***
Но вскоре гнев Чу Ваньнина поутих, и взамен его охватило беспокойство. Не слишком ли строгое он применил наказание? Пусть это всё ещё был его ученик, они оба являлись взрослыми людьми, и неправильно, наверное, быть настолько жестоким за подобный проступок. Разве Мо Жань не имеет права читать то, что он хочет, даже если это нечто совершенно безнравственное? К тому же, раз уж он потянулся к подобным знаниям, не значило ли это, что Чу Ваньнин вёл себя в постели как-то неправильно, недостаточно… удовлетворительно. Даже мысли об этом сильно смущали. Несмотря на всю зажатость и неискушённость Юйхэна, по рвению как Мо Жаня, так и Тасянь Цзюня после захода солнца сложно было предположить, что пыл их хоть немного остыл. Но Чу Ваньнин умел себя накручивать, мучаясь из-за собственных мыслей ничуть не меньше своего ученика, и две палочки благовоний успели сгореть, пока он размышлял, как лучше исправить ситуацию. Тасянь Цзюнь, по-прежнему связанный, стоя на коленях, рассматривал всполохи огня в очаге, когда Чу Ваньнин собрался с духом вернуться. Тяньвэнь, подчинившись приказу, наконец разжала свои стальные объятья, и Мо Жань смог встать и расправить затёкшие конечности. Он наблюдал за приближающимся человеком, пока тот едва не уткнулся макушкой ему в подбородок и поднял глаза. Во взгляде учителя больше не было раздражения. — Прости, — Чу Ваньнин едва разлеплял губы, чтобы произнести слова, сохраняя абсолютно непроницаемое выражение лица. — Кажется, я слегка перегнул палку. Но тебе всё равно не стоит тащить домой всё, что тебе попытаются продать на улице. Заметив, что Чу Ваньнин больше не злится, Тасянь Цзюнь дерзко улыбнулся. Имела ли эта воспитательная акция хоть какое-то действие? Похоже, что нет. — Учитель, раз уж ты уничтожил мою книгу, я могу попросить кое-что взамен? «Хм, ну, это звучит справедливо», — подумал Чу Ваньнин. — Что именно? — Знания всё же не бывают бесполезны. Этот Достопочтенный вычитал из сборника одну весьма интересную практику и хочет тебе её предложить, — Тасянь Цзюнь приблизился, опалив жарким дыханием порозовевшее ухо, и что-то быстро зашептал. Рука прижала талию, не давая вырваться раньше времени, а когда монолог был окончен, мочки ушей отстранившегося Чу Ваньнина цветом едва не уступали киновари. — Нет, Мо Жань. Нет. Ужасное бесстыдство. Тебе следовало бы вымыть рот с мылом после своих слов, — Юйхэн величественно развернулся и вышел, вновь оставляя ученика в одиночестве. — Ваньнин. Чу Ваньнин не обернулся. Но плечи его чуть вздрогнули на голос, а колебания высокого хвоста при шаге открывали взору алеющие в смущении уши. Тасянь Цзюнь проводил его голодным предвкушающим взглядом, будто бы вовсе пропустил мимо ушей прозвучавший отказ.***
Чу Ваньнин вертелся на кровати, сбивая простыни в бесформенную кучу. Мысли против воли занимало непристойное предложение. Вообще-то в планах Юйхэна было заснуть пораньше, чтобы завтра утром увидеть Мо Жаня, в голову которого подобных затей обычно не закрадывалось, ну или, по крайней мере, он не говорил их вслух. Но услужливое воображение без конца рисовало воплощение постыдного плана в жизнь, отчего Чу Ваньнин в смущении закрывал лицо руками, хотя его сейчас никто и не видел, а низ живота предательски наливался тяжестью. Заснуть в таком положении оказалось непросто. Тасянь Цзюнь вошёл в комнату, и Чу Ваньнин, приоткрыв глаза, увидел в его руках поднос. На подносе одиноко красовался кувшин с тонким горлышком. — Я всё подготовил. — Мо Жань, мои слова для тебя пустой звук? Я ведь сказал, что не хочу этого, — Чу Ваньнин изо всех сил пытался сохранять бесстрастное выражение лица. Похоже, в этом умении он был действительно хорош, Тасянь Цзюнь будто столкнулся с ледяной стеной, изрядно подостудившей