Memento Mori

«Да что ж он так прицепился ко мне со своими гуннами!» — Так, Макарова. — Вадим Александрович старался говорить размеренно и сдержанно, но было видно (особенно хорошо по его сцепленным вместе огромным рукам), что сбивчивый рассказ Леры про Аттилу и его похождения не слишком его впечатлил. — Присутствуй ты хотя бы на 75℅ моих пар, я бы еще мог стерпеть твой краткий пересказ Википедии, выученный в ночь перед экзаменом, но, учитывая, что ты пропадала большую часть дисциплинарных часов чёрт знает где. — Он не побоялся крепко выразиться, как и не побоялся заглянуть Лере прямо пристальным, припечатывающим к стулу взглядом в глаза. — То я вынужден стребовать с тебя полноценно выученный билет по теме: «Империя Аттилы», который я полностью вам надиктовывал и, прошу заметить, который ты могла попросить переписать даже при всех своих отсутствиях у Симашко. «Да уж, — подумала Лера, — Вот я влипла, что этот старый хрен ко мне прицепился, как клещ, выпрыгнувший не вовремя из травы на единственный оголенный участок кожи!» Не объяснять же ему, что она по ночам выполняет роль стража правопорядка вместо их нерадивых полицейских. Не пытаться же ему вдолбить, что он единственный дотошный преподаватель, который не стал закрывать глаза на её отсутствия, даже несмотря на то, что она успешно сдала ему проект (вовремя!!!) и закрыла недостающие баллы по семестру, но всё равно была вынуждена прийти на экзамен. Просто потому, что ему так захотелось. Потому что Вадим Александрович являлся тихим ужасом всей кафедры и был по-драконски принципиален, считая свой предмет выше других. Как и половина их других преподавателей, к слову, тоже, и Леру, когда-то давно успевшую с этим непростым фактом смириться и не пытаться на первых порах ему сопротивляться, впервые полное отсутствие малейшего намёка на понимание, вовлеченность и сострадательность к сложностям в личной жизни студентов с преподавательской стороны заставило просто внутренне взорваться. Она стиснула с силой челюсть и сжала руки под столом до побеления костяшек. Браво, Лерочка, неисповедимы пути Господни, как говорится, но твой явно скоро приведёт в тюрьму, если ты не уймешь своё желание схватить ближайший предмет и всадить ему его промеж глаз. Явно сказывались недосып, усталость и клокочущая, не поддающаяся измерениям, развернувшаяся внутри её груди злость, обоснованная лишь тем, что нервная система, кажется, уже просто не справлялась, заискрив, словно фейерверки на дне независимости от перенапряжения. Велики будут её заслуги тогда перед семьёй, если она полетит сначала на пересдачу, а потом из университета работать куда-нибудь в макдак. Нет, конечно, времени для работы на Сергея станет тогда просто навалом, и в каком-то смысле эта возможность казалась даже манящей, но ещё она означала прямо противоположное, — что Лера сдалась, так и не достигнув своей цели. А это было не в её характере: если она решила, что будет помогать людям и станет профессиональным офтальмологом, она этого добьется. И никакой занудный Вадим Александрович с его дурацкими «Херанами» не сможет стать препятствием между ею и желаемым. Лера попыталась успокоиться. Открыла было рот, но тут же его закрыла, пытаясь вспомнить, присутствовала ли она на той паре, когда он зачитывал данную тему, и если да, то не спала ли она втихомолку на задних рядах, подложив под щеку сумку? Если да, был смысл потянуть время и попытаться хоть что-нибудь вспомнить, что можно было бы добавить сверху к рассказанному. Ну, а если же нет, нужно было пробираться окольными путями к зачёту. И у Макаровой уже созрел план, как это можно было сделать. Что она точно знала про Вадима Драконовича, так это то, что он просто терпеть не мог перевирание исторических фактов. Говорят, реакция у него могла быть двух типов: либо он со всей серьезностью и внимательностью выслушивал студентов до самого конца и только потом одним тихим искрометным «пошел вон» выгонял из кабинета без удовлетворительной отметки в зачётке, либо же ещё на первых порах рассказа расходился в эмоциях, чуть ли не переворачивал стол и выгонял без четкого указания на дверь, опираясь, видимо, на инстинкт самосохранения в студентах, которого у медиков не было и в помине. Она являла собой одно большое «жирнющее» доказательство тому. Худо-бедно, но Лера пришла к выводу, что придется прибегать к варианту нехитрых манипуляций, доведящих либо её, либо его до нервного срыва. Это ещё предстояло проверить, как и ей рассчитать возможные часы отработки у него, поэтому, приняв с рукой на сердце, что терять ей было уже, в общем-то, нечего (кроме драгоценных крупиц его терпения, явно таявшего на глазах по заметно затянувшемуся молчанию), она вновь взяла слово: — Хотите, я вам расскажу, как Амбазук Анастасию крепость пытался впарить? Его лицо, как ей показалось, на секунду приняло напряженное оцепенение, после чего, вытянулось, успело нагнать на себя недоумения и только потом едва заметно расслабилось, уступая место странной смеси насмешливости и искреннего интереса. Он откинулся поглубже в своём кресле, скрестил огромные руки поперёк груди и в почти покровительско-снисходительной манере кивнул. Лере захотелось от такого жеста сразу же отплеваться. — Что ж, давай. Удиви меня. Она, ободренная тем, что он её после поступившего предолжения сразу же не выставил за дверь аудитории, поправила