. Настало время уборки.

После тихого часа Чан с Чонином подсчитали заработки отряда. Пятьсот тысяч бумажек. Ровно столько им удалось собрать за несколько часов. Они двинулись на мероприятие, там Директриса объявила начало аукциона, и те, кто готов был поставить больше всего бумажек, выигрывали право выбирать подарок первыми. Минхо, будучи довольно привычным к таким аукционам, вытянул для них эти торги, очень пафосно поставив все их деньги, прекрасно зная, что ни у кого в этом зале нет столько. В конце концов им эти бумажки были ни к чему. После конца аукциона они станут бесполезными. После мероприятия снова была столовка, Минхо подумал, что они как-то слишком много едят, пусть расписание приемов пищи и не изменилось ни на йоту. Потом был волейбол, в который все играли очень лениво и на отвали, а затем все двинулись на вечерний просмотр фильма. Хан с Минхо рухнули на один пуфик где-то в самом конце, ну точнее Минхо лежал на пуфике, а Джисон лежал на Минхо. Хо лениво обнимал его со спины и мешал смотреть своим мягким шепотом на ухо, от которого у Джисона расползались мурашки по всему телу. Стемнело быстро, старшие отряды разнылись о том, что хотят спать под открытым небом, и Чан с Чонином не могли им запретить, даже если самим ночью придется терпеть всяких кусачих тварей вроде комаров. Ночь под тысячами звезд и тихие разговоры подростков, которые так же, как и вожатые невольно чувствуют приближение конца этой истории. Чан с Чонином чертовски хорошо понимали их желание не терять ни минуты рядом друг с другом, запоминать каждый фрагмент. Кто-то осознавал это более четко, кто-то не осознавал совсем, но все чувствовали одно и то же. Они уже начинали скучать друг по другу.

Следующее утро началось довольно неожиданно. Зарядки не было. Их разбудил голос из динамика. Не привыкшие к таким объявлениям подростки наложили в штаны от одного лишь громкого звука, но то, что сказали дальше, напрочь выбило их из колеи. — Доброе утро, дорогие старшие отряды. Вас ожидают на завтраке, а сразу после него, на площади перед столовой. Приглашаются первые и вторые отряды. Ах, да, и не ищите своих вожатых, сегодня они за вас не отвечают, надеемся, что капитаны проявят особенную организованность, — кажется, это был голос Хвасы. Вот тебе и доброе утро. Ну Джисон с Минхо, конечно, среагировали быстро, всех подняли, построили, отвели на завтрак. У Лисы с Хонджуном тоже не было никаких проблем, да вот только беспокойство, царившее в обоих старших отрядах чувствовалось почти физически. Рюджин неосознанно терлась около капитанов, еле как скрывая волнение, рядом с ней Черен говорила, что все в порядке и скорее всего их просто ждет очередное странное мероприятие, за ними Лия и Юна плелись еще не проснувшиеся, Бомгю пошутил про то, что Чонина с Чаном наверное похитили, а Тэен не очень радужно попросил его заткнуться, волоча за руку, видимо, спавшего стоя, как конь, Доёна. Кевин побежал к пиратам, спросить, что у них да как, вернулся с вестью о том, что у них все то же самое. Два старших отряда слились вместе около входа в столовую, вместе пытаясь предположить и выдвинуть наиболее логичную теорию о том, куда именно делись вожатые. Однако, решили оставить это до мероприятия, им наверняка все объяснят. Однако, нет. После еды, они вышли на площадь перед столовой и увидели людей в черных масках, которые вручили капитанам по письму и ушли в своем направлении. Скорее всего это были бедолаги из административного корпуса, раз вожатые пропали. Распечатав письмо, Минхо зачитал вслух правила игры, которая называлась «найти вожатых». И тогда все встало на свои места. Им нужно найти двух своих придурков на всей огромной территории лагеря. Вот тебе и квест. Им нужен план.

Ну собственно стратегия пришла в руки довольно быстро, они уже играли вместе в войнушку, а потому систему маленьких команд усвоили. Отряд поделился на группы по пять-шесть человек, распределили зоны поиска. С пиратами заключили негласное соглашение, искать и Чонина с Чаном, и Чанбина с Сынмином и помогать в случае чего. Вышло так, что Минхо с Джисоном попали в смежную команду вместе с Лисой, Джису, Дженни и Розэ. Не сказать, что это получилось случайно, конечно, Джисон немного поспособствовал. Но Минхо сам давно не был против подобных слияний. Все друзья Хана были немного с прибабахом, но крутые ребята. Даже Хван. Стратегия разделения на подгруппы оправдывала себя, уже через семь минут команда Субина нашла первое письмо, чуть позже Рюджин принесла второе. В обоих письмах в стихах и витиеватыми намеками говорилось о том, где найти следующую подсказку. Однако эти стихи были настолько непонятными, что отряд фей решили, мол, проще просто обыскать всю территорию. Часть пиратов решили все же следовать установленным правилам, а потому феи решили отдать два найденных письма им. Мало ли пригодятся? У самих же фей была одна цель — найти своих взрослых. Команде Минхо досталась дальняя зона, там, где была волейбольная площадка, полусожженный дом бабки, а все остальное — чисто заросли. И почему-то Минхо казалось, что этому стечению обстоятельств тоже кто-то поспособствовал, но уже не Джисон. Всю дорогу до их Зоны, Джисон с Лисой перекидывались страшными историями, которые сочиняли на ходу: и про бабку в доме, и про лес, что якобы там ходит маньяк с бензопилой, старой и тупой, что он нападет и забирает потревоживших его детей с собой в чащу. Очень милое начало дня, в общем. Ну и разумеется, по закону жанра, в тот самый дом пошли в последний момент. Когда уже каждый сраный куст вокруг был осмотрен. — Ну что, кто пойдет? — спросила Лиса, смотря в сторону Минхо и Джисона, которые намеренно смотрели куда угодно, но только не на нее и не на дом. — Даже не думайте отвертеться. Пойдете вы, — хмыкнула девушка. — Да блять… — вздохнул Джисон, Минхо согласно промычал.

У Минхо с Ханом, как известно, отношения с заброшенным домом и его обитателями были так себе. Они гордо считали себя выжившими и благородными борцами с нечистью. Ну, если побег можно считать чем-то близким к борьбе. Решили, кто войдет первым, игрой в камень ножницы бумагу. Минхо продул. Он решил не тормозить, решил: чем быстрее они это сделают и узнают, что Чана с Чонином там нет, тем быстрее свалят оттуда нахуй. Поторопиться действительно стоило. Благо была хотя бы не ночь, и все было ясно видно. Однако менее жутко от этого не становилось. Хо поднялся по заросшим ступеням, если их еще можно было так назвать, и отворил прогнившую до черноты деревянную дверь. Доски пола внутри скрипели от каждого его шага, в доме все еще стояли столы, пыльные шкафы с книгами, стекла окон были побитыми, кое-где заклеены изолентой, что уже тоже выглядела плохо. В углах на потолке маленькие живности сплели паутину, наверняка не только там. Хан забрался в дом следом за ним. Они быстро стали проверять под столами, за шкафами. Джисон открывал ящики шкафов, чисто для галочки, вряд ли кто-то бы додумался прятаться среди старых грязных от пыли и влажности книг. Он искренне так считал, пока из одного ящика с кряхтением не вывалился Чан. — Ебанный нахуй! — вскрикнул Хан так, словно это было самое стремное, что с ним случалось за последние несколько лет. Может и не самое стремное, но уж точно одно из самых неожиданных. — Выбирайте выражения, молодой человек, — наконец разгибаясь из своей непонятной позы, строго сказал Чан. — Да ты страшнее войны, весь в грязи, где тебя так помотало? — все еще под влиянием момента нес чепуху Джисон. Он не понимал, что то, что он говорит, может быть обидным, но Чан совсем на него не обижался. — Я сидел в этом шкафу около сорока минут, — отряхиваясь от пыли, насколько это было возможно, оповестил Крис. — Ладно, главное, что мы нашли тебя, — вздохнул Хан, немного отходя от потрясения. — Испугались, проснувшись без вожатых? — хихикнул Крис, укладывая свои руки на плечи двух подростков. — Не, лучшее пробуждение за это лето, — без тени сарказма, очень даже честно сказал Хан. Минхо прыснув, сдал его с потрохами: — Он почти расплакался, узнав, что ты не придешь на завтрак. Ныл, что не собирался кончать в суп. — Не было такого! — взвизгнул Хан, когда они выбрались из этого страшного дома. — Ну-ну, не стесняйся, Джисон, я тоже скучал по тебе, — нагнал его Чан, чтобы затискать. — А Чонин где? — спросила Лиса, когда они подошли достаточно близко. — Мы прятались в разных местах, так что не знаю. Наверняка он был пооригинальнее меня. В этом доме кто только не прятался уже, — пожал плечами Чан. — По-моему, в нем прятались только мы, — не припоминая других таких случаев, сказал Хо. — Ну, это уже делает это место заезженным, — пожал плечами Чан. — Иди к черту, — закатил глаза Ли. «Почему тогда вы так долго нас искали?» — подумал Минхо, фыркая. — Да ладно вам, вы ж меня все равно любите, — улыбнулся Чан своей лучезарной, во все 32. — Мечтай, — отнекивался Хан. — Жить без меня не можете, — продолжал Чан уверенно. — Если тебе нравится так думать… То мы не можем тебе запретить, — вздохнул Минхо. — Будете плакать на последнем мероприятии, — лепетал Крис, словно уже предвкушая это зрелище. — Давай заканчивай со своими извращенным фантазиями, пока мы тебя обратно в шкаф не затолкали, — вежливо попросил Джисон. Но Чан его, разумеется, не послушал, продолжая молоть чепуху до самой точки, куда надо было отвести найденных вожатых. На ту площадь перед столовой. Девочки же под шумок сбежали помогать другим группам искать дальше. Причем довольно успешно. Например, Чонин оказался действительно оригинальнее, он залез на балки под крышей самой дальней беседки и на его поиски ушло больше всего времени. Причем наткнулись на него совершенно случайно. Просто кто-то зашёл в беседку похрустеть чипсами, а уставший там сидеть Ян, спросил сверху: — Поделишься? Тому бедолаге и вправду не позавидуешь, вот у кого теперь травма на всю жизнь.

На поиски вожатых и так называемый квест, ребята потратили пол дня. Но, найдя своих, они вместе дружно и вприпрыжку отправились в столовую на обед. Словно в мультике каком-то. Пережили атомный взрыв и зомби апокалипсис? Самое время перекусить! Затем был тихий час, все по стандарту. Когда Чан разгонял всех по кроватям, Минхо пошутил, что надо было оставить этого командира в шкафу, сделать вид, что не заметили. Мол, больно он в себя поверил. — Ты чего так смотришь, — посмеиваясь, спросил Минхо, наблюдая за тем, как милая невинная улыбочка расцветает на лице старшего. Чонин сидел на диване в холле и краем уха слушал их перепалку, заполняя отчет. Вожатый же в свою очередь ловким движением обхватил руками и закинул Минхо на плечо, затем вынес из корпуса, направляясь прямиком к директору. — Блять, поставь где взял, великан сраный! — завизжал Хо, болтая ногами. Вышедший из комнаты за ним Джисон, растерялся. Только что Ли стоял тут, а сейчас уже нет. Лишь Чонин посмеивается, закопавшись в бумажки.

Придя к директрисе в кабинет, только там, Чан отпустил Минхо с рук. Точнее кинул на диван. Минхо плюхнулся как мешок с картошкой, неодушевленный предмет, что с бубнежом перевернулся и сел на спинку, ногами в кроссовках марая ткань сидения. Чан серьезно пронес этого буйного через весь лагерь и умудрился остаться без расцарапанного лица? — Причина вашего визита? — уточнила Директриса, обескураженная тем, что к ней ворвались без стука. Только сейчас эти двое, испепеляющие друг друга взглядами, обратили на нее внимание. — Душевная травма, нанесенная этим малолетним амбалом. Я не могу так работать, — начал Чан эмоционально. Он приложил руку к груди и стал тяжело дышать, имитируя сильное потрясение и едва ли не сердечный приступ. — Какая травма! Да я одуванчик, солнышко, — в ответ, злясь, заверял Минхо, даже не смотря в сторону Госпожи Ким, думая видимо, что если сильно постарается, глазами просверлит Чану башку. — Ну-ну, я оскорблен, мою ценность поставили под сомнение, — вытягивая указательный палец вверх, продолжал Чан, не желая слушать его отнекивания, даже глаза прикрыл, отворачиваясь. Актер. — Ниче я не ставил, ты выдумал, — фырчал носом Хо, словно кролик. Тон у него был действительно возбужденный и обескураженный. Никакого холода во взгляде, никаких подавленных внутри эмоций, полная отдача. Он действительно вырос над собой за эти дни — вот о чем подумала Директриса. — А что ты мне тыкаешь вообще, — поворачиваясь к нему, почти взвизгнул Крис. Два больших ребенка, ей богу. Пока мальчишки препирались, Директриса встала со своего кресла, заварила три чашечки кофе, достала пачку печенья с шоколадной крошкой и с любопытством наблюдала, как двое молодых людей тыкают друг другу пальцами в лицо в попытке доказать свою правоту. Очень по-взрослому. — Угощайтесь, — обратила их внимание на сладости директриса. Дальше они спорили с набитым ртом и размазанными по губам шоколадными крошками. Ну точно как дети, что один, что второй. Им бы стоило подружиться уже, а не выяснять кто круче.

