Дом забвения

В белых халатах усталые люди В стенах палаты однажды разбудят: «Всё, просыпайтесь, курс пройден леченья!» Нет больше места нам в доме забвения… ©DOWNCAST

Снег валил, не переставая, уже третий день. Токио оказался не готов к такой погоде, и многие из крупных дорог оказались парализованными, заваленные снегом. Город стоял. В тонкие, не предназначенные для таких холодов, окна бились ледяные снежинки, и в коридорах клиники тоскливо завывал ветер. Худо одетые больные ежились от холода, втягивая голову в плечи. Была зима, когда Аомине Дайки обнаружил на своем столе в ординаторской толстую папку грязно-белого цвета. Поставив чашку с горячим кофе, пододвинул ногой расшатанный стул и, усевшись, обхватил чашку ладонями. Он очень долго бомбардировал начальство просьбами направить его в отделение хроников и надеялся, что это именно та папка, о которой недавно намекал Имаёши, когда Аомине заявил, что работать в психиатрической больнице скучно, и лучше бы он нашел бумажную работу в институте, чем стал возиться с неинтересными пациентами. Перед ним лежала история болезни Кисе Реты. В графе «диагноз» мелким врачебным почерком было выведен длинный диагноз, в начале которого значилось нужное Аомине слово. Шизофрения. Дальше взгляд уже не шел. Дверь в ординаторскую скрипнула, и Аомине поднял голову. В проеме показалось лицо Момои, обрамленное длинными прямыми волосами. Заметив Аомине, она улыбнулась и, распахнув дверь шире, втащила внутрь картонную коробку, сверху донизу наполненную бумагами. — Уже получил, Дай-чан? — края коробки чудом не разорвались, пока Момои не оттащила ее к стене. — Ага, наконец-таки, —Аомине огладил края папки и решил прочесть ее, когда останется один. Он окинул взглядом Момои и ее ношу, не улавливая связи между ней и кучей потрепанных страниц с таблицами и диаграммами. — Что это за мусор? — Старые дела. Надо разобрать и составить статистику. Имаёши-сенсей попросил. — И кроме тебя этого, конечно, никто сделать не может. Момои развела руками. Аомине потерял интерес к вороху старых данных и выглянул в окно. Внизу, во дворе, огороженном высокой стеной, гуляли редкие больные. В серых выцветших куртках они были похожи на призраков. Кругом было белым бело, и Аомине стал чувствовать, как рассеивается его взгляд. Сонно подперев голову рукой, он пробормотал: — У тебя, Сацуки, от этой работы мозги еще не съехали набекрень. Таких, как ты и я, здесь не так уж много. — Поэтому я стараюсь делать все, что в моих силах. — Послышалось бульканье — Момои наливала воду из бойлера у стены. — Ты уже виделся с ним? — С пациентом? Еще нет. — Аомине с трудом оторвал взгляд от окна. Там, на карнизе, делила зерна маленькая суетливая стайка воробьев. — Я, кажется, знаю этого парня, — Сацуки вытащила папку из-под рук Аомине, и провела тонкими пальцами по имени. — Он наблюдался у психиатра с девятнадцати лет, и проходил амбулаторное лечение два или три раза в разных больницах, до того, как попал к нам. В двадцать с небольшим его сочли нуждающимся в госпитализации. Сейчас ему двадцать шесть, и за все это время он ни разу не покидал территории больницы. — Наш ровесник? Ого, — он потер колючий подбородок. — Выходит, он на принудительном лечении? — Я не знаю подробностей, — Момои нахмурила брови, — но, кажется, он имел дело с полицией. — Интересно, — Аомине усмехнулся. — Прошло уже немало лет с тех пор, как ему диагностировали его заболевание, и никакого прогресса? — Насколько мне известно, ни одна из методик лечения еще не сработала. — Неужели никто не смог ему помочь? Момои пролистала папку. — Судя по записям здесь, у него были периоды улучшения. Но случай очень запущенный, Дай-чан. В его возрасте в больнице не живут годами. — Прекрасно, — ощутив необычную бодрость во всем теле, Аомине вскочил с места, и зашагал по