***
Если при выходе из дома настроение Егора уже оставляло желать лучшего, то на въезде на парковку университета оно испортилось окончательно. Добрых двадцать минут он кружил между машин различной ценовой категории, выискивая место, и к моменту как нашёл, оказался страшно зол. Сидящий рядом Толя чутко чувствовал его настрой, и он даже не шелохнулся, как только машина остановилась – помнил о правилах. Он вздрогнул, когда Егор медленно щёлкнул ремнём безопасности и повернулся к нему, но вслух ничего не сказал. Пальцы стиснули брюки, безжалостно сминая тонкую ткань, и по ним тут же прилетел звонкий шлепок ладонью. Шумный вздох стал единственной реакцией на неожиданное наказание. — Стоило, наверное, тебе пальцы не порезать, а сломать… – стальные нотки уверенности в голосе напугали Борисова до чёртиков. – Походил бы с гипсом месяц, глядишь, твоя дурная привычка ковырять всё руками пропала бы. Не смея поднять на него глаз, юноша вперился в свои колени, нутром ощущая, что это не конец. За последний месяц он уже более-менее наловчился понимать, когда Егор просто ворчит, а когда его слова представляют собой реальную угрозу, которая рискует быть воплощённой в жизнь. — Слушай и запоминай, – начал Егор и вдруг резко схватил его за подбородок, стискивая пальцами и разворачивая к себе: — На меня смотри! Во внезапной тишине, последовавшей за этой фразой, было отчётливо слышно биение сердца, которое перекачивало кровь в усиленном режиме. Щеки Толи горели огнём, но он не мог шевельнуться не от привычного ему страха. Чёрные глаза поглощали не только свет, но способность юноши двигаться. Лихорадочный блеск подчёркивал то, что Толя заметил сразу, но осознал с задержкой: привычной, тёмной радужки, глубокого чёрного, слегка отсвечивающей бархатистым-коричневым на свету, было совсем не видно за огромными зрачками. Шокированный увиденным, Толя замер, едва дыша от напряжения – он точно знал, что именно происходит. — Если я с тобой разговариваю – значит смотри на меня, – Толя кивнул, но, кажется, Егора это не особо устроило, и он скривил рот. Все ещё удерживая его, парень покрутил лицо в стороны, рассматривая с внезапным интересом: — Какой-то ты сегодня странный… Его тяжёлый взгляд стал настолько пугающим, что Толя до боли прикусил губу изнутри, борясь с безудержным желанием отвести глаза в сторону. Но ослушаться приказа Ерушина, тем более сразу после того, как тот его отдал – это точно не лучшая идея, а когда он в таком состоянии – и вовсе смертный приговор. Ему ведь ничего не стоит приложить хорошенькое юношеское лицо о приборную доску, а потом ещё заставить руками стирать с неё кровь. Хорошо, если руками… — Ладно, допустим, – Ерушин моргнул, и взгляд стал чуть более живым, но всё таким же пугающе-потерянным. Но Толя прекрасно понимал, что в данный момент любая мелочь может вывести Егора из себя. Если до этого ему казалось, что он испытывает страх, то теперь он осознал, что это были лишь мелочи, так – лёгкий дискомфорт. Вот сейчас было по-настоящему боязно. А Егор словно и не замечал ничего. Он выглядел поразительно отрешённым, что совсем не вязалось с его привычным обликом. Юноша мельком подумал, что в таком состоянии он не сможет вести лекцию, ведь он, кажется, даже не способен чётко выражать собственные мысли. Так же быстро, как и схватил его, Ерушин выпустил лицо Толи из рук, скользнув кончиками пальцев по подбородку, и откинулся назад на спинку кресла, прикрыв глаза. Он сдавил пальцами переносицу и зажмурился, заговорив с Толей неожиданно спокойным тоном: — Я взял тебя с собой, потому что тебе будет полезно послушать, да и лекция открытая и прийти на неё может любой желающий. Но это не значит, что тебе можно вести себя так, словно ты пришёл по своему желанию. Сидишь и молча слушаешь, понятно? Борисов утвердительно кивнул и тут же сообразил, что Егор не видит его, поэтому выразил своё согласие ещё и устно, кратким «да». — Не думаю, что могут возникнуть какие-то проблемы, но на всякий случай постарайся ни во что не вмешиваться, ни с кем не разговаривать и не теряйся. Ты должен всегда быть в поле моего зрения. Ясно? — Я всё понял, – тихо подтвердил юноша, не понимая, чем сегодняшние наставления отличаются от обычных «ни с кем не разговаривай, будь всегда рядом». Но, вероятно, Ерушин решил повторить свои требования к его поведению ещё раз, а значит остаётся только согласиться, дабы не нервировать его ещё сильнее. — Отлично, тогда пошли. Он отвёл руку от лица и мельком взглянул на Толю перед тем, как отвернуться к двери. Юноше показалось, что помимо общего изнуренного вида он заметил ещё и изрядно покрасневшие глаза, но возможности разглядеть их ему не предоставилось, так как Ерушин моментально покинул салон и недовольно взирал на него через тонированное лобовое стекло. Провозившись несколько мгновений с ремнём безопасности, Толя выскочил наружу и едва ли не бегом бросился к Егору. Как ни странно, тот никак не прокомментировал заминку, а лишь буркнул «пойдём!», и не глядя на него, направился в сторону главного корпуса. Когда они приблизились к университету, Борисов пожалел, что не может взять Егора за руку – ему хотелось смотреть по сторонам, а не бежать вслед за парнем, который точно знал куда идти и не особо интересовался окружающим его видом. А посмотреть было на что – само здание представляло собой достаточно старую постройку, эдакий особняк, изящный четырёхэтажный дом с широкими окнами, украшенный колоннами и обильной лепниной. Но даже с учётом мощного декора он не казался «перегруженным», как например, дом Андре, а наоборот, сохранял приятную глазу лёгкость. — Это главный корпус, – заметив его интерес, прояснил Егор. – Подарок одного чиновника своему возлюбленному, – он усмехнулся, пряча улыбку. – По мне, так редкостная глупость, но люди в принципе глупы. В любом случае, после войны он отошёл в распоряжение города и был передан университету в пользование. На этом краткий экскурс закончился и, сунув руки в карманы брюк, откидывая назад расстёгнутое пальто, Егор широким шагом пошёл по дорожке между раскинутыми перед зданием клумбами с остатками былой роскоши в виде пожухлых стеблей цветов. Едва поспевая за ним, Толя терял возможность как следует разглядеть стоящие на пересечении дорожек статуи и небольшой фонтан в центре, но рассчитывал сделать это на обратном пути. Поднявшись по широким ступеням, они пошли внутрь через двойные двери и, миновав охрану, оказались в холле университета. Вот здесь-то юноша и почувствовал себя «не в своей тарелке» – вокруг сновали студенты разного возраста в огромном количестве, собираясь то небольшими группами, то шествуя в гордом одиночестве. Поток голосов смешивался в единый гул, из которого вычленить отдельные слова не представлялось возможным. Не прошло и нескольких секунд, как рука Толи рефлекторно потянулась в сторону Егора, но он одёрнул её быстрее, чем тот заметил. В это время, не обращая внимания на Борисова, Егор осматривался по сторонам и легонько хмурился, пытаясь вспомнить расположение аудиторий и понять, куда им следует идти дальше. Он сдался буквально через минуту и, бросив Толе, чтобы тот никуда не уходил и ждал его здесь, подошёл к ближайшей группке студентов, притихшей при его приближении. Вежливо улыбнувшись, Ерушин задал им какой-то вопрос, на что слегка расслабившиеся подростки тотчас же с готовностью закивали, указывая рукой в сторону боковой лестницы. Даже с такого расстояния Толя мог заметить, что Егор, в несвойственной ему манере рассыпался в благодарностях за пустяковую помощь. Он обернулся и, столкнувшись взглядом с ожидающим его юношей, дёрнул головой в сторону нужного направления, и Толя нехотя потащился за ним, слегка вжимая голову в плечи, мечтая раствориться в воздухе и стать невидимым для окружающих. Едва поспевая за Егором на лестнице, он оказался в относительно пустом коридоре на третьем этаже, но не успел он толком порадоваться, как Ерушин неожиданно остановился посреди коридора и, не оборачиваясь, процедил: — Иди вперед, дверь в конце коридора. Толе даже не требовалось спрашивать «зачем?», он и так знал, что Егор старается максимально отстраниться от него на людях и сделать вид, что они не знакомы, при этом не отпуская его далеко от себя. Без лишних слов парень просочился мимо и, старательно игнорируя тех немногих, кто присутствовал в коридоре, двинулся к закрытым дверям, молясь про себя, чтобы людей там собралось немного. Едва схватившись за ручку и потянув старинную тяжелую дверь на себя, Толя понял, что ошибся. Внутри большой аудитории, амфитеатром поднимающейся вверх, собралось порядка сотни людей, и когда он вошёл, то, разумеется, каждый из них счёл своим долгом посмотреть на юношу. И не важно, что большинство просто скользнули по нему взглядом, дабы убедиться, что это не их сегодняшний лектор, Толя всё равно мгновенно почувствовал подступающий приступ паники. А оглядевшись, он ещё и заметил отсутствие свободных мест – видимо, желающих послушать Егора было слишком много. Когда юноша был готов пойти наперекор воле Егора и уже попятился назад, к двери, неожиданно девушка на верхнем ряду поднялась и помахала ему рукой. Прищурив слабые глаза, которые не спасали даже толстые линзы очков, Толя посмотрел на неё, но так и не разглядел лица. Быстро бросив взгляд за плечо, он убедился, что этот жест был точно обращён к нему. Пожав плечами, он, по-прежнему ничего не