Позднее субботнее утро. Хуа Чэн и Се Лянь все еще прятались под мягким одеялом на просторной кровати. Солнечный свет нежно сочился сквозь белые занавески, заливая комнату мягкими лучами. Это делало все похожим на теплый, золотой, сказочный сон. Даже Се Лянь слабо мерцал под приглушенными лучами утреннего солнца.
Он все также спокойно спал в руках Хуа Чэна. Его ресницы слегка подрагивают, пока он спит, а грудь мерно поднимается и опускается. Хуа Чэн смотрел на него в полной тишине, бережно поглаживая его щеку большим пальцем.
Он проснулся полчаса назад, но с того момента не издал и звука. Он просто наблюдал, запоминал каждую черту лица, чувствуя, как несравненно сладкое тепло пробуждается в сердце каждый раз, когда он прижимается к нему. Он сосчитал его ресницы, решил, что цвет его губ схож с розовыми соцветиями вишни, проследил взглядом изгиб его носа, щек и подбородка. Обычное занятие в наши дни.
Хуа Чэн и Се Лянь встречаются уже несколько месяцев, но вид Се Ляня, спящего в его руках — на рассвете, в сумерках или же в полночь, — был тем, к чему он все еще не мог привыкнуть. Проснувшись после их первой совместной ночи, проведенной в пьяном дурмане, он не мог предаваться наблюдению за ним, ведь сразу после этого он бросился с кровати на пол, чтобы преклонить колени.
Но сейчас он мог, и поэтому свободно пользовался этим.
Это было невероятно. Этот чудесный человек был его. Отныне каждый маленький миг, каждый потерянный отрезок времени принадлежал ему. Каждый незначительный момент, как этот — ленивое субботнее утро, которое они могли провести, наслаждаясь друг другом, — был его. Это кружило Хуа Чэну голову.
Насытившись разглядыванием изгибов его лица, Хуа Чэн наклонился и прижался губами к губам Се Ляня. Потом он тронул ими щеки, виски и веки, покрывая все его лицо мягкими поцелуями. Се Лянь медленно пошевелился, и его нос забавно сморщился, когда его глаза затрепетали и открылись. Хуа Чэн улыбнулся и соединил их носы.
— Проснулся, гэгэ? — спрашивает, нежно выдыхая слова.
— Мм… Доброе утро… — бормочет Се Лянь в ответ, сильнее пряча лицо в его шее.
Улыбка Хуа Чэна стала шире, и он поцеловал его волосы, крепче обнимая руками талию. — Тебе пора вставать, гэгэ, уже почти полдень. Обычно ты не просыпаешься так поздно, ты устал?
Хуа Чэн почувствовал кожей, как нахмурились брови Се Ляня. — А не из-за тебя ли это, Сань Лан? Мне больно…
Хуа Чэн рассмеялся, но в этом смехе не было ни намека на раскаяние. — Прости, гэгэ.
Они лежали, обнимаясь, еще какое-то время, довольствуясь чужим дыханием на своей коже, греясь в их общем тепле. Се Лянь почти провалился в дремоту, но Хуа Чэн снова стал покрывать его лицо поцелуями.
Се Лянь хотел проигнорировать его, вернуться ко сну и наслаждаться своим поздним утром, но Хуа Чэн оказался слишком настойчив, и в итоге Се Лянь не смог не расплыться в улыбке. Он начал смеяться, отодвигая его лицо. — Прекрати, Сань Лан! Я хочу поспать еще.
Хуа Чэн улыбнулся, утыкаясь лицом ему в ладонь, и начал покрывать поцелуями и ее. — Давай, гэгэ. Не обращай на меня внимания.
Се Лянь был полон нежного возмущения.
Ты так говоришь, будто это так просто… Хуа Чэн продолжил целовать его руки, и он решил, что с него достаточно его заигрываний: ему захотелось дать попробовать Хуа Чэну вкус собственного лекарства.
Без всякого предупреждения он обхватил его шею и притянул к себе для поцелуя. Хуа Чэн издал неясный звук удивления, и его брови взметнулись вверх, прежде чем губы изогнулись в улыбке, и он ответил на поцелуй, тихо гудя.