его пыл. Насиловать учителя он всё же больше не хотел. Разве только Мо Жань может добиться взаимности, чем Этот Достопочтенный уступает? — Совсем не хочешь? — Разве не понятно? — глаза феникса оставались столь же неприступны. — Ладно. Тогда просто выпей его. Это твоё любимое вино. Чу Ваньнин в изумлении уставился: он предлагает выпить после того, что изначально планировал делать с этим напитком? Юйхэн поднёс сосуд к носу — почувствовался знакомый персиковый аромат. Ведь он никогда после не смог бы взять в рот это вино. — Если бы попросил Мо Жань, — продолжил Тасянь Цзюнь, — ты бы не отказал. — Он бы не стал просить о таком. — Конечно, он даже в помыслах, по-твоему, лучше меня. Это невозможно было терпеть. — Принеси другое вино, — велел Чу Ваньнин. — Любое другое, только не это. — Зачем? Тебе ведь нравилось пить именно его. — Принеси другое вино и можешь делать с ним то, что ты хотел, — процедил сквозь зубы Чу Ваньнин. Это предложение заставило Тасянь Цзюня на мгновение распахнуть глаза в изумлении, однако он не стал больше ни о чём спрашивать, забрал кувшин из рук учителя и поспешно вышел. Чу Ваньнин задумался, жалел ли он о своих словах. С одной стороны, Мо Жаню — любому — он готов был позволить всё что угодно, с другой — даже мысли о предстоящем обжигали всю его сущность невыносимым стыдом. И совсем немного, хотя этого признавать и не хотелось, любопытством. Тасянь Цзюнь вернулся, как показалось, слишком уж быстро. Кувшин остался прежним — его форму, судя по всему, подбирали с определёнными целями, но вот, заглянув внутрь, можно было увидеть, что теперь его наполняло красное вино. Чу Ваньнин, сам того не ожидая от себя, выпил глоток. Виноградное, но чувствовался лёгкий привкус персика. Тасянь Цзюнь либо не вымыл сосуд, либо разбавил напиток каплей предыдущего. Чу Ваньнин уже почти жалел, что не выпил, когда ему предлагали — хоть он и не мог опьянеть, сейчас ему было бы легче. — Чего ты так трясёшься? Если не хочешь, я не буду ничего делать. Ох, эти двое определённо стоили друг друга, и, похоже, Тасянь Цзюнь начал осваивать технику Мо Жаня по манипуляции словами. Иногда эти речи, в которых от него требовалось давать разрешение и говорить о своих желаниях, были для Чу Ваньнина более невыполнимыми, чем простые и однозначные действия. Преодолев смущение, он придвинулся ближе и поцеловал сидящего на краю кровати Тасянь Цзюня в губы, а после, отстранившись на цунь, произнёс с нажимом: «Делай, что хочешь». Чу Ваньнин передвинулся, решительно отставил вино на пол возле кровати. — Что от меня теперь требуется? — было похоже, будто он воспринимал предстоящее, как некий экзамен, и вознамерился выполнить его наилучшим образом. Тасянь Цзюнь потянулся к краю ворота, плотно обхватывавшего подрагивавшею шею, но вместо того, чтобы сразу распахнуть, почему-то задержался, надавил двумя пальцами снизу, приподнимая чужой подбородок. Всем своим видом, короткими выдохами, Юйхэн, казалось, выражал сводящую с ума покорность. Белоснежные одежды слой за слоем полетели вниз, обнажая обтянутое бледной до полупрозрачности кожей тренированное тело заклинателя, но руки с подбородка Мо Жань не убрал. Напротив, обхватил крепче, подтягивая вверх, чтобы беззащитно выставленная напоказ шея стала ещё длиннее, провёл большим пальцем по губам. Кончик языка мелькнул на мгновение, оставил несмелый влажный след. По бесстрастному лицу Чу Ваньнина нельзя было и подумать, будто он только что совершил такую шалость. Однако самообладание его рассыпалось на куски, когда горячая рука добралась до штанов и бесцеремонно накрыла пах поверх ткани, обличая всю степень его возбуждения. Чу Ваньнин бесконтрольно дёрнулся вперёд, проехавшись зубами по ладони, удерживающей его голову. Мо