— Неважно выглядишь, хён. Плохо спишь перед съёмками? — Хан не знал куда себя деть от волнения, а потому начал нести чушь, лишь бы разбить эту гнетущую тишину.
«Неважно выглядишь». Джисон тут же обругал себя мысленно. Ли Минхо выглядел потрясающе даже с этими жуткими синяками под глазами. А откуда, кстати, у него эти синяки?
— Ах, это? — Улыбка Минхо вышла грустной и кривой. — Я… Да, я нервничаю перед съёмками, из-за этого мало сплю. Ты как?
Лино не понимал, почему решил соврать. Может быть, ему не хотелось, чтобы Хан узнал и начал жалеть его. Или, может быть, ему не хотелось признавать, что ему может быть настолько необходим другой человек.
— Я в норме, много работал в последнее время, — Джисон поднял взгляд, пытаясь рассмотреть хоть какое-нибудь подтверждение того, о чем говорил вчера лидер (и что немало обнадежило его).
— Чан сказал мне, что ты…
— Был здесь
той ночью? Ага, — Джисон оторвался наконец от двери и отошёл к окну. — Я отчасти понимаю, почему ты
так сказал тогда. Чего я не понимаю, так это того, почему нельзя было сказать это
мне.
Сразу.
Каждое слово, произнесенное Ханом, больно жалило, и Минхо чувствовал, что заслужил. В голосе Джисона звенел укор, но хуже всего, что Ли слышал разочарование. Самую капельку, но от этого делалось горько, и сжимало до боли грудную клетку. Джисон говорил, отвернувшись к окну, будто ему невыносимо было видеть Лино, который от навалившихся чувств буквально рассыпался.
На самом деле Джисон не был настолько жесток и неумолим в этот момент. Просто… На занятиях по вокалу его хорошо научили контролировать свой голос, но вот преподавателя, способного научить, как обуздать разбушевавшиеся эмоции и вызванные ими слезы, в мире, к сожалею, не существует. Но существует действенный способ — спрятать. Вот Джисон и прятал. Он просто не учёл, как это выглядит со стороны, будучи занят своими переживаниями.
Минхо все еще стоял прислонившись спиной к двери, боясь, что стоит отпустить ее, ноги не выдержат и он позорно свалится на пол.
— Хани…
— Почему? — Хан, справившись наконец с эмоциями, обернулся, чтобы видеть глаза Минхо, когда тот будет отвечать на вопрос. — Просто скажи,
почему ты не сказал мне?
— Я боялся, — Лино судорожно вздохнул. — Боялся обидеть тебя…
— Хах, что ж, у тебя здорово получилось
не обидеть, — Джисон отчего-то не мог перестать злиться.
— Хватит, Джисон, пожалуйста, дай мне объяснить…
—
Что ты хочешь объяснить?! Почему ты не мог объяснить мне
тогда?! Зачем ты был со мной милым, если тебе неприятно мое присутствие?! — Джисон пересёк кухню и остановился совсем близко от Минхо. В глазах блестели злые слезы. С каждым новым вопросом его голос становился громче, но на последнем сорвался на болезненный шёпот. — Зачем ты позволил мне влюбиться в тебя?!
— Хани, — Минхо смятенно выдохнул его имя и замер.
Джисон, осознав,
что только что сказал, закрыл рот ладошкой. Несколько мучительных секунд в кухне стояла такая тишина, что тиканье часов казалось оглушительным. Затем к Джисону вернулась способность соображать, и первое, что пришло ему в голову — сбежать (возможно, способность соображать вернулась не полностью).
Он бы сбежал, даже начал стратегическое отступление, попятившись и разворачиваясь на пятках, но Минхо оказался неожиданно проворнее. Он поймал Джисона за руку и повернул к себе лицом.
— Что ты только что сказал?
— Тебе послышалось, — Хан насупился и опустил взгляд.
Лино мягко обхватил его подбородок пальцами и заставил посмотреть в глаза.
— Хани?
— Окей! Ты же и так это слышал! Ты. Мне. Нравишься. Доволен? Теперь у тебя будет оправдание, чтобы со мной не общаться.
— Доволен. Потому что ты мне тоже нравишься.
Минхо улыбнулся так, что ледяной панцирь, который успел нарасти вокруг джисонова страдающего сердца, начал таять. А в следующее мгновение Ли притянул Хана к себе и крепко обнял.
Джисон еще несколько секунд не мог осознать смысл произнесенной Минхо фразы. Он замер в объятиях и по крупицам пытался понять, что же сейчас произошло. Проблема была только в том, что тёплые руки на талии, горячее дыхание где-то в районе ключицы и любимый аромат не давали сосредоточиться, заставляя Хана то и дело выпадать из реальности.
Можно сколько угодно считать Джисона слабовольным, но, когда до него дошло,
что сказал Минхо, он тут же простил ему всё. Подкупало и то, каким нуждающимся (в нем) выглядел его
любимый хён.
Они
бесчеловечно выгнали попросили свалить отправили в магазин «за продуктами для, вроде как, праздничного ужина» обнаруженных за дверью Хенджина и Феликса, смутившихся обнаружению лишь на пятьдесят процентов (все принадлежали Феликсу), а сами устроились на диване в гостиной.
***
Чан пришел в общежитие, думая, что Джисон и Минхо, наверняка, прятались весь день по комнатам и так и не поговорили. Весь день он то и дело возвращался к мыслям, как поспособствовать их, если не примирению, то разговору.
Войдя в коридор, первым делом он увидел прилипших к двери в гостиную Хенджина и Феликса. Хенджин, обернувшись на звук шагов, поманил его к двери. Увидев, на что же так залипли младшие, Чан едва не присвистнул от удивления.
Минхо и Джисон сидели на диване в обнимку. Причем Минхо явно решил закосплеить коалу, так как его руки и ноги немыслимым образом обвивались вокруг тела Хана, а сам Хан в коконе из конечностей Минхо лениво перебирал каналы, щелкая по кнопкам пульта.
***
