Иногда они возвращаются

Бар был грязным и темным, как и все предыдущие. Старый недобрый отель Хилтон – теперь обнесенный колючей проволокой поверх железных ворот по периметру: замусоренный бассейн, в котором давным-давно спустили всю воду, свежевыбеленные стены, штукатурка на которых плохо скрывала следы брызг чьей-то крови. Фальшивые улыбки персонала, прячущего под стойкой бара «глок» или, если не повезет, «карабин». Жизнь возвращалась на круги своя, если у вас был местный эквивалент денег и желание его тратить. – Что вам угодно? – Спросил отчаянно потеющий метрдотель у высокого мужчины в кожаной куртке, который подошел к барной стойке так вальяжно, будто отель принадлежал ему. Мужчина переглянулся со стоящим рядом с ним щуплым парнем. Тот держал в руках автомат. – Нам угодно всё, – ответил мужчина, и еще до того, как он закончил фразу, парень вскинул оружие и дал длинную очередь по его собеседнику и батарее бутылок за его спиной. – Какого хера, еб твою мать?! – Заорал Ниган, резко обернувшись к своему спутнику. Тот вздрогнул от испуга, на секунду растерявшись, но затем его лицо снова приняло ожесточенное выражение. – Кто тебя просил убивать этого кретина? – Он тянулся под стойку! Я сам видел! А что, если у него был «калаш»? – Выкрикнул Питер ему в лицо. В последнее время он и так начал борзеть, но на сей раз от такой наглости Ниган оторопел. Давно надо было сбросить парня с хвоста, пока он еще не приносил столько проблем. – А что, если у тебя вместо мозгов гуталин? – Ниган сбил с Питера шляпу резким взмахом ладони. Тот молча подобрал ее с пола и с досадой бросил на барный стул. Он редко отвечал на выпады Нигана, но Ниган был уверен, что он просто копит в себе недовольство, пока однажды оно не перерастет в гнев. – У него там должен быть сраный гранатомет, чтобы оправдать то, как ты его расхерачил, – Ниган устало потер лицо, облокотившись на стойку, когда Питер перемахнул через нее на другую сторону. – Налей мне какого-нибудь дерьма, которое не разбилось. Он обернулся и оглядел бар. По темным углам, с постными лицами потягивая свои коктейли, как ни в чем не бывало сидели «временные постояльцы», получившие свое название из-за того, что они приезжали будто бы на недолгий срок, а оставались навсегда. На самом деле большинство из них были беглыми, которым некуда было податься после того, как они обокрали свои общины. Возможно, тут нашлось бы даже несколько лидеров, обманувших доверие своих людей. Все они предпочитали делать вид, будто ничего особенного не происходит, когда кого-то убивали у них на глазах. То ли слишком привыкли, то ли опасались, что могут стать следующими, в любом случае, им было не занимать равнодушия или, по крайней мере, расчетливости, подсказывающей, что лучше не заводить себе лишних врагов. Некоторые с притворным интересом уставились в свой стакан, кто-то полушепотом пытался поддерживать беседу с соседями по столику, а несколько человек настороженно оглядывали Нигана. Он презирал этих трусов и их жалкие старания смотреть на него с вызовом во взгляде, как будто это не они наложат в штаны, если он к ним приблизится. – Нашел теплое кислое винище, которое в моей общине наливали только у пастора дома на Пасху и после которого все блевали, – сообщил Питер, вынырнув из-под стойки. Ниган бросил равнодушный взгляд на его взлохмаченные волосы и вымазанное в пятнах крови лицо. Под стойку, где в куче осколков лежал убитый метрдотель, он решил не смотреть. – Все равно налей. И отдай мне ебаный автомат, пока я не отобрал его силой и не превратил тебя в решето, – добавил Ниган подчеркнуто спокойным тоном. Питер протянул ему оружие, держа его обеими руками, как подношение. От Нигана не укрылось, что в это действие была вложена изрядная доля насмешки. – Я пойду осмотрюсь, – он взял наполненный до краев стакан. – Никуда, блядь, не уходи. – И что мне без тебя делать в этом свинарнике? – Мне похуй, – Ниган встретил его сердитый взгляд своей привычной усмешкой, – главное, никого не прирежь осколком бутылки. Он зашагал прочь, гулко стуча подошвами пыльных ботинок по натертому до блеска полу. Все ковры скатали давным-давно, так как с паркета было проще оттирать кровь, если в баре случится очередная потасовка. Ниган вышел из бара в вестибюль, где несколько человек, тоже наверняка слышавшие стрельбу, играли в карты, рассевшись вокруг стола в