Жань не стал больше задерживаться, закончил с остатками одежды. — Если бы ты не сжёг книгу, у меня бы сейчас была более подробная инструкция, иначе мне придётся полагаться только на свою память, — заявил Тасянь Цзюнь. — Ты хотел читать инструкцию в процессе? — Чу Ваньнин решительно не мог себе представить это занятие с книгой в руках. — Ты знаешь, что делать? — Я знаю, что делать, — тут же отрезал Тасянь Цзюнь без колебаний, будто кто-то сомневался в обширности его познаний. — Тебе нужно повернуться спиной. Хорошо, на самом деле, Чу Ваньнин вообще толком не представлял себе, что его ожидает. Мо Жань сказал, что доставит удовольствие с помощью вина, и Чу Ваньнин (о, боги!) понимал, куда должно пролиться это самое вино. Но вот какие могли быть последствия и как он вообще должен себя ощущать, он и понятия не имел. Может, в книжке и расписывалось, но разве смог бы он подобное читать? Оставалось лишь полностью довериться. Чу Ваньнин опустился на колени и уткнул голову в подушку. Он тут же почувствовал, как чужие руки властно раздвигают бёдра и скользят, испачканные в масле, по промежности. Тасянь Цзюнь дрожал всем телом в предвкушении, касаясь и разминая недолго и почти сразу же проталкивая скользкие пальцы внутрь. Он едва сдерживался от того, чтоб тут же, как только растянет достаточно, вставить свой член. И только застилавшая глаза картина о пьяном учителе, потерявшем всякий контроль от нестерпимого жжения и умолявшем его сделать хоть что-нибудь, удерживала и напоминала об их планах. Безусловно, Чу Фэй повезло, что книга не попала в руки Тасянь Цзюню в прошлой жизни, а подобные изыски никогда не приходили ему на ум. Ведь тогда Император не стал бы спрашивать позволения и не выпустил бы наложницу из покоев, не опробовав каждый из предложенных способов получения удовольствия. Сейчас Ваньнин ложился сам, без принуждений, по собственному желанию. И пусть его приходилось делить с Мо Жанем, так было приятнее. Нужно было больше прелюдий. Но у Тасянь Цзюня никогда не хватало на них терпения: он просто брал, и, как правило, его партнёр был обречён задыхаться от удовольствия. Мо Жань подготовил достаточно тщательно по его мнению, вызвав в процессе пару задушенных стонов, когда намеренно задевал пальцами бугорок простаты, и, наконец, отстранился, надавил грубо на поясницу, заставляя поднять бёдра ещё выше. Чу Ваньнин едва смог расслабиться достаточно и свыкнуться с манипуляциями, происходившими за его спиной, когда распиравшие пальцы внезапно исчезли и кожи взамен коснулся холодный металл. Крупная дрожь пробрала насквозь, нахлынувший новой волной стыд заставил ещё сильнее вжать голову в подушки. Чу Ваньнин чувствовал, как узкое горлышко медленно проскальзывает внутрь. На его спину надавили снова, заставляя прогнуться до предела. Как он выглядел сейчас, насколько развратна была эта картина, Чу Ваньнин даже представить себе боялся. Горлышко внутри чуть накренилось, а потом… Ощущение жидкости, заливающейся в него, не поддавалось никаким сравнениям, но этого было мало, потому как в следующий момент она опалила его ужасным жжением. О таком свойстве Чу Ваньнин и не подумал, но теперь думать было уже поздно. Наполненность сделалась невыносимой, Чу Ваньнину показалось, что он не сможет терпеть этой пытки и мгновение дольше. — Довольно! Довольно… — он приподнял голову, задохнувшись внезапным вдохом свежего воздуха. Тасянь Цзюнь послушно отстранился и заворожённо проводил взглядом две соскользнувшие на простынь одна за другой рубиновые капли. Едва его отпустили, Чу Ваньнин почувствовал, что ему стало в разы хуже. Когда он соглашался на эту безумную затею, он и представить себе не мог, что всё будет так… так… Что ему теперь делать?! Он даже рта не мог открыть, чтобы