***
Лютиэн никогда не была той самодовольной кичливой особой, что круглосуточно зависает в местах увеселительного характера, растранжиривая деньги родителей на удовольствия сомнительного разряда. Напротив, ее куда больше волновали вопросы, связанные с благотворительностью, ведь будучи по натуре девушкой жалостливой, она не могла пройти мимо тех, кто нуждался в помощи. Особенно жалела она братьев наших меньших, а потому грандиозные планы Мелькора всегда болью отзывались в ее сердце, но она и подумать не могла, что тот, кого она привыкла считать врагом, пойдет ей навстречу. В целом оказавшись мужчиной интересным, пускай и не слишком сговорчивым в определенных областях, он демонстрировал умение не только слушать, но и слышать собеседника, был харизматичен и умен. Его пленительные черные очи весь ужин не давали Лютиэн покоя, напоминая бездну, от которой нельзя оторвать взгляд. Мужественный и импозантный, порой он напоминал изваяние, когда в разговоре изредка возникала пауза, и его взгляд устремлялся куда-то мимо собеседницы, и на губах играла горькая ухмылка. Они выходят из ресторана, и тут взор Лютиэн падает на уличного музыканта, что играл проникновенную мелодию на скрипке, опираясь плечом о фонарный столб. — Не хочешь потанцевать? — Вопрошает Мелькор и, не дожидаясь ответа, тянет девушку за собой, на середину бульвара, где его сильные руки обхватывают ее изящный стан, и они кружат в плавном ритме, не отрывая глаз друг от друга. — Тебе хорошо со мной? Лютиэн не может сдержать румянца на щеках и улыбается, едва заметно кивнув. Мелькор на это лишь широко улыбается и медленно, дабы не испугать девушку, склоняет голову к ее устам, впервые за долгое время ощущая азарт и волнение в крови, которого не испытывал уже очень давно. Невинное создание в его руках стыдливо прячет глаза, но при этом не возражает, когда горячие губы Мелькора касаются ее собственных, вначале аккуратно, но потом более напористо, пока наконец его язык не скользит меж ее уст, отчего девушка лишь крепче стискивает его плечи, прильнув к мужчине всем телом. Они с Береном целовались не единожды, но никогда поцелуй не вызывал в ней столь сильных эмоций, будто само пламя проникало внутрь, лаская и подчиняя своему порыву. — Поехали ко мне. — Я… я не могу… — Брось. — Язык Мелькора скользит по ее ушной раковине, гоняя по телу сотни мурашек, а руки нежно оглаживают спину, спускаясь чуть ниже, но не переходя в открытую границ. — Ты ведь хочешь этого, признайся. Сделай хоть раз в жизни то, чего жаждешь ты, а не кто-то другой. Черные глаза будто вторгаются в душу, и Лютиэн кивает, позволяя увлечь себя во мрак ночи.***
Финрод не может поверить собственным глазам. Его бьет крупной дрожью, а по лицу невольно текут слезы, но он не позволяет себе слабости и быстро возвращает над собой контроль, сквозь полуприкрытые глаза взирая на труп того, кого считал своим другом. — Как это произошло? Один из офицеров принимается рассказывать, как сработала сигнализация в офисе, как сотрудники полиции нашли тело Берена с перегрызанной глоткой в личном кабинете Мелькора, а сейф был открыт и некоторые бумаги валялись на полу. — Видимо, он чем-то ударил этого пса, — офицер кивает на мечущегося в клетке огромного зверя, на которого уже перестало действовать снотворное и он рвался наружу, агрессивно скаля зубы. — У него и на статуэтке на полу кровь. Явно не вора. Но разве такую громадину надолго свалишь? — Чей он? — Охранники сказали, что Мелькора. Он взял его с улицы, но почему-то оставил жить в офисе. — Чтобы тот стерег что-то важное. — Финрод наконец отрывает взгляд от мертвого Берена, задумчиво закусив нижнюю губу. — Выяснили, что хотела украсть вор? — Да. В его руке были зажаты кое-какие бумаги, но мы папку пока не вскрывали. — Дайте ее мне. Финрод садится на тротуар и складывает руки на коленях. Если бы он пошел с ним, все было бы по-другому… Офицер приносит папку почти сразу же, и отчего-то дурное предчувствие червем копошится в душе Финрода. — Твою мать. — Бросает он, рывком поднимаясь на ноги. — Не может быть…***