понимая, двинулся вдоль рядов, поднимаясь по ступенькам. Всё равно пришлось бы куда-то присесть – Ерушин бы убил его, если б Толя покинул аудиторию под предлогом того, что ему некомфортно в окружении большого количества незнакомых людей. И, хоть он и был уверен, что девушка явно обозналась, тем не менее, решил пойти к ней. Поднявшись наверх, Толя наконец-то понял, кто его позвал – это та самая девушка, которая толкнула его на аукционе, когда он разбил бокал и мысленно простился с жизнью. Нахмурив брови, юноша попытался быстро вспомнить, как её зовут. К счастью, девушка сама поспешила напомнить ему: — Привет, – улыбнулась она, пододвигаясь левее, уступая ему место. – Помнишь меня? Я Виктория, мы с тобой познакомились на аукционе. — Девушка, бокал, – кивнул Толя, неуверенно растянув губы – он всё ещё не понимал, можно ли ему с ней говорить. Вроде бы Егор не разрешал, но, с другой стороны, если он будет молчать, то это будет выглядеть странно и возможно не понравится его хозяину ещё больше. Девушка заливисто рассмеялась и хлопнула присевшего юношу по бедру, от чего тот едва заметно вздрогнул. Кажется, такое Егор точно не одобрит… Как и то, что Виктория незаметно придвинулась ближе, обдав его запахом сладких духов, от которого у Толи моментально закружилась голова. Решив, не поддаваться, он перевел тему: — Я не знал, что ты учишься здесь… На самом деле, это была самая глупая реплика, сказанная им когда-либо, потому что про девушку он не знал ничего, кроме её имени и имени её отца, а также того, что она знакома с Егором и, по всей видимости, не особо его любит. Хотя, как Толя уже успел заметить, Егора вообще мало кто любит, и он платит всем той же монетой, испытывая истинные чувства только к деньгам и картинам. Но обычно люди скрывали свою неприязнь к Ерушину, а тут же наоборот – Виктория как будто только это и норовила продемонстрировать. Толя не совсем понимал, почему она так себя ведёт, но им с Егором виднее. — Да, я тут учусь, – недовольно скривив носик, ответила девушка. – Папина идея – он считает, что рисование и музыка – это девчачье дело и поэтому настоял, чтобы я поступила сюда. А мне, в общем-то, было всё равно. Борисов подумал о том, что, наверное, Егору не стоит знать о том, что он посвятил всю жизнь «девчачьему делу». Хотя… Раз он общается с её отцом, то, скорее всего, слышал это уже не раз. — А Егор тоже здесь же учился? – неуверенно произнёс он, пытаясь уложить в голове это неожиданное совпадение. Услышав имя Егора, Виктория, ожидаемо, громко фыркнула: — Да, этот тоже здесь учился, один из лучших, – откашлявшись, она продолжила сдавленным голосом, имитируя кого-то из преподавателей: — «Выдающийся воспитанник нашего университета, вам нужно равняться на него», бла-бла-бла, постоянно его припоминают, к месту и не к месту. Тут не так много успешных выпускников, а он, к сожалению, достаточно известен в узких кругах. Их диалог прервал Егор, размашистым шагом вошедший в аудиторию. При его появлении все голоса молниеносно стихли, и студенты с любопытством уставились на относительно молодого, но уже известного им парня. Толя подумал, что, если бы такое количество людей смотрело на него одновременно, у него скорей всего остановилось бы сердце. А Ерушин, казалось, вовсе не замечает того, что стал центром всеобщего внимания, наоборот, он лучезарно улыбнулся и поприветствовал всех собравшихся, пошутив про то, что никого получше найти не удалось, поэтому позвали его. Напряжение в помещении снизилось на несколько градусов, и Толя слегка расслабился – похоже, Егор держал себя в руках, несмотря на своё неадекватное состояние, разве что вёл себя чуть более несдержанно, чем обычно. Он много шутил и смеялся, перебрасывался саркастичными, но беззлобными высказываниями с преподавателем, пригласившим его – тот сидел на первом ряду и с удовольствием отвечал парню в тон на каждый выпад. Рассказывал, как тяжело, но интересно работать оценщиком, как много это отнимает сил и времени, поскольку требуется всегда быть в курсе последних событий в сфере, и работа постепенно становится образом жизни, выталкивая все сторонние интересы. Слушая его, Толя невольно задумался. Что, возможно, поэтому у Егора нет ни друзей, ни личной жизни – он, по сути, всё время посвящал работе, даже в свободное он предпочитал читать какие-нибудь книги или смотреть выставки онлайн, слушать чьи-либо интервью. Даже появление его в жизни Ерушина практически никак не нарушило установленный порядок – Егор просто не замечал его большую часть времени. Несмотря на то, что Егор совсем не готовился, его речь лилась на удивление плавно и воздействовала на Толю привычным образом – он начинал засыпать. От бесконечного потока непонятных слов, незнакомых имён и мест клонило в сон лучше, чем от любого снотворного. Парень порадовался, что сидит высоко и Егор не видит, как тот «клюёт носом». Вот только Виктории наскучило слушать Ерушина буквально через десять минут, и она вновь развернулся к Толе, игнорируя говорящего парня несколькими рядами ниже. — А ты, я так понимаю, вообще не разбираешься в искусстве, но при этом изображаешь помощника Егора? – насмешливо спросила девушка. — Да, – кивнул Толя. – Я и сам этому не рад, но приходится слушать. — Как вообще так получилось? — Случайно, – юноша пожал плечами, не желая вдаваться в подробности, будучи не уверенным, что может рассказывать что-либо Виктории. – А я думал, что тебе интересно всё это, – он обвёл рукой помещение. — Да мне и не особо интересно, но родителям важно, чтобы у меня было образование, а мне без разницы, где учиться. Спасибо хотя бы, что папа не сильно настаивал на специализации, и я смогла выбрать историю искусств. Там хотя бы не нужно так много рисовать. Ненавижу рисовать! – она стиснула кулаки, подчеркивая тем самым свою нелюбовь к тяжкому труду художников. — Но тебе всё равно приходится? — Да, – она тяжко вздохнула. – Но намного меньше, чем на других специальностях. Мы больше теоретики, не практики. — И чтобы поступить сюда, нужно обязательно уметь рисовать? – поинтересовался Толя. — Конечно, это одно из основных вступительных испытаний – творческий конкурс. Толя задумчиво глянул на Егора, расхаживающего вдоль стола перед аудиторией. Он подумал о том, что никогда не видел, как тот рисует, да даже просто рисунков его не видал. Дома у Ерушина имелось несколько картин на стенах, но это были купленные или подаренные ему работы разных художников, не его. Юноша с интересом посмотрел на его руки, которыми Егор, активно жестикулируя, рассказывал что-то, чего Толя даже не слышал. Он бы и дальше наблюдал за ним, если бы Виктория вновь не вернула его с небес на землю и не продолжила засыпать сотней вопросов, на которые Толя не мог ответить. Постепенно внимание студентов рассеивалось – будничный тон, которым Ерушин рассказывал им тонкости работы оценщиком, воздействовал не только на Борисова. Редкие тихие перешептывания постепенно усилились, и вот уже в аудитории аккомпанементом к голосу Егора зазвучал привычный шум десятков голосов. Егору это решительно не понравилось – он не привык выступать перед людьми, незаинтересованными в его рассказе, однако пытался себя всячески убедить, что это всего лишь дети и если они даже на треть такие же бестолковые, как Толя, то злиться на них нет никакого смысла, они не специально его раздражают. Специально его раздражает только Борисов, но он в принципе особенный. Поэтому, старательно игнорируя отсутствие внимания к его словам, парень продолжал, чувствуя, как постепенно сдаются связки и голос начинает неприятно «плавать». Еще пару минут – и он вообще не сможет говорить. И, не дожидаясь этого момента, Егор повернулся и приблизился к столу. Он подхватил бутылку воды, и, придирчиво осмотрев её на предмет целостности и убедившись, что из неё до него никто не пил, Егор открыл и отхлебнул прямо из горлышка, не доверяя чистоте стоящего рядом бокала. Теплая вода прокатилась по горлу, принося с собой небольшое облегчение, как физическое, из-за прямого воздействия, так и моральное – из-за возможности сделать хоть небольшую паузу. Позволив себе постоять несколько мгновений, парень все же нехотя вернулся к своим обязанностям и обернулся к студентам. Он лениво перевернул листы, в которые даже особо не смотрел, и едва было вновь продолжил своё повествование, как практически сразу его прервал на полуслове какой-то парень. — Вы сказали, что тоже здесь учились? – раздался вопрос из зала. Ерушин поморщился – он терпеть не мог, когда его перебивают. — Да, – подтвердил Егор, надеясь, что вопросы закончатся. Но не тут-то было – их стало лишь больше. — А почему Вы не стали историком? А как пришли к оценке? А Вы оцениваете всё? Или что-то конкретное? Где Вы находите клиентов? Сколько зарабатываете?.. Остановившись на полпути к трибуне, Егор на мгновение задумался, а затем отложил листы бумаги с набросанным по пути в университет планом лекции. Что ж… Если никто не желает слушать его заунывную речь, то так даже лучше. Улыбнувшись так, что несколько девушек в первых рядах зарделись румянцем, он обернулся и развёл руками. — Хорошо, я уже понял, что это, – он тряхнул бумагами, сжатыми в руке. – Вам не особо интересно. Хотите просто поговорить и поспрашивать? Я не против. Неторопливой походкой Егор прошёл обратно к столу, эффектно бросив стопку листов на стол. Откинув полы пиджака, он присел на край стола лицом к аудитории, обвёл