нервно ремешок висевшей на плече зелёной сумки. — Жил-был Амбазук. И были у него… Крепкие дружеские отношения с Византией и Ираном, но в особенности с Византией, наверно, из-за её императора… — Лера не то чтобы была сильна в юморе, но даже ей сейчас стало смешно, хотя тему гомосексуализма затрагивать даже столь завуалировано во время сдачи экзамена было опасно, —… которые мы не будем никак конкретно определять с критической точки зрения нынешних этики и морали, но определим как сугубо торговые и военные. Так вот, лёжа на смертном одре, почему-то не в окружении своих многочисленных детей, Амбазук начал говорить Анастасию: «Слушай, купи у меня крепость, недорого, брат, я всё равно умираю. Детям моим золотишко перепадет, а ты вон, гарнизончики свои схоронить тут сможешь…». На что Анастасий ему ответил следующее: «Ты прости меня, конечно, брат, но не нужна мне крепость со всеми твоими многочисленными детьми, женщинами и златом. Мне ведь негде там гарнизон будет разместить!» — Что, прям так и сказал? — почти с искренним изумлением спросил её Вадим Александрович, даже подавшись вперед всем своим огромным телом. Звук натужно скрипнувшего под давлением стола пробежался нервным импульсом где-то внутри самой Леры, отдавая прямо в затылок. — Да, прямо вот так и сказал. — Лера чувствовала, что надвигалась катастрофа, но сходить с горящего поезда, несущегося в пропасть, было уже поздно. — Амбазук настолько расстроился из-за отказа Анастасия подсобить ему с передачей прав собственности на крепость кому угодно, только не его детям, что взял и помер от горя. А потом с небес ещё очень долго сетовал, что нужно было ценник занизить ещё хотя бы немного, может, тогда бы крепость взял он, а не пришедшие вслед за ним персы. — Ага, а зачем же она понадобилась, интересно, персам? — издав «угакающий» звук, пробормотал себе в кулак Вадим Александрович, не сводя с Леры пристального взгляда. Чем больше он её расспрашивал, тем больше она распалялась и расходилась в своём рассказе. — Могу предположить, что дело было в том, что ещё при жизни Аттилы Херан успел напортачить так, что мама не горюй… истребил в Албании персидские войска в…451-м году. — Лера молилась про себя, чтобы она ничего не напутала с датами. — И в наезде своем достиг Византии. Он там плененных, добычу отправлял активно из Греции… и из Армении, и из Иберии, и из Албании…кажется, тоже. — Тут она замялась, но не стала сбавлять обороты своего ответа. — Налаживал активно экспорт, в общем, мужчина был хоть куда! С настоящей бизнес жилкой. — Она добавила это весело, даже кулаком для показательности махнула, а потом уже более спокойно продолжила, заметив, что её проснувшегося запала не оценили: — Известно также, что против их… Саса… Саса… Кхм, простите. — Лера взяла паузу, про себя пытаясь проговорить «Сасанидского» и не запнуться, но у неё не получилось. Она постаралась проговорить тихо «Йездигердера» в качестве альтернативы, но лучше не стало. «Боже, теперь понятно, почему с такими именами они все там воевали… Мамы, видимо, их не очень сильно любили, раз так называли…» — Валерия. — Вадим Александрович красноречиво скосил глаза на висевшие позади него настенные круглые часы. Серебристая стрелка уже подходила к 12:00. Её время для ответа неминуемо заканчивалось. «Ладно, Лера, давай! Была — не была! Хуже уже точно не станет!» — Херан был союзником армян в их борьбе против Йездигерсконидского царя Сасадигерда II* и помог им в 451 г. разбить войска иранского шаха! Она проговорила это очень быстро, а потом резко закрыла рот, замолчав. Как оказалось, хуже быть могло. Да ещё как. Боже, да она ведь всё там напутала! «Блять», — пронеслось искромётно в её мыслях, прежде чем повисла недвусмысленная звенящая тишина, а она уже приготовилась к тому, что вот сейчас-то он точно, наверно, взорвётся и выставит её вон. Вадим Александрович, до сего момента долго молчавший и смотрящий на неё на протяжении всего рассказа ни много ни мало, а как на последнюю дуру, неожиданно взорвался смехом. Да таким басистым и громким, что у Леры сердце ушло в пятки, стул накренился назад, а она, по велению неожиданно выброшенного надпочечниками адреналина в кровь, чуть с него не полетела прямиком на пол, но смогла удержаться в последний момент, вся подобравшаяся с ногами на сиденье. Их она, правда, благоразумно успела поставить обратно на пол, пока Вадим Александрович не приписал ей ко всему прочему ещё и нарушение санитарных норм кабинета. Не такой реакции она ожидала на свой рассказ, но, чего греха таить, это было лучше, чем прежнее тихое зловещее безмолвие. — Уф, Макарова, насмешила, — кажется, в уголках его серо-морозных глаз с зелёным отливом выступили настоящие слезы, которые он тут же принялся утирать двумя пальцами, сняв очки. — Боже, ладно, зачёт ставлю. Только избавь меня от своих рассказов с элементами гомоэротизма между двумя давно умершими людьми и передачей никому не сдавшейся сейчас собственности. Отсмеяв своё, он достал её зачетную книжку из череды прочих, раскрыл одним мощным нажатием на край и, облизнув пальцы, открыл себе нужную страницу. Лера наблюдала с пристальностью загнанного в тупик животного за каждым его действием, понимая, что кровь, отлившая вся от желудка, прилила явно куда-то не туда, поскольку язык Вадима Александровича, оставивший влажный след на подушечках его