Смерть солнца начинается в полдень

“All I know, all I know Loving you — is a losing game” ♫ Duncan Laurence - Arcade

Скрипнули ручки пустых ведер, когда Ли Шэн поставил их на землю. Му Цину уже и не нужен был лунный свет, чтобы понять, что это именно он. Теперь, когда сам он прислуживал только Его Высочеству, Ли Шэн стал частично выполнять его прошлые обязанности. Носить воду на кухню, например. Но почему в такой поздний час? — Что же ты не здороваешься со старыми товарищами? — спросил юноша, бросив презрительный взгляд на отставленные ведра. Он сделал несколько шагов по направлению к Му Цину. Его лицо осветила холодная луна: плотно сжатые перекошенные губы, глубоко посаженные глаза, белесый шрам над бровью, очень старый и давно заживший, напоминавший бугристый потек воска. — Мы никогда не были товарищами, — ответил Му Цин, провернув пальцами зажатую в ладони заколку. Ли Шэн хмыкнул. — Конечно. Ты и с метлой в руке считал, что мы тебе не ровня. Му Цин тихо выдохнул через сжатые зубы. Когда этот человек хотел завязать ссору или драку, всегда использовал одни и те же аргументы. Не так важно, что ему при этом отвечали — даже молчание Ли Шэн воспринимал как личное оскорбление. Самым правильным решением было уйти. Юноша не был пьян, как в тот вечер, когда набросился на Му Цина сзади, но что-то все равно мешало повернуться к нему спиной. Прохладный воздух, пахнущий свежей влагой, вибрировал от напряжения. Создавалось впечатление, что Ли Шэн очень давно ждал этой встречи. Вероятно, даже искал ее. — Я не хочу с тобой ругаться, — не вложив в тон ни капли эмоций, произнес Му Цин. Ли Шэн развел руками. — А кто сказал, что я собираюсь ругаться? Разве нам нечего обсудить? Расскажи, как служба у самого императорского сына. Чувствуешь себя особенным? — Вовсе нет, — ответил Му Цин. — Ты зря считаешь, что в моей работе что-то изменилось из-за этого. — Вот как? Мести полы из золота не легче, чем подтирать грязь за этими спесивыми монахами в траурных одеждах? Хотя смотри-ка — теперь и ты их носишь! Получается, мы теперь подтираем грязь и за тобой тоже! — Ли Шэн улыбнулся, но его глаза остались недвижимыми, как у рыбы. Му Цин отошел от воды и бросил взгляд на каменные ступени, уводившие к тропе и терявшиеся под темными сводами кленовых веток. На мгновение ему показалось, что он услышал какой-то шорох наверху, похожий на звуки шагов, но тот быстро затих. Драки между слугами случались нечасто или их просто не предавали огласке. Старейшины следили за порядком в монастыре, и провинившихся просто подвергали телесным наказаниям, после которых тут же возвращали к работе. Потом об этом быстро забывали. Но стычка ученика с кем угодно: слугой или другим монахом — уже совсем иное дело. Тем более для Му Цина, которому и так не слишком доверяли из-за происхождения и протекции Его Высочества. Применять полученные во время обучения боевые навыки на том, кто работает в монастыре, непозволительно для совершенствующегося. Тогда как ему защищать себя? — Ты оглох? — спросил Ли Шэн. — Или тебе противно разговаривать с кем-то, вроде меня? За месяц ты забыл, из какого дерьма сам вылез? — Нет, — сказал Му Цин. — Не забыл. Мне нужно возвращаться. — Зачем? — пожал плечами Ли Шэн. Он упер руки в бока. — Меня и отправили за водой, чтобы приготовить чай для твоего царственного покровителя. Пока я не вернусь, подавать будет нечего. — У меня есть и другие дела. В низине, где находился источник, почти не дул ветер, но было слышно, как он шумит в верхушках деревьев. Листья затрепетали сильнее, и Ли Шэн коротко поднял на них взгляд. Му Цин сделал несколько шагов по направлению к лестнице, но юноша вдруг метнулся к нему и крепко схватил за предплечье. Его пальцы с такой силой впились в кожу, что напомнили о себе полученные на тренировках синяки. Му Цин почувствовал кислый запах пота. — Я знал, что с тобой что-то не так, — произнес Ли Шэн, пытаясь притянуть сопротивляющегося Му Цина ближе. — У тебя с самого начала на лбу было написано, что ты что-то замышляешь. И о чем думал советник, когда брал на работу сына казненного преступника? — Мой отец здесь ни при чем! — Му Цин вывернул руку из чужих пальцев. Ли Шэн сделал шаг вперед и вцепился в