роскошных когда-то креслах, покрытых сейчас толстым слоем пыли, которую не выведет ни одна уборка. Ниган помахал господам за карточным столом, и они кивнули в ответ. Отель был битком набит бежавшими на край земли неудачниками, не сумевшими найти себе место в новом мире. И Ниган принадлежал к их числу, как бы ни пытался убедить себя в обратном. Конечно, можно было остаться в Александрии, но там слишком многое напоминало о прошлом. Точнее, об одном человеке из его прошлого, которого у Нигана никак не получалось забыть. Там повсюду остались следы его пребывания, хотя прошло уже столько лет, что Нигану иногда казалось, что его никогда не существовало. Там были его вещи, люди, знавшие его раньше, у которых Нигану постоянно хотелось спросить о том, каким он был вне перестрелок и поля боя, там, в конце концов, находилась его могила, и временами весь город с его аккуратными домиками и ровными лужайками выглядел в глазах Нигана музеем утрат, выстроенным из картона. Годы в тюрьме и последующие месяцы в пути тянулись как тысяча лет внутри сна о сне, происходящее казалось неправдоподобным и эфемерным. Последние в его жизни немногочисленные моменты, когда он чувствовал себя живым, были связаны с Карлом. Шум крови в висках, когда Карл смотрел на него через прицел автомата, их взгляды, встретившиеся в полутьме его спальни, предвкушение победы и восхищение смекалкой Карла, обманувшего его, чтобы выиграть время. А потом только боль, которая нахлынула так внезапно, что он не успел ее осмыслить и понять, почему он вообще ее чувствует. После, когда у него стало много времени, чтобы привести свои мысли в порядок, он осознал, что Карл разрыл то, что было давно похоронено, и никто из них об этом не догадался, пока не стало слишком поздно. Словно он на ощупь шел в темноте, а когда наконец зажгли свет, оказалось, что он слепой. Когда он строил на Карла грандиозные планы, мечтая сделать его своим лучшим бойцом, Карл был уже мертв. В тюрьме Нигану снились сюрреалистичные сны, колеблющиеся на грани между шедеврами Линча и «Грозовым перевалом», и он просыпался с неясным ощущением, что вот-вот поймает их ускользающий смысл. Он пророчил Рику преследующее его чувство вины, но Рик умер и освободился от своего бремени, а Ниган был жив и повсюду носил этот груз с собой. Он мог пригодиться в Александрии, если не брать в расчет то, что половина местных была настроена против него, но с другой стороны, он принес бы больше пользы одиноким людям, скитающимся по дорогам, чем процветающей общине, в которой каждому отведена своя роль. Он представлял, как вернется назад с небольшой группой людей, которым не удалось прижиться в своих общинах, но которые готовы начать все сначала. Не учел, что почти все, кого он подберет в пути, попытаются либо ограбить его, либо убить, а то и все вместе. Питер, по крайней мере, имел хоть немного благодарности, хотя время от времени все-таки порывался кого-нибудь убить. Он очень любил выполнять приказы, и при желании Ниган мог сделать из него своего верного цепного пса, только он не хотел повторения прошедших событий в любом виде. Его раздражало, что в сложной ситуации Питер не может подумать своей головой вместо того, чтобы ждать команды. Питеру было всего девятнадцать и то, насколько он не разбирался в окружающей обстановке, было просто поразительно. Ребенок апокалипсиса, который ничего не смыслил в выживании. Ниган взял на себя ответственность за него и сто раз пожалел об этом, но его отчасти успокаивало то, что пока он бродит по отелю, осматривая территорию, Питер сидит в баре, как поддатый, но исполнительный сторож, и даже без огнестрела представляет собой угрозу для чужаков. С этой мыслью Ниган прошел по всему первому этажу, не уделяя особого внимания явным следам запустения в виде отслаивающихся от стен обоев, полуразбитых люстр, в которых не уцелело большинство лампочек, и встречающихся повсюду застарелых кровоподтеков. Он приблизился к тяжелым двойным дверям, из-за которых доносился приглушенный шум, и толкнул их, сразу же встретившись взглядами с полусотней повернувшихся к нему голов. Все глаза были настолько пустыми, а выражения лиц – безразличными, что он вздрогнул, потому что поначалу ему показалось, что он смотрит на рассаженные в несколько рядов манекены. – Это вы стреляли? – спросила женщина, напоминающая тень с выцветшей фотографии. Даже