пальцев, странным образом умудрился взволновать её. Когда его ручка зависла прямо над колонкой его предмета, он поднял на неё ответный взгляд, и их глаза снова встретились. И снова в его взгляде таилась эта странная, не поддающаяся описанию насмешливость, словно сам факт того, что молоденькая студентка могла на него так долго пялиться (без видимых на то причин), не утомлял его, а бесконечно веселил. Положив ручку рядом с зачеткой и сцепив ладони прямиком над ней, он, наконец, сказал: — Но с одним условием: твои недостающие знания мне придется восполнить индивидуальными часами работы. — То есть вы ставите мне отработку, как за несдачу? — непонимающе хмурясь, уточнила Лера, мгновенно отмерев и сбросив с себя пелену наплывшего вожделения. — Нет, Макарова, я приглашаю тебя на свидание. Уж больно ты поразила меня своим красноречивым рассказом, но с твоими знаниями (и их недостатком) явно нужно что-то делать. — Вадим Александрович широко улыбнулся на столь ярко проступившее смущение на её лице. — Ты мне обязана хотя бы ужин за то, что я не выставил тебя вон ещё на середине и дослушал до конца. — Пользуетесь рабочим положением? — не без проснувшейся нахальной насмешливости спросила Лера, чувствуя, что от непонимания происходящего, усталости и маячащей где-то глубоко внутри задушенной истерики её инстинкт самосохранения решил откинуться окончательно. — Можно сказать и так. — Его взгляд вновь стал пристальным. — Хочу узнать, на что ты тратишь свои учебные часы, которые могла бы провести здесь. Перегнувшись через стол, он в буквальном смысле загородил ей весь свет. Его большие ладони расположились по обе стороны от её заметно сжавшихся в приступе выхватить себе больше личного пространства рук. — Так мы договорились? Лера, затаившая дыхание, медленно переводящая взгляд от зачетки к его лицу, повременила с ответом. Господи, если она сейчас ему откажет, он ведь её точно завалит, а это будет означать долгие отработки по всем пропущенным темам и только потом повторный допуск к экзамену, который, дай Бог, состоится через месяц. А это, получается, в среднем по три-четыре встречи на протяжении трёх недель… Выбор был очевиден. Хотя и принять его было непросто. — Одно свидание? — недоверчиво переспросила его она. — Одно. Если, конечно, ты потом сама не захочешь больше. Он говорил об этом так самоуверенно, словно знал, что иначе и быть не могло. Так ещё и задорно подмигнул ей! «Ещё чего… Мне бы тебя хотя бы один вечер в непринужденной обстановке вынести», — но этого Лера, естественно, ему не сказала. — По рукам. Она даже хотела ему протянуть взмокшую ладонь для рукопожатия, но своевременно вернула её обратно на ремешок сумки. Слишком уж заметно трясло. С удовлетворением, проступившем на его лице, Вадим Александрович вернул свою грозную массивную фигуру обратно в кресло. Ловко расписавшись в её зачетке, он протянул её Макаровой с запозданием. В момент, когда она попыталась её взять, он приподнял её вверх. Лера забавно, по его мнению, нахмурилась. — Я заеду за тобой завтра в семь. Отоспись сегодня хорошенько, а то выглядишь совсем уставшей. Это что, было подобие заботы и теплоты в его голосе? Леру это заставило впасть на мгновение в ступор. — Хорошо. В семь… Часов… — Вечера, — закончил за неё Вадим с улыбкой, опустив, наконец, зачетку прямо в её выставленную для этого предусмотрительно ладонь.

***

Она жутко волновалась. В последний раз Лера волновалась так только во время подготовки к своей первой сессии и во время проходящих срезовых экзаменов, к которым приходилось готовиться ни много ни мало, а буквально за пару дней. И то, при лучшем стечении обстоятельств. Даже перед свиданием с Артемом она так не волновалась. У них все было слишком легко и даже слишком прозаично, чтобы Лера задумывалась, насколько ей стоит хорошо выглядеть и выбрать ли вместо удобного брючного костюма синее платье. Артем не приглашал её в ресторан. И Артем не был одной большой её головной болью, от которой колени, порой, подгибались, а между ног становилось горячо и вязко. Лере казалось, что дело было в долгом отсутствии личной жизни. С Артемом они порвали давно, кого-то нового искать времени не было, с её боссами… Сближаться было страшновато, пускай они оба входили в перечень её «вкусов», а с Вадимом Александровичем всё произошло будто бы само собой. Привлечение его внимания не требовало от неё прикладывания дополнительных усилий, и впервые Лера ощутила себя так, будто она понравилась человеку просто за то, кем она является. Не протеже, не отличница со второго курса, а просто… Лера. В этом таилось нечто необыкновенно притягательное, и Макарова, не имея возможности игнорировать распространяющееся тепло внутри груди, все же остановила свой взгляд на тёмно-синем платье. Давно она его не носила, а выглядело оно до сих пор так, будто только с вешалки магазина сняли. Он заехал за ней в семь, как и обещал. Без опозданий, позвонив за десять минут до выхода, чтобы она спокойно успела накинуть плащ и спуститься. Улица встретила Леру по-весеннему яркими запахами цветов, разжигающихся костров и свежей скошенной травы. Остановившись возле парадной, она прикрыла глаза и глубоко вздохнула. — Выглядишь потрясающе. Его голос донесся до её слуха бархатистым низким звучанием. Лера открыла глаза и направила пристальный взгляд в сторону Вадима. Он был одет совершенно иначе, чем