coffee and pine trees

По сути, дорога, ведущая к дому Хуа Чэна, должна быть короткой, не дольше десятиминутной прогулки, но на этот раз она не была близкой и легкой, какой была всегда, в любых смыслах этого словосочетания. Вообще, Хуа Чэн, не задумываясь, может назвать эти десять минут самыми сложными во всей своей жизни. Без преувеличений. Его дом находился за поворотом, где дорога пересекалась с главной улицей. Уже был час ночи, когда Хуа Чэн и Се Лянь покинули вечеринку Инь Юя, поэтому улицы были совершенно пустынны. Их окружали лишь тусклые оранжевые фонари, что были скудно разбросаны по тротуару, и лужайки дикой травы, которая находились ближе к более городскому району. Хуа Чэн не знает, стоит ли ему быть благодарным отсутствию людей на пути или нет. Но Се Ляню, кажется, совершенно не было дела, что появится тут кто или нет, ведь он все еще был пьяным, и он все еще заставлял застывать кровь в жилах. Во время этой мучительной «десятиминутной» прогулки, Се Лянь беззастенчиво льнул к Хуа Чэну, зарываясь лицом тому в шею и дыша рядом. И Хуа Чэн начал понимать, что у Се Ляня была самая восхитительная привычка. Очаровательная и чертовски сексуальная. Время от времени, — а это почти каждые двадцать шагов или около того — Се Лянь тянулся вверх, чтобы поймать лицо Хуа Чэна и приблизить его для поцелуя. Иногда Хуа Чэн сдерживался и позволял лишь ненадолго клюнуть себя в губы, прежде чем отстраниться. Но большую часть времени он терял контроль и уступал клубящейся в своем нутре страсти, целуя так горячо, насколько всегда и хотел. И, после нескольких минут, он приходил в себя, осознавая, где они сейчас, и снова вел Се Ляня вниз по улице. Его шаги, после каждого поцелуя неминуемо ускорялись. Единственный раз, когда Хуа Чэн зашел дальше поцелуев, был тогда, когда он, оторвавшись от Се Ляня, смотрел на него слишком долго. Он не смог остановиться. Его пальцы сползли под воротник, оттягивая, скользя под тканью и трогая кожу. Когда ткань рубашки натянулась до предела, он практически на автомате начал расстегивать пуговицы. Словно был одержим. Ткань распахнулась, и концы рубашки сползали с правого плеча, пока груди и сосков, ярко выделяющихся красным на фоне белоснежной кожи, не коснулся прохладный воздух. Хуа Чэн пялился, окончательно зачарованный; его руки сжались крепче вокруг талии напротив, а сам он прильнул, чтобы поцеловать правую ключицу. Он целовал, кусал и посасывал, оставляя на беззащитной косточке красные и фиолетовые метки своими губами. Се Лянь мягко, задушенно простонал, стоило этим губам провести вдоль его кожи, и он крепче вцепился в плечи Хуа Чэна. Только когда Хуа Чэн отпрянул от Се Ляня и посмотрел на него с небольшого расстояния, он выплыл из глубин своего сознания, затуманенного похотью. Се Лянь выглядел несомненно пьяным от алкоголя, либо же чего-то еще, и его ресницы медленно трепетали, а губы блестели от слюны. На нем все еще была одежда, — он не был даже наполовину раздет, прости господи, — но Хуа Чэн чувствовал себя необычайно возбужденным. Нет, не так. Как раз потому, что Се Лянь был одет, в нем появлялось желание… полностью опустошить его. Раздеть его. Трогать. Дразнить, пока он не превратится во всхлипывающее месиво… Сила этих прискорбных желаний была подавляющей настолько, что заставила Хуа Чэна вздрогнуть от похоти, затуманившей его разум, и он резко дернулся назад. Это что за «метод борьбы с огнем, используя огонь»? Хуа Чэн замер на пару мгновений, и потом ударил себя, спешно поправляя одежду Се Ляня и застегивая пуговицы, проклиная себя от стыда и вины. Когда к нему вернулась способность говорить, они вновь двинулись с места. — Хватит, гэгэ. Никаких поцелуев, пока мы не дойдем до квартиры, — хоть его голос и был хрупким, его тон не терпел возражений. Конечно, у Хуа Чэна был приличный опыт секса в публичных и сомнительных местах, например, темный безлюдный переулок стал для него уже почти приватной комнатой в отеле. Но ему