голос прозвучал тускло и безжизненно. – Ага, – протянул Ниган, решив не вдаваться в подробности. – Портье, сука, зажилил номер с видом на океан. Прошу прощения, что помешал. Он бросил быстрый взгляд на проектор. На экране молодая женщина, которую похоронили заживо, разбивала кулаком доски гроба. Спустя столько лет Ниган не помнил ни название этого фильма, ни основной сюжет, но он определенно смотрел его раньше. Зрители по-прежнему пялились на него с видом жвачных животных, поэтому он закрыл двери обратно, отрезав себя от их общества. Сразу будто стало легче дышать. Эти люди никуда не двигались и ничего не хотели, они смирились с тем, что им некуда было идти и никто в целом свете не ждал их прихода, но Ниган, оказавшись в точно таком же положении, почему-то чувствовал, что у него есть что-то, чего нет у них. Каждое утро он просыпался для того, чтобы проверить, болит ли еще старый рубец, и ответ оставался неизменным. Эта боль стала маяком, ведущим его вперед. С годами она притупилась, и от нее осталась крохотная искра в кромешной темноте, посреди бескрайней пустоты, в которой не осталось места ни ярости, ни скорби. И все же она горела где-то в его груди, заставляя его пытаться стать лучше, чем он был. Мишонн отдала ему письмо Карла, и он перечитывал его снова и снова. Бумага истерлась на сгибах, некоторые слова нельзя было разобрать, но даже просто держа письмо в руках, он чувствовал, как невидимая ниточка тянется к его прошлому, не давая ему забыть, кто он есть. Иногда он пытался притворяться перед самим собой, что он просто странствующий скиталец в одиночном плавании, который по возможности помогает другим, но тяжесть письма Карла в кармане куртки напоминала ему о том, что это просто еще одна роль. Он очень сильно хотел вычеркнуть из своей жизни тот ее период, когда он был Ниганом, но это означало бы избавиться от всего, что было связано с Карлом. И, странное дело, но когда он получил шанс оставить хотя бы часть воспоминаний позади, ему вдруг стало необходимо иметь перед глазами что-то, напоминавшее о Карле. Все равно что сдирать коросту с заживающей раны, надеясь, что так она быстрее затянется. Ниган вернулся в бар, хлопнул Питера по плечу и произнес ему на ухо: – Там в концертном зале какой-то старый фильм крутят, ты бы сходил, посмотрел для общего развития. – Питер брезгливо поморщился. – И умойся, а то выглядишь как садовое чучело, которым только ворон пугать. Питер неохотно слез со стула, оставив после себя недопитую бутылку пива и карандаш с кроссвордом из пожелтевшей газеты, которые он наверняка отобрал у кого-то из гостей бара. Ниган сел на его место и, не брезгуя, приложился к бутылке. Побарабанил пальцами по стойке, отгадывая кроссворд, усмехнулся, осознав, что именно это он бы делал в таком возрасте в далекой прошлой жизни, в которой не было апокалипсиса. Застряв на особенно трудном слове, он отложил карандаш. Что-то зудело у него в подкорке, как будто его подсознание уже обработало поступившую информацию, но еще не сделало вывод. Он пытался понять направление собственных мыслей, но они ускользали, беспорядочно наслаиваясь одна на другую. – Черт, там идет какая-то мура, – Питер с грохотом облокотился на стойку, будто его костлявые предплечья весили целую тонну. Его не было всего пять минут. Ниган сомневался, что он вообще дошел до концертного зала. – Пошли, я взял нам ключи от номера. Блядь, зачем в этом сарае вообще нужны ключи? Все равно же придется подпирать чем-нибудь дверь, чтобы никто не вломился. – Ты иди, а я еще посижу, – Ниган ухмыльнулся, – допью бутылку пива, которой ты не хотел делиться. – Ладно, тогда… – Питер нервно облизнул губы. – Я, вроде как, буду ждать тебя. В номере. Двести семнадцатый. На втором этаже. Да. – Питер медленно кивнул, ожидая ответного кивка в знак того, что Ниган все понял. Это был их негласный условный сигнал, но в данный момент Нигану было все равно, он хотел просто спокойно поразмышлять о своем и попить пива. Он кивнул, еле сдерживая смех оттого, что Питер никогда не мог сказать что-либо напрямик. Питер тяжело сглотнул, бросив быстрый взгляд на бутылку пива, будто пытаясь прикинуть, сколько еще осталось, снова кивнул и оставил Нигана одного. Он подобрал Питера в Техасе. Зацепился взглядом за знакомую фигуру на обочине дороги: невысокий рост, свободного кроя рубашка, ковбойская шляпа. Тот пытался