взглядом присутствующих слушателей и вкрадчиво заговорил: — Задавайте свои вопросы, только не все разом. Просить было бессмысленно – аудитория потонула в общем гвалте голосов, наперебой спрашивающим парня обо всём подряд. Егор рассмеялся – это было забавнее, чем он думал: хоть шум в целом и раздражал немного, но такое внимание к его персоне льстило самолюбию. Он перевёл глаза на верхние трибуны, скользнув взглядом по Толе – тот сидел в пол-оборота и увлечённо беседовал с Викторией, которая, в свою очередь, опустила ладонь на его руку и водила по ней тонкими пальчиками. От этого зрелища у Ерушина свело челюсти – какого чёрта мальчишка себе позволяет? Решил друзьями обзавестись? А может, уже и не друзьями? — Давайте по одному, – замахал рукой Егор, не отрывая тяжелого взгляда от юноши. Глупые вопросы вперемешку с редкими, но интересными, полились рекой. Его спрашивали о том, как он пришёл к оценке, с чего начинал, как часто появляется работа и сколько времени отнимает. Всё это было скучно, и парень лениво отвечал, постоянно возвращаясь взглядом к Толе и Виктории, которые ворковали, как голубки, не обращая внимания ни на кого. Он уже всерьёз задумывался, не встрять ли ему в их милую беседу, но всё не решался. — А можете ли рассказать какой-нибудь интересный случай из Вашей работы? – спросил юноша, отдаленно похожий на Толю, такой же щуплый и в очках. Он сидел перед Борисовым, и тот невольно отреагировал на его реплику и повернулся к Егору. Глаза Ерушина сверкнули недобрым огнём, и щеки юноши мгновенно вспыхнули от осознания того, что он успел чем-то разозлить Егора. Моментально поникнув, он слегка отвернулся от девушки, и та в недоумении посмотрела на него. — Интересных случаев за всю мою практику и не сосчитать, – с готовностью ответил Ерушин. – Но, наверное, самый занятный – как я выторговал картину у пьяного поляка после трёх часов покера и нескольких бутылок вина. Он даже и не понял, что за копейки отдал безумно дорогое полотно. Хотя, думаю, он не слишком расстроился, ведь тех денег, что я ему дал, хватит на годовой запас того дешёвого портвейна, что он пил. В это время, пока он изобиловал красочными подробностями вечера четырехлетней давности, Виктория соблаговолила повернуть своё хорошенькое кукольное личико к нему и пристально наблюдала за Егором. Она перехватила его взгляд, устремлённый отнюдь не к парню, задавшему вопрос, а к мальчишке, сидящему за ним, и, видимо, связала резкую смену настроения Толи с суровым взором Егора. Ухмылка, появившаяся на её лице, не сулила ничего хорошего. И действительно – стоило Ерушину ответить на вопрос, как она вскинула руку и, не дожидаясь его разрешения, громким голосом мгновенно перекрыла шум в аудитории. — Вы женаты? – нагло спросила Виктория. Потемневшие глаза Егора не предвещали ничего хорошего – она прекрасно знает, что нет. Он открыл было рот, чтобы заявить, что к его работе это не относится, но передумал: хочет сыграть с ним в игру? Легко. — Нет, я не женат, – ответил парень, и лёгкая улыбка заиграла на его губах. Как и следовало ожидать, женская часть аудитории многозначительно переглянулась, что лишь больше позабавило Ерушина. — Ну, может, у Вас хотя бы есть спутница? – допытывалась Виктория. — Нет, таковой у меня тоже нет. Казалось, они разговаривают вдвоём и совсем не замечают сотню людей, наблюдающих за этим представлением. Зато Толя был явно не рад перфомансу – он ссутулился, стараясь стать максимально незаметным и переводя неуверенный взгляд с Егора на Викторию, словно предчувствуя какой-то подвох. Не удивительно, что он опасался – то состояние, в котором Егор пришёл сюда и то, что он обычно в итоге срывался на нём. Но Виктория даже не замечала его реакции, она продолжала гнуть свою линию: — Скажите, а правда, что в кругах художников много мужчин нетрадиционной сексуальной ориентации? — Это так, – кивнул головой Егор, прекрасно понимая, куда она клонит. Его плечи невольно напряглись – неужели она что-то заметила, пока болтала с мальчишкой? Но даже если и да, то не могла же она связать это с ним? Или могла? — А у Вас подобного интереса не возникало? – с насмешкой спросила девушка. – Ну знаете… Когда работаешь с такими людьми, волей-неволей начинаешь задумываться, прислушиваться к себе… — Нет, не возникало, – с невозмутимым лицом ответил Егор. – Это вопрос не интереса и выбора, а врожденного влечения к собственному полу. Так что нет, ко мне это не имеет никакого отношения, раз уж Вам, юная леди, столь интересны такие подробности. Повисшая в аудитории тишина крайне остро ощущалась на фоне шума, звучавшего несколькими минутами ранее. — Давайте тогда встречный вопрос, – холодно произнёс Егор, улыбнувшись уголком губ. Девушка выжидающе посмотрела на него. Оттолкнувшись от стола, парень прошёл вперёд и обвёл рукой аудиторию: — Поскольку Вы сами сказали, что большая часть людей из культурной сферы – это представители сообщества, то какое, по-Вашему, количество людей из общего числа ваших одногруппников относится к ним в открытую, а какое скрывает свои предпочтения? – ожидаемо – ответа не последовало. Но Егор на него и не рассчитывал, хотя после его заявления не трудно было пересчитать тех, о ком он говорил по пальцам, ибо лица некоторых парней и девушек красноречивее всяких слов говорили о том, что они подумали про себя. Решив не акцентировать на этом своё внимание, Егор продолжил: — Как показывает опыт общения, в творческих кругах действительно большое количество людей имеет вкусы, отличные от Ваших. Как Вы думаете, насколько далеко Вы продвинетесь в профессиональном плане, если будете с подобными смешками комментировать чужую личную жизнь? Тишина, повисшая после его слов, недвусмысленно говорила о том, что желание продолжать с ним сомнительную дискуссию у девушки пропало начисто. Сидящий рядом с ней Толя выглядел крайне жалко – кажется, ему подобный перфоманс пришёлся не по душе. Неудивительно – он всегда опасался, когда Егор чрезмерно раздражается. Бросив взгляд на часы, Ерушин вновь поднял глаза и окинул взглядом присутствующих. — Я думаю, мне хватит времени ответить ещё на парочку вопросов, если таковые имеются. Но желающих спросить что-то у него не нашлось – кажется, не один Толя заметил, что Егор остался, мягко говоря, не в восторге от неуместных и бестактных вопросов девушки. Юноша так и не понимал, почему Виктория столь сильно недолюбливает Егора и не то, что не пытается скрыть этого, а, наоборот, стремится показать максимально. Наверное, если бы они были знакомы чуть дольше и у них было бы больше времени, он бы поинтересовался об этом у неё, но сегодня такой шанс ему не предоставился. Так как вопросы у студентов закончились, а Егор явно не рвался продолжить рассказывать что-либо, он сухо поблагодарил всех за внимание и закончил своё мучительное испытание в качестве приглашённого лектора. Обернувшись к столу, он неторопливо собирал документы, стараясь не слишком спешить, дабы не сталкиваться с покидающими аудиторию студентами – мало ли кто захочет уточнить что-либо у него лично, а Ерушину хотелось этого избежать. Подошедший со спины профессор Филипп вежливо кашлянул, привлекая к себе внимание, и Егор был рад ему как никогда – теперь к нему точно никто не подойдет, так как вряд ли у кого-то возникнет желание потревожить профессора, разговаривающего с гостем. Ерушин уже был готов услышать ряд комментариев по поводу своей некомпетентности и того, как плохо у него получается выстраивать взаимодействие с аудиторией, но профессор вполне искренне поблагодарил его за потраченное время, а также извинился за все возникшие неудобства. О каких конкретно «неудобствах» шла речь – уточнять не потребовалось, этот формальный язык Егор знал даже слишком хорошо, чтобы понять, что именно он имел в виду – бестактные вопросы и не лучшее поведение студентов. Заверив его, что он остался доволен полученным опытом, Егор вовремя прикусил язык, чтобы не вырвалось «зовите ещё». Когда Филипп, наконец-то оставил его, Егор заметил, что аудитория практически опустела, в том числе из неё испарился и Борисов. Он нахмурился и ещё раз пробежался взглядом по немногочисленным оставшимся, но так и не увидел мальчишку. Руки сами собой сжались в кулаки – очень сильно захотелось найти Толю и объяснить ему, что означает фраза «не теряйся» так, чтобы он точно понял. Именно эта мысль поселилась у него в голове, вытесняя все остальные, когда он спешно подхватил свои вещи и направился к выходу. Но долго искать Толю не пришлось – он сидел в одиночестве на подоконнике, покачивая ногой и глядя в окно. Егор замер – он не ожидал увидеть его здесь, просто сидящего и ждущего его. Раздражение и злость на мальчишку слегка притупились, ведь если подумать, то Толя сделал то же самое, что и когда они шли сюда – постарался не привлекать лишнего внимания к тому, что приехал с ним за компанию. Но всё же Ерушин нахмурил брови – с каких это пор мальчишка вдруг стал таким умным и сообразительным? Что-то не похоже на него. Словно почувствовав его взгляд, Борисов обернулся и настороженно уставился на Егора своими круглыми глазами. Парень нехотя отметил, что ему нравится этот вечно затравленный взгляд – и это была одна из множества причин, по которым ему не хотелось, чтобы Толя перестал его остерегаться. Ему нужно было, чтобы Толя всегда смотрел на него так: боязливо и с опаской. — Почему ты ушёл без моего разрешения? — Я не хотел, но меня увели… Егор поморщился. Виктория, точно. Что ж, об этом ему, кажется, придётся поговорить с мальчишкой уже дома – здесь не место для подобных воспитательных работ. — Ты что, телёнок, что тебя можно взять и увести? У тебя вообще нет своей воли? Парень слышал собственный усталый голос, да и в целом ощущал себя выжатым как лимон. Он знал, почему это происходит – действие наркотиков заканчивается и необходимо принять ещё. А сомнений в том, стоит ли это делать, у Егора не было. Конечно стоит, ведь сегодня у него очень тяжёлый день. Только с собой он ничего не взял, даже сигареты остались дома – на территории университета курение строго запрещено, а ругаться с администрацией в его планы не входило. — Нет, просто я… – запнулся Толя и неуверенно посмотрел на него. – Просто я… — «Просто я» – передразнил его Ерушин, махнув рукой в сторону лестницы. – Домой поехали, «просто я».***