Когда Чан и Минхо вывалились из корпуса администрации, они были сытые, поспорившие вдоволь и в курсе всех последних новостей благодаря директрисе. По расписанию у них сейчас была какая-то прогулка за территорию. Двинув в сторону корпуса, они наткнулись на толпу своего отряда во главе с Джисоном, который все еще не понимал, куда пропал Минхо, и абсолютно спокойным Чонином. Завидев их издалека, Хан подбежал, ненавязчиво интересуясь, куда тот испарился. — Скучал по мне? — затейливо улыбнулся Минхо. От улыбки в уголках глаз появились очаровательные морщинки. Довольный. — Места себе не находил, — кивнул Джисон, отзеркалив его выражение лица. Ему дорогого стоило сдержаться и не закатить глаза. И неясно, то ли весь их разговор был сплошным сарказмом, то ли самой искренней вещью в мире. Прогулка собственно заключалась в «зеленом дне». Каждый подросток должен был посадить в лесу свое деревце. Им выдали ящики с до смешного маленькими ростками. Чан раздал парням по ящику в руки и направил их на уже знакомое ему место, где якобы земля хорошая. Шли через лес какими-то витиеватыми путями, но в итоге пришли на уже знакомую им полянку. Ну, так по крайней мере им показалось. Однако пройдя чуть дальше, стало ясно что это вообще не то. Хрен поймешь вообще, где они, деревья и кусты везде одинаковые. Минхо предложил Джисону посадить их деревья вместе. Они отделились от основной группы, ушли поближе к обрыву. Но не тому, с которого Чанбин прыгал в воду. Они вообще впервые поднялись к водопаду с этой стороны. Одновременно чертовски близко к падающей с высоты воде, и при том до нее не достать. Они рассудили, что вряд ли кто-то затопчет их деревья здесь. Джисон выкопал рядом две ямки, Минхо закапывал в них саженцы, полили и высыпали мешочек какой-то штуки вроде удобрения, которая валялась внутри коробки с нужными принадлежностями. Зачем-то Минхо очень внимательно смотрел по сторонам, когда они уходили. Пытался запомнить маршрут, каждый поворот. Словно вернется сюда хоть раз, после конца смены. Они немного запутались когда шли обратно, но так как в этот раз они не тратили время на споры, драки и секс на траве, разобрались довольно быстро. Они нагнали своих ребят и ждали, пока все остальные закончат с озеленением и так зеленого леса. Сидели на траве, даже не задумываясь о зеленых разводах, которые останутся на вещах, этот рисунок грязноватых клякс — уже часть любого их аутфита. Пинались, смеялись, дурачились, наслаждались очередным беззаботным летним днем действительно лучших лет их жизни.

Вечером не было веселых стартов, а потому поставили еще пару бесполезных кружков. В этот раз Хан с Минхо попали на оригами, на котором до этого не были ни разу. И слава богу, наверное, потому что то, как Джисон злился, когда с седьмого раза не смог сложить нормального журавля, надо было видеть. Сам Минхо оставил эту затею уже на четвертой попытке, рассудив, что это не выгодно и очень глупая трата бумаги. Учительница, конечно, поворчала на него, но заставить делать поделки снова не могла. А потом, когда они вышли с кружков, Минхо сто сотен раз пожалел о том, что не ценил то, что имел. Их ждал Физрук, а рядом с ним Чанбин с секундомером на шее. — Привет, солдаты, готовы к нормативам? — боевым тоном поприветствовал их Физрук. — Не особо… — признался Минхо. — А к эстафете? — хмыкнул Чанбин, как-то недобро… — Тем более, — закончил за Хо Джисон. — Ну ничего, сейчас разомнемся и вы полетите как ракеты! — улыбался физрук, уже предвкушая веселье. — Звучит не очень позитивно, — признался Ли. — Ваши методы включают в себя пытки? — уточнил Сончан, ссылаясь на слишком довольное лицо Со. — Что? Конечно нет! — удивился физкультурник. Он напиздел. И напиздел безбожно, потому что уже после пары упражнений Минхо хотелось умереть. Он мечтал о быстрой и безболезненной или как там еще бывает. Все что угодно было бы лучше этого. Когда же за них взялся Чанбин, Минхо казалось, что он скоро отключится. Они размяли словно каждый миллиметр и когда старшего удовлетворил их вид, напоминающий выжатые лимоны, он выдал им утяжелители. — Это мы растряслись. Разминка начнется только сейчас, — улыбнулся Со. — По-моему, когда я покупала эту путевку, там не было написано, что лагерь спортивный, — вздохнула Рюджин, делая пятьдесят приседаний с грузом. — И что у вожатых и персонала тут есть садистские наклонности тоже не говорилось, — ответил ей Доен негромко, боялся, что Чанбин услышит. После этой разминки с грузами были упражнения особой тяжести, вроде скалолаза, планки, отжимания стоя на руках, которые почти никто не смог сделать нормально. Это, кстати, придумал физрук, а ведь Минхо почти начал ему доверять… Сделать это упражнение, к слову, смог только Сяо, который оказался пиздец каким спортивным малым, Кевин, потому что был очень легким и Ренджун, тот вроде как профессиональным спортсменом был, но в каком именно спорте преуспевал, Хо уже не помнил. Сам Минхо на руки встать смог, но вот отжаться… Нет. Джисон даже не попытался, сказал, что не горит желанием сломать шею. Побережется. Хенджин попытался, но не рассчитал немного двигательную силу и случайно сделал недокрученное сальто, почти беззвучно бухаясь на землю спиной. — В порядке? — уточнил Чанбин, не особо с ними церемонясь. — Если душевную раздробленность и полную апатию можно назвать «в порядке»… — драматично сказал Хван, смотря в небо пустым взглядом и все еще валяясь на грязной земле. Ну и самая хуйня началась только после всех этих разминок и упражнений. Эстафета с палочками. Сам по себе забег по территории — это детский лепет, но после такой разминки, когда тело уже выдохшееся, это казалось просто адовой пробежкой. Им на пальцах объяснили, как они должны встать, оббегать надо было чуть ли не весь лагерь. Расстояние между каждым человеком было около тридцати-сорока метров, все обоюдно сошлись на том, что главное не победа, а участие, а потому тащились как улитки. Чанбин сказал, что на них без слез не взглянешь, Минхо мечтал натянуть его трусы на уши, чтобы он познал боль и действительно смотрел на них со слезами на глазах. Зато нормативы после этого прошли как по маслу, и прыгнули далеко и согнулись легко, без проблем обхватывая пальцами носки собственных ботинок и касаясь покрытия спортплощадки. На подтягиваниях правда проебались, но это не столь важно. Короче за один лишь этот вечер они успели умереть и воскреснуть несчетное количество раз. Когда их отпустили, на улице уже смеркалось.

Минхо, казалось, потерял вкус к жизни после такого спорта. Все, что он хотел — в душ и спать, даже не пошел в столовку на кефир, а тем более на просмотр фильма. Джисон же в себе силы на это нашел, а потому мягко поцеловал уже готового отключиться до утра Минхо в лоб и пообещал скоро к нему присоединиться. — Я буду тебя ждать. — Ох, нет, ты будешь видеть красивые сны, — сидя на корточках у кровати и поглаживая своего сонного мальчика по волосам. — Красивые сны, в которых я буду ждать, пока ты придешь и обнимешь меня, — полушепотом поделился Минхо, явно побеждая в этом разговоре, что даже перепалкой то и не был. — Если ты продолжишь в том же духе, я никуда не пойду, — на выдохе сказал Джисон, чувствуя жгучее желание быть с ним сейчас, целовать его и представлять, что так будет всегда. — Молчу, — мягко улыбнулся Минхо, не желая обрубать Джисону вечер. Хан почти заставил себя подняться и тихонько прикрыл дверь в комнату. Когда он вышел, Минхо уже отрубился.

— Смотрю, вы с Минхо с каждым днем все мягче и мягче. А где ваше «иди сюда, дерьма кусок, я тебе зубы пересчитаю»? — посмеивался Хенджин как-то злорадно, сидя рядом с другом на пуфике. Феликса тоже не было, кажется, у двух Ли одинаковый порог усталости, или же дело в том, что они в отличие от двух раздолбаев действительно выкладывались на полную во время этих испытаний спортом. Их сила духа поражала и вызывала вопросы. — Не хочется тратить на это время, которого и без того осталось безбожно мало, — вздохнул Хан, потирая переносицу. Фильм закончился. Шли титры, все ждали финальную сцену. Хван предложил прогуляться до автоматов, так как не был особым фанатом серии этих фильмов. Джисон согласился, провести время с лучшим другом он всегда не прочь. Они много шутили и смеялись, идя до автоматов, много говорили о том, что вообще-то ехали сюда отдохнуть от проблем и рутины, а не обзавестись ебырями. Корчили друг другу рожи, дразнили. Короче проводили время как самые настоящие придурковатые друзья. В автомате взяли чипсов и газированных, безумно сладких напитков в жестяных банках. Есть решили на ближайшей скамейке, на которую был направлен фонарь. Хван сказал, что хочет сидеть на свету, а то в темноте он ссытся с любого шороха, и Джисон с этим согласился. Хан лег к другу на колени и приказал кормить его, мол, работай, раб. Хван сказал, что он ахуел и пригрозил плюнуть ему в открытый рот. Однако в итоге сдался и сделал как велено. Как говорится, прогнулся под общество. В такой атмосферке их потянуло на душевные разговоры обо всем: о жизни, смерти, будущем, любви и ненависти, привязанностях, доме. В какой-то момент Джисон стал нести тупо все, что было у него в голове, все еще лежа на чужих коленях. Обожравшийся чипсами Хван в свою очередь растекся по скамейке и внимательно его слушал, ничего не говоря. — Вот знаешь, каждый раз, мы приезжаем в лагерь, знакомимся с новыми людьми, привязываемся друг к другу, становимся на какое-то время единым целым… Ты заходишь в новую комнату, видишь нового человека, нового вожатого, ешь из новой тарелки, пьешь из новой кружки, а потом, когда все эти дни пролетают так незаметно, ты понимаешь, что это уже такие родные тарелки и кружки, что комната не новая, она твоя, что все эти люди стали важны… Ты проводишь последние дни вместе с ними и осознаешь, что это самые лучшие дни твоей жалкой жизни. А потом все просто… заканчивается… — Джисон и сам не заметил, как под конец его взбалмошного монолога глаза стали мокрыми. — Заканчивается смена… Заканчивается лето… Все… Все заканчивается, — соленые слезы уже текли по щекам в сокрушительном количестве, он не мог контролировать это, тихо захлебывался в чувствах. Хенджин молчал, поглаживая его по волосам. Джисону сейчас не нужны были слова или советы. Только слушатель. — Я не хочу… — сделал вывод для себя Хан. — Черт, Хенджин… — прикрывая глаза, шептал Хан. Он поднял руку, уткнувшись лицом в изгиб локтя, тем самым прикрываясь от света фонаря. — Я так его люблю… Хенджин поджал губы от сожаления за то, что он никак не может помочь Джисону с этим. Совсем никак. Хан рывком поднялся с его коленей. Быстрым движением стер с щек мокрые дорожки и, пару раз шмыгнув, поднялся со скамейки, словно запрещая себе расклеиваться еще больше. Он, улыбнувшись, сказал что-то глупое и несвязное и предложил Хвану вернуться в корпус, ибо не знал, когда его может снова прорвать. Хенджин кивнул, пытаясь делать вид, что его это совсем не взволновало, ибо Хану бы его мельтешение точно не понравилось. Хан Хенджина уж точно не стеснялся, да и не то чтобы впервые рыдал при нем, но… Это было немного другое. Слишком… слишком другое. Они сменили тему и, пока шли обратно, Хан снова был собой, веселым и беззаботным. Что творилось в этот момент в его голове, Хенджин и представить не мог. А творилось там многое. В корпусе они помахали друг другу и, хихикнув, разошлись по своим комнатам. Улыбка Хана сошла на нет сразу, стоило только двери закрыться. Он тихо разделся и забрался к Минхо под одеяло, не давая себе ни секунды на мысли. Не очень-то сильно хотелось спать в аквариуме. Минхо был теплым и мягким, под одеялом рядом с ним было уютно до боли, хотелось остаться там навсегда и никогда больше не вылезать. Джисон впервые в своей жизни уснул настолько быстро, почти моментально. Ну вот, порог пройден, Хан Джисон окончательно стал тряпкой.