Какое-то время они просто валяли дурака: большая путаница перекрученных согретых простыней, свитеров и залитых солнцем поцелуев.
Они целовались уже как три минуты, пока Се Лянь не осознал, что его контратака пошла не по плану, и отодвинулся назад, отстраняясь. Хуа Чэн улыбнулся, будто он понял, о чем только что думал Се Лянь, и его хватка вокруг талии сжалась сильнее. Он углубил поцелуй.
Се Лянь издал звук протеста, сморщил нос и раздраженно фыркнул. Но через какое-то время стало ясно, что Хуа Чэн не отступит, поэтому Се Лянь смирился и уступил собственному желанию растаять в поцелуе.
Отстраненно Се Лянь сетовал на то, что Хуа Чэн в последнее время становится все более дерзким. Он стал более смелым, чем был раньше —
всегда касается и целует его, как самому только захочется.
…Не то что бы Се Ляню не нравилось. Чувствовать, как Хуа Чэн вкладывает свою любовь в каждое прикосновение и поцелуй было очень приятно, на самом деле.
Се Лянь не заметил, как их поцелуи переросли во что-то более горячее, но прежде чем он подумал об этом, он уже тяжело дышал Хуа Чэну в рот, пока руки последнего забрались под свитер, лаская кожу.
Хуа Чэн не торопился, посасывая и покусывая его губы, пока они не стали ярко-красными и припухшими. Затем он спустился к шее, уже готовый сделать то же самое и здесь, на бледной коже, как Се Лянь немного отклонился назад и легонько щелкнул его по лбу.
— Сань Лан, я же говорил тебе, что у меня скоро выступление, — ворчит Се Лянь, совсем как родитель на своего ребенка, — Не кусайся. Даже засосы, которые ты оставил в прошлый раз, еще не до конца исчезли… — Се Лянь был почти уверен, что они будут исчезать еще какое-то время.
После их первой ночи Се Лянь проснулся, весь покрытый укусами, красными и фиолетовыми засосами, разбросанными по всему его телу, начиная с шеи и заканчивая
икрами. (Он думал, стоит ли считать это чем-то, о чем нужно беспокоиться). Потребовалось полторы недели, чтобы они полностью исчезли.
Хуа Чэн ткнулся носом Се Ляню в шею. — Не похоже, что там их будет видно.
Се Лянь был слегка смущен, но все же ответил, —
Хорошо, но все смогут увидеть мою шею.
Хуа Чэн слабо пожал плечами. — Мм, тогда позволь им увидеть, — про себя добавив,
будет лучше, если увидят.
—
Сань Лан, — Се Лянь смеется слегка беспомощно.
Хуа Чэн ничего не отвечал, словно не хотел этого делать, но потом он все же кивнул, уступив, — Хорошо, я не оставлю меток, — вместо этого он просто прижался губами к горлу Се Ляня и поцеловал хрящик, облизывая. Его большие пальцы гладили кожу живота, задирая ткань свитера все выше. Се Лянь почувствовал щекотку и захихикал в объятиях Хуа Чэна.
Небрежно, Се Лянь сказал с веселой улыбкой, — Сань Лан, у тебя есть очень странная привычка лизать меня, — у Хуа Чэна такая и правда имелась. Се Лянь не вкладывал в свои слова ничего такого, даже после того, как они сорвались с его губ, он ничего не заподозрил. Только вот Хуа Чэн замер, а потом рассмеялся и нежно прикусил его кожу. Вытягивая
«Ах! Ты обещал не кусаться!» из Се Ляня.
— Не такая она уж и странная, — Хуа Чэн поднялся выше и облизнул его губы, — Если бы ты был на моем месте, тебе бы тоже хотелось, — Се Лянь задумался над его словами, а Хуа Чэн лишь заговорщически улыбнулся, но не стал вдаваться в подробности.
Хуа Чэн считал, что у него были веские причины, оправдывающие его пристрастие. Но в целом, оно заключалось не только в облизывании Се Ляня. Если бы ему позволили оставить следы, то он несомненно отдал бы предпочтение им. Но помимо очевидных засосов и укусов, это (или просто прикосновение рта к коже Се Ляня) позволяло почувствовать, как Се Лянь нагревается под его губами, а его тело становится податливым.