Щелчок блокировки телефона едва слышно нарушил тишину, повисшую в маленьком помещении, гордо именуемом кабинетом. Егор, который ещё буквально несколько минут назад был занят изучением ассортимента сейфов для домашнего пользования, только что был вырван из привычной рутины звонком с неизвестного номера. На том конце провода Ерушин услышал уже знакомую ему русскую речь и с недовольно скривился: — Егор, надеюсь, не помешал? – без приветствия начал голос. Типичная русская бестактность, слегка отполированная европейским менталитетом. Поздороваться забыли, а задать вопрос о возможности вести сейчас беседу – нет. Очень мило. — Добрый вечер, – едва уловимо акцентировал интонацией Егор. – Нет, не помешали. — Я видел, что Вы звонили мне сегодня. Какие-то проблемы? – с едва слышимой фальшью в голосе произнёс Андре. Егор закрыл глаза и устало потёр переносицу. Он, разумеется, знал, что придётся поведать мужчине историю загадочной пропажи документов, но как только дошло до дела, всяческое желание говорить пропало. — Да, есть небольшие обстоятельства, затрудняющие работу, – уклончиво произнёс Ерушин, постукивая кончиками пальцев по тёмной лакированной поверхности стола. – Но я бы хотел поговорить об этом с глазу на глаз, не по телефону. У Вас есть время? — Да, конечно, можете подъехать сейчас?***
Звуки какого-то передвижения в коридоре вынудил Толю напрячь слух, чтобы понять, что происходит по ту сторону двери. Остаток дня парень провёл в своей маленькой комнате, сидя на кровати в полной темноте и устремив взгляд плохо видящих глаз в окно, в которое уже не первый час заглядывала ранняя осенняя луна. Сегодня Егор велел не беспокоить его и не выходить из комнаты без острой нужды, не проясняя ему причину своего желания побыть наедине. Разумеется, Толя послушно выполнил это требование, но при этом всё ещё был наготове, если вдруг Егор позовёт его с какой-нибудь просьбой. Как поступить сейчас – Толя не знал. Он явно слышал, как Ерушин собирается, чтобы уйти из дома, но значит ли это, что Толе тоже нужно одеваться или хотя бы выйти проводить его – в этом был весь вопрос. Решив, что ему всё же стоит выйти из своей комнаты, юноша робко открыл дверь и выглянул в коридор. Он не ошибся: стоя у зеркала, Егор поправлял замявшийся под пальто воротник рубашки. Ерушин заметил его через отражение в зеркале и, не оборачиваясь, сказал: — Меня не будет часа полтора. В кабинет не заходить, ничего на столе не трогать, – с этими словами, брошенными бесцветным сухим голосом, Егор твёрдой походкой вышел из квартиры, звеня ключами от квартиры и автомобиля. Расслаблено придерживая руль одной рукой, Егор поднёс к губам уже тлеющую сигарету. Он терпеть не мог, когда кто-то курил в машине, да и когда в пределах квартиры кто-то позволял пропустить сигарету – он тоже ненавидел, но себе подобное, конечно же, позволял. Завтра, возможно, он пожалеет об этом, потому что как только сядет в салон, отчётливо почувствует въедающийся прямо сейчас в кожаную обивку сидений запах табака. Но об этом он подумает завтра, а пока в его голове гуляло только одно – как бы сообщить мужчине о пропаже документов и при этом выйти из сухим из воды. Шуршание колёс по щебневой насыпи стихло, и Егор слегка прищурился, подавшись ближе к лобовому стеклу, чтобы разглядеть в свете фар, точно ли к указанному месту он приехал. Конечно, он был здесь уже неоднократно, но сейчас, будучи в не самом трезвом состоянии и не планировавшим этим вечером выбираться из дома, он чувствовал лёгкую рассеянность. Убедившись, что прибыл по нужному адресу, Ерушин выскользнул из машины и направился к воротам особняка. Отвратительные безвкусные убранства вновь встретили Егора, вызывая в нём знакомое раздражение. Он уже столько лет работал с богатейшими прослойками общества, но всё ещё не мог привыкнуть к тому, что примерно половина этих людей настолько глупы, что считают необходимостью выставлять напоказ своё финансовое состояние именно таким способом – через позолоту, ковры с дикими узорами и вульгарную резную мебель. Ерушин старался не смотреть по сторонам, чтобы лишний раз не раздражать и без того напряжённые глаза, и просто шёл вслед за хозяином дома. Андре вёл какой-то непринуждённый монолог, который, вероятно, должен был стать диалогом между ним и приглашённым оценщиком, но Егор не слишком охотно шёл навстречу, поэтому, проходя в кабинет, на выдохе произнёс: — Я бы хотел сразу перейти к сути, ведь мы оба ценим время, – он аккуратно сложил пальто и перевесил его через собственное предплечье. — Да, конечно, я в нетерпении – Ваш звонок застал меня врасплох, и я заволновался, не произошло ли чего непоправимого, – Андре переваливающейся походкой подошёл к своему столу и упал в кресло, попутно доставая толстую сигару (где-то Егор всё это уже видел). — Дело в том, что документы, которые я получил из галереи на днях, – он замолк, подбирая слова, но Андре расценил эту паузу по-своему. — С ними что-то не так? — Нет, – Егор не стал говорить, что даже не успел их толком просмотреть. – Проблема в том, что они пропали. — Как это – пропали? – угрожающе прищурился мужчина. — Я не могу точно Вам сообщить, как это произошло, в тот день ни меня, ни моего помощника дома не было. Служба безопасности просмотрела камеры и заметила, что кто-то действительно проник в квартиру в моё отсутствие, однако узнать кого-либо на этой записи невозможно – лица не видно и телосложения тоже. Никаких отличительных признаков. Егор заранее решил, что не станет сообщать мужчине о том, что замок не был взломан, а был открыт ключом и что, возможно, это его косяк, ведь у него единственного есть ключ от квартиры и если кто и сделал дубликат, то только с того, который имелся у него. А такой вариант развития событий Егору не подходил. Так получается, что он один виновен в произошедшем. Но он был уверен, что вся эта ситуация в целом очень мутная и проблема в Андре, сидящем за столом. Ведь больше ничего не украли, только документы на его картину, а это значит, что кто-то хочет затянуть оформление сделки. — Егор, – мужчина выразительно постучал пальцами по столу. – Вы считаете, что это допустимо для специалиста такого уровня, как Вы? Ерушин скрипнул зубами. Разумеется, чего и следовало ожидать, Андре начнёт настаивать на том, что он, Егор, отвратительный непрофессионал с дилетантским подходом к работе. На этот случай у него уже были заготовлены отходные пути – очевидно, что наглый русский жук любит деньги так же сильно, как и он сам, поэтому Ерушин был готов отказаться от гонорара. Разумеется, в случае, если подробности о столь щекотливом происшествии останутся только между ними. — Нет, я не считаю, что подобные недоразумения допустимы для меня. Поверьте, я расстроен случившимся точно так же, как и Вы, а может быть даже сильнее, – унизительные слова приходилось буквально выдавливать из себя. Парень порадовался, что принял перед выходом пару таблеток, о наличии которых в своём доме никому не стоило сообщать. Только их туманившее мозг и притупляющее агрессию действие помогало ему вести хоть сколько-то конструктивный диалог. — Но я никак не могу повлиять на обстоятельства. Поверьте, со мной подобное происходит тоже впервые, меня никогда ранее не обворовывали. — Ну, допустим, – кивнул Андре. – И что Вы предлагаете делать? — Для начала, – Ерушин откашлялся, пытаясь сформулировать свою речь так, чтобы Андре не за что было зацепиться. – Требуется восстановить документы. Так как покупатель не я, а Вы, запрос об их восстановлении требуется сделать именно Вам. Часть, разумеется, уже не вернуть, но, думаю, хватит и этого, – он достал из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенный лист со списком требуемых бумаг. — А в дальнейшем я уже разберусь со всеми возникающими проблемами. — Вы считаете, что можете загладить свою вину за произошедшее так просто? – он хитро улыбнулся и Ерушин понял, что не ошибся на его счёт. — Нет, не считаю. Собственно, поэтому я хотел предложить уменьшить сумму моего вознаграждения вдвое. Егор понадеялся, что совсем от денег ему отказываться не придётся, тем более, что теперь работы предстояло куда больше, чем планировалось изначально. Но всё зависело от решения Андре, поэтому он смиренно ждал его следующей фразы. — Как давно Вы работаете в этой сфере? – неожиданно спросил мужчина. — Чуть больше восьми лет, – чувствуя некий подвох, ответил Ерушин. – Вы уверены, что хотели получить ответ именно на этот вопрос? Беседа, мягко говоря, приняла странный