ординаторской, позабыв об остывшем кофе у себя на столе. — То, что надо! — Мне показать тебе его палату? — усмехнувшись, спросила Момои. — Да, неплохо бы, — Аомине похлопал по карманам, проверяя наличие ручки и чистого блокнота для заметок, взял папку и направился к выходу. — Кстати, Сацуки, — отворяя дверь перед медсестрой, сказал Аомине. — Откуда ты все это знаешь? — Повторю: я не знаю подробностей, — ответила она, — но кое-что слышала от врачей, и мне в руки как-то попадали некоторые данные о нем. Скажу тебе честно, Дай-чан, — она понизила голос, — я заметила, что некоторые листы из досье пропадают. Это странно, не находишь? — Я все равно никогда не читаю истории болезней, перед тем, как увидеться с пациентом, — Аомине равнодушно пожал плечами. — Обстоятельства, результаты и вся та ерунда, которыми обычно напичканы эти дурацкие папки, накладываются на первое впечатление, и искажают лицо человека в моем воображении. Гораздо интересней все узнать самому. — Ты как всегда в своем духе, Дай-чан, — с осуждением сказала Момои. — Ты обязан был хотя бы ознакомиться. — Успею еще, — отмахнулся от нее Аомине и сделал вид, что рассматривает стенды и плакаты по дороге, хотя видел их каждый день и успел уже выучить наизусть. Они прошли по безлюдному коридору, мимо комнаты отдыха, из которой доносились звуки воскресной телепередачи. По дороге они встречали уставших к концу смены медсестер и санитарок, коротко кланяясь, они проходили мимо, и у каждой в руке хоть что-нибудь да было: то поднос с колбами, то стопка жестких, накрахмаленных простыней, то чаша Эсмарха, со свисающей вниз длинной трубкой. Преодолев с десяток-другой ступеней, Аомине с Момои спустились на нижний этаж и оказались в обиталище хронически больных. Если на верхних этажах им встречались люди с глазами, в которых еще тлел огонь жизни, то здесь у всех, даже у самых молодых больных глаза были тусклыми. Лица их были бесцветными, с окаменевшими чертами. Те из них, кто еще способен был вставать со своих коек по собственной воле и гулять, угрюмо выглядывали из своих палат, реагируя на шедших по коридору как на пыль, витающую в воздухе. Тепло и свет навсегда покинули это место, и даже в солнечные весенние дни, когда ласковые, еще не обжигающие лучи солнца пробиваются через стекло, ничто не могло согреть ничьих душ, потерявших надежду на исцеление. Психиатрическая больница — отнюдь не самое веселое место на земле. И в этих стенах Аомине приходилось работать. — Мы пришли, — остановившись у одной из дверей, сказала Момои. — Палата Кисе Реты перед тобой. — Подожди меня, Сацуки, — потирая руки одна о другую, Аомине схватился за ржавую ручку. Отворив дверь, он сделал шаг в комнату своего нового подопечного. То, что он увидел, расходилось с его представлениями. Обычно его пациенты выглядели вполне соответственно. Он ожидал увидеть кого угодно — от иссушенного страдальца до не по годам состарившегося доходяги, все-таки, душевная болезнь выкачивала из человеческого тела куда больше сил, чем любая другая. Он не удивился бы, если бы больной оказался взлохмаченным существом неопределенного пола или отморозком с бегающими глазами. Но парень, оказавшийся порученным ему шизофреником, не подходил не под одно из этих описаний. Он лежал на жестком матраце спиной к двери. На звук ботинок, ступающих по полу, парень не отреагировал, только повел плечами так, будто ему холодно. Светлые волосы слегка всколыхнулись от ветра захлопнувшейся двери. Аомине не растерялся, встретив такой холодный прием. — Кисе-сан, так? Я Аомине Дайки, твой лечащий врач. — Парень остался недвижим. – Эй, изволь подняться со своих королевских перин и показать мне свое лицо, а то мне как-то не нравится разговаривать с твоим затылком. Только тогда Кисе отреагировал, повернулся и сел на постели, спустив босые