предстояло сделать это с Се Лянем, а трогать его более откровенно здесь, он считал оскорблением своих чувств к Наследному принцу, если не самого принца. И, вместе с железной уверенностью и последними крупицами сдержанности, Хуа Чэн брел, сцепившись руками с Се Лянем. Они наконец добрались на седьмой этаж здания в современном стиле, и Хуа Чэн не стал ждать, сразу заводя Се Ляня в свою квартиру. Он провел его в спальню — широкое, опрятное место с минимальным количеством мебели, где было большое окно в правой стене и роскошная кровать посередине. Простыни и подушки были разбросаны так же, как и сегодня утром. У Хуа Чэна не было никаких сомнений в том, чтобы прижать Се Ляня к своей кровати, а также в том, чтобы целовать и прикасаться к нему; каждое прикосновение его пальцев и губ было непримиримо жадным. Честно, он удивлен, что смог выдержать весь путь обратно, понимая, что в настоящее время совершенно разбит — был с тех пор, как несколько часов назад он впервые увидел Се Ляня на вечеринке. Он был беспомощно — мучительно — возбужден, его ноги одеревенели, мысли спутались в страстном дурмане, и он был безошибочно твердым. Но даже так, Хуа Чэну было сложно поверить. Се Лянь лежит в его кровати. Се Лянь лежит в его кровати. Се Лянь лежит в его кровати? Нет. Не важно, как он произносит это. Он не мог поверить. Месяцы назад, когда он впервые поговорил с Се Лянем и заполучил его номер, он тоже не мог. Или когда он согласился встретиться еще раз, или когда продолжил видеться с ним, или когда Хуа Чэн понял, что ему позволено касаться Се Ляня так, как, казалось, никто не мог. Он не может поверить в это и сейчас, ведь настоящий Се Лянь лежал, задыхаясь под ним, извиваясь, реагируя на каждое прикосновение пальцев. Сколько раз он фантазировал об этом, думая, что этого никогда не случится? Хуа Чэн расположился между ног Се Ляня и наклонился, наконец позволяя себе прикасаться к нему так, как самому хотелось, — неряшливо, без особой на то причины или предлога, не сдерживаясь. Он вылизывал чужой рот, словно он был сладким, как карамельная конфета, и невероятно пьянящим. Он целовал так, будто никак не мог насытиться, пока Се Лянь не издал мягкий, приглушенный звук протеста и не потянул ткань рубашки Хуа Чэна вверх, комкая в ладони. Се Лянь пытался увернуться от этих губ, отворачивая голову, чтобы глотнуть воздуха, но добивался лишь того, что Хуа Чэн сжимал его челюсть и продолжал целовать, — так, как тогда, на заднем дворе, — голодно соединяя их губы. Се Лянь заплакал, ногами крепче сжимая талию Хуа Чэна. Он позволил ему делать то, что захочется еще какое-то время, пока он не смог терпеть дольше, — и под этим он подразумевал, что он сейчас всерьез упадет в обморок от недостатка воздуха — он снова отвернулся, останавливая рукой лицо Хуа Чэна, что последовало вперед, утыкаясь в раскрытую ладонь. — Х-хватит, Сань Лан. Ты же задушишь меня, — резко вдыхая и выдыхая воздух. — Тебе что, совсем не нужно дышать??? Хуа Чэн лишь молча смотрел на него, словно в трансе. Его глаза следили за каждым движением чужих губ, заставляя понять, что, как только Се Лянь ослабит контроль, он поцелует снова. Се Лянь немного раздраженно рассмеялся, зарываясь пальцами в волосы Хуа Чэна. Он осторожно потянул его чуть вправо, желая выдернуть Хуа Чэна из оцепенения, и его голова легко поддалась. Он не сопротивлялся, то ли из-за сознательного решения позволять Се Ляню совершенно все, то ли он был так глубоко поглощен этим человеком, что не осталось и крупицы желания противиться. То, как Хуа Чэн полностью передал контроль Се Ляню, заставило необъяснимое чувство удовлетворения пробежаться по всему его телу, распаляя. Он рассмеялся отчасти от удовольствия, отчасти от возбуждения. -…Ты просто должен увидеть свое лицо, Сань Лан. Ты выглядишь забавно, — по-детски хихикнул. К этому времени Хуа Чэн уже выплыл из глубин подсознания. Он улыбнулся, слыша эти слова. Он не имел представления, как выглядит сейчас, но