обычно: строгость и чопорность ушла, серые цвета из одежды ушли тоже, на смену им пришла белая рубашка свободного кроя с засученными рукавами, расстегнутая на три пуговицы, слегка потертые джинсы-трубы, придающие Вадиму некое почти ковбойское лихое очарование, и блестящая, но не очень заметная на выглядывавшем в вырезе рубашки участке кожи серебряная цепочка с неизвестным Лере индийским знаком. Что больше всего привлекло её внимание, так это огромная, сделанная на всю грудь татуировка с драконом, волком и черепом, о которой раньше она слышала лишь из слухов, но никогда не надеялась увидеть сама вживую и…на столь близком расстоянии. Лера тяжело потянула носом воздух. Она только сейчас поймала себя на том, что рассматривает его так же внимательно, как и он — её. — Карета подана. Нам пора ехать, пока не собрали все пробки. — Вадим широко улыбнулся и, галантно приоткрыв дверь, пригласил Леру сесть на пассажирское сиденье. Свои ехидные насмешливые комментарии он тоже весьма галантно оставил при себе, хотя имел полное право подтрунить над темой «нежелательного характера их встречи». Не стоило. Лера только в его присутствии начала расслабляться, и терять это хрупкое очарование момента Вадим не имел никакого желания. — Куда поедем? — захлопнув дверь, спросила сразу же Лера, чтобы пересечь возникновение возможной неловкой паузы. Она совершенно не представляла, о чем им можно было говорить наедине, но не говорить тоже было не вариантом. Нужно было начать хотя бы со светской беседы. — В «Старую таможню», — ответил Вадим следом, усаживаясь на водительское место. — Надеюсь, ты любишь французскую кухню? Он скосил на неё с приподнятым уголком губ глаза и повернул ключ. Без очков Лера наконец-то смогла заметить, что его глаза и вправду имеют отлив в зелёный цвет. Как стекло у дорогостоящей бутылки «San Valentin» белого полусухого, горячо любимого её матерью. — Люблю. — Лера отозвалась коротко. — Ну вот и отлично. Какие блюда тебе нравятся? Они плавно двинулись с места и вырулили в сторону Таможенного переулка. Джип, несмотря на свою некоторую громоздкость, спокойно справлялся с функцией тихой бесшумной езды. Лера только сейчас подумала, что такую машину на одну лишь учительскую зарплату не купишь, но не придала этому факту сильно важного значения. — Все, что сытное и ниже стоимости среднего чека. Вадим улыбнулся шире, и плечи его запрыгали легонько от смеха. — На одной пицце далеко не уедешь. — Но она наиболее доступная для студентов вроде меня. — Лера сама едва заметно улыбнулась, направляя свой взгляд в окно. — Тем более, пицца вкусная. Вы сами её любите? — Давай договоримся с этого момента быть на «ты», — сразу же поправил её Вадим, встав, когда загорелся красный свет. — И да, очень люблю. Но сильно много её не съешь. — Я бы поспорила. И да… Хорошо, давай на «ты». — Ей пока тяжело давалось к нему так обращаться; Лера перекатывала это непринужденное «ты» на самом основании языка, словно пыталась его распробовать. — Хочешь сказать, я приятно удивлюсь твоим грозным аппетитом, когда мы окажемся внутри ресторана? Лера почувствовала, как щеки начало неприятно печь. — Нет… То есть… Не то чтобы я прям много ела… — Ладно тебе, не вижу ничего в этом плохого, — прервал её нервную тихую тираду он. — Девушка с искренним хорошим аппетитом — признак здоровья в её теле. А тебе бы об этом побеспокоиться сейчас как раз стоило, раз спишь максимум по три часа в день. — Его голос звучал ровно, уже не насмешливо, словно он и вправду за неё волновался. Для Леры было в новинку чувствовать заботу со стороны человека, с которым её связывали не более чем учебные отношения. Правда, будет ли так и дальше, она не имела пока ни малейшего представления. И захочет ли она сама, чтобы они оставались на той ступени, на которой находятся сейчас? — Раз уж на то пошло, я очень люблю поесть, — честно призналась Макарова с присутствующим легким оттенком смущения. — Значит, мне не придется стыдиться перед тобой, что я заказал и съел куда больше, чем ты. Напряжение внутри её груди окончательно ослабло. Она с немой благодарностью на него взглянула и улыбнулась. — А ты? — Не представляешь, насколько я люблю поесть. Рестораны с различными кафешками на мне делают свои самые высокие чеки. — Да ты настоящая находка для них. — Её улыбка приобрела хитрые черты. — Настоящий троглодит. Его взгляд остановился на ней с ответной хитринкой через зеркало заднего вида. — Мой звериный аппетит касается многих вещей. Это, казалось бы, шутливое высказывание, произнесённое глубоким голосом, заставило её невольно сжать сильнее бёдра под тесной тканью платья. Разговор у них шёл свободно. Вадим расспрашивал её о том, что она любит, какую музыку она слушает, что ей нравится читать, если нравится и какие жанры кино она предпочитает. Лера отвечала ему с давно не испытываемой охотой, сначала стеснялась напирать сильно с вопросами в ответ, а потом на третьем уже на них не скупилась, составляя примерный «внеучебный образ» Вадима более детально и понятно для самой себя. Старая школа, вот как бы его назвал её отец. Мужчиной проверенной закалки, но не подвергшийся закостенению. Ему многое нравилось из современной музыки, он знал большую часть новинок, которые даже она не успевала смотреть из-за слишком перегруженного графика, и у него был хороший вкус в книгах. Они сошлись на почве