Тогда Се Лянь издавал тихие приглушенные звуки, которых он сам не замечал, и его кожа начинала заманчиво блестеть от слюны. И еще Се Лянь был… сладким на вкус, будь это его кожа или что-то еще.
Все это было очень приятно.
Руки проскользили по животу Се Ляня, холодя кожу, пока не дошли до сосков, ущипнув их. Они потирали горошины, проходясь круговыми движениями и играясь с ними, пока тихий, короткий и едва слышимый гортанный стон не вырвался из Се Ляня. Он спрятал свое лицо в шее Хуа Чэна. — Сань Лан, у меня тренировка…
Хуа Чэн отозвался гулом, но продолжил играться. — Мгм. Я помню. Я не буду входить, — затем его руки скользнули вниз, задевая Се Ляня спереди, поглаживая его сквозь мягкий хлопок штанов, прежде чем проникнуть под их пояс, касаясь кожи. Очередной заглушенный звук.
Как и всегда, Хуа Чэн получал огромное удовольствие, доставляя его Се Ляню. Он лениво проходился по его длине, пока тот окончательно не затвердел, и вся его ладонь не стала покрытой липкой полупрозрачной жидкостью. Затем он остановился и отодвинулся, чтобы они оба могли сесть прямо, а Се Ляня пристроил между своих ног, прислонив к себе спиной.
После того, как он стянул с него штаны, он широко развел его ноги в стороны, перекидывая через свои так, чтобы Се Лянь не смог свести их. Он задрал свитер вверх, подтягивая концы к его губам. Се Лянь послушно прикусил ткань. Хуа Чэн снова сосредоточил свое внимание на его члене, двигаясь на нем одной рукой, а другой потирая соски.
Слабо держась за его руки, Се Лянь отвернулся к Хуа Чэну с горящими щеками, и поэтому не мог видеть этого откровенного зрелища. Находясь позади него, прижимаясь грудью к его редко вздрагивающей спине, Хуа Чэн имел полный обзор на Се Ляня: как он становится все более мокрым под каждым прикосновением, или как он пытался свести ноги вместе, подтягивая их ближе, чтобы закрыть обзор Хуа Чэну, но не мог.
Хватка Хуа Чэна оставалась расслабленной и легкой, так что Се Лянь чувствовал себя хорошо, но недостаточно хорошо, чтобы кончить. Хуа Чэн продолжал, пока звуки, что покидали горло Се Ляня, не стали слишком громкими и намного более неприличными — полноценными всхлипами, стонами и
всем подобным. Хуа Чэн все это время низко шептал Се Ляню на ушко что-то успокаивающее, но эти слова не могли обмануть Се Ляня.
Хуа Чэн может и звучит чертовски нежно, его голос может быть пропитан густой сладкой теплотой и любовной лаской, но Се Лянь точно знал, что Хуа Чэн искренне наслаждался доведением его до отчаянных мольб. Только тогда он сладко улыбался и мало-помалу смягчался. Се Ляню потребовались
недели занятий любовью, чтобы заметить раздражающие привычки Хуа Чэна в постели. Каков злодей, воистину.
Иногда Се Лянь терялся в волнах чистого наслаждения, и Хуа Чэн мог делать с ним то, что захочет, а иногда Се Лянь оставался в сознании, и мятежная жилка внутри начинала бунтовать.
Сейчас был один из тех случаев.
Се Лянь сжимал руки Хуа Чэна, пока те не остановились. — Сань Лан, — сказал он, его голос немного дрожит, — Хватит дразнить.
— Хм? Но тебе же хорошо, гэгэ? — снова этот сладкий голос.
Се Лянь поджал губы, а затем подался назад, прижимаясь ягодицами к Хуа Чэну, который был неудивительно твердым. Се Лянь слышит, как он сглотнул рядом с его ухом, и повторил движение, надавливая сильнее. Короткий стон.
Его руки обхватили бедра, но не остановили. — Гэгэ… — легкое недовольство проскочило в его голосе, — Я не могу войти в тебя сегодня… Не дразни меня.
Се Лянь хмыкнул и снова двинул бедрами, непреклонный. —
«Но тебе же хорошо», Сань Лан?