На следующее утро Джисон выглядел как обычно. Нет, даже лучше. Как-то живее, солнечнее, наверное, чувствительнее чем когда-либо был. Утром он очень мягко обнимал Минхо со спины, сонно утыкаясь ему в шею и едва касаясь кончиками пальцев торчащими из рукавов толстовки. Он долго не хотел чистить зубы, потому что это значит распрощаться с утренней тишиной и спокойствием. Однако все-таки сдался, как всегда деля с Минхо его же пасту. Пусть тюбик собственной и валялся полный где-то в шкафчике. Зарядку сегодня проводил Чанбин, а это значит, что половина лагеря станут бодибилдерами, а другая половина тупо не выживет. Благо Чанбин не пошел работать физруком, а то от одной разминки с ним от усталости можно было усраться. На бисероплетении, что было у них сразу после завтрака, Минхо с Ханом уселись так, чтобы закинуть друг на друга конечности, слушали песни из плейлиста Юны, которая смогла зайти в свой аккаунт спотифая с компьютера преподавательницы. Та в свою очередь дала им схемы, лески, пару пакетиков бисера и ушла пить кофе вместе с преподшей по изо. Минхо сплел для Джисона браслет со словами «ты белка», Хан сплел в ответ «ты злюка». Это должно было быть смешно, они должны были начать, как всегда, тыкать друг в друга пальцами, как всегда свалиться с дивана и начать драться или же целоваться, одно из двух. Но в состоянии в котором пребывал Хан, ему казалось, что это чертовски трогательно. Он почти разрыдался. Под непонимающим взглядом Минхо. — Надо было плести тебе «лох педальный» или «вечный девственник»? — предложил Минхо, недоумевая и то ли пытаясь шутить, то ли действительно не понимая, что сделал не так. — Пошел нахуй, — уже шмыгая носом и надевая свой браслет, сказал Хан. Тот был действительно красивый, и подходил под всю одежду, которую Хан обычно носил, Минхо запомнил его базовые цвета и сделал браслет, который бы подошел к любому его настроению. Он такой внимательный… — Хани, ты в порядке? — Да, по мне не видно? — не очень убедительно, но довольно громко сказал Хан. Минхо пожал плечами, надевая себе на руку его браслет. Теперь Джисон реально заплакал.

Депрессия Хана быстро сошла на нет. Как минимум стоило проспавшему Хенджину зайти в кабинет, а точнее споткнуться о порог в двери и доползти до дивана на четвереньках, а Минхо пошутить про то, что Хван слишком уж полюбил валяться в его ногах в последнее время, так Джисона сразу разнесло. Вот только что он плакал, сейчас уже смеется. Минхо решил, что ему сегодня стоит уделить Хану особое количество внимания, столько, на сколько он вообще когда-либо был способен. Их парные браслеты и вправду были очень трогательной вещью, если так подумать. Пусть на них и красовались самые тупые из всех прозвищ, которые только можно было придумать, они были детальными. Хан долго вплетал туда бисерного котика, который словно держался за браслет лапками, Минхо же сделал очень сложный рисунок и добавил пару висящих беличьих мордочек, а еще ноты. Хуй знает, как они смогли научиться плести из бисера так хорошо, если большую часть уроков дорогая преподавательница либо отсутствовала, либо пила чай в кабинете, занимаясь своими делами. Однако книжки, которые она оставляла, чтобы ребята взяли из них схемы для своих поделок, были очень хорошими, в них все детально объяснялось. Как говорится, нужно давать человеку удочку, а не рыбу. Тогда он сможет выжить. Это напомнило Хану о песне, которую он так и не дописал. Но обязательно допишет. У него не останется ничего, кроме как дописать ее. У него должно остаться что-то о Минхо, воспоминаний будет недостаточно.

После бисера их собрали на площадке, с травой, Хвасы не было, был только физрук, и судя по глазам, сегодня их ждет что-то костедробительное. Всем выдали по коврику, которые они разложили на травянистой земле, словно собирались заниматься йогой где-нибудь в американском парке. Они сделали быструю разминку, в которой, казалось, не было необходимости, ведь с утра у них была зарядка. А потом физрук решил дать знать, для чего они все здесь собрались. Это была растяжка. — Держать свое тело в тонусе очень важно! Сегодня я научу вас чувствовать каждую свою мышцу! — заключил главный амбассадор спорта в этом лагере. Звучало обнадеживающе. Минхо бы хотел посмотреть на его лицензию, которая позволяет ему быть тренером по таким вещам. Практически гимнастика. Физрук сказал, что последние дни будут посвящены здоровью и хорошему расположению как тела, так и духа. Минхо сомневался, что порванная на шпагате жопа это здорово, и способствует классному настроению, но решил не спорить. Было немного страшно. — Итак, сейчас тянемся руками к солнышку! — объяснял упражнение учитель. Хенджин как самый оригинальный и умный, потянулся руками к Феликсу, который этого комплимента совсем не понял, но в объятиях ему не отказал. Минхо закатил глаза и подумал о том, что искренне желает, чтобы это поскорее закончилось. Но нет, физрук и не думал останавливаться. Они сделали, наверное, упражнений сто или двести, с полноценными подходами, по десять или двадцать раз. К шпагатам перешли только в конце, и Минхо искренне хотел верить, что этот мужик просто шутит, когда говорит им раздвигать ноги настолько, насколько смогут, так мало того, что ходит между ними и наваливается всем весом, дабы помочь растянуться полностью. Ли был готов отбиваться. Правда был готов. Но сидящий впереди Джисон умудрился посмотреть на него снизу вверх, бессильно валяясь на своем коврике и выдать: — У такого потрясающего танцора как ты наверняка и растяжка потрясающая. Я в этом не сомневаюсь. И Минхо сжал зубы. Хотелось ответить что-то вроде «ну разумеется» или просто продемонстрировать это. Продемонстрировать то, в чем Минхо совсем не был хорош. Когда физрук приблизился к нему, Ли мысленно решил, что «сейчас или никогда» наклонился к правой ноге и прикусив щеку с внутренней стороны, уперся лбом в коврик. Чувство было ужасное, разрывающее. Мышцы ныли безбожно, казалось, сейчас он опустится еще немного и ноги сломаются под этим напряжением. Минхо возненавидел шпагаты всем сердцем еще давным давно, но все равно сел на него идеально. Физрук даже пальцем его не тронул, чтоб помочь. — Молодец, давай поперечный, — кивнул тот, и Минхо медленно переместил корпус, чувствуя, как в уголках глаз становится мокро. — И на правую. Минхо переместился на правую еще медленнее, чем на поперечный, ему казалось, что еще немного и в рай. Или ад. Да куда угодно, лишь бы не на шпагате. Дальше физрук подошел к Джисону, тот сказал, что не сделает подобное даже под дулом пистолета, мол, не потому что не может, просто не хочется. Есть, говорит, что терять. Так-то физрук был мужиком добрым, душевным, а потому ничего ни от кого не требовал, ребята взрослые, сами свой порог знают. Когда старший закончил свой обход, он хлопнул в ладоши, оповестив о том, что они огромные молодцы и могут вставать. Минхо разгибался чертовски медленно. Сначала просто подогнув ноги, потом встав на четвереньки, затем сев на колени. Мышц он словно не чувствовал. То, каким жалким он выглядел уже начинало вызывать подозрения, а потому, он решил подняться с колен резким рывком, мол, не оставит ногам выбора, кроме как держать его. Подняться-то он поднялся, только колени подкосились чуть ли не сразу. Хан тут же подхватил его, не давая упасть обратно. — Ты чего, больно было? Очень? Может к врачу? — осыпал он вопросами, растерянно оглядывая его. Словно ждал, что Минхо перед ним в обморок свалится. Ага, мечтай, Хан Джисон. — Просто давно не вытворял подобного, вот тело и в шоке, — отмахнулся Минхо, цепляясь пальцами за его футболку. — Хочешь массаж тебе сделаю? — мягко спросил Джисон, покрепче обхватив его. — Какой ты милый, — Хмыкнул Ли, последние свои силы тратя на сарказм. М-да, не очень впечатляюще получилось. Жаль. — Просто помоги дойти до следующего кружка, а там дальше сам справлюсь. Дойти-то Джисон помог, однако на его «сам справлюсь» плевал с высокой колокольни. Посадил на стул, первый попавшийся, сел на колени, будто уже по привычке, и возился с его ногами, растирая и массируя. Хан так сам себе делал, когда в баскетбол много играл. Думал, что выглядит круто с мячом. Ошибался. Массаж был грубым, но приятным. Чем-то на грани. Минхо повезло, что там, куда Джисон его усадил, а то есть соседний кабинет от того, в котором у них сейчас должна была быть какая-то литературная гостиная, никого не было. На литературной гостиной было шумно, они слышали это через стенку, там была какая-то викторина о книгах и литературных персонажах. Их отряд, как дети, наперебой кричали ответы и, судя по всему, чуть ли не дрались. Но Чонин был с ними, а потому торопиться разнимать было ни к чему. Хо мог действительно расслабиться, пока Джисон уделял время его мышцам, так усердно растирая, словно от этого зависит жизнь Ли. — Не обязательно так усердствовать, Хани, — предупредил Минхо. Ему было чертовски приятно от такой заботы, да и в принципе от всего, что сейчас делал Джисон было приятно. — Ты же танцор, твое тело это безумно важно, ему нужен постоянный уход и присмотр. Нельзя просто взять и сесть на шпагат после долгого времени без тренировок и проигнорировать это, — причитал Хан, массируя его колени. — Физрук идиот. Джисон презрительно фыркнул, действительно не понимая, почему он заставил их этим заниматься (хотя самого Хана никто не заставлял, а Минхо выбрал это самостоятельно, лишь потому что хотел его впечатлить). Хо тем временем уже едва ли слышал, что он говорит, откинув голову назад, на спинку стула, на котором сидел, и прикрыв глаза. Он мягко вздохнул, чувствуя тепло в мышцах. Что бы ни делал Джисон, это действительно шло Минхо на пользу, ноги немного ныли, но уже не болели так сильно. Хо поймал себя на том, что получает неподдельное удовольствие от этого садистского массажа, что рвано вздыхает и почему-то хочет снова запустить руку в его волосы, как делал это там, в бане. Однако то, что происходило сейчас, казалось в сотни раз более интимным и личным, чем отсос или секс в случайном месте. Это было чем-то… трепетным и нежным. Чем-то только для них двоих, чем-то ближе к сердцу и в сто раз мягче. Минхо, набрав сил, вернул голову в нормальное положение и смотрел на сосредоточенного Хана из-под полуприкрытых век. Он не мог понять, как может испытывать столько нежности к одному человеку. Минхо в очередной раз убедился, что он любит Джисона, любит мысли Джисона, любит прикосновения Джисона, не важно, доставляют ли они ему удовольствие, нежность или боль. Очередной раз убедился, что даже боль от Джисона приятная. Разве такое возможно? Разве он не сошел с ума? Не свихнулся? Это то самое чувство? Любовь, ради которой люди идут на преступления, убийства, захватывают страны и прыгают с крыш? Про которую снимают фильмы, пишут книги и песни, посвящают стихи? Минхо не знал точно, похоже ли то, что он чувствует, на то самое, другое, что было у других людей, но он был уверен, что нет ничего реальнее, чем его любовь к Хан Джисону. Чистая и неподдельная.

Когда Минхо стал чувствовать себя лучше, а точнее, так хорошо как никогда, они вернулись к остальным. Хо был действительно внимательным с ним после этой реакции, которую Хан неожиданно выдал с браслетами и после его особенно трогательной заботы с его ногами, наверное, тоже, пусть сам Джисон считал подобные выпады чем-то что «в порядке вещей». М-да, отстой, теперь Хо наверняка за хлюпика его держит… Так думал Джисон, когда Хо сплел их пальцы под столом, чтобы Хан чувствовал его рядом. А Джисону, кажется, начинало нравиться быть размазней. Хотелось держать Минхо за руку всю жизнь, он еще так мягко поглаживал большим пальцем тыльную сторону его ладони. Хан с силой попытался вернуться обратно к своим мыслям. Не было ничего странного в проявлении эмоций, просто Джи был не из тех, кто плачет просто так. Значит, его что-то тревожит, а значит, надо быть с ним. Так рассуждал Минхо. Хотя скорее всего он просто не хотел уходить. Оставлять его одного. Они стали пиздецки плюшевыми и нежными, но никто не вправе винить их за это. С каждым днем они все больше и больше расплывались друг в друге, становились неотделимой частью. Срастались. На тихом часу Хо достал свой ноут из глубин шкафа и включил им мультики. Пока Джисон увлеченно наблюдал за происходящим на экране, целовал его в щеки. Ветер, проникающий в комнату сквозь форточку, играл с тюлем, словно с парусами пиратского корабля. Им было тепло, мягко и уютно в их отдельном мире, где в этот самый час их никто не потревожит.