Загородный дом Мелькора, расположенный на берегу озера с прекрасным видом на густой хвойный лес, вопреки ожиданиям Лютиэн, больше походил на дворец некого знатного лорда, нежели на нагромождение каменных плит, как о том рассказывал отец девушки. Обнесенный высокой оградой, он казался неприступным и мрачным, скрытый окружающим обширным садом с множеством тенистых аллей и кустарников, но при лунном свете, столь удачно освещающим дорогу к дому и его с шиком отделанный фасад, данное великолепие произвело на гостью ошеломлющий эффект. С террасы можно было наблюдать чарующий вид на спокойное озеро и кажущиеся совсем маленькими крыши стоящих на том берегу особняков, но Лютиэн предпочла вначале побродить по самому саду, с нетерпением рассматривая каждый закоулок под непрерывным наблюдением хозяина дома. Мелькор не торопил, не склонял к чему-то большему, состроив полную покорность чужому желанию, когда девушка, чьи губы он терзал в машине страстными поцелуями, решила вдруг осмотреться, и он следовал за ней, развлекая незатейливой беседой или просто насвистывая под нос незамысловатую мелодию. Щеки Лютиэн горели каждый раз, как она смотрела на него, этого сильного и гордого мужчину, что обжигал полным желания и ненасытности взглядом, и мысли ее находились в таком беспорядке, что приходилось всеми силами держать себя в руках, чтобы не впасть в какую-нибудь крайность. Хотелось бежать, ведь ее ждал тот, кому она почти отдала свою руку, надеясь на благосклонность отца, но все ее женское существо протестовало против такого решения, ведь никогда еще девушке не доводилось испытывать таких чувств, когда кровь бешено бежит по венам, стучит в висках, а кожа горит от одного только прикосновения крепких рук, что захватывают в кольцо и прижимают сильно-сильно, так, что забываешь как дышать. Лютиэн думает о Берене, о его внезапном появлении в ее жизни, о том, как вольно вел он себя в доме Тингола, когда пришел впервые знакомиться с ее родителями еще просто как друг, и отчего-то мысли эти оставили неприятный осадок в юном сердце, словно там поселились сомнения. — Твои мысли сейчас далеко, я знаю это. — Девушка вздрагивает, когда ей на плечи опускаются тяжелые ладони и притягивают к разгоряченному телу, в котором будто вместо крови текла раскаленная лава. — Я чувствую твое смятение и готов помочь. Голос Мелькора такой теплый, такой успокаивающий. Лютиэн совершенно размякает, откидывая голову ему на плечо, и тотчас ее ухо опаляет чужое теплое дыхание, посылающее по телу волну мурашек. — И чем же ты можешь мне помочь? — Я могу дать тебе все, что пожелаешь. Проси, и я сделаю это. Для тебя. — Мелькор слегка прикусывает мочку девичьего уха, пуская руки вольно гулять по стройному стану, медленно опускаясь сначала до узких запястий, а потом к бедрам и снова выше, отчего из уст девушки послышался сдавленный стон. — Чего ты хочешь? Лютиэн поворачивается в сильных мужских руках, и ее взгляд буквально тонет в черных, подобно бездне, глазах. Она растеряна, ее нутро наполнено неконтролируемым жаром, который ничто не в силах унять, и тогда, повинуясь инстинкту, девушка делает то, на что казалось ей прежде она никогда бы не пошла. Она сама целует Мелькора, обвив руками его шею, льнет к нему всем трепещущим тело, отчего тот окончательно срывает с себя маску скромности и хотя бы какого-то приличия, распаленный своей и чужой страстью. Он подхватывает ее под ягодицы, не разрывая дикого и ненасытного поцелуя, и несет ее в дом, откуда его сладкоголосой птичке уж точно не сбежать против его воли. Он всегда получает то, что хочет. И она не стала исключением…