Слыша свои же слова, Хуа Чэн замер, и затем разразился мягким восторженным смехом. — Хорошо, хорошо. Прости, гэгэ, я был неправ, — Хуа Чэн уткнулся носом в его затылок, а потом лизнул ушную раковину. — Тогда, может, встанешь на четвереньки?
Се Лянь не совсем понимал, что собирается делать Хуа Чэн, но так как он пообещал не входить в него, то Се Лянь не стал спрашивать, наваливаясь вперед. Чувствуя себя немного смущенным, он опустился на свои предплечья и колени.
Руки, все еще липкие от смазки, заскользили вдоль коленей к бедрам и снова опускались, прежде чем проскочить между ними, поглаживая тонкую кожу. Се Лянь вздрогнул и неконтролируемо выгнул спину, когда его голова опустилась. Концы свитера сползли на красивый изгиб туловища. Хуа Чэн снисходительно ласкал и сжимал мягкую плоть ног, затем приподнял Се Ляня за бедра выше, тесно прижимая их друг к другу.
— Гэгэ, я использую твои бедра, хорошо? — сказал Хуа Чэн, открывая лубрикант и обильно смазывая в нем пальцы.
Се Лянь нахмурился и посмотрел на него через плечо. — Это как?
Хуа Чэн улыбнулся и просунул правую руку между его бедрами. Раздался слегка хлюпающий звук, когда его рука начала размазывать смазку, двигаясь сверху вниз; прозрачная густая жидкость стекала с того места, где соприкасались бедра. Се Лянь дернулся от незнакомых ощущений.
Это было щекотно и вместе с тем странно возбуждающе. Он не получал прямого удовольствия от этого, но все же это ощущалось очень пошлым и заставляло его тело нагреваться.
Когда Хуа Чэн понял, что размазал смазку достаточно тщательно, он убрал руку и слегка припустил свои штаны. Ближе прильнул к ногам Се Ляня, а затем толкнулся между бедер членом.
—
Мм… сожми ноги сильнее, гэгэ, — низко пробормотал Хуа Чэн. Се Лянь послушался и сжался, напрягая мышцы ног. Ах, встречаться с танцором. Хуа Чэн простонал в ответ, начиная двигаться быстрее.
Через некоторое время Се Лянь понял, что это был первый раз, когда Хуа Чэн касался его, не пытаясь доставить ему удовольствие. Это было странно. Его передняя часть пульсировала немного неприятным теплом, что только росло, благодаря привычке Хуа Чэна дразнить его, но сейчас он не трогал даже его спину.
Раньше он часто жаловался на то, как беспощадно Хуа Чэн толкался в него, заставляя реальность помутиться от наслаждения. Он всегда думал, что, да, это было хорошо, но слишком. Но сейчас, когда Хуа Чэн не делал этого, Се Лянь чувствовал, будто… будто чего-то не хватает. Сколько бы Хуа Чэн не вбивался в него сзади, он не ощущал ничего, кроме того, как что-то горячее и твердое скользит между его ног, иногда задевая снизу, но только слегка.
…Мог ли недостаток оглушающего удовольствия настолько свести его с ума? На этой мысли Се Лянь поразился себе. Когда он успел стать настолько вульгарным? Потерявшись в своих мыслях и чувствуя небольшой шок, Се Лянь расслабил ноги, и Хуа Чэн нахмурился.
— Гэгэ устал? — Хуа Чэн собирался отстраниться, чтобы дать Се Ляню время передохнуть, но к его удивлению ладонь Се Ляня потянулась назад и обхватила его пальцы. Хуа Чэн бросил взгляд на их переплетенные руки, а потом перевел его на лицо Се Ляня.
— Я… — начал Се Лянь, и его лицо стало насыщенного красного оттенка, заставляя помедлить. Затем он отвел глаза, избегая взгляда Хуа Чэна, бормоча с восхитительной решимостью, — Войди в меня, Сань Лан.
Хорошо. Се Лянь наконец определился. Вроде того. С таким же успехом он мог бы зайти так далеко, как пожелает, к черту приличия. И кроме того, он просил об этом Сань Лана — один этот факт оправдывал большую часть тех непристойностей, которые теперь могли сорваться с его уст.
Хуа Чэн оторопел. А затем словно загорелся.