А тем временем в паре комнат от них сидели Бомгю, Енджун, Субин, Кай и Тэхен. Они играли в игру. Когда-то на просторах интернета был популярен челлендж, в котором люди набирали полный рот воды, им читали шутки и они должны были не выплюнуть воду. Как правило, плевали друг другу в лица. В общем, самая высокоинтеллектуальная комната отряда фей обоюдно решила, что тихий час идеальная возможность испытать их чувство юмора на прочность. Посадили напротив Тэхена и Енджуна. Первый не смеялся вообще, второй угорал с каждого звука. В итоге у Кан Тэхена был целый контрастный душ из плевков. — Зачем скачивать порно-ролик с карликом? — зачитывал первую попавшуюся в интернете шутку Субин, отсев в самый дальний край комнаты, лишь бы на него не брызнуло. У Енджуна глаза слезились лишь от одного упоминания «порно» и «карликов» в одном предложении. — Он занимает меньше места, — закончил Субин. Енджун проглотил воду. — От разговоров о карликах у него аж во рту пересохло, — тыкнул Бомгю, посмеиваясь не столько с шутки, сколько с лица Енджуна. — Завелся уже небось? — удивился Кай, который вообще редко позволял себе такие комментарии. — Идите нахуй, — взмолился Енджун. Субин продолжил зачитывать самые тупые и не смешные шутки с первого же попавшегося сайта, с которых Енджуна разносило как пятиклассника. — Как предотвратить инцест у грибов? Фразой «Не спорь с матерью!» — Почему среди немых не популярен БДСМ? У них нет стоп-слова. — Что говорят про некрофила-зануду? Заебет мертвого. Енджуна, кажется, схватила судорога, иначе его телодвижения на полу было трудно объяснить. Бомгю неловко предложил ему поменяться местами.

После тихого часа у них был волейбол. Кто-то потягиваясь, кто-то не смотря друг другу в глаза, кто-то выжимая мокрые волосы, но все стянулись на площадку. Команды разбивались рандомно, абсолютно. За три месяца совместных кружков, Минхо и Джисон были прекрасно осведомлены о сильных сторонах каждого своего товарища, также они знали, что играли в волейбол далеко не лучше всех в своем же отряде. Были, например, те, кто когда-то занимались этим профессионально. Однако Минхо с Джисоном вывозили на своем азарте, желании победить и непередаваемом духе соперничества. Ну, тогда, когда они были по разные стороны сетки. Когда они были в одной команде, они становились практически единым целым, работающим на благо одной цели. Единый организм, плавно и расслабленно вырывали победу из рук тех, кто был по ту сторону. Они частенько забывали о том, что в команде помимо них есть кто-то еще и, наверное, это было немного скучно для их напарников, да и для самих Минхо с Ханом выглядело скорее как разминка, чем реальная игра. Сразу начинало казаться словно разброс сил неровный. А ведь им понадобилось всего ничего, чтобы научиться понимать друг друга с полуслова.

Вечерним мероприятием был конкурс. Танцевальный конкурс. И нет, не тот случай, когда надо поставить номер всем отрядом, выступить, получить первое место, порадоваться и забыть. А выбрать одного человека от отряда, который будет батлиться с остальными претендентами других отрядов. Ни за что не догадаетесь, кого выпнули феи. Его имя начинается «Минх», а заканчивается на «о». И он, разумеется, не отказался. Ну… В плане… Он, конечно, пытался, но звук его категоричного «нет» заглушила рука Бан Чана и его более громкое «да». Ему почему-то не хотелось прокатиться на его плече до директрисы еще раз. Да и было бы странно пререкаться дальше, Минхо танцевал хорошо, об этом все знали и было бы странно выбрать кого-то другого. Мия понимающе похлопала его по плечу. Все действо проходило в ангаре. Сначала выбирали со всех отрядов десять лучших. В судьях сидели Хваса, Физрук, Директриса, Хореограф и пара независимых лиц, вроде людей из администрации, наверное, секретари. Для Минхо это был идеальный баланс, ведь там, где ему снижала баллы злопамятная хореографша, от которой из-за его дурного влияния отказались еще пара отрядов, включая пиратов, там ему добавляла Директриса, которая в маленьком токсичном и зубастом монстре просто души не чаяла. В ангаре было чудовищно много людей, все кричали и визжали, поддерживая своих ребят. Первый тур Минхо прошел очень легко, среди прошедших увидел Джеймса, что воодушевленно махал ему рукой, от Пиратов была Лиса, удивительно, но Барбарики прошли тоже, тот мальчик, которого Джисон называл «Сандаль» был настроен очень серьезно и показал ему язык сразу, как только увидел. Музыка была быстрая, какая-то реперша, вроде Doja cat или Карди. Та самая музыка, под которую хочется трясти задницей. Это был не такой серьезный баттл, как был у него с Джеймсом за пару бумажек. Ли легко двигался на своей волне и подходил в следующий и следующий тур. Ровно до тех пор, пока они с этим парнем не встретились снова, в финале. Тогда Минхо получил свою победу за счет перевеса. Тут были свои судьи. А значит у них реванш. Музыка сотню раз успела смениться то на более быструю, то плавную, но всегда ритмичную. Уже давно были исполнители, которых Минхо не знал или вообще ремиксы без слов. Но когда начался их финальный баттл, началась песня Бруно Марса, и Ли понял, это знак судьбы, не меньше. Джеймс улыбался ярче яркого, кружась и ведя череду движений рук. А затем, когда припев чуточку замедлился, перешел на Vogue. Движения присущи моделям: от позы до подиумной походки. Он подошел к Минхо очень близко, заглядывая в глаза. Смеясь, Ли подумал о том, что Джисон потом сделает с этим засранцем, если приревнует. Вог четко выделяется среди любых других стилей современного танца ярко выраженными и быстрыми движениями рук, падениями, позированием и эмоциональным исполнением под хаус музыку. Минхо же, наоборот, для начала выбрал шафл, казалось, словно не Минхо танцует под музыку, а музыка подстраивается под движения Минхо, его бедра определенно притягивали взгляд, Джисон не винит себя за то, что слишком долго простоял с открытым ртом, пока Хенджин услужливо не вернул его челюсть на место. Минхо быстро набрал темп, а затем плавно перешел на локинг. Локингу присуще четкие и очень ритмичные движения рук и более плавные бедра и ноги, всегда привязанные к музыке. Джеймс продолжил паппингом, а после и верхним брейком. Словно только-только разгоняясь. Решил размять руки и разминочку сделать посреди баттла, а затем упал на мостик, перекрутился и встал, вызывая у своего отряда волну криков. Минхо в брейке был не так хорош, по крайней мере в нижнем. Песня резко сменилась на какой-то язык, похожий на испанский, все так же оставаясь ритмичной и задавая жаркий темп, и они оба, словно сговорившись перешли на денсхолл. Прогнувшись, словно под невидимым весом, и двигаясь словно под ветром, переглядываясь и смеясь над тем, как неожиданно легенда Марс сменился чем-то непонятным. Они разошлись не на шутку. В какой-то момент они словно перестали соревноваться и начали танцевать вместе и, когда песня снова сменилась на какую-то репершу, началось соревнование по тверку. Хенджин умирал от смеха, Феликс от гордости, Лиса от шока, а Джисон просто умирал. Они и приседали, и падали на пол, и в разные стойки вставали, но самое главное — трясли задницей под бит. И вот здесь бы было как никогда кстати разделить победу на двоих, но госпожа хореограф зажала для Минхо один балл. Песня подошла к своему завершению, они встали в модельные позы, Минхо закинул свою руку вверх, а Джеймс облокотился на его плечо, второй рукой делая вид, словно поправляет на переносице воображаемые темные очки. Зал взорвался овациями. Джеймс победил в финале. Они пожали друг другу руки и разошлись. Джеймс пошел праздновать победу с отрядом, а Минхо откачивать Джисона. Его отряд встретил бурно, говорили, что были уверены, что Минхо выиграет, кто-то хвалил Ли за прокаченную задницу, кто-то не мог и двух слов связать, не зная, как теперь воспринимать строгого капитана. — Тверкающий Минхо как-то не вписался в мою картинку мира, — оповестил Доен, получая от Рюджин подзатыльник. — Заткнись, — подбирая кровь из носа, оповестила Рю. — Это лучшее, что я видела в своей жизни. — Может, тебе салфеточку дать? — предложил Сончан заботливо. — Все нормально, — заверила Рюджин неубедительно. — Минхо, научишь? — невзначай поинтересовался Енджун. — С твоей тощей задницей не научить, — оповестил Бомгю, сразу же получая от Енджуна плевок в глаз и падая на пол, замертво. — О Господи, твоя слюна попала в мой организм, пошло заражение, я, кажется, становлюсь долбоебом, — Оседая на пол, и протягивая руку к всевышнему, на выдохе вещал Бомгю. — «Кажется, становишься»? Спешу тебя расстроить… — начал было Доен. Минхо слышал весь этот гомон голосов словно отдаленно, он пробрался к Джисону сквозь толпу, и обвел его талию руками привычным движением. — Тебе понравилось? — негромко спросил Хо. — Нет, — врал он, смущаясь. Минхо, кажется, сломал Джисона. — Нет? — передразнил Ли и ощутил прилив самых теплых чувств. Джисона очень сильно хотелось поцеловать, но вместо этого он укусил того за нос. Мягко, не для того чтобы причинить боль, а чтобы выразить любовь. Только для этого. Время без забот. Горы по колено, в ушах шум, в голове несвязный ворох, и сердце стучит как бешеное.

В столовой, стоило только сесть, ноги Минхо словно отказали. Он чувствовал маленькие разряды где-то в носках кроссовок, через колени и до самых бедер. В столовой было не так много людей. Остальные отряды уже поели. Были только задержавшиеся за празднованием победы второй и два первых отряда. В столовой давали яблоки, печенье и, слава богу, вместо кефира было теплое молоко. И стоило Ли совсем немного расслабиться, вокруг снова началась суета. Чан с Чонином куда-то как всегда отошли. Приглядывать за двумя отрядами остались Сынмин и Чанбин. А из них воспитатели так себе. Они решили развлечь то ли детей, то ли себя. Поставили впритык три стола, зажав между ними два стула, их спинки служили в качестве сеток, взяли в руки тарелки на манер ракеток и стали играть в настольный теннис яблоком. Таких издевательств над едой белый свет еще не видывал. Минхо поставил на Сынмина сотню. Джисон на Чанбина свое печенье. Игра шла бурным ходом, бедное яблоко еле держалось, чтобы не расколоться напополам после каждого удара о стол и тарелки. И когда игра дошла до своего пика, Чанбин сделал последний удар и яблоко перескочило через плечо Сынмина, попадая в лицо стоящего сзади парня. Чанбин торжествующе поднял руки вверх и издал победный клич. А потом человек, стоящий за Сынмином, вытер лицо от яблока, и Со проглотил собственный язык. Директриса. В столовой настала гробовая тишина. Никто даже не заметил, как она зашла в столовую, более того, не заметили ее среди них, она так лаконично слилась с толпой… Немного помолчав, Директриса все же разорвала гнетущую тишину, не дающую подросткам даже вздохнуть. — В последнее время Вы, Со Чанбин, заставляете меня задуматься о выгоде Вашего здесь пребывания. Однако вам чертовски повезло, что я поставила на Вашу победу. — Умоляю, простите. — Деньги все прощают, Со, они не злопамятны, — каким-то особо медленным голосом и деловым тоном, словно глава мафии, тянула Директриса. — Это как-то относится к моей зарплате в этом месяце? — голос Чанбина был тонким как никогда. — Кто знает… Кто знает… — явно издеваясь над бедолагой, протянула женщина. Бедолага той ночью глаз не сомкнул. До выплаты зарплаты оставался буквально один день.