общей любви к Нилу Гейману с его мрачным очарованием и Терри Пратчетту, которым она увлекалась ещё будучи подростком. Когда джип заехал на свободное парковочное место недалеко от входа, Лера и не заметила, как время быстро пролетело в дороге. — У него скоро выходит экранизация по «Песочнику» от Нетфликс. Если хочешь, можем как-нибудь вместе посмотреть. Зажевав нижнюю губу, Лера с запозданием ответила: — Давай. Я… С радостью. Её не покидала мысль, почему такой мужчина был один. Не любил выстраивать длительные отношения? Не соответствовало его ориентации? Да нет, вроде бы с женщинами в основном крутился, да и бессмысленно ему было бы её звать тогда сюда, если бы она не была ему, как минимум, симпатична (разве что в качестве особо изощренного способа поиздеваться, окажись оно иначе, но Лера старалась об этом не задумываться). В чем же тогда было дело? Лера не выдержала и, когда их усадили на мягкие белые диваны за вытянутый овальный низкий деревянный стол, дали в руки стилизованные под старые письмена меню и оставили полотенца для ладоней, задала ему свой вопрос прямо в лоб: — Почему ты один? Я совершенно этого не понимаю. Вадим так повеселел с её реакции, что аж весь наклонился к ней ближе. — Почему же? — Потому что ты ведь… Совсем не такой, каким себя показываешь в университете. — И какой же я, Лер? — Он хитро сощурил глаза. Она смущенно поджала губы, прикрываясь позорно меню, лишь бы он так на её щеки открыто не смотрел. — Классный. Ты классный, вот ты какой, сам ведь знаешь. — Она резко отложила меню обратно на стол, склонив к нему голову и глядя на Вадима теперь исподлобья. Он самодовольно рассмеялся, откинулся обратно на спинку дивана и вытянул одну руку вдоль неё. Только сейчас Лера заметила, насколько она была, блин, длинной и… Огромной. — Могу задать тебе тот же вопрос. — Что? — удивленно переспросила она. — Что? — с наигранным ответным удивлением спросил её он, поведя едва заметно плечами. — Красавица, комсомолка, чертовски умная, пускай и позволяешь себе пропускать мои пары. Человек, не знающий ничего от слова «совсем» не смог бы родить ту байку, которую ты родила мне при сдаче экзамена. Из чего я делаю вывод, Валерия, что ты либо пытаешься от меня скрыть свою умную голову, чтобы я сильно на тебе не акцентировал внимание, либо… — Я… — она закрыла тут же рот, пытаясь собраться с мыслями. Тяжело было вот так сразу взять, вытащить и положить ответ на его вопрос. Слишком много всего сыграло, что привело к её вынужденному одиночеству в, казалось бы, лучшие годы её жизни, —…ты сначала ответь на мой. Вадим прихватил нижнюю губу и побарабанил пальцами по спинке дивана. — Работа съедает слишком много времени. Не получается отыскать нужного понимания со стороны человека, что даже при всем моем желании я могу уделять времени ровно столько, сколько могу. Фиксировано. Он вопросительно на неё взглянул, и она ответила следом, не сводя с него пристального взгляда: — Стажировка. Съедает слишком много времени и не позволяет им свободно распоряжаться, как и найти человека, который стал бы с этим свободно мириться. — Значит, наши судьбы с тобой похожи, — многозначительно изрек он, после чего, потянувшись рукой по направлению к ней, подхватил прозрачный коробок и выудил из него зубочитку. Та перекочевала под крепкий захват хищных передних резцов, и улыбка его приобрела более острые черты. Удивительно, но это было так. Особенно та часть, которую они оба друг другу не озвучивали. Опустив глаза обратно в меню, Лера не смогла скрыть растерянности и удивления, когда увидела местный ценник. — Ты видел, сколько здесь всё стоит?.. — Какая тебе разница, если плачу я? — спросил он её со вскинутой бровью. — Просто… — когда пришёл официант, она отвлеклась на него, назвав выбранные блюда вместе с десертом; раз уж Вадим сегодня решил раскошелиться, пусть будет готов, что её робости и приличия хватило только на одну лишь машину, — ездишь ты на джипе, водишь по дорогим ресторанам, а сам… Работаешь учителем. Утвердила Лера, не сводя с него прямого взгляда и отдавая официанту своё меню. Вадим назвал заказ следом и, проводив официанта до барной стойки взглядом, только потом ответил. — Хочешь сказать, что это подозрительно? — Хочу сказать, что это странно, — подтвердила Макарова, стараясь не казаться недовольной или слишком глубоко сующей свой нос туда, куда её не просили. Выдержав с прищуренными хитро глазами паузу, Вадим заставил её понервничать из-за своего вопроса. Но нервозность быстро сошла на нет, когда он вновь заговорил. — Ничего-то от тебя не скроешь, Лерочка. Ладно, сдаюсь. Я подрабатываю ещё во вне рабочие часы. Репетиторство при хорошей богатой клиентской базе, порой, приносит даже больше, чем работа в университете. Отсюда и отсутствие времени на нормальные отношения и постоянная загруженность. Его ответ более чем удовлетворил её, но Лере показалось, что в нём присутствовала тень некой недосказанности. Хотя, может, ей это уже мерещилось… Нужно было прекращать слушать Кирины байки про теории заговора и прочую всякую хрень, отдающую нафталином и веселым сумасшествием выпусков НТВ. — Тогда понятно теперь, почему ты ходишь постоянно такой злой. — Она спокойно улыбнулась. — Не злой, а строгий, — деланно поправил он её. — Нет, иногда ты просто лютый, как зверь бываешь. И даже сам за собой этого не замечаешь. — И с этим «чудовищем» ты согласилась пойти на свидание, — парировал он не без теплой улыбки. — Да, потому что иначе бы ты не поставил мне зачёт. — Лера нагло сощурилась и, выдержав его прямой мягкий взгляд, прочистила смущенно горло. — И что же? Жалеешь, что пошла? — поинтересовался он шепотом, склонившись над её ухом. — Это мы узнаем с тобой после первого блюда. — Её блеснувший взгляд и широкая улыбка буквально заставили его применить весь свой такт, чтобы не прижать Макарову в тот же момент к себе для крепкого долгого поцелуя. Готовили здесь просто потрясающе. Карпаччо и запеченное мясо буквально таяли на языке, принесенное молекулярное пюре, правда, первые несколько мгновений вызывало смешанные ощущения, напоминая по вкусу лишнюю трату денег, а не нормальную еду, но вскоре Лера привыкла к нему и даже смогла получить удовольствие. Вадим заказал себе блины с различными начинками, тоже взял мясо, а на десерт они заказали десерт Павлова и картошку. Размеры его десерта её удивили, но ведь это была картошка — её много невозможно было съесть, и все об этом знали. Леру не хватало даже на один маленький кусок. А вот её лакомство оказалось куда более воздушным и легким, отдающим приятной фруктовой терпкой сладостью на языке. — И все же… Мне интересно, почему ты решил пригласить на свидание именно меня. — Когда десерты оказались прикончены, а чай весь выпит, Лера не могла не задать мучающий её вопрос. — По тебе ведь половина потока сохнет, даже несмотря на твой драконий характер. Вадим усмехнулся. Ему явно польстили её слова, но он сильно на них не стал зацикливаться, отпустив так же легко, как и впустил в себя. — Ты — большая загадка для меня, Макарова, — приятным хриплым баритоном пояснил он, прося принести им счёт. Внутри заведения заиграла живая музыка. В зале ощутимо стало теплее и добавилось движения. — В тебе есть нечто, что притягивает глаз и не позволяет его отвести. Некий твердый стержень, доступный далеко не каждому второму. Ты мне кажешься очень сильной. Очень красивой, чего греха таить, тоже, но ещё в тебе есть несвойственная многим людям твоего возраста зрелость и острый ум. — Он сделал паузу, заметив, что она его заслушалась. — Пускай они появляются вместе с тобой самой на моих парах редко, заметить я всё же это успел. Стажировка, параллельно учебе в меде… Это тяжело. Но теперь мне по крайней мере понятно, куда ты постоянно пропадаешь. Снисходительности сильной не жди, появляться ты всё ещё будешь обязана, но валить я тебя при случае не стану. Можешь на этот счёт больше не беспокоиться. Она потеряла дар речи, пока его слушала. Внутри её горла собрался некий странный, пульсирующий чувственный ком, из-за которого Лера не могла вымолвить и слова. Ей ещё ни разу никто подобного не говорил. Никто не отмечал ни силу, ни стойкость, ни то, какие тяжелые решения ей приходилось тащить на своих еще пока не окрепших плечах. Не относился так с пониманием к её ситуации, пускай и не обещал полноценных попущений. Она впервые ощутила столь острую потребность в том, чтобы человека, сидящего напротив неё, в эту же секунду поцеловать. Но все, на что хватило её смелости, это хрипло промолвленное: — Не хотите… Поехать выпить вина ко мне? В дороге она испытывала смешанные ощущения стыда и желания, с которыми было тяжело бороться. С одной стороны Лера понимала, что на первом же свидании приглашать мужчину к себе было как-то… не очень заведено в их обществе, но, черт возьми, на дворе уже давно стоял 21-й век, она была жутко возбуждена, у неё давно не было секса, а ещё их общество с натяжкой можно было назвать традиционным. Поэтому, когда они с Вадимом покинули машину, и она для приличия помялась перед входом в парадную, Лера для расстановки понятий развернулась к нему и сказала: — Просто для проформы хочу чтобы ты знал — я не приглашаю так каждого второго к себе… Сразу же. Вадим мягко накрыл её чуть подрагивающие плечи, медленно их оглаживая. Это действие поразительно хорошо помогло ей успокоиться, словно показывая, что если Лера сейчас вдруг скажет ему уйти, он уйдет, и ей не придется чувствовать себя неловко. Проблема крылась в другом, Лера не хотела, чтобы он уходил. Она всеми фибрами души хотела, чтобы Вадим остался с ней здесь. Сейчас. Может быть, даже на все выходные, а, может, и на всю жизнь, но это она уже слишком далеко забегала для первого свидания. — Я так и понял. Девушки вроде тебя редко зовут на первом же свидании к себе. — Родителей сейчас нет дома. — Она очень надеялась, что он её поймет правильно. Её взгляд умоляюще остановился на его лице. Лера поджала в вымученно сдержанном движении губы, говоря тихо, но отчётливо. — В квартире будем только ты и я. Вадиму тяжело давалось держать себя в руках, но он старался как мог. Только по этой причине Лера все еще стояла здесь, а не прижималась внутри парадной к ближайшей стене спиной с закинутыми ногами на его бедра. Её робость со страстным, бушующим желанием, сдерживаемым лишь только по той причине, что «так было надо», будоражили его до невозможности. И это её красивое простенькое платье в его воображении уже прекрасно смотрелось снятым на полу. Но в то же время Вадим мысленно был готов, что она может дать заднюю. Он был не маленьким мальчиком и прекрасно осознавал свои чувства, поэтому принял бы её выбор и потерпел. Не в первой, как говорится, было, да и Леру ему не