Съезжая вниз, будто сдувающийся шарик, Хуа Чэн лег на Се Ляня, прижимаясь к кровати, его руки вновь обернулись вокруг талии. — Гэгэ, ты иногда действительно слишком… — он пораженно замолчал, утыкаясь носом ему в плечо.
Хуа Чэн не находил себе места. И Се Лянь тоже. Они лежали так какое-то время, пытаясь краснеть не так сильно. В конечном итоге Се Лянь закопошился и перевернулся в руках Хуа Чэна, смотря на его лицо и возвращая объятия.
Его губы все еще были застенчиво поджаты, но в глазах безошибочно читалось тепло, когда он опустил взгляд на обнимающего его Хуа Чэна, чье лицо лежало на его груди. -…Ты не собираешься?
— Конечно же, собираюсь.
Но Хуа Чэн все оставался лежать так же. Се Лянь понятия не имел, что тот делал, но все оказалось куда проще — он подбадривал себя, чтобы взять себя в руки. Затем он окончательно собрался и слез с Се Ляня. Он нежно подхватил его под коленями, раздвигая ноги еще больше.
— Больше не дразни меня, Сань Лан, — серьезно сказал Се Лянь, хотя нахмуренные брови придавали его лицу скорее надутости, нежели серьезности, и его свитер высоко задрался. Хуа Чэн подумал, что он выглядит мило.
Он наклонился вперед и оставил на губах поцелуй. — Хорошо, я обещаю.
Разведенные ноги открывали вид на дырочку, что была красной и припухшей с прошлой ночи. Она выглядела особенно нежно в утренних лучах. Хуа Чэн собрал немного бегущей по бедрам смазки и надавил на вход, смотря как он раскрывается, принимая его палец.
Се Лянь простонал и сам раздвинул ноги шире, что заставило внутренности Хуа Чэна гореть желанием. Колечко мышц, как и казалось со стороны, было мягким, и уже через какое-то время Хуа Чэн добавил второй, а затем и третий палец. Стенки плотно сжимали длинные фаланги, обволакивая порочным влажным жаром.
Се Лянь ощутил странное чувство облегчения от того, что в нем что-то находилось, двигаясь внутри.
…Он решил, что на этой мысли не стоит слишком заострять внимание.
Как он и ожидал, пальцы Хуа Чэна даже близко не стояли с настоящим наслаждением. Наконец его тело расслабилось, и он понял, что хочет большего: чего-то, что до предела растянет его нутро, и заполнит так, что на животе появится выпуклость.
Се Лянь потянулся вниз и взял Хуа Чэна за руку. — Достаточно, Сань Лан. Просто войди.
Хуа Чэн кивнул и убрал пальцы, решительно игнорируя то, как стенки вокруг них сжались, словно не хотели отпускать. Снова подхватывая его под коленями, Хуа Чэн надавливал на них, пока бедра Се Ляня не стали почти параллельны его животу, и затем приблизился.
В таком положении вход в тело было видно лучше. Влажное, припухлое колечко мышц сжималось, словно молило о чем-то, что войдет в него, и несколько капель лубриканта выскользнули оттуда. Хуа Чэн опустил руку вниз, снова дотрагиваясь пальцами до Се Ляня, размазывая смазку, и тогда, когда он начал извиваться под ним, выпрямился и толкнулся внутрь. Се Лянь прогнулся в спине, шире разводя ноги навстречу Хуа Чэну. Его пальцы на ногах подогнулись от удовольствия, и они оба застонали.
Изнутри Се Лянь был мягким и теплым, но сжимал длину Хуа Чэна он совершенно неописуемо. Ощущение, будто ему отсасывают. Как и обычно, Се Лянь заставил все внутренности гореть огнем, и часть Хуа Чэна захотела толкнуться в него сильнее. Но сегодня он решил, что помедлит с этим, наслаждаясь ощущением себя внутри Се Ляня. Он полагал, что Се Лянь хочет того же.
И поэтому они не спешили заниматься любовью, полностью пользуясь их субботним утром. Это был медленный, непринужденный час низких стонов и нежных поцелуев. Когда они оба достигли пика, Хуа Чэн понес Се Ляня — который оплелся руками и ногами вокруг его шеи и талии, — в ванную.