его плечо, больно прихватив лежавшие на нем распущенные волосы. — Я все слышал, — понизив голос, словно доверял какой-то секрет, продолжил он. — Я как раз заканчивал уборку на лестнице, когда на ней встретились двое наставников. И каково же было мое удивление, когда в их разговоре прозвучало твое гребаное имя! Му Цин замер, перестав пытаться сбросить с себя чужие руки. Наставники говорили о нем? Но почему? — Ха! — воскликнул Ли Шэн, вглядываясь в его лицо. — Ты правда думал, что твой план сработает? — Какой план? — Сама невинность! Только посмотрите! И это действует на кого-то, кроме наивного наследного принца? — прошипел юноша, повернув голову набок, как ночная птица, высматривающая добычу в высокой траве. — Хотя нет, не только на него. Вэй Чжилун настолько очарован твоими стараниями, что даже поделился этим с наставником Чжао! Я знал, что все во главе этого монастыря тупые святоши, но чтобы настолько! Му Цин толкнул его руку и вывернулся, нырнув под нее. Ли Шэн, пытаясь схватить его снова, лишь зацепил тонкую прядь, вырвав несколько волос. Он преградил путь к лестнице, так что за спиной теперь вновь оказалась вода источника. — Я не сделал ничего, — сказал Му Цин. — Тебе в том числе. Хватит. — Мне — конечно. Так твоя цель и не я. Как давно в твоей голове сложился этот план? Подобраться к наследному принцу, изучить его, воспользоваться его силой под видом тренировок, ослабить бдительность. Что дальше? Твой отец сдох хуже собаки! Ему снесли голову и сбросили гнить в яму за мятеж! Как дорого ты готов заплатить за то, чтобы об этом не узнал твой драгоценный покровитель? Му Цин следил за дыханием, стараясь не показывать эмоций, но сердце колотилось, а внутри пульсировала бессильная злость. Отца казнили потому, что таков был закон. И можно было бы на месте его сына ругать императора и проклинать всю его семью, ненавидеть их и мечтать однажды отомстить, но ни мать, ни сам Му Цин никогда так не думали. Император не знал даже имени отца и никогда его не видел. Не имел и малейшего представления об их существовании. Не он нанес удар, что отсек отцу голову. Закон и порядок, по которым живут люди, и правитель порой стоят друг от друга на расстоянии пропасти. Всем не угодить. Всегда найдутся те, кто будет недоволен. Все, чего Му Цин хотел, это обеспечить себе и матери достойную жизнь. Не перестраивать все вокруг, потратив на это всего себя и так ничего и не добившись, а доказать, что это можно обойти, выбрав иной путь. Он не собирался мстить за отца. Месть в его голове заключалась лишь в намерении не жить так, как они были вынуждены жить после его кончины. И тем более к этому никакого отношения не имел наивный, как красивая певчая птица на самом высоком дереве, Се Лянь, которому в день казни было столько же, сколько самому Му Цину. За месяц, проведенный рядом с наследным принцем, Му Цин лишь убедился в том, что тот верил в святые идеалы, которые даже не приближались к реальности. Это делало Се Ляня уязвимым перед обычной жизнью, полной лишений. Оставалось лишь надеяться, что из-за статуса она его никогда и не коснется. — Его Высочество знает о судьбе моего отца, — ответил Му Цин, глядя в блестящие глаза Ли Шэна. — Этим ты ничего не добьешься. — И он знает, что ты используешь его ци, чтобы найти его слабые стороны? Тренируешься с ним и его прихвостнем из охраны, изучаешь обоих. Мастер Вэй сказал наставнику Чжао какую-то чушь о том, что твоя сила становится крепче благодаря тому, что ты закаляешь ее во время занятий с принцем! Этот старый дурак еще и радуется! Пустоголовые святоши! И не представляют, какой перед ними скользкий демон! — выплюнул Ли Шэн. — Я не собираюсь вредить Его Высочеству, — произнес Му Цин твердо. — Какой смысл мне что-то замышлять против него? Ли Шэн вскинул брови в таком честном удивлении, что его лицо на мгновение приобрело почти детское выражение. — Твоих предков еще от тебя не тошнит? — спросил он. — Даже если тебя прижать, начинаешь изворачиваться, как гусеница! Ты у меня теперь вот где. — Юноша демонстративно сжал кулак. — Я все расскажу Мэй Няньцину. Ты вслед за отцом отправишься еще более изуродованным, чем он! Советник не доверял Му Цину и открыто недолюбливал его, но не