спросить Мо Жаня, потому как был уверен: стоит разжать стиснувшиеся до боли зубы, и остаткам его самообладания придёт конец. Все силы уходили на то, чтобы сдерживать жидкость, Чу Ваньнину казалось, что он чувствует, как та плещется внутри, обдавая нежные стенки невыносимым жаром. Долго он так не мог протянуть. Руки сжались, комкая простынь, ногти царапали собственную кожу. На какой-то момент Тасянь Цзюню показалось, что он потерял контроль над своим разумом: вид застывшего и сжавшегося, словно напряжённая струна, Чу Ваньнина с едва заметными красными разводами между ног был невыносимо прекрасен. Наконец вспомнив, что тот не мог себя сейчас чувствовать лучшим образом, Мо Жань подтянул к себе за талию ответившее лёгким сопротивлением тело и вошёл одним движением. — А-а-ах! — струна оборвалась, Чу Ваньнин выпустил наконец застрявший в горле крик. Давление извне с каждым толчком заставляло вино сильнее впитываться в стенки его прохода, что делало жжение ещё более нестерпимым. Размеренные ритмичные движения, липкое сладкое вино вперемешку с потом, стекавшее вдоль бёдер, непристойные влажные звуки, заполнившие окружающее пространство, — мир сузился до этих ощущений. Чу Ваньнин видел лишь звёзды, стоявшие перед зажмуренными глазами. Повело, он ощутил лёгкое головокружение. Опора ускользала из-под ног, казалось, лишь крепко сжимающие талию руки удерживают его на месте. Юйхэн не пьянел и от сотни чаш вина. Но поступавшему иным образом, вдобавок умело вдавливаемому мощным агрегатом с каждым толчком крепкому напитку даже его организм не мог противостоять. Жар прилил к щекам. Если бы Чу Ваньнин способен был сейчас о чём-то думать, он мог бы увериться, что на них играет румянец, — немыслимо! Его потянули назад и перевернули, не вынимая члена. Тасянь Цзюнь откинулся на спинку кровати: — Давай сам. Оказавшись без опоры, Чу Ваньнин, напрочь забыв о контроле собственного тела, просто под воздействием гравитации резко опустился вниз. Тут же показалось, что его разорвало на части, член проник ещё глубже. Тасянь Цзюнь глухо выдохнул. Чу Ваньнин не мог долго оставаться в таком положении — почти инстинктивно он начал двигаться, быстро, рвано, каждый раз стараясь задеть точку, прикосновение к которой давало наивысшее наслаждение. Чего-то не хватало — он и сам не мог понять, но настойчиво опускался вновь и вновь, теряясь на грани и пытаясь поймать ускользавшую долгожданную разрядку. Горячие сухие пальцы Мо Жаня обхватили прижавшийся к животу член. Одного уверенного движения хватило. Чу Ваньнин с громким криком опустился, приняв в себя плоть до основания, пальцы на ногах поджались, их животы запачкало семя. Тасянь Цзюнь оказался застигнут врасплох сжимающейся в судорогах обхватившей его глубиной. Сдержаться было невозможно — он кончил внутрь следом, после чего обмякшее и совершенно обессиленное тело Чу Ваньнина начало заваливаться назад. Пришлось уложить его на подушки — руки потянулись и обвили Мо Жаня за шею, Чу Ваньнин прильнул в поцелуе. Потрясающе! Чувствовать его вот так, распалённого. Его желание. Им было мало — обоим. Тасянь Цзюнь явственно ощущал чужое возбуждение, задевавшее его живот, — Чу Ваньнин так быстро вновь готов к продолжению. Невероятно! — Мо Жань… ещё… — Юйхэн шептал в губы, выгоняя последние остатки разума. Член скользнул в растянутое отверстие беспрепятственно. И снова — толчки, глубокие, сбитое дыхание на двоих, жжение внизу почти прошло, зато голова была непривычно лёгкой. И Чу Ваньнин смотрел, смотрел в опьянённые страстью глаза напротив, выгибался навстречу. «Нет!..» — услышал он удивлённо-раздражённое. А потом вдруг всё прекратилось.***