Они вместе приняли душ. Хуа Чэн хотел, чтобы Се Лянь просто сидел и предоставил всю работу ему, — предоставил ему баловать себя, в большей степени, — но Се Лянь тоже хотел позаботиться о Хуа Чэне, поэтому в итоге они принялись мыть друг друга, обмениваясь поцелуями и чувствуя себя счастливыми.
Когда они закончили, Хуа Чэн предложил сходить в кафе пообедать, пока еще есть время до тренировки Се Ляня. Се Лянь согласился, восторженно кивнув, и затем они вышли из квартиры Хуа Чэна, держась за руки, полностью погруженные в свой личный мир — в компании друг друга.
***
Хуа Чэн ходил в это кафе потому, что там можно было вероятнее всего встретить Се Ляня. Сейчас же оно нравилось ему, так как оно напоминало о том времени, когда он держался на расстоянии, восхищаясь им, и представлял, как прекрасно было бы находится с ним рядом, чтобы он хотя бы взглянул на него или обратил внимание, — а сейчас он стоял, держа руку Се Ляня в своей.
Сейчас у него было право быть тем, кто заставляет Се Ляня улыбаться или смеяться; быть единственным, кого он целует, обнимает и любит.
***
Хуа Чэн стоял в забитом зале.
Хуа Чэн стоял в забитом зале с букетом из ста роз в руках.
Рядом с ним Инь Юй и Хэ Сюань старательно делали вид, что его тут нет, целенаправленно наблюдая за подсвеченной сценой напротив. Немного в стороне Му Цин и Фэн Синь неверяще переглядывались, а Ши Цинсюань увлеченно фотографировал Хуа Чэна, что стоял гордо, возвышаясь, со своей сотней роз. Он тоже не утруждал себя осторожностью. Зал погрузился в темноту, но он продолжал снимать
со вспышкой.
Однако Хуа Чэн игнорировал каждого из них. Его больше волновал Се Лянь, что вот-вот появится на сцене, чтобы представить свой сольный номер. Люди вокруг могли посчитать, что возбуждение, что он буквально
излучал, было чрезмерно глупым, но Хуа Чэну было плевать.
Фестиваль в колледже. Танцевальное представление. Первый раз, когда он увидел Се Ляня больше года назад. Хуа Чэн питал небольшую любовь к тому дню.
Тогда он совсем недавно поступил в колледж. Вновь пришедший первокурсник на своем первом фестивале. Он пришел в кампус вместе с Хэ Сюанем и Инь Юем, где громко гудела музыка, где баннеры и флажки всех цветов развевались на весеннем ветру, и множество, множество людей, бродящих вокруг.
Атмосфера была отличной, — громкой, живой и будоражащей — но после целого дня изучения каждого уголка кампуса и дурачества со своими друзьями, Хуа Чэн был скорее утомлен. И тогда, когда предложение сходить поужинать в каком-нибудь ближайшем ресторанчике готово было сорваться с его губ, раздались громкие голоса из динамиков, оповещающие тех, кто собирался выступать на шоу талантов, что мероприятие пройдет в зале блока Е.
Он перечислил несколько ключевых выступлений и, возможно, даже упомянул кое-какого Наследного принца, но Хуа Чэн уже не вспомнит. Тогда он еще не знал Се Ляня. В чем он точно был уверен, так это в том, что это был последний раз, когда при имени «Се Лянь» ему приходилось напрячь память.
По какой-то удивительной причине блок Е находился как раз рядом с ними, и они решили пойти посмотреть.
В зале было темно. Там было огромное (даже слегка чересчур) количество людей, наполнивших помещение, музыка громко гремела, заставляя землю и воздух внутри зала содрогаться от битов. Были и музыкальные, и танцевальные выступления, даже несколько юмористических. Все они были довольно забавными, и Хуа Чэн хорошо провел время.
Затем на сцену вышла ведущая, объявляя, — Хорошо, мы уже посмотрели на множество потрясающих выступлений за эту ночь, но сейчас, мы,
наконец, добрались до номера, которого так долго ждали, — она слишком сильно выделила слово «наконец», и Хуа Чэн подумал, что выступившие участники могли слегка обидеться.