может же он поверить в такую чушь? Или для других все так и выглядело? Молчаливый слуга из нищего переулка столицы, появившийся в монастыре незадолго до прибытия на обучение Его Высочества, ставший вдруг учеником, а потом и личным слугой наследного принца. Му Цин не был настолько слеп, чтобы не осознавать, каким его видят окружающие. У него здесь не было друзей. Он почти не общался с другими слугами, держась в стороне. Добывал любой ценой знания, которые могли приблизить его к цели. Высокомерный, закрытый, нелюдимый сын человека, казненного за мятеж против власти. Теперь — в услужении царственной персоны. И нацелен на то, чтобы избавиться от своих слабых сторон. Никаких слов и объяснений не хватит, чтобы дать понять советнику или даже Ли Шэну, что Му Цин не видел в Се Ляне отражения причин того, что случилось с его отцом. Даже не связывал их между собой. Наследный принц был для него сильным соперником, с которым когда-нибудь хотелось бы встать на равных. Разве это делало его врагом? — Что застыл? — самодовольно спросил Ли Шэн. — Оправдания закончились? Давай теперь подумаем, чем ты можешь быть мне полезен в обмен на мое молчание. Признаюсь, мне не хочется сразу сдавать тебя наставникам. Интересно, как далеко ты можешь зайти. Но это будет не бесплатно. — У меня ничего нет, — ответил Му Цин. То, что до этого время от времени натягивалось внутри, теперь вибрировало и носилось по энергетическим каналам будто в поисках выхода. В груди то раскалялось, то замирало. Ци кидалась к голове, следом рушилась в низ живота, закручиваясь неразрывным циклом. — У тебя — нет? Ты личный слуга драгоценного принца. Найди. Укради. Мне без разницы, — фыркнул Ли Шэн. Укради. От этого слова замутило. Вспомнился случай, столкнувший Му Цина с Се Лянем лично. Пусть он тогда ничего и не крал, вещь принца все равно оказалась у него. И он не спешил ее отдавать, и сейчас она лежала в земле у главной тропы. А причины были точно такими же — Му Цин не мог выстроить в своей голове обстоятельства, при которых ему хоть кто-нибудь бы поверил. Если Се Лянь выслушает все эти доводы, примет ли их? А если узнает Фэн Синь, жизнь которого не принадлежала ему самому, а была отдана навечно взаймы до момента, пока принцу не будет грозить смертельная опасность? Они были добры к Му Цину. К этому почти получилось привыкнуть. Пусть не как к чему-то постоянному, но хотя бы сейчас, пока они с Се Лянем учатся вместе, в этом странном тепле было почти спокойно. Узнав, что Му Цин использует ци принца, чтобы отработать собственную внутреннюю защиту, что они подумают? То же, что и Ли Шэн? С другой стороны, вступив в игру, которую ему предлагают, Му Цин подтвердит, что все так и есть. Что он вынашивает тайный замысел против принца. Что он не просто пытается заполучить то, что многим дается просто так, а мечтает отомстить за отца. Этот порочный круг никогда не прервется. Когда они были детьми, торговцы прогоняли их, а владельцы таверн угрожали спустить собак, если они не отойдут, хотя они могли просто идти мимо. Му Цин думал, что, став совершенствующимся, получит право хотя бы просто делать то, что должен, без косых взглядов. Думал, что пройдет немного времени, и монахи перестанут презрительно фыркать, стоит ему появиться в учебном зале. У Се Ляня ведь почти получилось завоевать доверие и признание трудом и усердной работой, пусть сначала и про него ходили нелестные слухи. Чем Му Цин хуже? Ведь это же даже не вопрос статуса. — Нет, — сказал он. — Чего? — нахмурился Ли Шэн. — Я сказал — нет, — повторил Му Цин тем же тоном. — Никаких доказательств нет. Его Высочество не поверит в это. — Он наивный дурак, витающий в облаках, — скривился юноша. — У советника побольше мозгов. Дело не в мозгах. Мэй Няньцин мечтал о моменте, когда Му Цин покинет монастырь, уже неважно — после окончания обучения или за какой-то проступок. «Помни наставление: любая техника в руках того, кто следует праведным путем света, будет во благо, в то время как даже самое светлое оружие превратится в несущее мрак и смерть, попав к нечестивцу. У тебя чистый разум. Это открывает перед тобой множество возможностей». Мастер Вэй Чжилун. Это были его слова. Он не видел в Му Цине угрозу, не