понимал, что Се Лянь, находящийся под ним, выглядел намного хуже. Се Лянь улыбался, но его взгляд все еще был стеклянным, припухшие красные губы блестели от слюны, на щеках виднелись дорожки соленых слез, а шею покрывали фиолетово-красные засосы. — Это лишь из-за тебя, гэгэ, — шепчет Хуа Чэн. Он потянулся зубами к сережке, оттягивающей ухо. — Тебе идут серьги, — Се Лянь задушил стон. В то же время руки скользнули вверх по животу и талии, раздвигая ткань рубашки, чтобы полностью обнажить бледную плоть под ней. Хуа Чэн отстранился и обнаружил, что тело напротив горело. Не только шея и лицо вспыхнули алым: его живот и грудь полыхали ярко-малиновым. Хуа Чэн был очарован. Он бездумно согнулся и коснулся губами живота, смакуя лихорадочную кожу, что напряглась под движениями его губ. Он поднялся выше, обхватывая губами сосок. Он сосал и прикусывал, дразня горошину своим языком. Из горла Се Ляня разнеслись хриплые пронзительные стоны, и он вцепился пальцами в простыни. — Мм… С-стой, Сань Лан… Так странно… ах! Хуа Чэн не остановился. Он продолжил вылизывать грудь Се Ляня так, как ему хотелось, покрывая укусами и засосами все, до чего мог дотянуться. Его следы, разбросанные по безупречной коже, оставляли глубокое чувство удовлетворения, растущее внутри. Левая рука удерживала шею, а правая неумолимо поглаживала талию, иногда поднимаясь выше, чтобы потереть другой сосок. За те несколько часов, что он провел на вечеринке и в своей квартире, Хуа Чэн начал понимать, что буквально одержим его талией. Она казалась обманчиво узкой и хрупкой, но когда Хуа Чэн пробегался руками по ней, он мог почувствовать подтянутые мышцы под кожей. И ее гладкость. И насколько правильно она ощущалась в его руках. Немного навязчиво он прижал обе руки к его животу, потирая и поглаживая, восхищаясь несоответствию между мягкостью его кожи и напряжением мышц. Руки спустились ниже, надавливая на небольшую возвышенность в штанах. На них явственно виднелось пятно, темное и влажное от смазки. Се Лянь, еще до этого извивавшийся в незнакомых ощущениях, от внезапного давления на свою эрекцию почувствовал, как острые вспышки наслаждения пронеслись вдоль позвоночника, и он, издав стон, выгнул спину. Хуа Чэн надавил сильнее, потираясь вверх-вниз сквозь ткань, взглядом неотрывно следя за лицом Се Ляня, желая увидеть, как тот раскрывается. Он продолжил поглаживать Се Ляня сквозь одежду, пока тот не мог вытерпеть больше. Он тихо шепчет, его голос дрожит, — Х-хватит трогать меня сквозь одежду, Сань Лан, — его лицо, кажется, запылало сильнее. Хуа Чэн прищурился, расплылся в небольшой, невинной улыбке. -…Тогда чего бы ты хотел, чтобы я сделал, гэгэ? — его голос искрился весельем. Брови Се Ляня сошлись вместе, а сам он выглядел немного надутым. — Не дразни меня. Хуа Чэн наклонился, касаясь губами горла. — Я и не дразню, — лжец. Се Лянь может почувствовать, как изгибаются в улыбке чужие губы на его коже. — Скажи мне, гэгэ. Иначе я не смогу узнать, чего ты желаешь. Се Лянь замолчал на долгое время, настолько, что Хуа Чэн начал думать, что переборщил. Он уже собирался извиниться перед ним и стащить с него вещи, как он и хотел, когда Се Лянь пробормотал, — Прикоснись ко мне, — Хуа Чэн замер, но потом отстранился от его шеи, чтобы бросить взгляд на него. Се Лянь покраснел. Его веки, щеки и даже кончики ушей и носа полыхали красным. Но даже так, несмотря на трепещущие застенчивостью веки, он раздвинул ноги шире и прошептал, — Прекрати трогать меня сквозь одежду. С-сними ее. Свою тоже. Я… я хочу почувствовать твою кожу своей, Сань Лан. Ох, Хуа Чэну пришел конец. Блаженная дрожь спустилась по позвоночнику и резко вспыхнула теплом в животе. Он сглотнул, хотя в горле было сухо. -…Хорошо, гэгэ. Хуа Чэн стянул свою рубашку первой, и медленно, словно ему было наплевать на весь остальной мир, расстегнул джинсы Се Ляня. Се Лянь не мог видеть, как мелко трясутся его руки. Он мог только чувствовать, как пальцы