разогнать заглохший мотоцикл. – Эй, – крикнул Ниган, остановив фургон и опустив стекло со стороны водителя, – помощь нужна? Обернувшись, парень зло сверкнул зелеными глазами из-под полей шляпы. – Эта ебаная развалина никак не хочет заводиться, - голос парня оказался грубым, а не мальчишеским, как ожидал Ниган. Когда он подошел ближе к фургону, Ниган заметил у него на лице щетину. – Чем ты тут можешь помочь? – Недоверчиво спросил он и потянулся к заднему карману. Слишком медленно. Если бы Ниган хотел убить его, он бы уже успел это сделать. – Слушай, давай без этих фокусов, ладно? – Ниган устало закатил глаза. Парень застыл, забыв опустить руку. - Я могу подвезти тебя, куда нужно, только обойдемся без выкрутасов. Я не собираюсь тебя грабить, а даже если бы собирался, у тебя все равно нечего взять, - он ткнул пальцем в лежащий на сиденье мотоцикла рюкзак. – Не похоже, чтобы он был забит до отказа. У тебя явно припасы на исходе, так что засунь в задницу свою гордость и помоги мне помочь тебе. Парень еще несколько секунд оценивающе смотрел на него из-под полей шляпы, а потом неохотно кивнул и, подхватив рюкзак, забрался в фургон. – Что у тебя в заднем кармане? – Поинтересовался Ниган, и парень вытащил оттуда рогатку. – Ты собирался убить меня из этой хреновины? – Ухмыльнулся Ниган. – Серьезно, парень? Да не гони. – Позже он сам пожалеет, что дал Питеру в руки настоящее оружие, но до этого момента пройдут еще долгие месяцы. И мили в пути. И вот теперь они здесь, в Сан-Диего, путешествие без определенной цели привело их на край материка, и они оба без понятия, что делать дальше, зато теперь Ниган знает, что Питеру нельзя доверять и что он ублюдок, каких мало, ищущий малейший повод пострелять по прохожим – не важно, живые те или мертвые. Теперь он знает, что в Питере нет ни капли благородства и храбрости Карла Граймса, хотя со спины он достаточно сильно похож на него, если представить, что Карл отрезал волосы и стал слегка выше ростом за прошедшие годы. В этом заключалась основная проблема. В том, что у него давно не было женщины, а у Питера, возможно, вообще никогда, поэтому иногда они заходили намного дальше обычной взаимной дрочки. Уставившись Питеру в затылок, он не мог не думать о Карле и о том, как бы тот сейчас выглядел. Он не мог представлять на месте Питера женщин, потому что бедра, за которые Ниган натягивал его на себя, были слишком костлявыми даже для самых юных его жен, а стоны – слишком низкими и хриплыми. Он чувствовал вину перед Карлом за то, что тот вспоминался ему в моменты разрядки, за то, что, представив его перед собой, он ощущал чистое неподдельное возбуждение и переходил на такой жесткий темп, что Питер весь следующий день не разговаривал с ним и старался не встречаться с ним взглядом. Когда его жена умерла, он иногда вспоминал ее гибкое тело, упругую грудь и узкие бедра и, помогая себе снять напряжение в паху, ненавидел себя за это. Но Карл никогда не был с ним в одной постели, поэтому Ниган не мог оправдывать свои мысли остатками былого влечения. Он никогда не вызывал эти образы специально, но каждый раз чувствовал, будто проявляет неуважение к Карлу и каждый раз мысленно просил у него прощения. Он потягивал пиво, уставившись невидящим взором в газетную страницу, когда от входа в бар послышались тяжелые шаги, нарушившие дремотную тишину. Ниган не поднял глаза, но кожей почувствовал, как взгляды остальных посетителей, забившихся по углам, наконец перестали сверлить его спину и сфокусировались на вновь прибывшем. Тот проскрипел половицами прямо в направлении Нигана и сел рядом с ним, загородив собой слабый свет заходящего солнца, пробивающийся через зарешеченное в целях безопасности окно. Сначала Ниган увидел перед собой его правую руку с отсутствующей кистью, которую он положил на стойку, потом белый костюм с огромным невысохшим пятном крови спереди, а уже после этого – смеющиеся голубые глаза, в уголках которых, как и на всем лице, проходили глубокие морщины. – Херовый день? – Поинтересовался Ниган, кивнув на культю старика, когда пауза слишком затянулась. – Херовая жизнь, – хмыкнул старик с сардонической усмешкой. Он протянул здоровую руку, чтобы пошарить под стойкой в поисках выпивки, и вытащил оттуда бутылку пива, в последний момент заметив тело на полу. – А, черт, этому малому повезло гораздо меньше, чем мне. – Он