оборот. Егор стремительно пытался сообразить, к чему он клонит, ведь неспроста этот вопрос про его опыт, вот только спутанность мыслей мешала выстраивать логические цепочки. Андре же молча ждал его ответа, а улыбка, игравшая на его губах, никак не вязавшаяся с новостями, принесёнными ему Егором, заставляла Ерушина невольно напрячься. — Да. Потому что мне странно, что при таком опыте у Вас мог случиться подобный казус, – Егор с трудом удерживал нейтральное выражение лица – попытка Андре выставить его глупым мальчишкой выводила из себя. Но мужчина продолжил на удивление спокойно: — Я принимаю Ваши условия только потому, что у меня нет выбора, но не могу не отметить, что несколько разочарован Вами. Руки Егора невольно сжались в кулаки, и он понадеялся, что Андре этого не заметил. Мерзкий, наглый, хитрый ублюдок, да что он возомнил о себе? Как будто бы это Егор рвался с ним работать. Его б воля – он бы вообще никогда не взглянул в его сторону. — Я так понимаю, Вы согласны с моим предложением? – сдавленным от злости голосом спросил парень. — Вы правильно понимаете, – сухо заключил Андре, выдыхая густой дым уже второй, жутко пахнущей горечью сигары. – Думаю, дальнейшие вопросы мы сможем решить позднее, поэтому не смею больше задерживать. Злость на мужчину и ощущение некоего подвоха от того, как спокойно он воспринял промашку Егора, не покидали разум, и он, сведя брови к переносице, пару мгновений посмотрел на Андре, сдержанно улыбающегося ему уголками губ, а затем развернулся на пятках и направился к двери, чувствуя на спине взгляд маленьких поросячьих глаз. — Всего хорошего, – негромко ответил Ерушин, уже у входа цепляясь взглядом за мольберт с полотном, накрытый плотной тканью и стоящий в левом углу, сбоку от двери. Он точно уже видел и этот мольберт, и эту тряпку, за которой сейчас могло быть спрятано что угодно. Мысли в голове Егора путались, парень отчаянно пытался собрать воедино всё произошедшее с ним за этот день. Переворачивая в голове весь этот поток, Егор не заметил, что хозяин дома даже не удосужился проводить гостя до входной двери. Он знал, что русские зачастую обделены знаниями о хороших манерах, но, если достаточно долго живут в Европе, обычно никогда не забывают о том, что, например, можно не встречать гостя лично и возложить это на плечи прислуги, а вот проводить самостоятельно нужно всегда. Мерно и зло вышагивая по шершавым коврам, Егор на ходу натягивал пальто, предвкушая, как, оказавшись дома, сорвётся на Толе, если тот посмеет допустить хотя бы малейший косяк на его глазах. Одна дверь, вторая. Хлопок. Холодный воздух обдал лёгкие и защипал нос. Егор спустился по ступенькам на тротуарную плитку, ёжась от холода и хлопая по карманам сначала своего пальто, а затем и пиджака, пытаясь нащупать там сигареты. С досадой он обнаружил, что те, вероятно, остались в машине, поэтому с ещё большей агрессией, тщательно скрываемой и успешно сдерживаемой, направился к воротам, чтобы покинуть, наконец-то, это неприятное место. Тяжёлая калитка высокого забора со скрежетом выпустила Ерушина наружу, где его ждала машина с... огромной трещиной прямо посередине лобового стекла. «Что за?» – пронеслось в голове у Егора. Он сильно нахмурился, не веря своим глазам, и быстро сократил расстояние между собой и автомобилем, а затем услыхал характерный хруст щебня где-то позади себя, который затих ровно в ту же секунду, в которую в его глазах образовалась темнота, а в уши впился жуткий звон.***
Писк в ушах перестал быть таким громким и раздражающим, а глаза наоборот начало слепить фиолетовыми вспышками. Боль в голове отдавалась пульсацией в висках, и это ощущение было крайне непонятно Егору, который никак не ожидал такого поворота событий. Удар явно пришёлся сзади, поэтому Ерушин поспешно обернулся, чтобы взглянуть в лицо своему противнику, но сделать этого он не успел: новый удар твёрдым кулаком пришёлся ему прямо в челюсть. Это было настолько внезапно (и, на самом деле, подло, потому что нападение со спины – это всегда подло), что у Егора не оставалось ни секунды на то, чтобы осмыслить ситуацию и как-то собраться. Потеряв координацию, плечом он врезался в дверь собственного изуродованного автомобиля, а затем вновь ощутил тупую боль, но уже в районе переносицы. Классические удары, отпускаемые просто для того, чтобы дезориентировать его в пространстве, лишив всякого шанса на отпор. Схватившись за нос, Ерушин, насколько это было возможно, отпрянул назад, тяжело дыша и пытаясь сфокусировать зрение. Теперь отчётливо видно: их было двое. Он не мог разглядеть лиц этих людей – дворовые фонари дома, в котором парень был ещё несколько минут назад, нещадно слепили его и светили в спины нападающим, чётко очерчивая их силуэты и пряча лица в тени. — Какого чёрта? – зло прошипел Егор, одной рукой держась за стекло автомобиля в попытках не упасть позорно на землю, а второй всё ещё зажимая собственный нос, из которого тёплой тонкой струйкой сочилась кровь. Устоять на ногах казалось непосильной задачей, удар в голову был слишком силён, отчего та дьявольски кружилась. Ответом на вопрос ему послужила лишь тишина, а следом – рывок в его сторону. В этот раз Егор решил хотя бы попытаться дать отпор, но нападавших было двое, каждый из них был примерно такого же роста, что и сам Ерушин, а это значительно усложняло задачу. Слишком неравноценная борьба, в которой его, возможно, просто убьют. Один из мужчин вцепился в ворот пиджака Егора, так некстати выглядывающий из-под пальто. Всё, что оставалось Ерушину – это попытаться ударить его в лицо. Глухой удар о челюсть отчётливо прозвучал в вечерней тишине, а затем эхом по улице пронёсся и явственный шорох упавшего на щебень тела, которое Егор смог оттолкнуть ногой. Дышать было безумно тяжело, голова раскалывалась, а жар всего тела и неудобная одежда сковывали движения. Глядя на копошащегося на асфальте мужчину, Егор не заметил, как в ту же секунду его, казалось бы, победа вновь сменилась на поражение: снова удар по лицу, а затем и по голове. Это было глупой идеей – попытаться тягаться с двумя амбалами. Но с другой стороны – не позволять же им убивать себя? Кровь, буквально брызнувшая из носа, с характерным плеском коснулась, каменной насыпи, оставляя на ней алую россыпь, которая продержится здесь ещё минимум три дня. Даже проливной дождь не смоет этого с первого раза. Егор почувствовал мерзкий привкус на губах: сейчас сложно понять, откуда эта кровь – из носа или из лопнувшей пополам губы. А может, привкус сырого мяса на языке вызван тем, что он, наверняка, потерял парочку своих сияющих зубов? Этого нельзя было сказать однозначно, как нельзя было сказать, каким будет следующее действие обидчиков. Вновь абсолютно потерянный в пространстве, Егор согнулся пополам, чувствуя тошноту и головокружение. Тупой удар по спине – и вот парень уже лежит на мелких, пыльных, колючих камнях, придавленный тяжёлым ботинком, твёрдо упирающимся в его грудь. Он всё ещё не мог разглядеть лиц этих двоих, но слышал, что они говорят по-русски. Вот только сознание стало настолько спутанным, что Егору показалось, будто бы он никогда не слышал этого языка прежде и сам на нём не говорил. Обрывки фраз ещё несколько секунд раздавались эхом, а затем слух окутало звуком грубых пинков, которые тактильно Ерушин уже почти не ощущал, проваливаясь в полубессознательное состояние. Каждый пинок попадал чётко по самым болезненным точкам: в живот, в подбородок, в грудь. В глубинах разума Егор отдавал себе отчёт, что мыски ботинок стучат с неполной силой, а это вселяет надежду, что, наверняка, его хотят просто покалечить, но не убить. Всё, что ему оставалось – это закрывать руками лицо, размазывая по коже кровь, сочащуюся уже, казалось бы, из каждого её сантиметра. Пусть целым останется хотя бы лицо. Ему ещё работать. Увечья сыпались на многострадальное тело уже будто бы вечность. Ощущение дикой слабости и тошноты чудесным образом притупляли боль, заставляя терять контроль над её восприятием, что в конечном итоге и вышло Егору боком – он почувствовал, что начинает отключаться. «Неужели всё закончится вот так?» – смазанной бегущей строкой пронеслось в его голове прежде, чем веки стали невыносимо тяжёлыми. Звонкий хруст. Кто-то решил наломать дров? Вряд ли столь увлекательное занятие буквально выдернуло бы Егора из его полуобморочного сна. Но его тёмные глаза резко распахнулись именно в эту секунду, сужая зрачки, которые в окружающей парня темноте заполняли радужку. Дикая боль остро отдалась во всём теле, хотя физически она локализовалась в совершенно другом месте. Низкий грудной стон сорвался с губ, окончательно приводя его в чувство. Ещё мгновение – и его ослепил свет всё тех же дворовых фонарей, а удаляющиеся шаги становились всё тише и тише. Егор глубоко вдохнул ртом, потому что его нос заложен словно при сильном насморке. Сконцентрировавшись на ощущениях в области груди, парень почувствовал, что его лёгкие горят, а сам он с большим трудом может вдохнуть. Наконец, мысли перестали быть такими спутанными и дали мозгу возможность хоть сколько-то оценить ситуацию. Всё тело болело настолько, что он даже не мог сказать точно, в каком месте эта боль сильнее. Егор приподнялся на локте, отмечая, что теперь уже точно остался один, он шумно вздохнул и так же шумно выдохнул клубы пара, характерные для поздней осени. Одышка сильная, но именно она привела его