дразнящим поглаживанием прошлись рядом с его эрекцией, ведя собачку ширинки вниз, и изгибаться в ответ. Вид, что открылся Хуа Чэну, когда он наконец снял чужие джинсы и нижнее белье, был чистым грехом. Хуа Чэн предполагал нечто подобное, когда увидел, насколько штаны Се Ляня были испачканы, но это превзошло все его ожидания. Се Лянь промок насквозь. Стягивая с него штаны, он увидел влажную, липкую смазку, которая покрывала весь его член, что покраснел даже сильнее, чем все остальное тело, и был твердым настолько, насколько Хуа Чэн и мечтать не смел. Мало того, когда Хуа Чэн стянул с Се Ляня штаны, прозрачная жидкость потекла следом и сбежала ниже, капая на внутреннюю сторону бедер и небольшое колечко мышц. Это всколыхнуло что-то опасное в нем. Одна рука Се Ляня сжимала простыни рядом с головой, тогда как другой он тыльной стороной ладони прикрыл свое лицо, пряча его нижнюю половину под рукавами рубашки. Его слезящиеся глаза выглянули из-под ладони. -…Не смотри, Сань Лан… это смущает, — он попытался сдвинуть ноги вместе, но рука Хуа Чэна не позволила сделать ему это. Хуа Чэн на мгновение замер, беря себя в руки, и напоминая себе не забывать, как дышать. Он улыбнулся, и эта улыбка ни капли не выдавала волну жара, ударившего в голову. — Я обещал сделать его менее болезненным, верно, гэгэ? Не дожидаясь ответа, Хуа Чэн поднялся и слез с кровати. Он бережно переместил Се Ляня на край кровати, все еще обхватывая руками талию, так, чтобы его ноги свисали с нее. Хуа Чэн опустился на пол сам, преклоняя колени перед Наследным принцем. Его руки неспеша заскользили по внутренним сторонам бедер, прежде чем подняться выше, снова и снова повторяя это движение, и Се Лянь дернулся, тихо выдыхая. Хуа Чэн прижался губами к мягкому бедру, иногда сильно кусая, и после зализывая, словно старался уменьшить боль. С каждым поцелуем он двигался все ниже, пока не коснулся щекой члена Се Ляня. Се Лянь не совсем понимал, что сейчас произойдет, не совсем, пока рука Хуа Чэна не обхватила его длину и не провела вверх-вниз, дважды, а его рот не сомкнулся на головке, обдавая невыносимым ощущением тепла. Се Лянь судорожно вдохнул, инстинктивно подтянув ноги ближе. Его не касались большую часть прошедшего часа, — честно говоря, нет, большую часть всей его жизни, — поэтому он был особенно чувствителен к тому… к тому, что делает Хуа Чэн. Левой рукой он снова раздвинул ноги Се Ляня, и его язык сместился с головки одновременно грубо и дразняще. Голова опустилась ниже, вбирая в рот всю длину. Наслаждение, что прошибло огнем внутренности, распространяясь к каждой частичке тела, заставляло пальцы на ногах поджиматься, — шквал ощущений, которые испытывал Се Лянь, был настолько интенсивным, что едва ли не граничил с болью. Все его тело дрожало. Было особенно плохо всякий раз, когда Хуа Чэн отстранялся от его члена, вместо этого лаская вход в тело. Он был слишком чувствительным, и ощущение того, как язык обводит его, или еще хуже — проникает внутрь, сводило с ума. Хуа Чэн, казалось, не замечал, как мечется и стонет Се Лянь под каждым движением его губ и рук. Честно говоря, его лишь частично волновала его реакция. Он был больше озабочен тем, чтобы оставлять следы укусов и засосы везде, где только мог, слизывая каждую каплю или дорожку смазки. Она была сладкой, словно сахарный сироп, и ему хотелось больше. В какой-то момент руки Се Ляня потянулись вниз, небрежно зарываясь в волосах Хуа Чэна. Он не знал, хотел ли отстранить второкурсника, или наоборот, притянуть ближе к нижней половине тела. Скорее всего, он сделал и то, и другое. Не прошло много времени, как абсолютно все стало невыносимым и вытолкнуло Се Ляня за край. Он кончил, крупно вздрогнув, крепко зажмурив глаза, чувствуя, как слезы скатываются по его лицу, и как тело напряглось от волн удовольствия, прошедшихся по телу. Хуа Чэн все еще не отпускал его. Он продолжил усердно сосать, послушно дожидаясь, пока Се Лянь не расслабится и не выдохнет