перекрестился левой рукой, а затем ловко открыл бутылку об стойку. – Выпьем за это. Ниган принял его предложение. Сделав глоток, он указал на свежее пятно крови, расплывшееся по рубашке и пиджаку незнакомца: – Вы бы подошли с этим дерьмом к местному доктору, а то сами скоро коньки отбросите. – Это не моя, – с гордостью заявил старик. Ниган усмехнулся. – Не знаю, когда ты в последний раз смотрел в зеркало, но ты тоже не в лучшей форме, малыш. Ниган фыркнул. Даже по сравнению с этим стариком, которому на вид было под восемьдесят, он не был «малышом», но он спустил на тормозах такое обращение, потому что в старике чувствовался стальной стержень и какая-то затаенная угроза. Ниган видел издалека людей, которые любят наслаждаться чужими страданиями, и один из них сейчас сидел перед ним. Особенно его смущало пятно крови, потому что старик солгал насчет того, что кровь не его. Ниган видел, как по его боку стекают новые струи крови, пропитывая ткань рубашки, но даже с открытой раной он продолжал беззаботно сидеть и пить пиво. – А с рукой что? – Спросил Ниган, хотя по состоянию культи уже заметил, что эта рана, в отличие от другой, не новая. – Давняя история, – старик сердито поджал губы и уставился перед собой. Нигану на секунду показалось, что тот не собирается больше ничего рассказывать. – Есть тут у нас община рядом с мексиканской границей. Там живут эти. – Кто? – Переспросил Ниган. Он не особо был заинтересован в склоках между общинами и уже пожалел, что дал втянуть себя в диалог. – Просто «Эти», – лицо собеседника исказила презрительная гримаса. – Эти сволочи, если угодно. Ниган удивленно приподнял брови. Старик, очевидно, был лидером одной из враждующих общин, но говорил о своих противниках так, будто они нанесли ему личное оскорбление. Когда Ниган был лидером Спасителей, он никогда не позволял эмоциям брать над собой верх. Кроме того случая, когда при упоминании Карла он купился на блеф Рика и все потерял, но это было исключение, а не правило. – Они заняли у меня черт знает сколько провизии и патронов, и все это я предоставил им, потому что у нас были крепкие добрососедские отношения. Бог меня покарает, если я лгу, но, положив руку на сердце, – старик приложил здоровую руку к груди, очень удачно остановив ей кровотечение, – могу сказать, что я всегда был к ним со всей душой, пока они не показали свое истинное лицо. Пока не пришел этот ублюдок, объявивший себя их лидером. Хочешь знать, что он мне ответил, когда я вежливо попросил его вернуть мне их долг? Он сказал, дескать, в долг брал их прошлый лидер, так пусть он и возвращает. А их прошлому лидеру он пустил пулю в лоб, едва появившись в наших краях. Сукин сын послал меня требовать долг с мертвеца, а когда я пригрозил, что приду со своими людьми и все равно заберу то, что мне причитается, взял и отрубил мне руку, – старик поправил манжету и перевел на Нигана горестный взгляд, чтобы понять, какое впечатление произвел на него его рассказ. Может, Ниган бы и поверил ему, если бы не провел так много времени в окружении лжецов, постоянно клянущихся богом. Одним из них, например, был Питер. Днем он, как ревностный католик, читал Нигану проповеди, а ночью стонал на его члене. Ничего другого Ниган и не ожидал. Вокруг было полно лицемеров. – Хочешь, скажу кое-что до жути забавное? – Проскрежетал старик, заговорщически наклонившись к Нигану. – Этот подонок, называющий себя их лидером, заявляет, будто у него есть иммунитет. Ниган в самом деле чуть не расхохотался. Смех был мрачным и оставил после себя в горле Нигана послевкусие как от горькой таблетки. Ниган заметил, что старик опасно побледнел, а его рана стала кровоточить сильнее, будто Ниган пытался зарезать его своим смехом. – Ну, тогда он просто самый отбитый лжец со времен Гарри мать его Гудини, – ухмыльнулся Ниган. – Он, случайно, не умеет исцелять алкоголизм наложением рук? Насвистывать задницей песни восьмидесятых? Хоть что-нибудь занимательное? – Самое ужасное, что все эти безмозглые придурки ему верят, – мрачно улыбнулся старик. – Я не раз пытался их образумить, предлагал им встать на мою сторону, но разве они меня слушали? Они так одержимы своей мечтой создать вакцину, что превратились в каких-то сектантов. – Старик сделал многозначительную паузу, предоставляя Нигану время обмозговать сказанное. – Я ищу отважных людей, готовых идти на