Ночью Джисон вышел из корпуса и был уверен, что остался незамеченным. Он прошел по темной тропинке прямиком до корпуса пиратов. В этой части лагеря света не было от слова совсем. В одиночку было просто пиздец как жутко. Пару раз его посещала мысль о том, что, может, стоило бы вернуться, залезть обратно под одеяло, к Минхо. Там, где тепло, уютно и безопасно. Но он обещал зайти к девочкам, а раз обещал, значит зайдет. Он бы и Минхо взял с собой, только тот снова вырубился, только коснулся щекой подушки, так сильно устал на баттлах. Сначала Хан шел медленно, размеренно, словно ему совсем не стремно. А потом в кустах застрекотали жуки, и он сорвался со всех ног. В корпус пиратов прошел на цыпочках, мимо Чанбина, развалившегося на диване в их холле и лежащего на нем в неестественной позе Сынмина. Выглядело так, словно спать вообще не входило в их планы, просто так совпало. Ну а почему они оба вырубились в холле, даже как-то и вопроса не возникло. Чонин с Чаном тоже вечно отрубались на диванах, когда по очереди сторожили и следили за порядком, это было частью их обязанностей. В темноте номера комнат было не видно совсем, Джисон в душе не знал, куда ему идти, пусть уже и был в этом корпусе сотни раз. Он почти заорал, когда его схватили за руку и затолкали в комнату. Благо Розэ вовремя прижала руку к его рту. В комнате свет не врубали, боялись потревожить Сынмина с Чанбином. У тех были довольно специфичные наказания за непослушание и игнорирование правил их корпуса. Особенно у Чанбина. Тут и уточнений не нужно, Джисона самого передернуло от мысли, что тот сможет выдумать. Девочки его обступили сразу, давай увлеченно расспрашивать, что да как, что нового, что с Минхо, о его чувствах, что планирует делать дальше, когда все закончится, а все закончится буквально через один день (спасибо, по больному). Ну все, что мог Джисон уже выплакал, все, что мог чувствовать уже почувствовал, а потому рассказал все как есть, без боли и заиканий. О том, что он не хочет, чтобы завтрашний день наступал и был бы рад отматывать время в самое начало лета, на самый первый сбор, на автобус, на их первую драку и проживать эти три месяца снова и снова, никогда не выходя из этого созданного между ними мира. Однако завтра все равно наступит, и им всем придется попрощаться. И он не знает, что их ждет дальше. Однако Минхо уверен, что у них все будет в порядке, а потому и Джисон старается не волноваться по этому поводу. Девочки покивали головами, пару мгновений помолчали. — Ну, Ли так-то не дурак, да и слово вроде свое всегда держит, — протянула Лиса. — Да, это точно. Если Минхо сказал, что все будет хорошо, значит он об этом позаботится, — кивнула Джису, подтверждая. — Вы-то почему так уверены? — насупился Джисон. — Ну… По человеку всегда видно, серьезны его намерения или просто играется, — сказала Розэ, задумчиво глядя куда-то в пол и подпирая рукой подбородок. — А по Минхо было видно еще тогда, в комнате на ковре, что его приставания, о которых ты нам жаловался, были не шутками вовсе и не простым желанием позлить тебя. Хотя это наверняка тоже, ваши отношения довольно специфичны. — Это уж точно. От того вы наверняка так привязались, эмоционально притерлись, привыкли к друг другу, — активно жестикулируя, заключила Дженни. Она была слаба в теме любви, если эта любовь не к деньгам, но даже она видела эту химию между ними, а еще пыталась подбодрить друга. — Это-то и так ясно. В романтических комедиях редко бывает, чтобы тебя сначала били по лицу, а потом целовали. Хотя, насколько помню, я всегда налетал на него первым, — призадумавшись, сказал Хан. Лиса вырвала его из мыслей: — Так, разбазарились тут, Джисон, садись на стул, красить тебя будем. У меня из всего мела для волос только синий и розовый остался, а еще немного зеленого. Мы заранее договорились, что весь синий потратим на тебя, а розовый как-нибудь между друг другом поделим. — У нас в корпусе, по-моему, у Хаюль еще мел оставался, у Момо, может быть, тоже найдется. Уверен, они легко поделятся, — посмотрел на нее Хан, давая знать, мол, только попроси, и я сбегаю. Несмотря на то, что на улице ночь и все давно спят. — Если что, попросим, но я надеюсь, что нам все-таки хватит, — кивнула Лиса. — Джи, что будешь делать, если после смены взыграет твой самый худший сценарий? — спросила Дженни и тут же получила от Розэ излишне осуждающий взгляд. — Тот, в котором Минхо ни разу не позвонит и не свяжется со мной после того, как мы выйдем за ворота лагеря? — хмыкнул Хан, так, словно рассказал старый анекдот, что уже притерся, давно не смешил, но все так же отдавал чем-то старым, поросшим, когда-то часто пригождающимся. — Ну… типа того, — кивнула Дженни, уже жалея, что спросила. — Честно… не знаю. Ну, я уверен, что мне будет хуево как никогда, и что я против воли напишу об этом тысячи песен, пытаясь хоть немного избавиться от этого. А может уйду в апатию. А может не буду осознавать этого, постараюсь не думать, жить так, словно все в порядке. А может брошу все, найду его и разобью ему лицо. Я не знаю, я старался отгонять эти мысли. Джисон выглядел так, словно перечисляет варианты того, что хочет съесть на завтрак. Его самоконтроль был на максимальном уровне, ибо рыдать при девушках он себе не позволит. Да и глупо это, рыдать при любом упоминании потенциально возможной для них ситуации. — Ладно, прости что спросила, глупо, — извинилась Дженни. — Вариант с разбитым лицом мне понравился больше всего, — заключила Джису, скрещивая руки на груди, прикрывая глаза и сосредоточенно кивая себе пару раз. — Разве вам не нравится Минхо? — удивился Джисон. — Нравится. Он неплох. — поспешила заверить Лиса дежурным тоном. — Я бы сказала, он даже очень крут, — пожала плечами Дженни. Она, к слову, из всех присутствующих была знакома с Ли меньше всего. — Я считала Минхо классным и до того, как мы познакомились с тобой ближе, и в принципе, он не разочаровал. Пока что, — подумав, сказала Розэ. — Ты слишком сильно любишь его, чтобы он мог нам не нравиться, — улыбнулась Лиса. Джису высказываться не стала, в этом необходимости не было, они с Минхо хорошо подружились, и все тут об этом знали. Но Лису она поддержала. — Именно. Но если он хотя бы попробует не позвонить тебе или не ответить на звонок, проигнорировать хоть одну смску, я сотру его в порошок, — заключила Джису. — Да-да, Ли Минхо пожалеет, что родился на этот свет, — кулаком хлопая по ладошке, угрожала Розэ. — У-у, жутко, — улыбнулся Джисон, думая, что и вправду не хотел бы, чтобы все так вышло. Голова подкинула еще идею: — А если его отец будет против наших отношений? — Разве он не был рад за Минхо? Ты говорил, он был шелковым на родительском дне, — удивилась Лиса. — Да, но… Отец Минхо сам сторонник недолгих связей, он мог воспринять наши отношения как просто летний, курортный роман, не отнестись серьезно. Что, если он скажет, что пора заканчивать этот цирк, мол, время для игр кончилось, началась учеба и все дела. — А ты бы как поступил? — подтолкнула его к ответу Джису. — Если бы моя мать высказалась бы против нас, я бы просто скрывал наши отношения от нее, все равно бы сбегал к нему, у меня уже есть подобный опыт и с другими увлечениями, утаить что-то от нее несложно. В крайнем случае шел наперекор напрямую. Рано или поздно сдалась бы. Однако Минхо… Он очень дорожит своим отцом и хорошими с ним отношениями, и я… Не уверен, что если ему придется выбирать, он выберет меня. — Думаю, что для Минхо это так же важно, как и для тебя, — мило поджала губы Розэ. — Да, я и не сомневаюсь в том, что важен для него. Но его ситуация другая, и я должен понимать это, — вздохнул Джисон. Как же сложно. — Уверена, если до такого дойдет, Минхо тоже сделает все, чтобы быть с тобой. Хотя я не считаю, что заводить эту тему сейчас — актуально. Ничего страшного еще не произошло. Вы все еще тут и вы все еще вместе, вы все еще любите друг друга, — сказала Дженни, выдавая слишком умную и философскую мысль, удивляя этим всех в комнате, кроме Джисона, даже саму себя. — Это точно, — отойдя от мини шока, кивнула Джису. — Я и вправду люблю его… Очень. Мне кажется, я об этом уже всему миру сказал, и не единожды. Это и заставляет меня продумывать все до мелочей, до самых мелких крупиц, чтобы он был со мной и чтобы ему от этого было также комфортно, — отчаянно выдохнул Джисон. — А если ему перестанет быть комфортно с тобой? Отпустишь? — спросила Дженни, и Розэ второй раз одарила ее своим самым осуждающим взглядом. — Если не смогу исправить это, то да. Если это сделает его счастливым, то да, — кивнул Хан несколько раз, пытаясь убедить то ли их, то ли самого себя в том, что сможет поступить так, как сказал. — Черт, Дженни, ты загнала его в депрессию, — все-таки высказалась Лиса. — Да, подруга, фильтруй базар. Джисон, выходи из своих депрессивных мыслей, у вас с Минхо в распоряжении еще весь завтрашний день и целая вечность после него, это я тебе гарантирую, — вставила свои пять копеек Розэ. — Да… — протянул Хан, видимо, окончательно уйдя в себя, пока Лиса, тем временем, покрасила в синий половину его головы. — Слушай, Джису, может, ты ему быстрый расклад накидаешь, карты скажут что-нибудь более ясное о их дальнейшей жизни и отношениях? — быстро махала руками Лиса, пытаясь исправить положение. — Секундочку, сейчас-сейчас… — замельтешила в поисках колоды Джису. — Карты никогда не врут, Джисон, сейчас решается ваша с Минхо дальнейшая судьба! — мудрено кивнула Дженни. Джису наотмашь вынула из колоды три рандомных карты и произнесла значение даже не посмотрев на них: — Карты говорят, что вы будете вместе до самой старости, чертовски богаты, счастливы, у вас будет дом на Бали, пять детей и собака. Джисон улыбнулся. — Самое точное предсказание, которое я только слышала, — кивнула Дженни. — Вот-вот, так что сопли подобрал и побежал дальше наслаждаться молодостью, — хмыкнула Лиса, потянув его за волосы и заставляя посмотреть на себя. Хан ей улыбнулся. — Ты права, прямо сейчас и побегу! — встав со стула, Джисон было уже направился к двери, но девушка прибила его задницу обратно к стулу. — Куда погнал, я еще не докрасила. Ребята, смеясь, перешли на другую тему, Лиса во всю синила Джисону голову, Розэ говорила, что они теперь два смурфа, и Лиса пыталась своей синей рукой дотянуться до ее лица, чтобы превратить в смурфика и ее тоже. Дженни смеялась, прикрывая рот рукой, ибо Чанбин с Сынмином все еще спали в коридоре, а Джису все же взглянула на выпавшие карты. Можно было и не сочинять, Таро говорили об искренней, опаляющей любви, которая прошла испытания и пройдет еще больше. Почему-то Джису даже не сомневалась в трактовке выпавших ей карт. Тут не было двойного дна. Люби и будь любимым.