с легкой дрожью. Только тогда Хуа Чэн отстранился со слегка надутыми щеками и губами, перепачканными белой вязкой жидкостью. Се Лянь был в небольшом оцепенении: он все еще думал о том, как он смог отключиться на несколько мгновений, когда кончил, но потом он бросил взгляд вниз, смотря на Хуа Чэна, чей рот все еще был полон, и он резко выпрямился и замахал руками, беспокойно обхватывая ими лицо Хуа Чэна. — С-сань Лан! Выплюнь, оно же грязное! Прости меня, я-я не хотел. Я даже не предупредил тебя, ты, должно быть, удивился. Извини, — Се Лянь почувствовал, как его щеки пылают от стыда, пока он суетился вокруг Хуа Чэна, что все еще стоял на коленях на полу. Он начал оглядываться вокруг, паникуя, пытаясь глазами найти салфетку или какую-нибудь тряпку, куда Хуа Чэн мог сплюнуть. Хуа Чэн, однако, был совершенно невозмутим. Он аккуратно взял запястья Се Ляня, прерывая его взволнованные действия. Его глаз задорно мерцал, и он с хитрой, слишком хитрой ухмылкой на лице, громко сглотнул, встречаясь глазами с Се Лянем. Язык выскользнул изо рта, облизывая губы. Се Лянь замер, разинув рот, разрываясь между ужасом и беспокойством, и свежий прилив возбуждения распространился по телу. -…Сань Лан! — воскликнул он беспомощно. Хуа Чэн хмыкнул, наконец поднимаясь с пола, снова оборачивая свои руки вокруг талии Се Ляня, прижавшись к его шее. — Ты вкусный, гэгэ, — он дразняще прошептал, — Это вызывает зависимость, — предательски, подумал он с некоторой покорностью. Се Лянь и помыслить не мог, что ответить на такое. Его лицо снова полыхало, в этот раз не столько из-за алкоголя, сколько от смущения, и хотя сейчас он был более трезв, казалось, что его тело оставалось очень чувствительным. Он почувствовал, как его слегка передернуло, и закрыл лицо руками. -…Прости, Сань Лан, — он решил проигнорировать пошлые слова Хуа Чэна и свое ответное волнение. Вместо этого он переключил внимание на небольшое чувство вины внутри. Хуа Чэн легко смеется. — Ерунда. Он прикусил мочку уха Се Ляня, прежде чем снова потянуть его сережку и лизнуть ушную раковину. Се Лянь задрожал. Руки снова начали двигаться вдоль спины и талии; с одной стороны Се Лянь хотел, чтобы Хуа Чэн делал то, что захочет, но с другой он все еще чувствовал себя плохо. Он не знал, как обычно поступают люди, которые собираются заняться сексом, но ему казалось, что все это время только он чувствовал себя хорошо, а Хуа Чэн заботился лишь о его удовольствии. Се Лянь не знал о том, что был неправ. Конечно, Хуа Чэн не прикасался к себе, но это только больше заставляло его наслаждаться процессом. Говоря прямо, у него был кинк на запрет-прикосновений-к-себе. Трогая Се Ляня, он получал непрямое наслаждение, которое ощущать было куда интереснее, чем просто касаться себя. Однако Се Лянь не был посвящен в детали этого извращенного удовольствия, поэтому его поглощало чувство вины. И это заставило его подумать, что было бы справедливо с его стороны вернуть услугу Хуа Чэну, заставив того тоже почувствовать себя хорошо. Хуа Чэн все еще целовал его шею, как внезапно его обхватили за плечи и оттащили с такой силой, о которой Хуа Чэн и предположить не мог. Прежде чем он понял, что происходит, он уже лежал плашмя на спине, ощущая под собой простыни, а Се Лянь сел на него сверху. Хуа Чэн моргнул, дезориентированный на мгновение, и уголки его губ весело дернулись. Что-то чуть менее уравновешенное промелькнуло в его глазу. — Что ты делаешь, гэгэ? Се Лянь не мог встретиться взглядом с ним. Он твердо решил для себя, что доставит Хуа Чэну удовольствие, но он все равно чувствовал смущение. Каким бы решительным он не был, он даже не знал как заставить Хуа Чэна чувствовать себя хорошо. Он сохранял молчание, неуверенный, как может объяснить свои действия, и немного сконфуженный. Но потом он понял, что в свете всех событий, произошедших за последние несколько часов, чувство смущения казалось нелепым. И более того, он действительно хотел, чтобы Хуа