считал, что он что-то замышляет против принца. Его волновало лишь то, что выбранный его учеником путь был слишком сложным. Но не низким. Не грязным. Не недостойным. Поверит ли он, узнав всю правду о его происхождении? Мастер никогда не обращал внимания на сплетни. Возможно, он даже не был в курсе того, как сложилась судьба их семьи в далеком прошлом, когда они с матерью остались одни. Выступит ли он на его стороне? Захочет ли вообще хоть кто-то в монастыре Хуанцзи встать на защиту такого, как он? Разболелась голова. Сухо саднило ладонь, в которой Му Цин по-прежнему крепко сжимал деревянную заколку. С распущенными волосами было неуютно, к тому же если Ли Шэн полезет в драку, они будут только мешать. Но и собрать их нормально Му Цин не мог — юноша напротив следил взглядом за каждым его движением. Любой жест он готов был расценить как угрозу. — Я ухожу, — сказал Му Цин. — И тебя тоже скоро будут искать. Старший Ван не любит, когда за водой ходят слишком долго. Договорив, он снова направился в сторону лестницы. Ли Шэн сбоку громко и резко выдохнул носом. Этого оказалось достаточно, чтобы сработали новые рефлексы взамен изломанных старых. Му Цин выставил руку в защитном жесте раньше, чем чужой кулак ударил его по скуле. Ли Шэн навалился на него всем весом, как на дерево, желая сбить с верхних веток плоды. Му Цин снова вырвался, хотя внутри все так и норовило сорваться. Ударить в ответ. Защититься нормально, чтобы больше этого не повторялось. Но он не мог себе это позволить. Только не сейчас, когда все едва стало налаживаться. — Мы не договорили! — проорал Ли Шэн. — Мне наплевать, — с трудом проговорил Му Цин, потому что хотелось кричать в ответ. В груди невидимая рука без устали водила по натянутым струнам, и от них напрягалось и пульсировало во всем теле неизвестной и беззвучной мелодией. Сопротивляться этому было все сложнее. Поняв, что ударить его не получается, Ли Шэн разозлился еще больше. В какой-то момент он отошел на несколько шагов. Му Цин воспользовался этим, чтобы, наконец, пробраться к лестнице, но юноша вдруг бросился на него, вырвав сапогами мокрую траву вместе с грязью. Он был тяжелее и больше Му Цина, хотя и не таким широкоплечим, как Фэн Синь. От резкого столкновения оба полетели назад — в воду. Источник в этой части был мелким, и Му Цин ударился плечом и лопаткой об острые камни на дне, придавленный чужим телом. От ледяного потока свело мышцы и сбилось дыхание. Ли Шэн сверху извивался и норовил то ли ударить, то ли придушить. Му Цин пихнул его ногой в живот. В лицо лилась вода, а спина вообще будто пропала. Правая рука не слушалась, плечо горело огнем. — Высокомерный ублюдок! — хрипел Ли Шэн, цепляясь за его волосы и одежду. — Я всем расскажу, что ты хочешь убить наследного принца! Тебя линчуют и отправят к предкам по кускам, а твоя мать сгниет заживо в нищете! — Прямо как твой безумный отец! — ответил Му Цин, не давая ударить себя по лицу. Мокрая потяжелевшая одежда мешала. На плече сзади, по ощущениям, было кровавое месиво, по которому продолжали елозить камни, чем больше на него наваливались сверху. Ли Шэн взревел, осыпая его обрывочными ругательствами. Неизвестно, сколько бы продолжалась эта односторонняя стычка, в которой один нападал, а другой — только защищался, но в один момент Му Цин вдруг резко почувствовал, как дышать стало легче. Чужой вес пропал, а следом раздался вопль: — Мать твою! Ты охренел?! Фэн Синь. Это был он. Му Цин быстро сел, опираясь только на левую руку; справа все онемело от лопатки и плеча до локтя. Ли Шэн стоял с запрокинутой головой, потому что его держали предплечьем под шею, надавливая так, что у юноши перекосило лицо и закатились глаза. У него была разбита бровь, и кровь заливала веки и щеку, капала с подбородка. — Фэн Синь! — позвал Му Цин, вскакивая на ноги. Внутри что-то спружинило, как тетива в момент выстрела, но он не обратил на это внимания. С одежды лило. — Тварь такая! — ругался Фэн Синь. У него потемнели скулы, блестел взгляд, и в лунном свете это выглядело почти устрашающе. — Что ты там нес про Его Высочество! Как смеешь нападать на его людей?! — Да вы хоть знаете… кто он? — прохрипел Ли Шэн. — Кого пригрели! Что ты… за солдат, если