хотелось своим напором спугнуть. Послышался звук поворачиваемого ключа в замке (ровно три раза), она прошла вглубь квартиры, а он остался один, скидывая ботинки и запихнув руки в карманы джинс. Взгляд невольно заскользил по окружению, не останавливаясь долго ни на чем. У Макаровых была приятная, обжитая квартира, не то что его студия. В ней не присутствовало и намека на домашнюю теплоту и уют, как было здесь. Не было ни фотографий, ни тех же забавных вещиц вроде повешенного хоккейного шлема над зеркалом. Её брата, наверно. Не видилось ему, чтобы этим занималась сама птичка или кто-то из её старшей родни, хотя… В жизни всякое бывает. Вадим успел об этом подумать, когда заметил внутри одной из рамок её мать, стоявшую с широкой бодрой улыбкой во все 32 возле военного самолёта. Лера трясущимися руками достала вино, бокалы, расставила свечки и зажгла их. Получилось что-то вроде романтичного кружка для распития крепкого спиртного на полу, что показалось ей не самой лучшей идеей, но поздно уже было придумывать что-то новое. Её занимала другая, более рискованная мысль. Когда она вышла к нему, Вадим тут же перевёл взгляд на неё. Проследил за тем, как её рука, заведенная назад, потянула собачку платья вниз. И как это самое миленькое синее платье упало следом к её ногам, оставляя Леру в одном лишь нижнем черном кружевном белье перед ним. Блять. Просто… Блять. В голове не осталось ни единой мысли. Только её скульптурная крепкая фигура и чёрный хлопок, обхватывающий бледную упругую кожу. Это был яркий сигнал, откровенный призыв к действию. И он ни о чем больше её не спрашивал. Только резко подхватил под бёдра и впился в желанные губы страстным поцелуем, двинувшись по направлению единственного источника света в квартире. К тому самому кружку, который она заранее подготовила. — Признаться, ты меня поразила… — не без веселого удивления и восторга прошептал Вадим, когда Лера под ним на этом самом полу оказалась. Она выгнулась, обхватила его ногами сильнее и буквально откровенно потерлась сквозь джинсы, закусывая нижнюю губу. — Признаться, я себя тоже поразила… — Когда она договорила с придыханием, он поймал её нижнюю губу сам и ласково её оттянул. Проскользил языком в долгом тесном контакте и всосал её между зубов. Его руки жадно стали оглаживать её сквозь хлопковую ткань, мять, сжимать её бедра, и Лера, чувствуя, что ей нестерпимо хочется большего, дернула его за ткань джинс на себя, трясущимися руками высвобождая пуговицу из петли и ныряя сразу же за резинку его плотно прилегающих боксеров. Блять, он был просто… Огромный. Черт, даже здесь он сумел отличиться. Удивление, видимо, отразилось столь ярко на её лице, что Вадим, вперемешку с шумным выдохом, издал такой же шумный смешок. — Не этого ты, похоже, ожидала. Я постараюсь быть осторожнее. — Нет. — Она жадно его огладила по всей длине, повторяясь лихорадочно: — Нет, не надо. Не будь. Не сдерживай себя, будь таким, каким хочешь. Её сбивчивый поток слов заставил его сильнее распалиться. Было видно, насколько велико её желание, и Вадим не хотел заставлять её ждать. Вжался в новом горячем поцелуем в её губы, скользнул языком по зубам и толкнулся им в её рот. Лера удовлетворенно замычала, обхватывая свободной рукой его голову. Второй она продолжала сжимать его эрекцию сквозь ткань, помогая её высвободить полностью и раскатать резинку. — Боже, Лера… Он смотрел на неё жадно, он хотел её просто безумно, и его ответное желание её буквально раскрепощало на глазах, добавляя смелости всем её действиям: Лера с шумным сбитым дыханием довела презерватив до самого конца основания и провела ладонью обратно, сжимая его пульсирующую, налившуюся кровью головку. Это стало краем. Вадим, резко дернувшись с рыком в самый низ, повёл цепочкой жгучих поцелуев от её груди к самому низу живота, не переставая её трогать, оглаживать и ласкать. Его шепот отразился горячей влажностью на коже её чуть выше пупка, после чего он лизнул её и с силой укусил: — Ты великолепна… Просто… Великолепна… Лера вся выгнулась и простонала, когда, подтянув её к себе ближе за ноги, он вошёл по самое основание. Глубоко, сильно, так, что его яйца с хлопком ударились о её задницу. — Боже… — Её глаза закатились. Она закрыла их, выгибаясь сильнее, когда он скрыл её под своим телом и начал двигаться. — Давай… Дай себе волю, позволь себе не сдерживаться, золотце… Он шептал хрипло лихорадочно и страстно в её ухо, двигался в ней размашисто и сильно, прижимал её к себе так, словно хотел её в себе оставить. И Лера дала себе спуск: она звучала громко под ним, кусалась, царапала его плечи и восхитительно гибко выгибалась, ногами его вводя обратно, когда он от неё ненадолго отстранялся. Вадим, дыша шумно, словно паровая машина, целовал её в шею, в плечи, ключицы, поцелуями возвращался к её груди, высвобождая ту из чашей лифа и припадая жадно сразу к обеим. Он кусал её, захватывал каждый сосок зубами и смачно их оттягивал, зализывая укушенные места, словно в качестве извинения за грубость. Ощущения были на грани вспышки сверхновой. Под веками возникали искры, её трясло, всю буквально колотило. Низ живота пульсировал и горел нещадно. Ощущать его внутри себя было феерично и в данное мгновение Леру будто вознесло на ступень выше общепринятого человеческого понимания об удовольствии: никаких мыслей, только голая, горячая в своей