Чэн почувствовал себя так же хорошо, как и он раньше, поэтому Се Лянь собрался с духом и посмотрел вверх. — Сань Лан все время уделял внимание только мне. Я-я ничего не делал в ответ. Скажи… скажи, как я могу сделать тебе приятно? — тихо спросил Се Лянь, в его голосе улавливалось забавное сочетание решительности и неуверенности. Его щеки покраснели, а брови сдвинулись ближе; Хуа Чэн не мог понять, такой Се Лянь вынуждает его быть еще более возбужденным или еще более влюбленным идиотом. Он не мог ответить очень долгое время, пока его мозг наконец не обработал происходящее, и затем потянулся вверх, выпрямляясь. Се Лянь немного приподнялся, чтобы Хуа Чэн смог передвинуться. Он слегка навис над его коленями, удерживая равновесие при помощи рук, которые он обернул вокруг плеч Хуа Чэна. Хуа Чэн безмолвно опустил руки на бедра Се Ляня, притягивая ближе к своему телу. Затем, не удержавшись, он сдвинул их еще дальше назад и снисходительно погладил ягодицы. Пальцы проскользнули между ног, потирая промежность. Она вся была скользкой от слюны. Очередная вспышка удовольствия пробежалась по позвоночнику, заставляя дернуться. Ноги ослабли, и Се Лянь упал обратно на колени Хуа Чэна. Хуа Чэн продолжил небольшие круговые движения, иногда пальцами достигая входа в тело, едва проталкиваясь внутрь, сводя с ума. Се Лянь спрятал лицо в изгибе шеи, крепче обхватывая за плечи, широко раскрыв глаза и слегка разомкнув губы от неожиданной дрожи, вызванной этими прикосновениями. Он отдаленно чувствовал, как изо рта катится слюна. Из-за бесконечно дразнящих пальцев Се Лянь почти забыл, чего хотел изначально. Эта мысль и невозможность придумать что-то лучше в смутном, одурманенном удовольствием сознании, подтолкнула его сделать первое, что пришло на ум, чтобы остановить Хуа Чэна. Используя свой вес, он тяжело опустился на его руку, зажимая ее между своими ягодицами и чужими коленями. К его большому невезению, в это время Хуа Чэн как раз поглаживал вход, и неаккуратное движение заставило пальцы войти глубже. Се Лянь резко застонал, чувствуя, как сжимается колечко мышц вокруг длинных пальцев. Мир в глазах потемнел, и он бессильно повалился вперед. — О-остановись, Сань Лан. Подожди… — он тяжело дышал тому в плечо. Рука под ним дернулась, будто хотела продолжать двигаться, но, к счастью, Хуа Чэн отступился и вытащил кончики пальцев из Се Ляня. Вместо этого они заняли место на его бедрах. Когда Се Ляню удалось прийти в себя, он поднял голову с плеча, отстраняясь, чтобы нахмуриться. — Я ведь сказал, что хочу сделать тебе приятно, Сань Лан. Почему ты начал прикасаться ко мне? Не надо. Лучше научи, как прикасаться к тебе. Да, Хуа Чэн никогда не сможет оправиться от такого. -…Мне уже хорошо, гэгэ. — Но я даже ничего не сделал, — Се Лянь казался искренне смущенным. Как только мог Хуа Чэн сказать ему, что стоит лишь представить перед собой его лицо или голос, — может, шепчущий что-то горячее на ухо, если он чувствовал себя слишком возбужденным, — как его сразу подталкивало к краю? Множество раз? На протяжении многих, многих отдельных случаев? …Но даже так, было довольно глупо полагать, что Хуа Чэн когда-нибудь откажет Се Ляню, который просит научить касаться его. Какого черта? — Если гэгэ и правда хочет, тогда… сначала отодвинься немного назад и расстегни мои штаны, — наставляет Хуа Чэн, голос слегка подрагивает. Се Лянь подчинился, отодвинувшись назад, он уселся дальше. — Теперь достань… достань… достань мой… — Хуа Чэн не мог произнести слова «член» рядом с Се Лянем — это ощущалось слишком грубым. Он пытался долгое время, силясь выдавить это слово изо рта, как делал это во всех своих фантазиях, но он все же пробормотал, сдавшись, -…Просто возьми его в руку, — Хуа Чэну захотелось придушить себя. Серьезно? Его? Черт возьми. Се Лянь, к счастью, не заметил его унизительной (и провальной) попытки говорить пошло. Он всего лишь кивнул, обхватывая рукой длину Хуа Чэна в восхитительно решительной