До Минхо до сих пор все никак не хотело доходить, что смена подходит к концу, до самого последнего дня. Это было самое обычное утро, такое же, как и все остальные, то же солнце сквозь штору, тот же ленивый подъем, тот же утренний воздух, те же птицы пели серенады. Все было таким же, но ощущалось по-другому. Минхо не мог точно объяснить эту разницу. Он не признавал то, что это его последний день тут как ребенка, гостя лагеря, капитана отряда фей. Он отгонял эту мысль от своей головы, не впускал ее в свою черепную коробку, она беспомощно билась где-то на периферии. С утра их сразу же повели на медосмотр. Измеряли рост, вес, силу рук, температуру, давление — все подряд. Пока одни торчали у медика и проходили эти круги ада, постоянно то снимая, то надевая обувь, другие тусовались за дверью, шутя и ожидая своей очереди. Доен с Джисоном пытались играть в пятнашки ногами, типа пытаться наступить друг другу на ноги. Бомгю, Субин, Кай и Тэхен играли в «камень, ножницы, бумагу». Енджун с Саном обсуждали что-то между собой, тихо хихикая, а остальные участвовали в общем разговоре. — Боже, как жарко, для чего мы вообще тут? — ныла Рюджин, махая медицинской карточкой как веером, хоть как-то пытаясь освежиться. В коридоре перед кабинетом медика было действительно душно. — Чтобы показать, что пребывание в лагере идет детям на пользу, улучшает здоровье. Это их реклама, — пожал плечами Минхо. — Почему мы должны в этом участвовать? — вздохнула Юна. — Думаю, это обязательно. Если, например, ты приедешь завтра домой и помрешь, то они смогут доказать, что это не от отравления их едой, — озвучил свои мысли Хан. Минхо с ним согласился парой кивков. — Смогут доказать это, показав запись о росте и весе? Не думаю, — хмыкнул Доён, вертя в руках свою карточку. — Ну, во всяком случае, в какие бы лагеря я не ездил, везде были медосмотры перед въездом и выездом, — пожал плечами Джисон, все еще уверенный, что прав. — Чтобы въехать в лагерь, нужно пройти медосмотр? — удивился Минхо. — Да, причем далеко не один. А ты разве не проходил? — кивнула Йеджи. — Ну… — протянул Хо растерянно. — Возможно, ты просто в этом году проходил другие обследования и их хватило, чтобы не шататься по больницам лишний раз, — предположил Ренджун, который до этого вообще признаков жизни и участия в разговоре не подавал. Просто сидел на полу и смотрел то на одного, то на другого. Сам Ренджун в этом году смог избежать всех этих осмотров из-за того, что уже проходил все это перед весенними соревнованиями. — Наверное… — протянул Минхо, догадываясь в чем дело, но не желая озвучивать. Он обернулся на Феликса, тот понимающе ему улыбнулся, как бы подтвердив, что лучше промолчать лишний раз и согласиться. После чудовищно долгого медосмотра был завтрак. Так как время зарядки сегодня заняла женщина-медик, сразу после завтрака их повели к физруку, в ангар. Там были постелены коврики, а на полу лежала куча прибамбасов непонятного назначения. Из всего, что там валялось, Хо узнавал только обручи и мячики разных размеров. Физрук посмотрел на них боевым взглядом и сказал каждому занять коврик. И только когда каждый подросток нашел себе место, объявил то, чем они сегодня займутся. — Художественная гимнастика, — громко оповестил взрослый, вызывая у подростков недоверчивые смешки. Серьезно? Нет, подростки против этого вида спорта ничего не имели, есть как женская, так и мужская художественная гимнастика, об этом все хорошо осведомлены (у мужчин, кстати, в отличие от женщин, это не олимпийский вид спорта). Просто художественная гимнастика у многих ассоциировалась с гибкостью, утонченностью, плавностью и красотой. А отряд фей мало походил на утонченных и плавных, они больше преуспевали в грубых видах спорта, типа баскетбол и тому подобное. — Не смотрите так, у вас все получится. Разумеется… — Чуть ранее мы с вами уже проводили занятие по растяжке. Сейчас мы быстренько разомнемся, повторим движения, которые вы уже знаете и перейдем к художественным связкам, научимся обращаться с специальными предметами. Звучало… Просто ужасно. Однако на деле оказалось довольно неплохо. В этот раз шпагат дался Минхо намного легче, чем в прошлый, плюс он много танцевал в последнее время, а это покруче всяких там разминок. Джисон с него все это время глаз не спускал. А потом, когда разминка подошла к концу, физрук выдал им каждому по какой-то штуке. У Минхо был обруч, у Джисона две палки, похожие на маракасы, но не издающие звука, у Феликса мячик, а у Хенджина длинная лента на палочке. Хван, который устал уже после разминки и не ожидал продолжения, умело завязал себе эту самую ленту вокруг шеи, пытаясь удавиться. Физрук попросил его так не шутить, ибо это опасно, Хенджин сказал, мол, без проблем, но развязать узел на шее самостоятельно уже не смог. Смеющемуся Хану пришлось идти ему помогать. Помимо обычного, среднего размера гимнастического мяча физкультурник оставил у Феликса еще три маленьких. Ли поднял маленький мячик, пожамкал в руке, рассмотрел с разных сторон. — Для чего они? — спросил Феликс неясно у кого. Он на пробу запустил мячик в заднюю стену ангара, чтобы проверить на прыгучесть, тот действительно бойко отскочил и прилетел в лицо стоящего чуть позади него Минхо. Причем хлопок был такой мощный, что Хо чуть не рухнул. А, нет, он действительно рухнул. — О боже, прости меня! — взмолился Феликс, подбегая к нему. — Почему каждый раз когда в моей руке мяч, в конечном итоге он оказывается на твоем лице? — Ты у меня спрашиваешь? — хрипло спросил Минхо, оседая на пол и драматично протягивая руку к лицу, склонившегося перед ним друга. — Сильно больно? — Думаю… Мое время пришло… — хрипел Хо. — Минхо, не шути так! — Кажется, гимнастика не создана для меня… Или я для нее… — закрывая глаза, прошептал Минхо. — Нет… Минхо! Вся эта сцена выглядела до того драматично и напущенно, что Хенджин непроизвольно заржал с лентой на шее. Повернувшись в сторону, куда смотрел Хван, Джисон увидел валяющегося на полу Минхо и Феликса, что держал его голову на своих коленях и мягко поглаживал по волосам. Он рванул туда, но забыл, что все еще держал в руке ленту Хенджина. В этот раз Хван реально чуть не сдох, волочась за ним несколько метров. Отвлекшийся физрук вернулся на свое место и увидел, наверное, самую тупую сцену за все время его работы в этом лагере. Ромео и Джульетта в драматичности явно не добрали, вот оно, поколение, которое их сменит.

Вожатые тем временем все в бегах, то туда, то сюда. На данный момент они репетировали прощальную песню, Чан второпях дописывал речь в итоге, психанув, кинул блокнот в стену, решив, что будет говорить от себя, в моменте. Чонин, который написал речь еще в походе, лишь мягко поглаживал его по плечу, убеждая, что ему, как всегда, найдется, что сказать и эти слова останутся в сердцах детей так же, как и все другие. Чан, засмотревшись на него, сказал, что он потрясающий, в общем, отключил функционал Яна на ближайшие пятнадцать минут. Сынмин на скоряк учил гитарную партию. Чанбин тоже страдал над речью, ибо до сих пор не мог сказать себе, что все, конец, завтра генеральная лагерная уборка, сдача комнат, зарплата (если повезет) и все… Домой. Чанбин не верил в то, что это все кончится так просто. А оно кончится. Всегда заканчивается, каждый год заканчивается. Короче, как-то охарактеризовать состояние вожатых было нельзя. Разве что… пока справляются. Пока держатся.

Когда ребята вышли с завершающего занятия с физруком, (благо все живые и почти без повреждений) их поволочили на мероприятие между двумя отрядами. Пираты, уже готовые, ждали их на поле. И их соревнованием было караоке. Нужно было петь, одновременно с этим выполнять задания, не сбиваться и не пропускать слов. Это звучало странно, но на деле оказалось очень весело. От их вокала Хвасе и звуковику приходилось затыкать уши. Благо по близости не было стекла или детей. Все это действо могло действительно плохо кончиться, особенно когда заиграл Лепс и буквально каждый считал своим долгом орать слова песни как будто в последний раз. Очень за душу трогают типа. — Я уеду жить в Лондон! Подростки положили руки друг другу на плечи и меланхолично двигались то в одну сторону, то в другую. — Он тебе будет сниться! Тэен, войдя в роль и нацепив спизженные у звуковика темные очки, от необходимости в электрогитаре на гитарном соло решил, что Доен ему тоже неплохо подойдет. Взяв его в руки как неодушевленный предмет и делая вид, что занят очень сложной партией, на деле просто наклонив парня и щекотав ему живот. Со стороны выглядело так, словно звук электрогитары шел изо рта смеющегося Доена. — Я уеду туда, где речная вода, может быть, навсегда-а-а. Последний куплет, и Хваса поспешила закончить их караоке. Пора в столовку. В столовой вожатых не было. Вообще никого, кроме детей, казалось, не было. Только записки на столах «Доедаем, и на мероприятие». Время клонилось к вечеру, их погнали в ангар. Веселые и разгоряченные после игр друг с другом они не были готовы к тому, что называют «прощанием», а точнее «прощальное мероприятие». Внутри все было перестроено, вместо скамеек стояли удобные диваны, на полу валялось много подстилок и подушек, таким образом, сжавшись чуть ли не полностью и слившись воедино в ангаре уместился весь лагерь. Сегодня никто из детей не станет выступать. Вся сцена и все внимание принадлежало только вожатым. Подростки с настороженностью переглядывались, пока все рассаживались, а потом свет потух и наступила гробовая тишина. Сквозь нее просочился голос Директрисы, она говорила в микрофон: — 88 дней. Ровно столько вы провели в этом лагере, за этим забором, рука об руку проходя испытания, играя, учась чему-то новому, плача и смеясь, объединяясь, узнавая друг друга лучше, влюбляясь, иногда дерясь, споря и ссорясь. Вместе вы пережили многое, тут, в нашем лагере. На фоне играл какой-то грустный мотивчик, отчего еще больше становилось не по себе. Голос Директрисы сменился чьим-то другим. — За эти три месяца мы были кем угодно: актерами, писателями, певцами и танцорами, друзьями и врагами, незнакомцами и семьей. Вместе мы вытворяли такое, что не хватит и всего времени мира, чтобы перечислить. — Да, иногда было непросто. Построить доверительные отношения друг с другом в первые же дни — невозможно. Мы ругались, спорили, не хотели идти на уступки. Но лишь такое начало могло послужить тому, что мы имеем сейчас. Крепчайшую связь и невероятную дружбу! — Сколько бы ни прошло дней, недель, месяцев или лет. Сколько бы обстоятельств вокруг ни сменилось, я всегда буду вас помнить, мои безбашенные и сумасбродные Феи. В центре зажегся фонарик, давая в кромешной тьме разглядеть стоящих рядом Чана с Чонином. — Мои отважные и смелые Пираты. Зажегся второй фонарик, показывая им стоящих опустив головы Сынмина с Чанбином. — Мои дикие и необузданные Полиглоты. Следующий фонарик зажегся с другой стороны, двое вожатых, кажись, второго отряда подняли взгляд в зал. Минхо показалось, он услышал где-то там пару всхлипов. — Мои резвые и смышлёные Барбарики. Процедура с зажжением фонариков продолжалась. Барбарики даже не пытались держаться, уже ревели навзрыд. Что с них взять, они же дети. — Мои ответственные и харизматичные Пчелы. С каждым зажженным фонариком что-то внутри Минхо обрывалось. Он уже почти не слышал голоса. Когда каждый вожатый назвал свой отряд, они встали в ряд. Чан передал микрофон в руки Чонину, и он начал свою речь. — В этом году я впервые приехал сюда на практику. Мне говорили, что это будет ужасно сложно, коллеги запугивали, сочувствующе смотрели на меня, когда я говорил, что еду работать вожатым. И да, в чем-то они были правы, такой нагрузки и сильного недосыпа у меня не было, наверное, никогда в моей жизни. Но помимо усталости тут я обрел что-то более ценное, что-то, чего никогда еще не получал, что-то, чего никогда еще не чувствовал. — Я встретил Чана, старшего вожатого, который помогал и объяснял мне все, что я не понимал, я встретил потрясающих коллег, которые никогда не оставляли меня в беде. Я нашел друзей и самое главное, я обрел вторую семью. Мои дети, мой отряд, мои феи. В вас столько волшебства, что хватит на все сказки этого мира. Чонин передал микрофон Чану, тот взял его в правую, а левой взял Яна за руку, переплетая их пальцы. И эта картина стала настолько привычной в последнее время, что Минхо даже внимания не обратил. — Наши феи. Черен, ты потрясающе красивая, прошу, не забывай об этом, Айрин, ты умнее и интереснее, чем думаешь, не бойся высказывать свои мысли, кто бы что ни говорил! Юна, ты очаровательная, милая и отзывчивая девушка, дам смелее тебя я еще не встречал. Хаюль, ты мастерица на все руки, иногда мне кажется, что все люди для тебя как открытая книга, но ты все равно трепетно бережешь чувства каждого, кто тебя окружает, я горжусь тобой. Мия, поверь в себя так, как верю в тебя я, а я верю в тебя каждым атомом собственного тела, ты рождена сиять, не прячь свой огонь. Рюджин, наша звездочка, девушка, способная уложить на лопатки роту солдат и дать отпор любому парню в чем угодно, ты рождена чтобы вести людей за собой, не сомневайся в том, что ты на это способна! Йеджи, ты потрясающий друг, человек и опора, с тобой я могу не бояться, что что-то пойдет не так, ты всегда готова поддержать советом сверстников, такая мудрость и рассудительность на дороге не валяется. Сана, для отряда ты как большой щит, ты защищаешь нас от опасностей своей добротой и заботой. Момо, девушка, которая удивляет своими неожиданными талантами и идеями, не связывайся с сомнительными личностями, иди своим путем и тогда ты станешь великим человеком! Наен, девочка-взрыв, ты оставляешь после себя незабываемые впечатления, с тобой не бывает скучно, уверен, встреча с тобой для многих тут была лучшим событием в жизни. — Наши девочки, оставайтесь такими же прекрасными и сильными какие вы есть, мы вас очень любим. — Марк, парень который тихо, мимоходом, помогает везде, где только может помочь, он стал уже настолько привычным помощником, что я совсем не волнуюсь, когда у нас снова появляется какая-то работа, ведь Марк обязательно поможет нам с чем угодно. Тэен, парень, который способен сдержать или поддержать силу ядерного взрыва, благодаря нему у нас в корпусе до сих пор не разбиты стекла, диваны не сломаны, а шторы висят на окнах. Доен, парень, у которого вообще нет чувства страха, прошу, не влезай в неприятности, а если уж чего-то захотел, иди до конца, ведь ты именно такой человек. Сан, самый милый и добрый парень, который с первых же дней подружился как со всеми мальчиками, так и с девочками. Кевин, самый младший, ты просто очаровательный, уверен, ты вырастешь в супергероя, ты уже на полпути к этому. Хенджин, наша топ-модель и потрясающий художник, все, что бы ты ни делал излучает чистую красоту, спасибо тебе за то, что попал именно в наш отряд. Феликс, солнечный мальчик, который своим грубым голосом может заставить слушаться кого угодно, однако ни разу не воспользовался этой возможностью. Ренджун и Сяо, пожалуй, самые непроблемные парни отряда, за всю смену они ни разу не доставили проблем и позволили нам с Чонином хоть немного выдохнуть, они всегда угощали нас и остальных ребят всякими вкусностями и просто были невероятными собеседниками, спасибо, ребята. Сончан, я не знаю, откуда ты вечно берешь столько сока, но благодаря тебе нас никогда не мучала жажда на протяжении всей смены, Сончан парень на которого действительно можно положиться, он будет защищать своих друзей до последнего вздоха, такой он человек. Тэхен, невероятный иллюзионист, я до сих пор не понимаю, как ты вытворял подобные штуки своими руками. Енджун, парень, который и вправду за любой движ, ты классный человек, с которым я был бы рад тусоваться хоть каждый день. Кай, очаровательно милый и мягкий парень, которого неясно какими ветрами занесло в эту разношерстную компанию, мы тебя безумно ценим! Бомгю, любитель розыгрышей и неожиданных финтов, сколько раз ребята в корпусе просыпались из-за него с пастой на лице или же накладывали себе в штаны, стоило ему выпрыгнуть из-за угла? Весельчак, которому чудом шею не свернули, я рад, что мы стали друзьями, пощади меня королевской ночью! Субин, парень что держал под контролем как предыдущий кадр, так и всю их комнату, благодаря нему мы все с вами еще живы. — Ну и последние, Минхо и Джисон, наши капитаны. Если бы не вы, всего этого бы не было, благодаря вам мы стоим тут, говорим речь, не уволены, не лишены зарплаты, благодаря вам планета не взорвалась и феи не захватили этот лагерь, ваши организаторские способности на высоте, ваше умение подстраиваться друг под друга дорогого стоит. Да, поначалу вы конечно были для нас занозой в заднице, да и сейчас по большей частью ею являетесь, но как капитаны вы просто лучше всех. — Мы любим вас, наши феи. — Мы любим вас, феи. После такой огромной речи, которой двое вожатых выбили слезы из каждого подростка своего отряда и даже из самих себя, они передали микрофон дальше. Его взял Чанбин. — Дорогие пираты. За эту смену мы с вами делали такие невероятно безбашенные вещи, которые многим и не снились. Впервые у меня был отряд, который не только не шугался моих ужасно глупых и опасных идей, но еще и рвался со мной вперед. С вами мы заработали столько невероятных воспоминаний, с вами мы столько всего попробовали и сделали, с вами мы и вправду попали в другой, совершенно новый мир. Сынмин с Чанбином тоже многое сказали, но Минхо уже не слушал, он крепко держал Джисона за руку и сосредоточился на том, чтобы не разрыдаться. Он не плачет. Он не из тех, кто может так просто заплакать. Когда каждый вожатый сказал своим ребятам наставления и пожелания на их дальнейшие дни уже за забором лагеря, они разошлись. Свет снова потух и на стене появилось изображение, транслировавшееся через проектор. Видео, на нем Момо и Наен спрашивают у разных ребят, что было самым запоминающимся за эту смену. — Какое событие смены вы сохраните в своем сердце навсегда? — как самый настоящий интервьюер, на полном серьезе спрашивала Момо у Чонина. Он кинул какие-то бутылки, которые держал в руках, на землю и отряхнулся от пыли, что осталась после них на футболке. — Думаю, каждый момент, проведенный в лагере вместе с моим отрядом, для меня безумно ценен. Так что, все. Я бы хотел сохранить в своей памяти как можно больше, — отвечал на вопрос Ян. — Все дети, с которыми я работаю, безумно интересные и разносторонние личности. Немного диковатые местами, но в этом, определенно, есть их прелесть. Я уверен, что каждый из них в будущем засияет самой яркой звездочкой, и я рад, что встретил этих звездочек на своем пути. Кадр резко оборвался и появился новый, уже с Чаном. — Вы бы хотели сказать что-то своим детям на будущее? Поразмыслив пару секунд, Чан сразу выдал то, что нес, в своем сердце: — Вы даже не представляете, сколько невероятной силы и таланта заключено в каждом из вас, вы не представляете, насколько каждый из вас особенный, насколько каждый из вас потрясающий и неповторимый. Я провел с вами достаточно времени, чтобы знать точно, нет никого даже близко на вас похожего. Не слушайте никого, идите к своей цели, вы все сможете. — Очень жизнеутверждающе, спасибо, Чан! Кадр снова сменился, и снова и снова и снова и снова. Там был и Хонджун, и Лиса, и Физрук, и Хваса, и даже Директриса. Потом попался Сынмин. — Ваше самое незабываемое событие смены? — Думаю, это был поход. Наш самый первый поход, двумя отрядами. Знаете, в это сложно поверить, но я не так сильно люблю такие вылазки на природу, спать в палатке для меня не сильно приятно, но этот поход… Он был особенным, даже не знаю, как объяснить… Для меня он был незабываемым. — Мы тоже его никогда не забудем! После Сынмина, как и ожидалось, шел Чанбин: — Самое незабываемое событие смены для вас — это? — Господи, как я ненавижу играть в правду или действие вместе с отрядом фей, эти придурки как-то раз задали мне идти к директрисе и признаваться в любви. Госпожа Ким, если вы это смотрите, умоляю, простите, я вас люблю и без всяких заданий! — Спасибо, на монтаже мы добавим «не», чтобы тебя точно лишили зарплаты. — Нет, стойте, идите сюда, черти малолетние! Сквозь слезы по залу прошлись смешки, это было и вправду забавно. Кадр оборвался на том, как Момо и Наен бежали от Чанбина по лагерю. Минхо даже сам удивился, когда среди всех этих людей на видео встретился и он сам. Ли правда не помнил, когда успел дать им интервью. — За что вы полюбили эту смену? Минхо даже не задумался над ответом, словно его отвлекли от чего-то более важного. А сейчас, казалось, что ничего более важного и быть не могло. — За людей, которых она мне подарила. Просто, четко, лаконично и прямо в цель. Все было именно так, Минхо любил эту смену за то, что она подарила ему всех этих людей. Видео закончилось, свет включился, вожатые все также стояли на своих местах, и дети, сорвавшись со своих мест, побежали обнимать их. Все зареванные и опухшие, как дети, так и сами вожатые. Никто из них не был готов прощаться, никто. Они сжимали друг друга так крепко, до синяков и нехватки воздуха. Не верилось, что это конец, не верилось от слова совсем.