— Все вы знаете, о ком я говорю. Наследный принц кампуса с улыбкой, напоминающей цветки камелии, распустившиеся среди зимы, сверкающими глазами, словно в их глубинах скрываются звезды, манерами, сравнимые только с поведением королевских особ… — брови Хуа Чэна приподнялись, слыша такую откровенную похвалу, что ведущая беззастенчиво позволяла себе произносить, -…Первокурсники еще могут не знать его имени, но второкурсники, третьекурсники и четверокурсники хорошо знакомы с ним! Единственный и неповторимый Се Лянь!
Она даже не успела закончить свою речь, как бубнеж в зале увеличился десятикратно, и вся толпа подалась вперед. Хуа Чэн не ожидал такого развития событий, и был буквально застигнул врасплох, поддавшись волне людей, которая принесла его прямо к самой сцене. Он неверяще оглянулся на людей вокруг — они только что отделили его от Инь Юя и Хэ Сюаня. Что за чертова седзе манга?
Хуа Чэн почувствовал легкое раздражение, но также и заинтересованность. Кто же этот
бесспорно красивый и безупречный третьекурсник, которым, кажется, восхищается вся школа?
Ведущая спустилась вниз, а свет прожекторов начал гаснуть, пока не остался один единственный, напоминающий больше пятнышко лунного света в темноте. Толпа вокруг замолчала, и это породило внутри Хуа Чэна странное чувство предвкушения, ведь еще секунду назад он даже не знал о существовании этого великого, удивительного человека.
А затем несколько первых легких нот в исполнении пианино раздались из динамиков, странно звучащих в полной тишине зала и резко контрастирующих с громкими басами музыки, звучавшими ранее, и тут на сцену из-за тени кулис выступает фигура.
Он был одет в грациозные одежды с вкраплениями белого, красного и золотого цвета, что плавно двигались с каждым его шагом или взмахом руки. Хуа Чэн стоял очень близко к сцене, благодаря нахлынувшим людям, которые унесли его вперед, и поэтому он мог рассмотреть такие мелкие детали как серьги, оттягивающие его уши, или сверкающие на запястьях браслеты, или мерцающие на его лице блестки. И, ох, его
лицо.
Это может прозвучать до отвратительного слащаво, но Хуа Чэн подозревает, что влюбился в Се Ляня с первого взгляда.
Он стоял там, как громом пораженный, смотря за порхающим на сцене Се Лянем, залитым белым благоговейным светом, который легкими шажками передвигался прямо перед ним под едва различимые ноты пианино. Он смотрел, ощущая, как дыхание застревает в груди.
Он должно быть застыл от удивления, или же в его единственном глазу мешались различные эмоции, на которые, как он думал, не был способен, потому что какой-то незнакомец рядом, заметив выражение его лица, спросил, не влюбился ли он.
Тогда он вышел из оцепенения и улыбнулся так, словно этот человек пошутил.
«Конечно же нет. Просто красивое выступление, вот и все,» ответил Хуа Чэн.
И оно было красивым. Когда он вновь встретился с Инь Юем и Хэ Сюанем, они сказали, что тоже считают номер Се Ляня фантастическим, но Хуа Чэна посетило ощущение, будто их впечатления сильно разнятся с его.
Также Хуа Чэн подумал, что они просто
не смогли понять, что Се Лянь разговаривал и улыбался, тяжело дыша после выступления, с небольшим румянцем на щеках… что это было мило. Но и это не волновало его — посчитать красивого человека красивым было естественно. И отчасти это было бесстыдным кокетством, ведь он не испытывал никаких угрызений совести, признаваясь самому себе в том, что персонаж «Се Лянь» был красивым.
Через некоторое время его друзья благополучно забыли об этом. И о Се Ляне тоже. После всего, насколько талантливым Се Лянь ни был, он остался для них обычным третьекурсником, с которым они не имеют ничего общего.
Но Хуа Чэн никогда не забудет. Ни выступление Се Ляня, ни его имени, ни лица.
Прежде чем он заметил это, он всерьез начал мечтать о его выступлении все время.
Затем он беспрестанно искал лицо с изящными чертами и теплой улыбкой.
Затем он расспрашивал свое окружение о местах, которые часто посещает Наследный принц.