манере. Хуа Чэн вздрогнул одновременно и от прикосновения, и от вида рук Се Ляня на нем. Его ладони не были маленькими, вообще нет. Но они были узкими, грациозными и изящными, и поэтому то, как они смотрелись на его члене, небрежно размазывая смазку, казалось слишком непристойным. Эта картина моментально выжглась в его памяти. — Сейчас… — его голос стал более хриплым, чем мгновениями до этого, — Сожми немного сильнее… да, вот так. Двигайся вверх и вниз. Мм. Прижми… прижми подушечку большого пальца к головке так, как делал это я… хах… да, вот так… — Хуа Чэн замолчал. Брови нахмурились, а дыхание стало рваным. Руки Се Ляня были неуклюжими и нескладными, и были довольно далеки от чего-то соблазнительного и искусного, но Хуа Чэн понимает, что он в шаге от того, чтобы лишиться рассудка. Он смотрел, как движутся руки Се Ляня, Се Лянь же наблюдал за меняющимся лицом Хуа Чэна — они оба были в равной степени восхищены увиденным. Макушку кольнуло каким-то новым видом наслаждения, когда Се Лянь увидел, как щеки Хуа Чэна слегка загорелись румянцем. Его губы приоткрылись, а глаза застекленели, хотя пристально и четко следили за руками. Отдаленно, кажется, Се Лянь понял, что Хуа Чэн имел в виду под «уже хорошо». В конечном итоге его перехватили за запястья, отстраняя. — Достаточно, гэгэ, — он снова схватил его бедра, подтягивая ближе к себе. — Иди сюда. Се Лянь позволил себе податься вперед, успокаивая себя тем, что видел удовольствие Хуа Чэна собственными глазами. Хуа Чэн втянул его в томный поцелуй, вылизывая и покусывая, когда руки вернулись к привычному поглаживанию талии. Сначала поверх рубашки, а затем и под ней. Спереди она закрывала собой вторую за сегодняшнюю ночь эрекцию Се Ляня, начиная темнеть от выделяющейся смазки. Без всякого предупреждения хватка на бедрах усилилась, плотно прижимая Се Ляня к бедру Хуа Чэна, заставляя того вжаться в тело напротив. Глаза резко распахнулись, а из горла вылетело: «Мм!». Хуа Чэн продолжал целовать его, словно забыл, что Се Лянь беспомощно стонет в его рот. В какой-то момент Хуа Чэн перевернул их, и сейчас Се Лянь лежал на спине, с Хуа Чэном между ног. Тот незамедлительно отстранился от Се Ляня, направляясь к стоящей рядом тумбочке. Когда он вернулся в его поле зрения, в его руках находился квадратик фольги и баночка прозрачной вязкой жидкости. Се Лянь не заметил, как Хуа Чэн замер на несколько секунд, рассматривая его, тяжело дышащего и раскрасневшегося, с широко расставленными ногами, открывшего вид на все между ними: бледно-белое, ярко-красное и влажное. Хуа Чэн аккуратно перевернул Се Ляня на живот, беря за бедра и приподнимая их. — Постой пока так, хорошо, гэгэ? Я подготовлю тебя сейчас. Мысли Се Ляня были слишком запутаны, чтобы обработать позу, в которой он находится, и слова Хуа Чэна. Он просто послушался, удерживая бедра навесу, утыкаясь носом в мягкие простыни. Пальцы, покрытые чем-то липким и густым, задели вход, ощущаясь холодком на коже, и заставляя дернуться от неожиданности. Хуа Чэн ласкал колечко мышц по кругу, поглаживая, прежде чем слегка ввести средний палец. Се Лянь задрожал и издал стон, заглушенный кроватью. Чувствуя, как двигается палец внутри, его тело покрылось мурашками, а бедра опустились, что заставило его спину красиво изогнуться. Хуа Чэн изумился картине перед собой и наклонился, чтобы начать выцеловывать его позвоночник. Другая рука потянулась к соску, лениво играя с ним. Он не торопился растягивать Се Ляня, добавляя пальцы в мучительно медленном темпе так, что мышцы стали невероятно мягкими и податливыми, а передняя часть снова начала испускать смущающее количество смазки на кровать. Первоначально маленькая дырочка, бледная и плотно закрытая, покраснела и припухла, а лубрикант выскальзывал из нее каждый раз, когда она дергалась и растягивалась вокруг пальцев Хуа Чэна. Это выглядело чрезвычайно непристойно. Бедный Белоснежный лотос понятия не имел, насколько Хуа Чэн растягивал их