твоего хозяина замышляют прикончить прямо у тебя под носом?! Му Цин заметил, как Фэн Синь на долю секунды замер и ослабил хватку. В его глазах мелькнуло сомнение, и это отозвалось внутри такой смесью эмоций, что захотелось согнуться пополам и зажмуриться. Но он стоял, глядя на него и не двигаясь. Фэн Синь тоже посмотрел на него. Между его бровей залегла знакомая глубокая складка. — Закрой свой поганый рот! — выплюнул он, разрывая зрительный контакт. Его рука еще сильнее сдавила кадык Ли Шэна. Казалось, еще мгновение, и Фэн Синь сломает ему шею. — Дела Его Высочества тебя не касаются! Я могу прикончить тебя прямо здесь за измену! — Фэн Синь! — снова позвал его Му Цин, но тот не взглянул на него в ответ. Вместо этого, он сдернул с талии свой кожаный пояс и заломил руки Ли Шэна за спину, связывая их так крепко, что юноша дернулся и зашипел. В вороте его окровавленных с одной стороны одежд проступили широкие линии ключиц. Фэн Синь надавил сапогом под его коленями, заставляя опуститься на землю. — Дернешься — я тебя убью, — сказал он таким тоном, что у Му Цина по спине прошла дрожь. Ли Шэн послушно замер. Его губы шевелились, но он не издавал ни звука. Наконец, Фэн Синь повернулся к Му Цину. В выражении его лица сложно было прочитать эмоцию, но это и не требовалось. Несложно было догадаться, какие мысли роились в его голове. Му Цин молчал. — У тебя кровь, — сказал Фэн Синь. Он медленно и осторожно шагнул к нему. Му Цин посмотрел на свою руку. Белая ткань прилипла к коже и пропиталась кровью. Размытая водой, она текла темными каплями из-под рукава. — Я в порядке, — ответил Му Цин. В груди жглось, будто туда напихали углей, как в жаровню. Фэн Синь обязан заботиться о безопасности Се Ляня. Это главное в его жизни. И не было никаких сомнений в том, что он слышал часть их разговора с Ли Шэном. Как и в том, что сказанному не было ни доказательств… Ни опровержений. — Что за бред нес этот ублюдок? — спросил Фэн Синь, вставая еще на шаг ближе к Му Цину. Ли Шэн сидел на траве, смаргивая густую кровь, которая продолжала течь из разбитой брови. Она падала на влажные камни, срывалась с них в воды источника и исчезала в прозрачном потоке разводами. — Му Цин! — нетерпеливо воскликнул Фэн Синь. — Скажи что-нибудь! — Это неправда, — ответил Му Цин. — Твоего отца казнили? За что? В висках не просто пульсировало — билось. Му Цин сам себе напоминал колокол, по которому безостановочно колотили, как во время созыва армии на внезапную войну. Ци хаотично носилась по энергетическим каналам. Горела сама и жгла все на своем пути. Фэн Синь беспомощно развел руками. — Я не понимаю, — произнес он. И по нему это было видно. Не понимает. Что он вообще забыл здесь? Зачем пошел к источнику? Се Ляню что-то понадобилось, и тот послал его за Му Цином? Как много он слышал из их разговора с Ли Шэном? Му Цин с трудом выпрямился и пошел по направлению к лестнице. Поймал гневный, горящий, как у зверя, взгляд Ли Шэна, но даже ничего не почувствовал, встретившись с ним глазами. Фэн Синь резко развернулся, дернулся следом. — Ты мне что-нибудь объяснишь?! Да, но не сейчас, думал Му Цин, понимая, что просто не найдет нужных слов, чтобы донести всю правду. Нужно было успокоиться. Он так устал постоянно сдерживаться. Все то время, что он считал, что научился не обращать внимания на чужие злые языки, когда не реагировал, молчал, прятал это в себе, вгрызлось в каждую клеточку, грозя сломать изнутри. И вот это Фэн Синь точно не поймет, если увидит. Не надо было ему вмешиваться. Му Цин бы справился сам. Фэн Синь пропустил мимо ушей его слова о том, что не стоит заступаться за того, кто может за себя постоять. Тот столько времени подавлял в себе желание поколотить сплетничающих о Его Высочестве учеников, что теперь только рад был отыграться на Ли Шэне. За то, что напал на Му Цина? Даже не на самого принца. Фэн Синь решил, что должен защищать и его? «Как смеешь нападать на его людей?!» Как ему объяснить? Для таких, как Фэн Синь, обученных и воспитанных видеть угрозу даже в пролетающей мимо пчеле, Му Цин и его происхождение — все равно что громкий крик прямо в ухо. И тошно становилось от горечи, что, как бы он ни старался, пропасть оставалась не