Затем он начал ходить в это кафе на регулярной основе, ловя его короткие улыбки и подавляемые редкие зевки на расстоянии. И как он слегка хмурится, когда слишком погружается в работу, и как он чихает, умилительно потирая нос, каждый раз, когда замерзал.
Вскоре Хуа Чэн решил помочь и оплатить Се Ляню кофе.
Сейчас Хуа Чэн вернулся в зал, где все и начиналось, и Се Лянь снова был на сцене. Но в этот раз Се Лянь не был выдающимся студентом, которого любил весь колледж, — он был возлюбленным Хуа Чэна.
Когда представление закончилось, Се Лянь исчез со сцены, и Хуа Чэн также поспешил покинуть зал. Вообще Инь Юй и Хэ Сюань хотели остаться на своих местах, не собираясь следовать за ним, но к ним подскочил Ши Цинсюань, цепляясь рукой за Хэ Сюаня и таща его к выходу, говоря, что там будет шоу, которое нельзя пропустить. Хэ Сюань бесполезно пытался возразить; видя, что двое друзей уходят, Инь Юй вздохнул и пошел за ними.
Хуа Чэн увидел Се Ляня, когда тот выходил из прохода, ведущего к левым кулисам. Толпы людей, стоявших в коридоре, пристально смотрели на него благоговейно несколько секунд, и
затем ошеломленно расступились, пропуская его. Хуа Чэн не винил их. Под оранжевым светом заходящего солнца его волосы и лицо мерцали, попадая под лучи, и Хуа Чэн подумал, что Се Лянь выглядит так, будто сделан из золота. Он не мог не ускориться и не оказаться рядом с ним.
Когда Се Лянь увидел, что к нему идет Хуа Чэн, он расплылся в ослепительной улыбке. Он разомкнул губы, чтобы позвать его и поприветствовать, но перевел взгляд вниз и заметил огромный, безбожно яркий букет роз в его руках, и запнулся. Улыбка Хуа Чэна стала шире, и он длинными, легкими шагами сократил разделявшее их расстояние.
Он остановился рядом с Се Лянем, ухмыляясь, видя, как он ошеломленно смотрит на букет. — Сань Лан… Что это…
Хуа Чэн хмыкнул. — Поздравления для очередного удачного выступления гэгэ, конечно же. Ты был прекрасен. Как и всегда, — нежно прошептал Хуа Чэн, протягивая руки, чтобы Се Лянь смог взять букет.
Се Лянь молча принял его, кажется, собираясь что-то сказать, только вот он не знал что. Он долгое время смотрел на розы, но все же поднял глаза, и хотя его губы искривились в недоверчивой улыбке, в глазах читалось тепло. — Спасибо, Сань Лан.
Хуа Чэн улыбнулся в ответ. — Всегда пожалуйста, гэгэ, — и затем его улыбка стала игривой, и он внезапно вздохнул, звуча при этом
до дрожи печально. — Но, гэгэ, я держал этот букет так долго, что мои руки устали. Может, заставишь меня почувствовать себя лучше?
Се Лянь неверяще глянул на него, а затем рассмеялся и мягко улыбнулся. Возможно, если бы он не был так сильно поражен проявлению привязанности Хуа Чэна, то почувствовал бы себя более смущенным, но сейчас Се Лянь слишком растворился в Хуа Чэне.
И без задней мысли он приподнялся на носочках и прижался к губам Хуа Чэна, даря нежный поцелуй. Он вспомнил о том, где находится, только когда вокруг них раздался коллективный вздох, и отчетливый, пронзительный визг Ши Цинсюаня.
Се Лянь в ту же секунду отстранился с горящим лицом. Но не успел он полностью опустится на пятки, когда Хуа Чэн поймал его лицо и потянул вверх. С искренней, но озорной улыбкой Хуа Чэн прошептал Се Ляню в губы, — Я люблю тебя, гэгэ, — и соединил их губы.
Откуда-то послышались звуки падающих вещей, грубая ругань Му Цина, Фэн Синя, Инь Юя и Хэ Сюаня, и еще больше писка от Цинсюаня.
Се Лянь горел от смущения. Но Хуа Чэн целовал его. И в конце концов Се Лянь не мог найти в себе силы беспокоиться о ком-то еще, кроме Хуа Чэна.