штурм... – Нельзя сделать вакцину, это невозможно, – перебил Ниган, начиная выходить из себя. Он с раздражением понял, что в глубине души он хотел бы, чтобы его слова оказались ложью. Чтобы «Эти», кем бы они ни были, знали, что делают, и делали это дерьмо качественно. – Иммунитет – это вообще полная херня. Вирус уже живет в каждом из нас, смерть – лишь катализатор. Они что, ни разу об этом не задумывались? – Я говорил им то же самое тысячу раз! – Старик в исступлении ударил кулаком по столу. – Им плевать на все, что им говорят, они слушают только этого гребаного проходимца, который их всех угробит. Они перетянули на свою сторону часть моей собственной общины, чтобы ставить на них свои эксперименты. Живым никто еще не вернулся. Послушай, ты рассуждаешь как здравомыслящий человек, – начал старик, внезапно сменив тон на более деловитый, – а мне сейчас крайне нужны такие люди, чтобы дать этим сукиным детям отпор. Ну, что скажешь, как насчет того, чтобы объединить наши усилия? – Извини, но прежде чем начать войну, я предпочитаю для начала выяснить, против кого собираюсь воевать, – Ниган сделал последний глоток, готовый в любой момент оставить собеседника наедине с трупом под стойкой и батареей разбитых бутылок. Питер ждет. Ниган не хотел признаваться себе в том, что слова собеседника посеяли в нем сомнение, и теперь ему стало далеко не до Питера. – Малыш, – незнакомец показал акулью улыбку, снова став жестким расчетливым лидером, а не жалующимся на жизнь стариком, – я же тебе только что все объяснил, или у тебя хуи в ушах? Ниган лишь улыбнулся в ответ. Он давно так не улыбался, потому что за прошедшие годы у него пропала не только необходимость так делать, но и желание. Это была просто еще одна маска, хотя, нужно признать, одна из его любимых масок. И вот теперь он чувствовал, как улыбка медленно расползается по лицу, пока на щеках не появляются ямочки, пока она не превращается в звериный оскал, похожий на острое лезвие ножа, которым можно перерезать кому-то горло. И чем больше он улыбался, тем сильнее сникал его собеседник. – Извини, папаша, – Ниган провел языком по кромке зубов, – но я не верю никому на слово. Так что для начала, боюсь, мне надо будет съездить на них посмотреть, если ты действительно хочешь, чтобы я играл в твоей команде мечты. Старик несколько мгновений оценивающе оглядывал Нигана, клинок в ножнах и пистолет в кобуре, а так же автомат, прислоненный к барной стойке рядом с его стулом. Наконец, в его взгляде мелькнуло что-то похожее на уважение. Ему показалось, что он понял, чьих рук дело мертвое тело под стойкой. Правда, Ниган мог неслабо его удивить, рассказав ему, что человек, убивший метрдотеля, сейчас лежит в постели, раздвинув ноги, и загоняет в себя несколько пальцев, но по первому же слову Нигана с радостью спустится в бар, чтобы убить кого-нибудь еще. – Езжай, если хочешь, чтобы они пристрелили тебя на месте, – хмыкнул старик, разглядывая Нигана со смесью настороженности и любопытства. Нигану такое отношение было более привычно, чем то снисходительное, которым его до сих пор одаривал собеседник. – Для них это запросто, как два пальца обоссать. – Нарисуете карту или дадите волшебный клубочек? – Оскалился Ниган, теряя терпение. – Херачь на юг по пятьдесят шестому шоссе до металлического знака с надписью «Проезд запрещен». Потом свернешь налево к побережью и миль через сорок увидишь железные ворота и вышку. Если унесешь от них ноги живым, спроси Сандерса, и любая собака севернее Тихуаны объяснит тебе, как меня найти. – Проинструктировал старик, еще раз окинув Нигана оценивающим взглядом, будто тот вызвался прыгнуть в бассейн с пираньями. – Тебя-то самого как звать? – Я – Ниган. Он не думал, что когда-нибудь снова вложит в эти слова тот же смысл, что был в них раньше, когда его все боялись и уважали, когда у него была армия, а не один подонок на побегушках, прячущийся за его спину, если что-то идет не так. Когда Карл был жив, и хоть какие-то слова еще имели вес. Когда этими словами можно было угрожать, запугивать, жонглировать ими на потеху публике и скрывать за ними, как за ширмой, рвущуюся наружу правду. – Надеюсь, я потом не услышу, что ты присоединился к Этим, – предостерег Сандерс. Он снова приложил ладонь к ране и всем телом навалился на стойку. – Лучше надейся на то, что выживешь. Мертвецы вообще ничего не слышат. – Ниган