ноги на пол, пусть и неохотно. — Приятно познакомиться, Аомине-сенсей, — Кисе слабо улыбнулся. У него были миндалевидные глаза, которые печально глядели из-под длинных темных ресниц, причудливо удлинявшихся во внешних уголках. Отросшие соломенные волосы, изгрызенные ногти, искусанные потрескавшиеся губы. Равнодушный, пустой взгляд, в котором не проскальзывало и тени любопытства. Мешки под глазами синели на его лице как нечто чужеродное. Несмотря на тяжелую болезнь, Кисе был даже красив: правильные черты лица, плавные мягкие движения и природный шарм недуг у него отнять не сумел. В левом ухе блестела серебряная серьга голубого цвета. Он сутулился и слабо покачивался даже когда сидел — видимо, не было сил даже на то, чтобы удерживать тело в одном положении. А еще он был очень худым. Пожалуй, даже слишком для своего роста. Момои сказала после всего, что он попал в больницу в глубокой стадии дистрофии внутренних органов. Еще несколько дней, и его не было бы в живых. Еле выходили. Аомине не ожидал увидеть такого человека в этой больнице. Такие как он вообще не должны находиться в подобных местах. Аомине посетило чувство неправильности, как только он разглядел Кисе, и когда их взгляды столкнулись, между ними явственно прокатилась нервная волна отчуждения. Кисе был изнурен сильнодействующими препаратами, Аомине увидел это с первого взгляда. Подозвав к себе Момои, ожидавшую на стуле у кровати, он без слов передал ей медицинскую карту, в которую была вложена таблица со списком лекарств, которые она обычно расшифровывала для него. Найдя нужную страницу, она замерла, просматривая записи, и, перелистнув страницу, вернула карту Аомине, раскрыв ее на определенной странице. В записях говорилось о приступе панического страха, который случился день назад. Аомине нахмурился. Конечно, легче было довести Кисе до такого состояния, в котором он не будет способен не то, что бросаться на стены, пугаясь страшных иллюзий, видимых ему одному, а вообще, потеряет способность двигаться и соображать. В таких случаях пациента накачивали тяжелыми антидепрессантами в вперемешку со снотворным, и запирали в палате на несколько суток. Облик Кисе ясно говорил, что так с ним и поступили. — Дерьмо, — выругался Аомине. — Они что, дебила из него сделать хотят? — Да, дозы и вправду слишком большие, — задумчиво произнесла Момои. — Я прослежу, чтобы он не получал больше, чем ему требуется. — Почему вы обсуждаете это в моем присутствии? Я не люблю, когда обо мне говорят в третьем лице. И Аомине, и Момои одновременно повернули головы к подавшему голос Кисе, до этого молчавшему. Тот обиженно, и даже по-детски надул губы. — Как невежливо. Аомине уставился на него, приоткрыв рот. Посмотрел на карточку, потом на его лицо. Потом опять на карточку, и снова на его лицо. — Парень, ты хорошо себя чувствуешь? — он прищурился. Учитывая, что Кисе находился под препаратами, изъяснялся он довольно складно. У хронических больных такое редко бывало. И тогда лицо Кисе исказилось. Губы вытянулись в тонкую линию, между бровями пролегла складочка, пальцы вцепились в простыню с такой силой, что побелели ногти. — Извини, Кисе-кун, — сказала было Момои и хотела подойти к нему, но Аомине остановил ее жестом. — Уходите, — с трудом выдавил из себя Кисе. Его начинало трясти. — Пожалуйста, оставьте меня одного. *** Чужаки в белом не сводили с него глаз. — Мы уйдем тогда, когда посчитаем нужным, — спокойным, ровным голосом проговорил доктор. – Момои-сан, — Кисе заметил, что до этого он не использовал формальное обращение, — Отойдите к двери. — Со мной все в порядке, — сказал Кисе и попытался улыбнуться. — Ты дрожишь, — заметил Аомине. Кисе не ответил, но начал кусать губы и часто сглатывать. Тишина подкрадывалась со спины, переступая на тяжелых когтистых лапах. Кровожадное чудовище, только