в чувство, наполняя организм кислородом. Парень оглянулся и осознал, что прямо за спиной всё ещё стоит его машина, и он с облегчением прислонился спиной к двери. Откинув голову назад, он дотронулся до холодного металла и закрыл глаза, дав ветру коснуться ноющей кожи на лице и шее. Отрезвев окончательно, он первым делом потянулся к водительской двери – где-то на сиденье должны быть сигареты, которые он абсолютно точно не обнаружил в кармане сорок минут назад. А сорок ли? Сколько вообще времени он провёл лёжа около колёс собственной машины? Ерушин потянулся правой рукой к дверной ручке и обнаружил, что вся его рука сильно окровавлена и несколько увеличена в размерах. Сощурив глаза, он с ужасом понял, что у него сломано, по меньшей мере, два пальца, самых хрупких – мизинец неестественно вывернут вбок, а безымянный просто не двигался, раздувшись вдвое. Теперь Егор понимал, что было источником хруста и боли, буквально спасших его от длительной потери сознания, которая могла бы обернуться для него чем угодно. Медленно моргая, парень просто смотрел на свою ладонь, а затем беззвучно хрипло засмеялся, опуская её на щебень. Глупая улыбка расползлась по его лицу, и кровь с губ тут же затекла в щели между зубов, просачиваясь в рот. Однако – интересный вкус этого вечера. Но ещё интересней он будет, если Егор всё-таки добудет эту несчастную сигарету. Теперь он протянул уже сравнительно здоровую руку к двери, с трудом открыв её из-за боли в мышцах, почти сразу нащупал рукой пачку синего «Винстона» и любимую тяжёлую серебряную зажигалку с крышкой. Чёрт, жить с одной рукой, оказывается, очень неудобно. С этими мыслями парень зубами открыл крышку пачки и так же зубами достал оттуда сигарету. Однажды он попытался бросить эту пагубную привычку, воспользовавшись советом вымочить сигарету в молоке, а после скурить её до фильтра. Дескать, привкус должен вызвать небывалое отвращение и помочь навсегда отказаться от сигарет. Но, очевидно, это не помогло, и вот Ерушин уже пробует на вкус табак, пропитавшийся его собственной кровью. Разбитые часы на запястье показывали половину двенадцатого ночи. Сдавленное дыхание, раздающееся на весь салон, сливалось с гулом мотора. Егор ехал к Андре, управляя автомобилем одной рукой, и домой едет так же, придерживая руль одной рукой. Небольшая фляга с коньяком, оставшаяся в бардачке с незапамятных времён, пришлась очень кстати. Именно глоток обжигающего напитка, как ни странно, ещё больше отрезвил парня, помогая окончательно собрать в кучу мысли. В первую очередь Ерушин думал о том, что это вообще было и кому могло понадобиться избивать его, если в конечном счёте у него даже не отобрали ни бумажник, ни телефон, ни машину. Кстати, о машине: трещина на лобовом стекле хоть была внушительной, но являлась не единственным, что заставляло Егора думать о счетах, которые ему предстоит оплатить за ремонт своего любимого средства передвижения. Заднее стекло было разбито буквально вдребезги, а царапина вдоль всего корпуса зияла, так и говоря: «С тебя тысяча евро, дорогой!»***
Толя лежал на своей кровати, по-прежнему в темноте. Он не спал, хотя его глаза были закрыты, а очки лежали в ладони, прижатой к груди. Ему жутко хотелось бы провалиться в сон, но он понимал, что не стоит этого делать до возвращения Егора. Хотя кто знал, когда тот планировал вернуться, да и планировал ли вообще? Звук ключа, медленно проворачивающегося в дверном замке, заставил Борисова подскочить на месте. В его голове буквально пронеслось облегчённое «наконец-то». Наконец-то он сможет лечь спать? Или наконец-то Егор дома? Времени рассуждать об этом не было. Борисов навострил слух, отмечая, что ключ в замке скребётся непривычно долго, а говорить это может только об одном: Егор пьян. Напряжение буквально струной натянулось вдоль позвоночника, и, глубоко вздыхая и попутно надевая очки, Толя спрыгнул с кровати, чтобы выйти в коридор и встретить хозяина дома, от которого сейчас можно было ожидать чего угодно. Возможно, он безразлично пройдёт мимо и просто завалится на кровать прямо в одежде. А может, окажется разгневанным и прямо сейчас начнёт срывать на нём всю свою злость, оставляя на тонкой коже синяки и ссадины. Юноша был готов к любому исходу, он знал Егора уже не первый день. Память неприятно кольнуло – в прошлый раз, когда Егор так же приполз домой в нетрезвом виде, Толя вышел его встретить. И чем это закончилось? Но не выйти он, разумеется, не мог – Егор настаивал, чтобы тот всегда встречал его, когда он возвращается, не важно, в какое время дня и ночи он приходит. Тяжёлое дыхание в коридоре проследовало от входной двери до ванной комнаты. «Всё настолько плохо?» – подумал Толя, решив, что Егор направился в уборную прямо с порога, потому что, вероятно, за рулём парня укачало и сейчас содержимое его желудка вот-вот вырвется наружу. Выйдя из комнаты, юноша с тревогой втянул носом воздух и на удивление не ощутил запаха алкоголя. Он видел, что ботинки были небрежно брошены на пороге, но пальто и пиджак, хоть и были в пыли и местами в тёмных пятнах, всё же аккуратно висели на плечиках. Из ванной комнаты доносился плеск воды и всё такое же шумное дыхание. Толя понимал, что как бы он ни поступил в сложившейся ситуации – он может оказаться не прав. Уйдёт обратно в комнату – Егор обвинит его в том, что он «спит, хотя ему не было дозволено». Заглянет в ванную – «ломится без стука, когда не звали». Выигрышных вариантов нет, и поэтому Толя решительно пошёл на звук воды, чувствуя, что что-то не так. Дверь была приоткрыта, поэтому юноша просто робко заглянул внутрь и увидел Егора, стоящего к нему спиной и склонившегося над умывальником. Один рукав его рубашки был высоко закатан, а второй так и оставался спущенным и испачканным чем-то красным. Неужели это кровь? Напор воды из-под крана был слишком сильным, поэтому, очевидно, Егор не мог слышать, как Толя подкрался сзади. Борисов не знал, как привлечь внимание к себе, поэтому просто ждал, пока тот поднимет голову, увидит его в отражении зеркала и, конечно же, выругается на него за беззвучное появление. Левой рукой Егор упёрся в борт раковины и устало поднял лицо, тут же встречаясь в отражении с встревоженным взглядом Толи. Чёрные глаза пронзительно смотрели сквозь двойное стекло: через зеркало и линзы очков Толи. Что обозначает этот взгляд – юноша не понимал, поэтому просто продолжал растерянно смотреть на лицо Ерушина, всё розовое от крови, размазанной по бледной коже холодной водой. Егор через плечо обернулся к Толе и теперь уже смотрел на него напрямую. — Почему ты здесь? – тон всё такой же сухой, как и обычно, но сейчас в нём отчётливо звучали нотки усталости, говорящие о том, что Егор вряд ли станет проявлять агрессию прямо в эту минуту. Впрочем, весь его внешний вид говорил об этом. — Я… Я не спал, – начал было оправдываться Толя, но вовремя осознал, что его спрашивали не об этом, – я слышал, как ты вернулся, поэтому решил проверить тебя на случай, если… – он замялся. — На случай, если что? – всё так же вяло, но, тем не менее, язвительно уточнил Егор, поворачиваясь к Толе теперь уже всем телом и открывая ему полный обзор на свой устрашающий внешний вид. — На случай, – Толя сдерживался от того, чтобы не показать искреннего удивления и обеспокоенности тем, что видел прямо сейчас. – Если тебе понадобится помощь. — Помощь? – ухмыльнулся Егор, возвращаясь к раковине и выключая воду. – Понадобится. Толя достаточно хорошо знал поведение Егора, чтобы предугадывать его ответы, но сейчас он был удивлён. Егор никогда не просил его о помощи, он только отдавал приказы и поручения, за успешное выполнение которых благодарил Толю тем, что просто лишал его физических наказаний, проявлявшихся в виде уже привычных ссадин и синяков. Юноша смотрел на стоящего напротив него парня расширенными глазами, пытаясь понять, что же произошло и что он может сделать. Окровавленное лицо выглядело болезненным, но ещё более устрашающе выглядела его правая рука, которая плетнёй висела вдоль тела и имела какую-то странную форму. — Не заставляй меня ждать, – попытка изобразить властный тон была провалена, но своё влияние оказала, и Толя встрепенулся и метнулся в коридор в поисках аптечки. Егор тяжело вздохнул, вновь поймав себя на мысли, что каждый вдох даётся с трудом. Учитывая, что теперь он абсолютно точно знал боль сломанных костей, то он с уверенностью мог сказать, что его грудная клетка не пострадала, а ноющая боль в ней вызвана россыпью ушибов. Пока Толя копался в шкафу коридора, отчаянно стараясь ускориться, Егор вновь повернулся к зеркалу и взглянул на своё отражение. Его лицо выглядело разбитым, но никаких отёков на нём пока что не проявлялось. Конечно, завтра, возможно, он сойдёт за человека, не знающего меры в алкоголе, но поделать с этим было ничего нельзя. Рубашка была испачкана кровью только в месте сломанной руки, потому что именно пара глубоких ссадин, оставшихся от чужой подошвы и камней, кровоточили, пропитывая ткань. В остальном одежда была просто сильно измятой и в некоторых местах пыльной, куда сильнее пострадало любимое пальто. — Вот, – подал голос Толя, стоя в дверях с небольшой коробкой, в которой малоприятно звякали разного рода бутыльки. — Как видишь, – Ерушин демонстративно приподнял вверх распухшую синюшную руку. – Тебе придётся помочь мне. Дрожащими от волнения руками Толя поспешно поставил коробку на стиральную