правдивости и естественности страсть. Вадим трахал её так, что оголенная кожа спины из-за активного трения об пол горела не меньше, чем она вся. Глубже, быстрее, сильнее… Ей хотелось почувствовать его целиком, принять его всего, до каждого пульсирующего сантиметра, и Вадим ощущал это: её ребристые стенки сжимались туго и горячо, они ревностно и жадно его обхватывали, словно боясь упустить каждое мгновение его нахождения внутри. Он навалился на неё сильнее, и Лера испугалась всего на секунду, что он её просто сейчас так раздавит. Но он уперся ладонями по обе стороны от её головы, оставлял мизерное расстояние между их телами и двигался, двигался, двигался… Он не переставал вколачиваться в неё быстрыми фрикциями, добавив к ним трения на клиторе, и Лера, не выдержав дополнительной стимуляции и выбранного темпа, выгнулась, кончив первой. Она прогнулась с силой в спине, её глаза широко распахнулись, лицо словно исказилось в глубочайшем удивление, а потом утонуло в сладкой неге вместе со всем остальным расслабившимся телом. Вадим недолго вколачивался в её ослабшее тело, кончив в тот самый момент, когда её стенки, начав сокращаться, сжались особенно сильно. Его прошибло от поясницы до самой макушки электрическими импульсами, и он, бурно излившись в презерватив, рухнул на неё, полностью погребая Леру под своим горячим, движущимся в такт шумному сбитому дыханию телом. Лера закрыла глаза. Обвила шею Вадима руками и не думала ни о чем, кроме того, что это было потрясающе. Восстанавливая дыхание, она осознала, что это был лучший гребаный раз за всю её жизнь. — Твои родители… — он взял паузу, чтобы снова вдохнуть, — как надолго они уехали?.. Уголки её губ сами по себе растянулись в улыбке из-за того, что предложение практически поступило с его стороны. — На все выходные. — Отлично. Выйдя из неё только для того, чтобы заменить один презерватив другим, Вадим, разведя колени Леры коленом, откупорил бутылку вина зубами. Та с глухим щелчком лишилась своей закрывашки. Он выплюнул её на пол и, чуть погодя, наклонил бутылку так, что её содержимое полилось Лере на живот. Она с круглыми глазами наблюдала за его действиями, вскинув голову, но не останавливала, будучи слишком заинтригованной для этого. Сладкие золотистые капли потекли по кубикам пресса в самый низ, собираясь в области лобковых волос и скользя редким пропускным гостем дальше. Ощущение холодной липкой влажности на разгоряченном клиторе заставляло её вздрагивать и дергаться. Это было… Необычно. — Ты не представляешь, как давно я хотел это сделать. — Серьезно?..— Она с шумным выдохом подняла на него растерянный взгляд. Не отвечая словами, Вадим оперся о локоть между её бёдер и, заняв более удобное положение, проскользил губами в самый низ, собирая ими сначала вино с её пресса, а потом накрывая ртом запульсировавший комочек клитора. Лера едва не вынесла одну из свечек дернувшейся рукой в сторону. Его рот оказался обжигающе горячим, он втянул её неторопливо, с хлюпающим звуком и низким, раскатистым урчанием. Слишком хорошо. Слишком жарко. От полноты ощущений Лере казалось, что её просто сейчас разнесет. — Вадим… Александрович… Она ощутила его улыбку из-за того, что она решила обратиться к нему так сейчас. — Да, Макарова? — оторвавшись, самодовольно спросил он её, чувствуя снова её нетерпение и желание притянуть его обратно. — Не останавливайтесь… — Что-что? Лера закусила нижнюю губу и рассерженно выдохнула через нос. Ей не нравилось, когда её дразнили. — Я прошу вас не останавливаться. — А что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал? «Да будь ты проклят…» — она поджала губы, упрямо повременила с ответом и, не выдержав, простонала: — Я прошу вас меня вылизать до последней капли. Пожалуйста. Вадим опалил её внутреннюю сторону бедра и припал жадно обратно к её клитору, принявшись его всячески посасывать и ласкать языком. Наблюдать за проступавшими эмоциями на её лице было великолепно: она металась, приподнималась под ним, хватала его за волосы и совершенно очаровательно краснела. И Вадим чувствовал, что его желание крепло не меньше, чем её, пока он вылизывал и разделял языком её складки, словно ножом входил в масло. Она была терпкой, пряной, вино придавало ей апельсиновый вкус, и Вадим, скользнув глубже языком в её лоно, не удержался от того, чтобы прощупать одну из точек её удовольствия самым кончиком языка. — Вадим!.. Она вцепилась в его волосы сильнее, задвигала почти с всхлипывающим звуком бедрами навстречу. Он проникал так глубоко, вёл так правильно, растирал её и трахал дополнительно пальцами, что уже совсем скоро Леру могло накрыть второй раз. Вадим не хотел упустить возможности попробовать её на вкус, когда она кончает. И только по этой причине он задвинул своё собственное желание, горячо скопившееся в стояке, приподняв Леру выше и сконцентрировавшись на ней. Движение его языка стало быстрее. — Что ты… — Она уставилась на него совершенно осоловевшим взглядом, — А как же?.. Договорить она не смогла. Он позволял ей буквально насаживаться на свой язык, пачкался активно в её смазке и смотрел на неё хитро, жадно, с горящим взглядом, так и звучавшим внутри головы его голосом: «Ну же, давай, кончай, Лера, кончай!» Ощутив знакомо пробежавшуюся от нижних мышц живота горячую дрожь, Лера, прочертив болючие полосы на его затылке, зашлась полувскриком и кончила.