улыбнулся ему с притворным дружелюбием, от которого в прежние времена его собеседников пробирал озноб, и поднялся со своего места. Ему надо было обдумать слишком многое по дороге в номер. Сандерс явно пиздел, но в чем именно и с какой целью – задача не из легких. Не трудно было догадаться, что община рядом с Тихуаной чем-то ему насолила, но было ли правдой хоть что-то из его слов и не ждет ли его засада, если он приедет туда? Это не должно было его интересовать, так как они с Питером собирались рвануть в прямо противоположном направлении – на север до Окленда или хотя бы до Сан-Франциско. Хотя их план имел пока только общие очертания и они не ставили себе цели совершить увеселительную прогулку по Западному побережью, им обоим было ясно, что именно так они и поступят, потому что в этом прогнившем загубленном мире ничего больше не оставалось, кроме как колесить по стране от одного временного пристанища к другому. Когда-нибудь, совершив полный круг, Ниган, возможно, вернется домой и, посмотрев свежим взглядом на дивный новый мир, который построили за время его отсутствия, станет тихо доживать свой век в Александрии, только для начала надо смириться с чувством безнадеги, которое гонит его на край земли. За раздумьями он напрочь забыл, какой номер назвал ему Питер, поэтому стал открывать по очереди все двери на втором этаже. За одной из них на кровати надсадно кашлял ребенок, в следующей комнате он увидел женщину, стоявшую перед зеркалом в одном нижнем белье. Он бы даже оценил ее формы, если бы его мысли не были так запутаны разговором со стариком. Вакцина. Иммунитет. Походило на бред отчаявшегося сумасшедшего или на недосягаемую мечту. Женщина заметила его отражение за своей спиной и испуганно вскрикнула. Ниган быстро закрыл дверь и устало прислонился к стене, отойдя на безопасное расстояние на случай, если незнакомке вздумается выйти из номера и наказать его за вторжение в личное пространство парой выстрелов в какую-нибудь жизненно важную часть тела. Люди действительно не запирали двери, понимая, что это бесполезно, и в следующем номере его вполне могли встретить пулей в лицо, если не за нарушение права на уединение, тогда за то что он принес с собой автомат. Ниган прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, какой номер был у их комнаты, но вместо этого перед мысленным взором возникали то разрозненные фрагменты фильма, который крутили в концертном зале, то газетная страница с кроссвордом на барной стойке. Он постарался восстановить цепочку событий. Вот он заходит по ошибке в концертных зал, видит безликую массу поникших лиц на фоне ярко вспыхивающего экрана. А после? Вот он сидит и отстукивает карандашом по стойке неясный ритм какой-то старомодной песни, в очередной раз перечитывая формулировку: «Придание одному событию видимость другого», и это длинное слово, в нем много букв, много пустых клеток, которые нужно заполнить. Так же много, как секунд в годах, проведенных в тюрьме, которые нечем занять, поэтому они тянутся как неурожайный сезон на бесплодной земле и кажутся такими же бесполезными как поучительная сказка без морали в конце, потому что зло победило, оно всегда побеждает еще до того, как начнется история. А после? Вот Питер заходит в бар, когда Ниган почти отгадал это слово, оно подкрадывалось к нему с окраин его подсознания, как будто в нем заключена сумасшедшая мощь, которую его неподготовленный рассудок не может постигнуть. И тут, грохнув локтями о стойку, Питер говорит, что в концертном зале показывают старый фильм, и называет номер комнаты, в которой будет ждать Нигана. Какой это номер? И, что намного важнее, о чем этот фильм? – Ниган, где тебя черти носят? – Питер стоит в дверях номера прямо напротив и недовольно хмурит брови. Ниган отделяется от стены, словно тень узника, падающая по ту сторону ограды. – Так, заболтался со стариком в баре, – холодно отвечает Ниган, хотя больше всего ему хочется прикрикнуть на Питера и заставить его заткнуться. – Со стариком? – Хохочет Питер. – Наконец-то ты нашел человека из подходящего тебе окружения. – Давай, валяй, умник, что еще скажешь? – Ниган проходит за Питером в номер и стягивает кожанку. Садится на край дивана, чтобы снять ножны и кобуру, с нескрываемой ухмылкой заметив, что постель уже смята, как будто в ней кто-то долго возился. И Ниган даже знает кто и с какой целью. Он