Мероприятие, казалось, пролетело за пару минут, но на деле прошло около двух или трех часов. На улице уже потихоньку начинало темнеть, все отряды огромной толпой шли на прощальный костер. Это была огромная куча из всех плакатов, всех полученных за время смены грамот и звезд, какие-то газеты, рисунки, пластик, это были все их костюмы из туалетной бумаги, все поделки, все приготовления, а также просто дрова и веточки для того, чтобы горело дольше. Прощальный костер располагался на футбольном поле, так как оно было достаточно далеко от остальной части лагеря и в случае чего огонь бы очень долго шел до корпусов и служебных помещений. Дети держались на приличном расстоянии из-за мер безопасности, костер поджигал Физрук. Они смотрели на то, как горят их воспоминания и летние дни, это было жестоко. Сынмин где-то раздобыл гитару и, сидя на траве, играл легкий, всем знакомый мотивчик. Минхо ненавидел подобные песни, но подпевал вместе со всеми. Он даже не понимал, откуда знает слова, но сердце с ноющей болью отвечало — потому что так надо. Они долго стояли и смотрели, как огонь сжирает все, что стало для них важным, кто-то все еще рыдал, кто-то уже нет. Кто-то с счастливой улыбкой оглядывал людей вокруг себя, радуясь, что в своей жизни успел обрести что-то настолько ценное, кто-то, закрыв глаза, вообще не хотел ни на кого смотреть, боясь сделать себе еще больнее. Минхо же впился в руку Джисона так, словно от этого зависит его жизнь, и не хотел отпускать. Хан держал его в ответ так же крепко. Они вместе смотрели на пламя. Пламя их последних летних дней.

После костра они все пошли по корпусам переодеваться, а после была дискотека. Минхо совсем не чувствовал себя. Они с Джисоном пришли обратно к ангару, где уже во всю танцевали люди, все: и дети, и вожатые, так, словно это последний раз, когда у них есть такая возможность. А ведь действительно последний. Минхо вдруг остановился и сказал, что не хочет туда идти, не хочет заканчивать это все так. Его вдруг охватила паника, чувство, которому он не давал показываться несколько последних дней, охватило его полностью. Джисон сказал, что все в порядке, они могут туда не идти. И они не пошли. Обогнули ангар, встали за него, там, где никого не было, но прекрасно было слышно музыку и просто… были вместе. Медленные танцы сменялись быстрой музыкой и снова медленными, а эти двое так и продолжали стоять прижавшись друг к другу, медленно переставлять ноги в вечном вальсе, говоря о чем-то таком неважном. Минхо смотрел на Джисона, в его глазах отражались звезды и любовь, это были самые красивые глаза, которые Минхо удалось увидеть в своей жизни. Джисон думал о том же самом, клялся ему под луной, что никогда никогда-никогда его не забудет, что Минхо будет жить у него под кожей. Они переплели пальцы. Больше слов не нужно было.

Когда парни наконец выползли из их укромного места за ангаром, где остались их мягкие признания и самые искренние слова, сказанные шепотом, они встретили стоящих у входа в ангар девочек — Лису, Джису, Дженни и Розе, еще с ними были Рюджин, Доен, Марк и Бомгю, отделившийся от своей стаи. Они о чем-то болтали, и Хан с Минхо бесстыдно залетели в этот разговор. До конца дискотеки оставалось около десяти минут, тьма на улице стояла кромешная, и лишь один фонарь где-то в отдалении помогал ориентироваться. Не считая, конечно, света, идущего из дверей ангара, от прожекторов и других светящихся штук. От скуки ребята решили устроить ночные импровизированные веселые старты, потому что только они решают, какие веселые старты будут последними. Они играли в чехарду, перетягивали палку, найденную на земле, бегали на скорость от дерева к дереву, много смеялись и шутили. Вскоре к ним стали подтягиваться и другие ребята, как из Фей, так и из Пиратов, были даже те, кого Минхо вообще впервые в жизни видел. Это было весело. Как-то по-особенному круто. До тех пор пока не объявили конец дискотеки и их не погнали на кефир. Доен, растрогавшись, сказал, что так уж и быть, все, кто хотят могут отдать кефир ему, сколько бы там его ни было, а потом пил кружек двадцать подряд от большой любви. Там же, в столовой, им и выдали телефоны. Последний день, их собственность возвращается владельцам. Рано ложиться сегодня никто не собирался, а потому все сразу побежали записывать телефоны друг друга, делать селфи с мордами измазанными кефиром. Марк нарисовал себе белые усы от уха до уха и строил из себя того еще Дон Жуана, намеренно коверкая слова на французский манер. Феликс с Хенджином продуманно обменялись вообще всеми соц сетями, которые у них только были. Вплоть до старейшего заброшенного аккаунта Феликса в тамблере и твиттера Хенджина — закрытый профиль весьма интересного содержания. Минхо с Ханом двинулись в корпус первыми, по пути еще зайдя к пиратам, сделав кучу фоток с девочками и обменявшись контактами, у Минхо за этот вечер очень много кто стрельнул инстаграм, хотя, он уверен, к Хенджину пристало еще больше людей. Когда они наконец добрались до корпуса, чувствовали себя то ли полностью выжатыми, то ли чересчур энергичными, во всяком случае спать не хотелось. У них было мало времени, нужно было хорошенько подготовиться к королевской ночи.

— Блять, я не хочу умирать, — орал Чанбин, со всей силы сдерживая дверь. Чонин был с ними в вожатской, заскочил по пути, так как забыл здесь свой телефон, и сейчас тупо наблюдал за представленной ему картиной. Пираты выламывали дверь, видимо, желали измазать вожатых пастой или устроить жертвоприношение. — Помочь не хочешь? — спросил Сынмин, что в свою очередь сидел на подоконнике и жевал чипсы. Его помощь Чанбину сейчас была сугубо моральной. — Не особо, — честно ответил Чонин. На улице было темно, хоть глаз выколи, а Ян обещал Чану, что он ненадолго. Ну а так как дверь была заблокирована, дорога была одна — в окно. Нет, Чонин не собирался заканчивать жизнь самоубийством лишь потому, что их встреча с Крисом немного отложится. Просто за время смены он чему-то да научился у своих детей. Например тому, что покидать и заходить в корпус можно не обязательно через дверь. Он открыл и выскользнул в окно, помахав друзьям так, словно его тут и не было. Сынмин прыснул, крикнув ему вслед что-то про человека паука. Чонин, улыбаясь, показал ему средний палец и скрылся среди тьмы деревьев. Сынмин же в свою очередь доел чипсы и отряхнув руки о рубашку, взялся рядом с Чанбином, помогая держать деревянную дверь. Они не умрут здесь.