только между ним и наследным принцем. Но даже между ним и Фэн Синем. И ее не перешагнуть никакими объяснениями. Фэн Синь спрашивал тогда на тренировочном поле, зачем Му Цин стремится прыгать выше головы. Он просто вынужден это делать, чтобы доказать хотя бы право на обычные вещи, доступные другим. Чтобы на него перестали, наконец, смотреть как на сына преступника. На грязь. На того, кто лишен голоса с самого своего рождения. Се Лянь пытался заслужить одобрение, чтобы в нем перестали видеть избалованного сына императора. Стремился доказать, что серьезно относится к обучению. И у него это почти получилось. Му Цину огромных усилий стоило просто дать другим понять, что не все бедняки воры, преступники и нечестивцы. Что он тоже может быть полезен людям. Что из него выйдет толк. Что он талантлив, несмотря на то что родился в покосившемся доме среди грязи и вони от помоев. За спиной послышался вздох. Му Цина колотило, хотя он шел к каменным ступеням, не позволяя себе, как ни хотелось, побежать и скрыться в тени. — Му Цин. Левой руки коснулись горячие пальцы. Внутри взорвалось, будто все струны лопнули в один момент. В солнечном сплетении потяжелело, словно сердце рухнуло с огромной высоты, сотрясая по пути каждое ребро. Му Цин повернулся, выворачивая руку. Заметил лишь, как Фэн Синь потрясенно застыл, попятился. Как распахнулись его глаза, и в них отразился сноп золотых искр. Вспыхнула белым огнем трава у их ног, и на мгновение ущелье озарил свет, будто луна не удержалась на небе и скатилась вниз. — Ты… — проговорил Фэн Синь, когда свет погас так же быстро, как появился. Пахло пеплом. Рука дрожала. Тело пылало изнутри, как в страшной лихорадке. Духовные силы циркулировали мощным потоком. Му Цин моргнул, осознавая, что только что произошло. Он так много времени провел, изучая огненные заклинания, что одно из них стало первым на его пути совершенствования. То, что так дергало и раскаляло грудную клетку в ее центре, было его духовным ядром. Огненный барьер. Простейшая защита элемента, сработавшая на инстинктах, о которых Му Цин еще пока даже сам не подозревал. Но от кого он защищался? От Фэн Синя? Почему именно сейчас? Зажав рану на плече, из которой с новой силой полилась теплая кровь, Му Цин отвернулся и начал подниматься по лестнице. Он не оглянулся, даже когда ветви клена скрыли его от чужих глаз. Последнее, что он хотел бы увидеть в них, это недоверие и подозрение. Взамен когда-то промелькнувшему в них уважению. * * * Му Цин не знал, сколько прошло времени, когда в дверь его кельи постучали. Он так и сидел, не сняв мокрую одежду, которая липла к спине из-за подсохшей крови. В голове было пусто, и все мысли были заняты лишь нестерпимым жаром в груди. Стук повторился. Он был нетребовательный, но четкий. — Му Цин? — послышался из-за двери голос, который заставил тут же подняться на ноги. Это был мастер Вэй Чжилун. Му Цин сразу же открыл дверь и поклонился мужчине на пороге. — Учитель, — произнес он. Что он делал в такой поздний час в этой части монастыря? Ему что-то рассказали? Ответ на этот вопрос нашелся в то же мгновение, когда Му Цин выпрямился и увидел рядом с Вэй Чжилуном хмурого Фэн Синя, который кусал губы и смотрел куда-то в молчаливую темноту галереи. Он посторонился, пропуская мастера в келью. Тот вошел, не сказав ни слова, но потом повернулся к протиснувшемуся следом Фэн Синю и проговорил: — Фэн Синь, подожди снаружи. Юноша опустил взгляд и кивнул. Му Цин заметил, как он сжал руки в кулаки, выходя за дверь. Когда она закрылась, мастер Вэй Чжилун зажег свечу на столе. Посмотрел на раскрытую книгу рядом. Тронул плотный ряд уже прочитанных страниц по уголкам. — Учитель? — тихо позвал Му Цин. Вэй Чжилун посмотрел на него. Подошел ближе и мягко, медленно показал раскрытую ладонь. — Фэн Синь мне все рассказал, — вкрадчиво произнес он. — Мне нужно кое-что проверить. Му Цин кивнул и не шевельнулся, когда мастер приложил ладонь к его груди, а потом взял его за здоровую руку, проверяя пульс аккуратными сухими пальцами. По его лицу было непонятно, о чем он думает. Он злится? Разочарован? — Успокойся, — негромко произнес Вэй Чжилун, отпустив его запястье и тронув двумя согнутыми пальцами пылающий