машину и принялся копаться в ней в поисках нужных лекарств. Вата, много ваты, перекись, хлоргексидин, зелёнка на всякий случай (хотя он и понимал, что Егор не позволит наставить на своём лице зелёных пятен) – вот самое необходимое, что можно было найти в этом небольшом арсенале. — Сперва всё нужно промыть водой, – Толя старался говорить уверенно. Он и вправду знал, что нужно делать в таких ситуациях, потому что подобное в его жизни было не впервой, да и самому себе ему тоже приходилось оказывать помощь нередко. — Делай как знаешь. Только аккуратней, – Егор старался оставаться строгим, но ощущал, что силы покинули его ещё более часа назад. Странно, но сейчас ему хотелось довериться этим тощим ручонкам и пусть и наигранно, но уверенному тону в голосе. Оторвав от рулона бумажных полотенец тройку листов, Толя смочил их прохладной водой и выжидающе взглянул на Егора. Ему было неловко просить его о чём-то. Одна только фраза «Ты мог бы…?» встала комом в его горле, потому что это было просто немыслимо – обратиться так к Егору. — Что смотришь? Вызвался помогать – так помогай, – с этими словами Егор опустился на край ванны, понимая, что в противном случае Толя если и дотянется до его лица, обрабатывать раны ему будет крайне неудобно. Борисов неловко двинулся навстречу, оказываясь с ним на одном уровне. Никогда прежде Толя ещё не видел Егора в таком состоянии так близко, на уровне собственных глаз. Стоять между чужих ног было несколько странно, но других вариантов не было. Ерушин отвёл глаза в сторону, кривя мимикой и всем своим видом показывая, что ему очень не нравится, что он предстаёт перед мальчишкой таким слабым и жалким. Его разбитые губы были слегка приоткрыты, потому что дышать носом он не мог, и это неимоверно раздражало его. Толя же в это время быстро бегал глазами, не зная, с чего начать: с лица или с абсолютно пугающей его руки. Кисть Егора лежала на колене ладонью вверх и, казалось, становилась всё отёчнее и отёчнее. — Я думаю, стоит начать с руки… Егор молча поднял руку выше, протягивая её Толе и всё ещё глядя куда-то в сторону, недовольно играя желваками. Тонкие пальцы осторожно коснулись пострадавшей ладони, чуть поворачивая её в более удобное положение. Парень видел, что в основном кровь уже была смыта, оставалось только оттереть участки, где та уже запеклась, а также обработать ссадины. Ничего большего, к сожалению, в этом случае было сделать нельзя, требовалась профессиональная помощь. — Я обработаю раны, но твои пальцы… – Толя поднял глаза на Егора, который всё ещё не смотрел на него. – Они, скорее всего, сломаны или вывихнуты. Может, стоит вызвать врача? — Врача? – Егор мгновенно повернулся лицом к Толе. – Никаких врачей сейчас. Просто дай обезболивающее, а завтра я сам решу, что мне делать. — Хорошо, – покорно кивнул Толя. Он предпочёл остаться таким же послушным, как и прежде. Это хотя бы не выведет Егора из себя. Снабдив Ерушина таблеткой, парень принялся аккуратно отмывать от остатков засохшей крови воспалённую кожу руки. Он старался делать это быстро, но аккуратно. Чем дольше он смотрел на эти пальцы, ставшие абсолютно деревянными, тем больше он понимал, что они, очевидно, сломаны, и решать эту проблему нужно сейчас. Но также он понимал, что Егор не пойдёт на уступки. Из мыслей юношу выдернул сдержанный стон, утонувший где-то на дне стакана, из которого прямо сейчас, стиснув зубами его кромку, пил Егор. — Прости, – Толя опасливо покосился на виновника их длительного пребывания в ванной комнате. Ответа не последовало, и он решил, что это значит, что можно продолжать. Громкие глотки воды раздавались всякий раз, когда перекись просачивалась в глубину ссадин на грубой, но всё ещё не резиновой коже, усиливая кровоток и заставляя место переломов изнывать. Егору было больно. Ему никогда прежде не ломали конечности, и это новое для него ощущение сейчас заставляло его убеждаться в том, что он всё-таки живой и существует прямо здесь и сейчас. — Вообще нужно обездвижить… — Не нужно, – сухо бросил Ерушин, и Толя тут же затих. Он хотел бы сделать как лучше, но у него ничего не получится. Пришлось делать как сказано. Мокрое бумажное полотенце уже превратилось в кашу, и Толя поспешно заметался по ванной, выбрасывая уже использованное и отрывая новое, попутно сообщая Егору о том, что сейчас он будет обрабатывать все ушибы на его лице. — Будет больно, но я постараюсь… – робко произнёс Толя. — Постарайся, будь добр. Вернувшись на место, юноша растерянно заскользил глазами по одновременно и такому знакомому, и такому чужому лицу, ища, с чего стоит начать. Для начала он решил так же просто обтереть кожу холодным мокрым полотенцем, чтобы лучше открыть доступ к имеющимся ранам. Он поднёс к раскрасневшейся коже Егора руку и бережно заскользил по ней размякшей от воды бумагой, аккуратно, стараясь не причинять лишнюю боль, смывая остатки размазанной по лицу крови. Ему невероятно хотелось спросить о том, что же произошло, но он понимал, что этот вопрос может встать ему боком. Возможно, завтра он наберётся смелости и спросит об этом, а пока следовало сосредоточиться на том, чтобы нивелировать последствия вечернего променада Егора. Всё ещё не поднимая глаз, Егор молча выжидал, пока Толя закончит первый этап процедур по возвращению ему прежнего облика. «Сейчас будет больно» – эту фразу он обронил так тихо, что Ерушин едва ли мог уловить её, но сил на раздражение из-за такой мелочи у него попросту не было. Толя внимательно всматривался в лицо сидящего напротив парня и отмечал про себя, что никогда прежде не замечал, что на нём помимо заметного шрама на правой брови также есть маленькая зарубцованная полоска кожи, протянувшаяся ото рта к носу, затрагивающая в том числе и саму нежную розовую кожу верхней губы. Разглядеть этот мелкий шрам можно было только при таком близком контакте и искусственном свете ламп. Небольшая родинка в самом низу челюсти с правой её стороны, которая, кажется, была вообще единственной на всём его лице. Глубокие морщины, испещрившие кожу между бровей, сейчас соединялись с такой же глубокой ссадиной ровно в верхней части переносицы, которая так же цепляла взгляд Толи своим изгибом. Интересно, эта горбинка на носу – это врождённое или ему уже однажды ломали нос? Скулы Егора сейчас едва заметно играли. Было видно, что он зол, но сдерживает себя — либо для того, чтобы не спугнуть своего помощника, либо просто потому, что сейчас у него нет никаких ресурсов для того, чтобы открыто и активно проявлять гнев. Толя понимал, что если будет бояться дотронуться, то не сможет оказать хоть сколько-то эффективную помощь, а потому, собрав остатки своей воли в кулак, мягко накрыл холодной ладонью одну щёку Егора, буквально беря под контроль его лицо. Второй дрожащей рукой он старался бережно, но уверенно скользить размокшим полотенцем по коже, также смывая остатки побоев. Юноша чувствовал себя спокойнее, когда понимал, что может смотреть на Егора, не встречаясь с ним взглядом, ведь тот по-прежнему принципиально отводил глаза в сторону, сдвинув свои брови к кровоточащей переносице. Длинные пальцы скользнули к подбородку, подцепляя его и заставляя Ерушина покорно поднять голову и повернуться боком – так лучше открывался обзор на сильно пострадавшую нижнюю губу и широкую ссадину на челюсти. Прямо под ней Толя обнаружил и уже успевшую застыть коркой кровь, поэтому поспешил быстро намочить тёплой водой ещё один квадратик бумажного полотенца и обильно протереть им это место. Мутная розоватая вода струйками потекла по шее Егора, прячась где-то в ключицах и тканях воротника. — Рубашка, – прошипел Егор, устремив взор прямо в мальчишечье лицо напротив. — Её всё равно нужно будет стирать, – констатировал Толя, понимая, что Ерушин может воспринять это как дерзость. Но в ответ только раздался шумный вздох. Очевидно, он отдавал себе отчёт, что Борисов прав и придраться не к чему. Взгляд упал на припухшие губы, и, стараясь избегать зрительного контакта с глазами напротив, но абсолютно точно чувствуя, что теперь Егор пристально смотрит на него сверху вниз, Толя оглядел их придирчивым взглядом. Голова Егора всё ещё была задрана к свету, и мальчишка быстро пропитал кусочек ваты перекисью, чтобы как можно скорее обработать болячку и дать парню волю держать голову в удобном ему положении. Аккуратные пальчики всё ещё продолжали придерживать чуть шершавый подбородок, пока колючие тычки ваты прямиком в лопнувшую от удара кожу губы заставляли её пульсировать. Сочетание нежных прикосновений и противной пульсации было очень странным для Егора. Никто и никогда не оказывал ему первую помощь, пусть и такую примитивную. Он всегда справлялся со всем сам: и потому что никому не доверял, и потому что обратиться было не к кому. Что сподвигло его на то, чтобы именно сейчас довериться какому-то хлюпику, который обычно буквально ничего не может сделать с первого раза, а сейчас, пусть и робко, но вполне успешно справляется с помощью человеку, который и сам мог бы просто умыться перекисью и лечь спать? У Ерушина не было ответа на этот вопрос, но он однозначно был на вопрос о том, нравится ли ему то, что сейчас происходит, и ответом этим было «да». Из-под опущенных ресниц он наблюдал за сосредоточенным лицом Толи. Тот щурил глаза, хотя был в очках. Неужели он видит плохо даже в них? Его губа была неосознанно закусана, а из убранных за уши волос выбивалась пара