Минхо еще долго будет это вспоминать. Чего только не произошло той ночью, самого разного. Они бегали и носились из комнаты в комнату, потом пошли в корпус пиратов мазать их пастой, те, как выяснилось, тоже не спали, и началась бойня, затем все грязные вернулись обратно в свой корпус и завалились спать прямо в холле, уломали Чана и Чонина спать там с ними, потому что как-никак последняя ночь и все дела. Те, разумеется, не смогли отказаться, и Джисон понимал почему. Прочувствовал в день самоуправления. Так и уснули. Следующее утро было как в тумане. Смывали пасту с лица и из других мест, собирали вещи, снимали с кроватей постельное белье и складывали стопками. Потом пошли на завтрак. Кого-то из ребят еще до завтрака забрали родители. В столовой уже были не все. Вид пустующих стульев буквально отравлял внутри Минхо все. Вон там сидела тихоня Мия, а там вечно ворчащий Доен. Тэен уехал вместе с ним, к слову. Благо рядом с Минхо не было пусто, на свободные стулья сели Рюджин и Хаюль, рядом Марк и Сончан. Последний был немного железным, он только что попрощался с Юной и чувствовал себя… умертвленным. Те, кого не заберут родители от ворот, на машинах, поедут в город на автобусе, том самом, на котором они сюда приехали. На самом деле за Минхо тоже приехали, человек отца на черном тонированном генезисе, но Ли развернул его, сказал место и время, откуда его забрать потом, мол, пусть только попробует приехать раньше. Тот спорить не решился, уехал. Наверняка тут же все отцу доложил, если смог дозвониться. Минхо не хотел уезжать раньше, он поедет домой с Джисоном, только так. Феликс же с Хенджином их мнения не разделяли, с самого утра все шмотки собрали, убедись в том, что все их контакты на месте, сразу назначили друг другу в кафешке, в которую, как оказалось, оба регулярно заходили, и расселись по своим машинам. Эти двое как-то пропустили момент пиздостраданий из-за расставания, в их жизни словно вообще ничего серьезного только что не произошло. После завтрака, пошли в корпус, взяли вещи и двинулись вместе с вожатыми на площадку, где уже ждали автобусы. Все вожатые стояли на площадке и махали своим детям, те махали в ответ из окна. Когда Минхо только заезжал в лагерь, он сидел вместе с Феликсом в самом конце и слушал музыку. Сейчас Минхо был одет точно так же, как и в день въезда. Только берет снял и закинул в рюкзак. Сам рюкзак закинул на верхнюю полку в автобусе, они с Джисоном сели впереди, там было больше места чтобы ноги вытянуть, плюс Хан не хотел убирать гитару на полку. Минхо не мог даже голову в сторону окна повернуть, там, где Чан с Чонином махали им и кричали, что когда-нибудь обязательно еще встретятся. Когда-нибудь… Двое вожатых держались друг за друга как за спасательный круг, держась и не давая волю чувствам из последних сил. Все слезы должны были остаться на прощальном мероприятии, так почему тогда глаза так нестерпимо жжет? Они с Джисоном сплели пальцы, Минхо и не думал надеть наушники, Хан положил голову ему на плечо, они ни о чем не говорили. Где-то сзади слышался треп ребят, те обсуждали свои планы на учебный год, кто куда поступать, где жить, где работать. Эти разговоры были так далеки от них. Вскоре автобус тронулся. Минхо казалось, что его сердце бьется все медленнее с каждой секундой, тарахтение двигателя убивало. Он зажмурил глаза, а потом через силу открыл и посмотрел в окно, на то, как отдалялись силуэты все еще машущих им руками Чана и Чонина. Никто не говорил, что будет настолько больно.

Их высадили на том самом месте, куда они когда-то приехали распределяться по отрядам. Попрощавшись, каждый пошел своей дорогой. Кто-то на автобусную остановку, кто-то вызвал такси, кто-то пешком, за кем-то приехали родители. Минхо очень сильно удивился, что, когда они с Джисоном вышли из автобуса, он увидел не привычную черную тачку какой-нибудь шестерки или секретаря отца, а его самого. Почему тогда отец не приехал за ним в сам лагерь, это, конечно, загадка. Тот улыбнулся, махая ему рукой. А Минхо вроде бы и рад его видеть, вот только не хочет в машину садиться. За Джисоном тоже приехала мать, однако они не спешили идти к родителям. Те и не злились, надо попрощаться, пусть делают это столько, сколько нужно. Это окончательно добивало, потому что «сколько нужно» не равно «вечно». — Я люблю тебя, — на выдохе сказал Джисон, словно это его последняя возможность. — Я тебя тоже люблю, Хани, — кивнул Хо, понимая насколько все это бессмысленно и насколько важно для него. Для них. — Нет, ты не понимаешь, я очень-очень люблю тебя, — пролепетал Джисон. Он больше не плакал. За последние дни уже достаточно воды вышло, теперь глаза были пустыми, чистыми, как ветер, и сухими, словно очищенное стекло. — Поверь, я очень даже понимаю, — как-то ломано улыбнулся Минхо. Джисон вздохнул, обнимая его, прижимаясь всем телом. Минхо расслабился в его руках, настолько, насколько это вообще было возможно. Прикрыл глаза, вдыхая запах собственного геля для душа на его теле, в последний раз, улыбаясь уже даже совсем не поломано, а уже очень даже по-настоящему. — Пообещай, что мы не потеряемся, — прошептал Джисон. — Я клянусь, — ответил Минхо громче. — Клянусь всем, что у меня есть, — пообещал он. — Хорошо, — поверил Джисон. Позволил себе поверить в это. Минхо поцеловал его. Очень мягко, с чувством, искренне. Ему было все равно, что где-то в десяти метрах стоят их родители и делают вид, что болтают друг с другом, он просто не мог не сделать этого. Просто не мог. Джисон обвил руки вокруг его шеи, гитара все еще болталась где-то на плече. Это был самый мягкий и самый горький поцелуй, который у Минхо когда-либо был. Он думал об этом, когда они отстранились, когда попрощались, когда наконец сели по машинам, когда разъехались в разные стороны. Когда отец говорил что-то фоном. Минхо перестал думать об этом только тогда, когда до него наконец дошло. Он не взял номер Джисона. — Пап. — мертвым голосом вымолвил Хо, — разворачивай. — Чего? — удивился старший, смотря на сына странным взглядом. — Разворачивай машину, говорю. Минхо посмотрел на него… Так, как не смотрел никогда и ни на кого, пожалуй. Так, словно от этого зависит его жизнь. — Скажи зачем? — Я забыл взять у Джисона номер. — И ради этого ты хочешь, чтобы мы устроили за ними погоню, когда уже уехали несколько километров в другую сторону? — Ладно, я понял, просто останови, я сам найду, куда идти. — Ну-ну, куда, сиди. Я в отличие от тебя не идиот, пока вы там миловались, попросил контакты его матери, просто позвони и попроси ее передать ему трубку. — Боже… — выдохнул Минхо, расплываясь по креслу от облегчения, когда отец передал ему в руки свой телефон. Он только что чуть не откинулся на переднем сиденье роллс ройса… Пальцы быстро нажали на набор номера, пара гудков и ему ответили. — Да? — растерянный тон женщины на том конце провода. — Здравствуйте, а Джисона можно? — попросил Минхо, звуча по привычке слегка по деловому. Это говорило в первую очередь о том, что он волнуется, и только потом об особенностях воспитания. — Неужто уже соскучился? — в голосе мамы Хана угадывалась та же игривость, что была и в нем самом. — Вроде того. Мама без вопросов передала сыну телефон. Просто вытягивая руку с телефоном, даже не оборачиваясь. — Тебя Минхо, — сказала она с улыбочкой, которую Хан мог лицезреть через зеркало заднего вида. Джисон, тем временем сидя в обнимку с гитарой и блокнотом, дописывал буквально последние строчки их песни, взял телефон и зажал между ухом и плечом. — Не ждал тебя так скоро, — хмыкнул Хан, прикусывая губу. Услышав его, Минхо успокоился окончательно. Серьезно, он собирался выскочить из машины и бежать за ним в обратную сторону несколько километров? Разве найти в интернете соцсети музыканта так сложно? Разве заказать на него поиск так дорого? Разве не существует более простых, логичных, а главное, более безопасных способов получить желаемое? Подростковый максимализм — это, конечно, нечто. Однако ради Джисона он бы это сделал. — Мы забыли обменяться номерами, — просветил его Минхо. — Что? Стоп погоди… В смысле забыли? — засуетился Хан, пытаясь вспомнить, как брал у Хо номер телефона. Не вспомнил. — В прямом, Джисон, мы раздали свои контакты чуть ли не всем в лагере, но умудрились не записать друг друга, — посмеивался Хо. Отец завернул на заправку, сам пошел заливать бензин, Минхо же зашел в магазин вместе с ним. Он едва придавал значения своим действиям, мыслями полностью находясь в разговоре с Ханом. Он достал из холодильника какой-то напиток и взял с прилавка мятную жвачку, расплатился, все так же головой оставаясь в этом мягком голосе, и, забрав то, что купил, вернулся в машину. — Черт, ну ты быстро среагировал, молодец. Я даже запаниковать не успел, — сквозь звонок было слышно, как Джисон улыбался. Ох уж эта яркая улыбка с деснами. Придется немного подождать, прежде чем он увидит ее снова. — В нашей паре за мозг определенно отвечаю я, — озвучил Минхо очевидный факт. Джисон на той стороне слышал, как он хлопнул дверью машины. Сел на заднее, развалившись на сидениях. Запах бензина его раздражал, а потому он полез рукой к панели управления и, нажав пару кнопочек, лег обратно. Вау, от его буржуйских замашек еще что-то осталось. Как жаль. — Да-да, тешь себя этой мыслью, — фыркнул Хан. — То есть ты не согласен? — удивился Ли, конечно, не всерьез. — Ну… — дразнил его Джисон. — Понятно, забудь, что я говорил про номер телефона, собственно, думаю, не так уж он мне и нужен, — блефовал Хо, делая вид, что собирается сбросить звонок. На деле даже не шелохнулся. — Нет! Стой, стой! — паниковал Хан, даже карандаш из рук выронил, тот валялся где-то на коврике. — Стою, — спокойно оповестил Хо. — Придурок, — вздохнул Джисон. — Черт, я уже скучаю по тебе. Внутри у Минхо что-то торкнуло, как и всегда, когда он вместе с Хан Джисоном. Как и всегда, когда он говорит такие приятные вещи, так, словно они само собой разумеющиеся. — Чувствую то же самое, — выдохнул Хо. — Повиси со мной еще немного, хочу слушать твой голос, — попросил Хан, наклоняясь за карандашом. И разумеется, Минхо остался. Он приподнялся, беря купленную ранее банку, открыл и приник к ней губами. Странный вкус. Минхо поднял и наконец посмотрел на этикетку. Фанта. Слишком сладкая для Минхо, но идеальная для Джисона. А ведь Ли был уверен, что тянулся за спрайтом. Хо закатил глаза и отпил еще немного. Не так уж и сладко, подумаешь. Видимо, что-то в нем все же изменилось. — Как с отцом? — отвлек его от мыслей Хан, и Минхо начал свой рассказ. Отец в свою очередь вернулся в машину, и они наконец покинули эту бесячую заправку. За окном деревья сливались в одно большое зеленое пятно, и эта лесополоса не закончится еще минимум полчаса. Минхо нравился вид. Хо успел нажаловаться Хану, что хочет есть, а отец не прочитал его мысли и даже не купил ему мак. Впереди отец посмеялся и сказал, что тот весь в мать, а также оповестил, что ему придется потерпеть до дома. — Он, наверное, везет продать меня на органы или наконец сдать в рабство, ибо я не знаю, чему он там так улыбается, — шептал в трубку Минхо, вызывая смех как у отца, так и у Джисона. Словно они были одной семьей, и Хан сидел рядом с ним в машине. — Пусть скинет ссылочку, я тебя выкуплю, будешь мне дома полы мыть, — издевался Джисон. — На такую опцию ты хуй накопишь, — фыркнул Минхо. Он ему Мистер Проппер что ли? Ну для этой роли у Ли слишком много волос. — Гитару продам, — предложил Джисон, совсем не стесняясь говорить такие вещи, держа любимую в руках. Ни стыда, ни совести. — Вот уж сомневаюсь, что ты свою ненаглядную посмеешь тронуть, — хмыкнул Минхо. — Ты сравниваешь себя с гитарой? — спросил Хан, словно Минхо мог видеть его приподнятую бровь. — С твоей гитарой, — подчеркнул Хо. — Я понял, ты хочешь, чтобы я сказал это вслух. Ты для меня важнее гитары. — Я тронут. Они препирались как придурки еще достаточно долго. Последние строчки их песни, Джисон дописывал под аккомпанемент его мягкого голоса, улыбаясь слишком широко и слишком влюбленно, метаясь по заднему сидению машины. Их родители остались без телефонов на добрую часть дня, ибо никто не решался сбросить звонок первым. Минхо гулял в своих белых, новых, впервые за все лето чистых носках по коридору нового дома, купленного отцом. Тот им очень гордился, хотя, помимо размера и расположения, разницы не было почти никакой. Хо продолжал прижимать чужой телефон к уху и рассказывая Хану все, что видит, мысленно подмечая себе в этом доме комнаты, которые чуть позже станут их общей, и еще одну специально под студию звукозаписи. Минхо почему-то не сомневался, что она пригодится.
Примечания:
Возможность оставлять отзывы отключена автором
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.