лоб. — Му Цин. Послушай меня. С тобой все хорошо. Такое случается, когда духовное ядро формируется в момент всплеска эмоций. Это всегда тяжело. Не ты первый. Не ты последний. — Я не хотел применять заклинание, — признался Му Цин через сжавший горло ком. — Я знаю. — И не собирался навредить Фэн Синю. — Ты бы и не смог. Это защитное заклинание. Юноша об этом уже знает, — сказал Вэй Чжилун. — Я говорил тебе, что выбранный тобой путь сложный. Но я ничего не говорил о том, что это нечистый путь. Тебе следует успокоиться. Му Цин выдохнул. Он стоял перед мастером в мокрой одежде с распущенными, спутанными в потасовке волосами, с окровавленным рукавом, и за все это было стыдно. Вэй Чжилун, вопреки всему, будто вовсе не замечал этого. — Утром тебе нужно будет прийти ко мне для проведения подконтрольной медитации. Это займет весь день. Я поставлю советника в известность сам. — Благодарю, учитель. — Я мог бы помочь тебе унять боль в ранах, но моя ци сейчас может тебе навредить. Не входи в медитацию до того, как завтра явишься ко мне. Следи за дыханием. Отдохни. И главное — успокой разум. Раны нужно перевязать. — Слушаюсь, — ответил Му Цин. Он не решался поднять на мастера взгляд, но чувствовал, как тот неотрывно смотрит на него. Му Цин был благодарен ему за его слова, но не знал, как это выразить. Фэн Синь нашел Вэй Чжилуна и попросил его о помощи? Среди ночи? — Слуга Ли нарушил правило монастыря и будет наказан, — сказал Вэй Чжилун. — Нападение на ученика недопустимо. Советник сам примет решение о его дальнейшей судьбе. — Я понял, учитель. Сказав все, что хотел, мастер развернулся и вышел за дверь. Му Цин услышал голос Фэн Синя, но не разобрал слов. Он ожидал, что останется один, но юноша вошел в его келью и закрыл дверь, навалившись на нее спиной. — Почему ты ничего мне не объяснил? — сразу спросил он. — Ты бы не поверил, — ответил Му Цин, не глядя на него и наблюдая за подрагивающим огнем свечи. — А может, это я буду решать? — с обидой в голосе отозвался Фэн Синь. — С какой стати тебе лучше известно, во что я поверю, а во что — нет? Я поговорил с Его Высочеством! Он сказал, что ты не использовал его ци, просто тренировал выносливость, и он об этом в курсе. Это так сложно было объяснить мне сразу? — Что бы это изменило? — глухо спросил Му Цин, борясь с ощущением, что голова сейчас просто взорвется от жара. — Да, моего отца казнили. За преступление против власти. Это факты. Но я не строю никаких заговоров против Его Высочества. И это уже лишь мои слова. Фэн Синь вздохнул. — Какой ты трудный. Хорошо, что я встретил мастера Вэя, пока вел этого ублюдка на пик. Думал, у меня крыша поедет. Его Высочество доверяет тебе. Нечего выдумывать, что твои слова ничего не значат. Говори прямо — и все будет нормально. Му Цин не стал с ним спорить. На это уже не было сил. Он ожидал, что Фэн Синь все же уйдет, но тот подошел к столу и поставил на него какую-то склянку, наполненную зеленой, как сочная трава, жидкостью. — Давай с ранами решать. Ты весь в кровище. Я сначала подумал, ты себе голову расшиб. Вот перевязки делать я точно умею. — Оставь, — сказал Му Цин. — Я тоже умею. — На спине? — с укором произнес Фэн Синь. — Снимай рукав. Му Цин повернул к нему голову. Плечо и спину саднило. Фэн Синь кивнул на циновку. — Садись. Стоя неудобно. — Я должен отнести Его Высочеству чай. — Уже нет. Старший Ван сам пришел во дворец Сяньлэ, когда никого не дождался. Его Высочество уже спит. И нам бы тоже пора. Хватит ломаться. Сжав зубы, Му Цин все же опустился на циновку, стаскивая рукав с поврежденного плеча. Ткань отходила с трудом, прилипнув к окровавленным ранам. Фэн Синь присвистнул. — Вот урод этот Ли. Ты себе всю кожу стесал. Чего не защищался? — Меня бы никто потом не стал слушать, — объяснил Му Цин. — Я бы стал, — просто возразил Фэн Синь, нависая над ним обжигающим теплом. — Его Высочество бы стал. Мастер Вэй тоже. За правду не наказывают. Он коснулся содранной кожи на плече. Му Цин крепче стиснул зубы. Он привык к боли, но почему-то сейчас ее едва получалось терпеть. Было ли это из-за плохо контролируемых духовных сил, обостривших все ощущения в теле, или из-за чужой странной заботы, понять было трудно. Фэн Синь