тонких прядей, спадающих ему на глаза. Егор поднял руку – ту самую, многострадальную и, отчасти, спасшую ему жизнь – и большим пальцем, единственным абсолютно точно уцелевшим, мягко заправил за ухо Толе выбившуюся чёлку. Тот еле заметно зажмурил глаза и напрягся, вероятно, ожидая удара, и Ерушин глубоко внутри признал, что ему нравится наблюдать за этим рефлекторным страхом, который мальчишка отчаянно пытается скрывать и контролировать. — С-с-с, – Егор зашипел, чувствуя боль чуть острее, чем прежде. — Всё, всё, – тут же затараторил Толя в ответ, выбрасывая в урну окровавленную вату. — Помнится, – парень повёл шеей, издавая негромкий хруст. – Кто-то обещал постараться сделать всё как можно менее болезненно? Толя вновь напрягся, но виду не подал, закручивая крышки на бутыльках. К слову, зелёнку, которую он достал, так и не использовал, потому что это уж точно не понравилось бы Егору и не осталось бы безнаказанным. Подняв взор на парня, мальчишка секунду просто смотрел на него, а затем сократил расстояние и всё так же аккуратно обхватил холодными ладошками его лицо. Раздавшаяся ухмылка могла бы заставить Борисова вздрогнуть, но он прилагал слишком много усилий для того, чтобы сосредоточиться именно на ранах Егора, которые и вправду его беспокоили. Конечно, не меньше его беспокоило и происхождение всех этих побоев. Кто знает, что он натворил? — Нужно приложить лёд, тогда боль немного отступит. И, может, отёк наутро будет меньше. — Не нужно. Толя блуждал взглядом по лицу, находящемуся напротив непривычно близко, осматривая, насколько хорошо он выполнил свою работу. Он старательно избегал зрительного контакта, хоть и чувствовал, как Ерушин внимательно смотрит на него, не отводя глаз, даже когда чужие руки плавно поворачивают его голову из стороны в сторону, подставляя под свет разные участки кожи. На несколько секунд их взгляды встретились, после чего юноша отчаянно быстро заморгал и тут же отвернулся, выпуская из своих ладоней разбитое лицо. — Всё. Но к врачу стоило бы сходить, – пробормотал Борисов, повернувшись к Егору спиной и слегка дрожащими руками собирая все лекарства обратно в коробку. Он услышал, что тот тяжело встал с бортика ванны и сейчас находился где-то позади. Наверняка, смотрит в зеркало, оценивает результат. Толя готов к тому, что сейчас ему вновь скажут о том, какой он неумёха. — Помоги, – сухая просьба вызывает вопрос, но, тем не менее, Борисов обернулся на звук и увидел перед собой Ерушина, который протянул ему левую руку запястьем вверх. Он просил помочь ему снять часы, потому что на данный момент у него, фактически, только одна рука. Сейчас мальчишка вновь находился где-то на уровне груди Егора, что помогало ему не сталкиваться взглядами лишний раз. Он деликатно подцепил ремешок теперь уже разбитых часов, до которых, надо сказать, дотрагивался второй раз в своей жизни, и опять не при самых приятных обстоятельствах. Высвободив запястье от цепкой хватки браслета, он отложил часы на стиральную машину, а потом вновь столкнулся с рукой Егора, но теперь уже правой, протянутой ему. — Поможешь снять? – привычный безэмоциональный тон вернулся к Егору так быстро, что Толя решил, что всё, что происходило несколькими минутами ранее, ему лишь показалось. — Д-да. Меньше всего он ожидал, что его попросят помочь снять одежду, но головой понимал, что Егору и вправду будет трудно сделать это одной рукой. Поэтому Борисов в первую очередь молча расстегнул пуговицы на манжетах, а затем вопрошающе посмотрел в лицо напротив. — Эти тоже, – Егор мгновенно дал ответ на мысленно заданный вопрос, и Толя принялся с дрожью в руках расстёгивать остальные пуговицы на рубашке. — Хорошо. — Не обольщайся. Я сам физически не могу этого сделать, – и в ответ на эти слова Толя слегка зарделся, ускорив темп, с которым он пытался справиться с дурацкими скользкими пуговицами. Он чувствовал себя по-идиотски, как и Егор чувствовал себя не так, как ему было привычно. Он ощущал свою власть над этим темноволосым мальчонкой (впрочем, как и всегда), но вместе с тем испытывал и какую-то благодарность за его расторопность и заботу, которые он, возможно, проявлял чисто из-за страха, но, тем не менее, делал это хотя бы со старанием. Это были приятные чувства, которых Егор не помнил уже много лет. Последняя пуговица, наконец, поддалась маленьким ручонкам, и Ерушин медленно повернулся к Толе спиной, позволяя тому потянуть за плечи рубашки и, наконец, высвободить из неё отвратительно ноющее тело. Каждое движение отзывалось отвратительными ощущениями, что чётко давало понять: утром он не встанет с постели без труда. На его теле не было каких-то выразительных ран, но имелись заметные покраснения, чуть припухшие за эти два часа. Очевидно – это ушибы, которые уже завтра превратятся в фиолетовое космическое месиво. Толя судорожно вздохнул, сминая в руках рубашку и глядя на покрасневшую спину и бока. Его поражал не сам вид этих ушибов, а, скорее, количество всех увечий в совокупности, поэтому он не удержался и обеспокоенно поднёс руку к одному из болезненных мест на рёбрах Егора, когда тот повернулся к Борисову в анфас. Кончики пальцев заскользили по раздражённой коже, вызывая ощущения, схожие с лёгким ударом тока. — Эй? – юноша тут же вздрогнул, осознавая, что ему не стоило прикасаться к чужому телу без просьбы и разрешения. — П-прости... – тут же залепетал Толя и поспешно одёрнул руку. — Дальше я справлюсь сам. Толя суетно закрутился на месте, не зная, что ему стоит делать в первую очередь: кинуть рубашку в стиральную машину, схватить коробку с лекарствами и как можно скорее ретироваться или, может, ему всё же стоило остаться, учитывая, что внешний вид Егора не внушал доверия. Было видно, что тому плохо, но он тщательно пытается скрыть это, выдавая себя лишь часто сжимаемыми челюстями и медленно моргающими глазами. — Можешь идти, – вновь ответ на вопрос, который парень даже не успел произнести вслух, оставив его в недрах своей головы. — Да, – тихо произнёс Толя, тут же швырнув рубашку внутрь барабана машины и схватив аптечку. Он старался не смотреть на Егора, хотя на самом деле буквально не мог оторвать от него взгляд, потому что увиденное зрелище одновременно и пугало, и завораживало, оставляя в голове массу вопросов. — Стой, – это прозвучало довольно резко. – Минут через… – Егор привычно бросил взгляд на запястье, но не обнаружив там часов, поэтому просто покачал головой: — Минут через пять принесёшь мне ещё обезболивающего и воды. Не думаю, что ночь будет лёгкой.***
За всё время, которое Толя Борисов находился в этом доме, он научился выполнять просьбы (приказы?) достаточно быстро. Он всегда держал ухо востро и приходил по первому зову, потому что знал, что заставлять Егора ждать – значит добровольно обрекать себя на смертную казнь. Вот и сейчас он стоял в кухне с уже заготовленным стаканом холодной воды и двумя таблетками обезболивающего в руках, глядя на настенные часы и отсчитывая ровно четыре с половиной минуты. Вряд ли Егор сейчас будет досконально подсчитывать, вовремя ли он явился, всё-таки не в том он состоянии, но рисковать всё же не стоило. Из комнаты Ерушина доносился скрежет кровати и шорох вещей. Было понятно, что Егор отчаянно пытается справиться с остатками одежды, но это давалось ему непросто. Тем не менее, просить Толю помочь ему раздеться полностью он даже не собирался. Он и так проявил себя сегодня достаточно беспомощным и жалким. Как только звуки в комнате стихли, обе стрелки часов указали ровно на цифру один, обозначая, что Толе пора было идти. Он тихо вошёл в комнату, где горела лишь прикроватная лампа, тусклым светом освещающая Егора, сидящего на краю кровати и опустившего голову на одну руку, пока вторая безвольно болталась, став за эти семь минут, казалось бы, ещё больше. Что же будет завтра? Шорох ковролина привлёк внимание Ерушина, заставляя его медленно поднять голову. Уже через пару секунд перед ним стоял худощавый мальчишка, протягивая ему стакан воды и две круглые белые таблетки. Егор принял из его рук сначала стакан, который поставил на тумбочку около кровати, и таблетки, которые положил рядом, а затем вновь потянулся к чужой руке. Толя, не смея сопротивляться, и, кажется, даже не дыша, просто смиренно ждал того, что произойдёт сейчас. Широкой ладонью, совсем не грубо и не резко парень захватил узкую кисть и поднёс её ближе к лицу, развернув, открывая тем самым доступ к запястью. Всё это время он снизу вверх смотрел Толе прямо в глаза. Всё так же не отводя взгляда, Егор подался чуть вперёд и прикоснулся разбитыми губами к бледной коже на запястье, украшенной тонкими голубоватыми линиями вен. Толя замер, забыв на мгновение, что он живой человек и ему требуется дышать. Он не осмеливался отвести взгляд от пристального взора напротив, пытаясь одновременно понять, в чём подвох. Горячие от приливающей к ним крови губы на несколько секунд задержались на коже, а затем хватка ослабла, и тонкая рука выскользнула из неё. Егор выпрямился, всё ещё глядя в лицо юноши, а затем еле слышно и хрипло произнёс: — Свободен. Я хочу отдохнуть. Вылетев за дверь, Толя привалился к ней спиной, часто дыша, слушая биение собственного сердца и чувствуя, как сильно пересохло во рту. Ещё час после этого в Толиной голове крутились обрывки всего произошедшего за этот вечер, пока он не провалился в беспокойный сон, держась ладошкой за собственное запястье.