Мо Жань увидел себя в постели с Чу Ваньнином. Первой в голову стукнула неуправляемая ревность — даже зная прекрасно, что они части одной души, ни одна так и не могла принять другую. А потом он посмотрел вниз. И стало не до ревности. Красно-белая жидкость обильно вытекала из раскрытого отверстия его наставника. В мысли ударило страшное: «Кровь!» — Что он с тобой сделал?! — Почему ты остановился? Вопросы прозвучали одновременно. Мо Жань перевёл взгляд вверх. Обычно бледные щёки учителя окрасил несвойственный румянец. — Мо Жань? Это ты?.. Вы? Вы поменялись?.. — Чу Ваньнин не мог прийти в себя после прерванного столь внезапно соития, он всё ещё дрожал часто, а всё нутро настойчиво требовало продолжения. — У тебя кровь! Что он с тобой вытворял?! — Мо Жань жалел, что не может прямо сейчас убить свою альтернативную сущность. — Кровь?.. Нет! Это вино. — Вино?.. Чу Ваньнин почувствовал, как нахлынувший стыд вытесняет приятно опустошившее голову опьянение, пробормотал сквозь зубы: — Он предложил сделать это с вином. — Он не причинил тебе боли? — обеспокоенность в голосе Мо Жаня значительно снизилась. — Не было боли. Я сам согласился. После этих слов Чу Ваньнин отполз инстинктивно чуть назад, испытав вдруг острое желание прикрыться. Но прикрываться было решительно нечем — напротив, своими действиями он лишь ещё больше привлёк внимание Мо Жаня, чей взгляд сменился с испуганного на вожделевший. Мо Жань, перед чьими глазами развернулась необыкновенная картина, наконец заметил, как они оба были до предела возбуждены. Если красной жидкостью, как говорил Ваньнин, было вино, то что же с ним делали? Медленно доходило осознание. И этот румянец на его щеках — похоже… как будто… Ваньнин пьян?! Учителя можно напоить?.. И он сам на такое согласился! Зрелище сводило с ума. Как бы ни смущался Ваньнин, закусывая губу и отворачивая голову, тело выдавало его с потрохами: член по-прежнему стоял, периодически подрагивая, на вершине головки блестела выступившая капля смазки. — И тебе понравилось? — голос Мо Жаня на этот раз звучал хрипло, насквозь пропитанным возбуждением. Чу Ваньнин обвил его талию ногами, подтягивая ближе. — Мо Жань… Пожалуйста. Такой открытый, горячий! И вот наконец — двигаться, владеть. Мо Жань ощутил совсем лёгкое жжение, когда его плоть оказалась внутри, и только сейчас обратил внимание на витающие пары винного аромата. Чу Ваньнин задушенно стонал и подавался навстречу, вцепившись ногтями в его предплечья. Страх отступил — он в порядке, ему хорошо. Ваньнин! Как ты можешь быть таким красивым?! Невозможно тебя не хотеть, невозможно остановиться. В уголках глаз Чу Ваньнина заблестели слёзы, губы шевелились, казалось, в попытке что-то сказать. Мо Жань заметил, что двигается слишком быстро. Было совершенно очевидно, что соитие шло по второму кругу — Ваньнин устал! Ему может быть даже некомфортно. Но остановиться сейчас было чем-то нереальным, сродни тому, чтобы замереть в прыжке со скалы ровно на середине. В задыхавшемся шёпоте губ угадывались слова: «Помедленнее… прошу… я больше не выдержу…». — Хорошо, хорошо, — Мо Жань замедлился как мог, опустился всем своим весом на дрожавшее тело, зашептал ласково на ухо, сцеловывая влагу у глаз, — баобэй, всё, всё хорошо. Мо Жань вышел, решив позаботиться о своём возбуждении позже. Титанические усилия воли стоили спокойствия Ваньнина. Тот судорожно пытался отдышаться, всё ещё цеплялся за плечи. Вместо этого в голову пришла другая идея. Невесомыми поцелуями Мо Жань опускался ниже, медленно продвигаясь вдоль ключиц, по груди, обвёл языком напряжённые мышцы пресса, чуть прикусил зубами краешек пупка. Ниже, к дорожке волос, уделил непозволительно мало внимания члену, облизав лишь основание. Ниже, ещё ниже… Не глядя, подложил скомканное одеяло под поясницу, развёл руками бёдра ещё шире, чтобы облегчить доступ. Последние