сосредоточенно пыхтел, примостившись сзади. Его дыхание касалось обнаженной шеи, посылая по позвоночнику острые мурашки. — Волосы мешаются, — пробормотал он, звякнув бутылочкой с лекарством. — А, кстати. Му Цин вздрогнул всем телом, когда чужая рука бесцеремонно сгребла пряди в охапку и подняла их вверх. На лицо ссыпались волосы, но потом тут же пропали, когда Фэн Синь закрепил их на затылке. Му Цин тронул здоровой рукой получившееся на голове гнездо. Под пальцы попала деревянная заколка. — Подобрал у источника, — объяснил Фэн Синь. — У тебя такие волосы странные. В тумане тебя потерять, наверное, можно. Бледный весь, еще и башка светлая. Он нес полную ерунду, но Му Цин просто сдался, прикрыв глаза и не вдумываясь в чужие слова. От прикосновений так легко скрыться не получалось. Приходилось все силы тратить на то, чтобы тело не выдавало продолжавшей колотить изнутри дрожи. В груди так и пекло, как в кострище. Хотелось спать, а еще почему-то — перестать бороться. Хотя бы один раз. Му Цин понимал, что это слабость, и ей впервые в жизни настолько сильно тянуло поддаться. Если бы Фэн Синь не встретил мастера Вэя и не выслушал его объяснения, поверил бы он ему тогда? И имело ли это сейчас значение, если в конце концов тот все же отодвинул в сторону все свои подозрения и пришел к Му Цину, чтобы помочь перевязать раны? — Больно? — спросил Фэн Синь. Сквозь гул в ушах Му Цин с трудом его услышал. — Нет. — Опять ты… — вздохнули за спиной. — Про стрельбу с таким плечом можно забыть на ближайшие дни. И у тебя жар. — Утром пройдет. Фэн Синь ничего не ответил, накладывая лекарственную мазь. В нос ударил яркий травянистый аромат, который, наконец, перебил запах чужих кожи и волос. Му Цин вцепился пальцами в приспущенную с плеча ткань. Сердце уже билось ровно, но так сильно, что содрогались ребра. Оставалось надеяться на то, что это не видно со стороны. — Готово, — сказал Фэн Синь. Прочистил горло. — Это… — Он тронул одежду на Му Цине, но отдернул руку, коснувшись случайно его пальцев, как будто до этого не сновал своими по лопатке и шее. — Все. Му Цин прикрылся еще влажной тканью, хотя стоило переодеться в сухое. Изнутри раздирали противоречия, с которыми он не знал, что делать. Хотелось, чтобы Фэн Синь ушел, но почему-то было ощущение недосказанности. Раньше его это не беспокоило. Люди всегда выбирали думать то, что им нравится, невзирая на слова. Но сейчас Му Цин не мог убедить себя в том, что ему на это все равно. — Я не хотел, — с трудом выговорил он. — Это невозможно было контролировать. Фэн Синь поднялся на ноги. Потер шею. — Да я уж понял. Ты… Скажи, ты ведь не думаешь, что Его Высочество… В общем… Он же был еще ребенком, когда все это случилось с твоим отцом. Стало горько. Му Цин прикрыл глаза и покачал головой. — Я знаю, — ответил он тише, чем собирался. — И ничего такого не думаю. Я просто хотел… — Что? — спросил Фэн Синь, когда он не продолжил. Му Цин поднялся на ноги, ругая себя за возникшее вдруг желание рассказать юноше о том, о чем никому раньше не рассказывал, даже собственной матери. Фэн Синь был предан человеку, которому служил. Се Лянь не знал ничего о жизни, заставлявшей бороться за вещи, что ему и так принадлежали с рождения. Как бы ему хотелось не думать об этом, как Фэн Синь. Не оправдывать каждый свой поступок просто из-за того, что общество делит все на белое и черное. Низ и верх. Но шанс, чтобы тебя не относили ни к белому, ни к черному, ни к низу, ни к верху, а судили лишь по поступкам без домыслов, еще нужно было заслужить. — Я приду утром, — сказал Му Цин. — Уверен? — с сомнением в голосе уточнил Фэн Синь. — Да. Не пойдет же Его Высочество на занятия с прической, как у меня сейчас. Му Цин выпутал из волос заколку, которая в них держалась только из-за того, что пряди были спутанные и влажные. Фэн Синь фыркнул и принял оскорбленный вид. — Справлялись же мы как-то без тебя все это время. — С трудом, — съязвил Му Цин. Когда Фэн Синь ушел, он погасил свечу и обхватил себя обеими руками, сжав бока, будто это могло помочь успокоить духовные силы, наполнявшие тело обжигающей энергией. Несмотря на нее, Му Цин чувствовал себя вымотанным и разбитым. От распущенных волос пахло чужим теплом.