и ждущее момента, чтобы напасть. Ее близость пугала, заставляла покрываться мурашками и обливаться холодным потом. — Не хочешь разговаривать? — Каждое слово Аомине было будто бы взвешивал на весах. — Или есть что-то или кто-то, кто тебе запрещает? Может, расскажешь? Мне очень интересно. — Н-нет, я… — Он повесил голову. От того, как психиатр ощупывал его взглядом, Кисе приходил в ужас. Казалось, что этот пронзительный взгляд внимательных синих глаз видит его насквозь. Видит все тайны. Все, что он так тщательно старается скрыть. Хотелось прекратить это как можно скорее, но его новый врач, похоже, делать этого не собирался. Он крутил в руках карандаш, будто сидел на каком-нибудь скучном уроке. Сверкающий грифель танцевал между его пальцами, пока у Кисе взрывалась голова. «Они разозлятся. Молчи, а то они разозлятся!» — У тебя нет настроения разговаривать? — продолжил Аомине, видимо, решив, что Кисе положенное на ответ время прошло. Момои, не спуская с него глаз, потянулась к дверной ручке. — В чем же дело, Кисэ? — низкий, бархатный голос словно царапал Кисе ржавым гвоздем по оголенным нервам. Он сжался, пытаясь защититься. — Аомине, — тихо позвала она, но Аомине не обратил на неё внимания. — Со мной все в порядке, — упрямо повторил Кисе, боясь поднимать глаза. Стоит ему сделать это — и он будет испепелен под этим пронзительным взглядом. — Если с тобой все в порядке, скажи, что ты здесь делаешь? Мы хотим знать. Да ведь, сестра Момои? — безжалостно продолжал он, своим тоном намекая, что не собирается покидать палаты. — Д-да… — робко отозвалась сестра со своего места. Одну руку она держала в кармане — Кисе знал, что это значит. Стоит ему сделать пару резких движений, и под кожу введут яд, который убьет его на сутки. — Похоже, что так. Хорошо, — Аомине записал что-то в своем блокноте и медленно выпрямился, встав со стула. — В таком случае, сегодняшний сеанс психотерапии окончен. Я бы посоветовал тебе быть поприветливей. Нам теперь часто придется встречаться. Не оборачиваясь, он прошел к двери и закрыл дверь за собой. Согнувшись, Кисе прижался грудью к коленкам и всхлипнул. Он всеми силами пытался игнорировать чудовище, которое рычало ему в уши. Он едва не сорвался. — Как тебе новый врач? – в тишине раздался скрипучий, дребезжащий голос. — А, впрочем, неважно, все равно это ненадолго. — Почему? — выдохнул Кисе. — Он поймет, что тебе ничего уже не поможет, и откажется от тебя. Так, как отказались все остальные врачи. — Не говори так… — Я согласен, — присоединился другой голос. — Пройдет месяц, два, максимум полгода, и он уйдет. Послушай, а ведь такое не только с лечащими врачами. — Да, точно! Вспомни, как с тобой обошлась твоя семья, твои друзья. Они оставили тебя гнить здесь, все до одного. — Ты им не нужен! — С чего ты взял, что ты понадобишься этому докторишке? Кисе сжал свою голову, вцепляясь в светлые нечесаные волосы. — Прекратите… — Он такой же, как и все остальные! — Он заставит тебя обнажить свою душу перед ним, покопается в ней, искромсает все, что еще осталось в ней цело, увидит, что все безнадежно, и сдастся! — Не доверяй ему, слышишь? — Никому, кроме нас, не доверяй! — Только мы будем говорить тебе правду, а не лгать в лицо! — Только мы поймем тебя, что бы не случилось! — Только мы от тебя никогда не отвернемся! — Только мы можем помочь тебе! — Не слушай его, что бы он тебе не пообещал! — Не верь ему, как бы ласковы не были его слова! — Не рассказывай ему ничего о нас! — Мы спасем тебя! — Спасем, Рета! Широко раскрыв глаза, Кисе улыбнулся. Он спокойно выдохнул. Чудовища испуганно попрятались в углах, елозя по полу косматыми хвостами. Пружины скрипнули под ним, когда, подложив руки под голову, Кисе лег на спину, привычно вглядываясь в потолок. — Я знаю. Ведь только вы навсегда останетесь со мной.