Любопытство

Их мысли сливались в одну личность, когда это было необходимо. И оба считали это наивысшей степенью привязанности. Маска, который впервые позволил носителю управлять собою, и Доктор, который впервые позволил кому-то управлять своим безупречным разумом. Ровно как и чувства, все переживания одного — пронизывали другого. Им не нужны были слова и мысли, то было до невозможности стальной связью двух существ. И оба находили друг друга очень занятными. Сейчас, когда у одного есть возможность залесть в уголки сознания так глубоко, как это позволит ему другой, он намерен этим воспользоваться. Маска мог бы без всяких усилий подчинить себе тело носителя, но это было бы проявлением ужасного неуважения. " — Мой милый доктор, разрешите мне воспользоваться вашим телом» — говорит ехидный голос. — " Могу вас заверить, что я верну его в целости и сохранности!» Он не врал, и Доктор знал это. Он был уверен, что без труда бы подловил театрала на лжи, от чего без лишних раздумий согласился. Но комик уловил некоторое сомнение, что проскальзнуло где-то глубоко в сознании его друга. " — Я объяснюсь: с самого первого нашего дня на свободе, с той минуты, как мы стали предоставлены сами себе, меня мучил один вопрос. Если вы позволите мне удовлетворить любопытство, что так терзает мои душу и сознание, ах, я был бы невероятно благодарен!» И этого было достаточно. Кожанная накидка пропитана черной секрецией насквозь. Но ни носителя, ни маску такой расклад не беспокоит. Длинными пальцами он быстрым движением расстегивает пуговицы, так легко, как если бы это сделал сам хозяин тела. Она свисает с широких плеч Доктора, но руки тут же подхватывают ее, бережно складывают и убирают в сторону. " — Вы поразительно аккуратны, — произносит вслух Доктор. " Ничего не ответив, Маска стягивает капюшон, а вслед за ним и темную робу. Кожа Дока венозная, бледная. Кровь в венах давно застыла и почернела, она изящно и жутко украшала все его тело узорами смерти, пальцы, которыми Маска сейчас сжимал черные одежды, мертвецки-фиолетовые. От этого зрелища он чувствует неподдельный трепет и восторг. А Доктор, замечая резкий всплеск эмоций своего друга, начинает догадываться о его замыслах. Но он не высказывает никакого сопротивления. Это Маска посчитал разрешением продолжить. Он робко проводит рукой от ключицы до самого паха, почти неощутимо касается кончиками холодных пальцев. Прощупывает почву. Теперь и самому Доктору любопытно… " — Прежде, чем я продолжу, хотел бы выразить свое глубокое восхищение, мой дорогой… " От чего-то он не договорил, сорвавшись на громкий вздох. На сей раз он поднял обе руки, уже настойчиво гладил и сжимал столь желанное тело, там где ему хотелось. Ему никто не препятствует, Доктора полностью отдается в руки Маски, что еще сильнее распаляет его азарт. Он не снимает робу полностью, лишь поддевает край рукой и опускается еще ниже. И они оба синхронно вздрагивают, вспоминая о приятном человеческом тепле. Доктор уже позволил комику занять собою место самого главного, ценного и непоколибимого в его жизни, позволил нагло забрать его у, так нуждающегося в исцелении, мира. И Доктор, признаем честно, даже не возражал. Ощутив слабость в коленях, Маска опускает тело, упираясь свободной рукой о стену. Дав Доктору всего пару мгновений, он с большим рвением принимается ласкать их тело. С этих пор оно принадлежит им обоим. С этих пор он вновь изучит каждый сантиметр, каждый шрам и каждую вспухшую от гноя вену, он… " — У меня вероятно не получится вспомнить, когда в последний раз вы были столь возволнованны, " — подметил Доктор. " — Когда вы первый раз удостоили меня чести овладеть вашим телом…кажется, то было всего несколько столетий назад, " — руки вдруг поднимаются наверх. В ответ молчание, но Маска чувствует разочарование, чувствует нетерпение носителя. " — Вам нравится, мой прелестный друг? " — Тихо засмеялся комик, не ожидав такой реакции. " — Неужели, с годами вы не утратили способность наслаждаться моими прикосновениями? Простите, что вынудил вас ждать…» Одной рукой он трогает его торс, грудь, так резво и уверенно, словно с тех пор не прошло даже дня, и они всегда были чем-то одним. Второй позволяет себе то, чего не позволял себе Доктор. И пусть он чувствует тяжкий непростительный грех, за все те минуты удовольствия, Маска в ответ успокаивает — «Не Бог судья вам, мой милый Доктор!»