солгал бы, если бы сказал, что его это не возбуждает. Из двух зол лучше выбирать меньшее и вместо того, чтобы представлять Карла на месте Питера, правильней было бы думать о самом Питере, наглом, остром на язык и скором на расправу. Питер молча встал перед ним и стащил с себя футболку с такой торжественностью, будто разворачивал рождественский подарок для Нигана. – Вау, да ты прямо мечта, я в жизни не видел ничего подобного, – усмехнулся Ниган. – Заткнись, – Питер залез к нему на колени. Они никогда раньше не целовались, но у Нигана было предчувствие, что рано или поздно это все равно случится, потому что Питер был обычным человеком, которому не хватало еще и тепла и ласки, а не только простого удовлетворения физиологических потребностей. – Иди сюда. Ниган отнес его на кровать и взял его так же, как во все предыдущие разы, только теперь все было немного иначе, потому что он думал только о человеке перед ним и ему даже понравилось. А потом Питер придвинулся к нему, закинул на него ногу, прижавшись к нему бедром, и обвил его руками, чего он никогда раньше не делал, но Ниган не возражал, потому что он, наконец, почувствовал мимолетное облегчение, как если бы он шел на поправку после долгой болезни. Закат за окном догорал всеми оттенками красного, будто Судный день уже наступил и небо полыхало кровавым пламенем, а Ниган перебирал волосы Питера, пока их обоих не сморил сон. **** Он проснулся перед рассветом, когда было хуже всего, потому что в серой утренней дымке на него накатывала беспричинная тоска, а окружающая обстановка выглядела так, будто боль воплотилась в предметах после того, как внутри него ей стало чересчур тесно. Комната была похожа на декорации к черно-белому фильму, и Питер, спящий у Нигана на плече, являлся единственным островком тепла, не дававшим ему отчаяться. Ниган резко сел и потер лицо руками. Все, что он знал: рецидивы – это нормально, и когда-нибудь обязательно полегчает. Хорошо бы, если бы ему полегчало до смерти, а не из-за нее. Питер заворочался под боком и что-то забормотал сквозь сон. Самое лучшее, что Ниган мог для него сделать – это пристрелить его, пока он не очнулся, но он знал, что не пойдет на это. Настанет день и Питер дорастет до помощника какого-нибудь диктатора, будет лизать ему сапоги и мечтать занять его место, ожидая, пока лидер даст слабину, чтобы добить его исподтишка. Короче говоря, Питер превратится в Саймона, а в Нигана – другой человек, который не учится на чужих ошибках. Ниган надеялся, что в этой новой нарождающейся партии ему удастся сыграть за Дуайта и слинять до того, как начнется основная заварушка. Кто будет за Карла, он понятия не имел. Казалось, его место на шахматной доске будет пустовать до скончания веков. Ниган ненавидел предутренние часы, потому что в это время он снова начинал думать о Карле Граймсе, каким он его знал и каким он его потерял. Он много размышлял о том, что раз уж Карл, страдая от подступающей лихорадки, потратил силы на то, чтобы написать ему письмо, то и он мог бы сделать для него то же самое. Пусть Карл его никогда не получит, но ведь у Карла тоже не было стопроцентной гарантии, что его послание попадет к адресату. Он бы написал о том, что Джудит выросла в достойного защитника дома Граймсов, что Александрия все процветает, что порой у него нет сил, чтобы идти дальше, и порезы на левой руке жгут ему кожу. Он бы написал, что в Техасе многие носят дурацкие шляпы, что в Аризоне твой фургон обстреляют, едва завидев его на горизонте, и что солнце по-прежнему встает на востоке, несмотря на все то, что происходит с этим безумным миром. Он хотел написать. А потом думал о том, что это кощунство и что Карлу ничем уже не поможешь. Все, что было им, давно истлело. Но в полутьме гостиничного номера эти мысли неожиданно привели его к тому, что, вероятно, он может помочь кому-то другому. Иммунитет. Вакцина. Все это походило на бред. Возможно, он сам это и придумал. Возможно, он сходит с ума. Ниган приподнялся на кровати и, дотянувшись до кресла, вытащил из ножен клинок. Обвел пальцем вырезанные им инициалы на рукояти – два полукруга, во втором из которых есть загнутая внутрь стрелка, словно линия, передумав замыкаться, превратилась в вектор, указывающий ему путь. «C.G.» Если в той общине действительно проводят эксперименты по поиску вакцины, им, скорее всего, нужны добровольцы.