остатки опьянения покинули голову Чу Ваньнина, когда влажный язык коснулся края прохода. Сознание стало ясным, как никогда, он попытался отстраниться, однако чужие руки надёжно удержали в прежнем положении. — Прекрати! Там же сейчас грязно! — Но я тоже хочу напиться, Ваньнин, — на него посмотрели снизу, прямо в глаза. — Не бойся, ладно? Тебе же это нравится. Он не знал, кто мог больше смутить. Тасянь Цзюнь, который мог предложить такие вещи и не принимал отказа, или Мо Жань, который мог говорить мягко, словно с ребёнком, всегда бы его послушал, и при этом — что он сейчас творил. И самое ужасное, что он был прав. Чу Ваньнину нравилось. Мо Жань ощутил терпкий вкус семени — своего. Своего?.. Не время было сейчас об этом думать. И вино, виноградное. Хоть самой жидкости практически не осталось — она вся впиталась либо в стенки слизистой, либо в простыни — привкус алкоголя отчётливо ощущался. Он протолкнул язык глубже, отметив вызванный этим движением несдержанный стон Чу Ваньнина. Всё больше оставшейся внутри спермы вытекало под действием поступательных толчков. В какой-то момент Ваньнин уже не мог сдерживать свой голос — стоны стали громкими, частыми, ногти снова впились в его руку — на этот раз у запястья. Мо Жань подключил свои ладони, сопровождая ласки сзади поступательными движениями вдоль ствола. Так, как Ваньнину нравится больше всего — он знал, прекрасно знакомый с отзывчивым языком его тела — обвести головку пальцем по кругу и чуть надавить ногтём на уретру, а потом снова — вверх и вниз. Ещё несколько умелых движений языком, и Чу Ваньнин взвился и задрожал в очередном оргазме, изливаясь себе на живот. Мо Жань отстранился, демонстративно слизал розоватую каплю со своих губ, вытер простынёй испачканные участки кожи. После лёг рядом, потеревшись щекой о мягкие волосы. — Баобэй, тебе хорошо? Чу Ваньнин с трудом выплывал из послеоргазменной неги. Хотелось спать, завернувшись в тёплое кольцо рук Мо Жаня. Но бедра коснулось что-то горячее и точно не успокоившееся. Он вспомнил: Мо Жань ведь ещё не кончил. Чу Ваньнин просунул руку между их телами и нежно обхватил плоть. — Тебе необязательно, ты устал, — Мо Жань, однако, вопреки своим словам порывисто толкнулся в руку. Необязательно? Что ему делать дальше — провалиться под землю со стыда или просто бессовестно заснуть — Чу Ваньнин подумает после, а сейчас он был просто обязан удовлетворить Мо Жаня, иначе с его стороны это оказалось бы чересчур эгоистично. Он был готов делать это столько, сколько потребуется, и подключить свой рот, но вопреки его ожиданиям Мо Жань излился спустя всего несколько движений его руки. Неужели его ученик мог возбудиться так сильно, просто от того что ласкал его языком? Хорошо, долг был исполнен, теперь Чу Ваньнин мог смело проваливаться со стыда. Но получилось только свернуться сильнее и прижаться носом к чужому подбородку. Мо Жань перебрал прядь его волос между пальцами, коснулся едва-едва губами высокого лба. Чу Ваньнин чуть приподнял голову и быстро поцеловал в губы. — Не надо, — Мо Жань усмехнулся. — Грязно. В ответ упрямо чмокнули ещё раз, не раскрывая рта, после чего Чу Ваньнин вновь зарылся куда-то глубже, пытаясь спрятать голову на шее Мо Жаня. — Ваньнин? — М-м? — протянул сонный голос. — Не жалеешь? Что согласился с ним на это. Чу Ваньнин вновь отстранился, чтобы заглянуть в глаза. — Ни о чём не жалею. Это ведь ты. Каждый миг с тобой — ни об одном не жалею. Мо Жань потянулся за одеялом, чтобы накрыть их обоих. Строгий наставник Чу не говорит таких слов днём, только Ваньнин, только ночью, тихо, по секрету, чтобы никто больше не услышал. Но какая разница? Из-под одеяла донеслось сонное и немного капризное: — Хочу завтра выпить персиковое вино. — Хорошо.