прелюдию. Единственное, что он понимал, было то, что его тело снова было неприятно теплым, а внутри росло своеобразное чувство безысходности. Поначалу каждое прикосновение пальцев к нежным стеночкам казалось для него слишком, но со временем он начал чувствовать, что поглаживаний и нажатий оказывалось недостаточно. Они могли слегка гладить складочки, аккуратно дотрагиваясь, прежде чем резко толкнуться внутрь и безжалостно надавить на конкретную точку. И когда Се Лянь становился близок к тому, чтобы кончить, Хуа Чэн выходил из него и снова повторял свои действия. Се Лянь не уловил момент, когда начал подаваться назад, насаживаясь на пальцы, отчаянно нуждаясь в большем. Хуа Чэн лишь мягко смеялся, хватая за бедра и заставляя остановиться. Хуа Чэн не произносил ни слова, и Се Лянь не мог видеть его лица, но одних прикосновений было достаточно, чтобы представить игривую улыбку, расцветающую всякий раз, как он дразнил его. — Х-хватит, Сань Лан… Ах! Н-не… не дразни меня… — Се Лянь тяжело дышал между прерывистыми стонами, все еще толкаясь бедрами назад каждый раз, когда Хуа Чэн убирал пальцы. На его просьбу Хуа Чэн наклонился, нависая над спиной Се Ляня. Правая рука еще игралась с колечком мышц, когда как левая, в этот раз, обернулась вокруг члена. Он нежно прошептал Се Ляню на ушко, — Тебе хорошо, гэгэ? — его руки двигались вместе: одна изводила его внутри, а другая снаружи, сводя с ума медленными ленивыми движениями. Се Лянь бесстыдно стонет в простыни. — Ты хочешь кончить? Скажи мне. И я позволю тебе кончить. Се Лянь вздрогнул, зарываясь лицом в простыни. Он пробормотал, — Мм… Ах… Мне хорошо. Я-я хочу кончить, Сань Лан. Позволь… пожалуйста… Но ничто в движениях Хуа Чэна не поменялось, поэтому Се Лянь подумал, что тот не расслышал его. Это иррациональное чувство безысходности взорвалось внутри, выплескиваясь слезами на лице. Он не хочет, чтобы его больше дразнили. Се Лянь приподнялся на предплечьях так, чтобы он мог обернуться и встретиться с Хуа Чэном лицом к лицу. Их глаза встретились, и Се Лянь прошептал, с трудом дыша, — Сань Лан… Не дразни меня больше… Позволь мне кончить, — его не волновало, что по лицу скатывались слезы, а голос был странно пронзительным, нет, он просто не хотел ощущать… ощущать этого жара. Руки остановились, и Хуа Чэн посмотрел на Се Ляня, ярко сверкая глазом. Затем, оставив мягкий поцелуй на губах, убрал руки. Се Лянь был в шаге от того, чтобы издать звук протеста, как внезапно Хуа Чэн опустил его плечи и перебрался с бедер на ягодицы. Трение чего-то горячего и жесткого о его вход было единственным предупреждением для Се Ляня, прежде чем что-то до безумия горячее и твердое глубоко толкнулось в него, и он почувствовал, как живот Хуа Чэна прижимается к ягодицам. Пронзительный вздох вылетел из горла, и еще до того, как Се Лянь успел что-то осознать, кончил с прерывистым стоном. Ноги подкосились, но руки Хуа Чэна устойчиво удерживали их на весу. Его тело бесконтрольно дрожало от внезапного вторжения и собственного оргазма. Он был плотно натянут вокруг члена, жар которого, казалось, прожигал его изнутри. Хуа Чэн поморщился и слегка откинулся назад от того, как крепко Се Лянь сжимал его, так сильно, что было немного больно. Он улыбнулся и немного подался вперед, аккуратно, используя руки, чтобы начать двигать Се Ляня — не столько для собственного удовольствия, сколько для Се Ляня, когда тот достиг кульминации. Когда член Хуа Чэна оказался внутри него, Се Лянь понял, насколько он велик. Он не доставлял боли, — напротив, приносил блаженное чувство заполненности, — благодаря тщательной подготовке. — Гэгэ, ты кончил от того, что он вошел? — нежно спрашивает Хуа Чэн, в голосе звенит смех. Он звучал обманчиво невинно. Затем он прошептал, -…Ты такой распутный. Хуа Чэн хрипло дышит ему на ухо, с трудом сдерживаясь. Он хотел остаться так еще немного, дать Се Ляню шанс отойти от оргазма и привыкнуть к своему размеру. Но его терпение быстро подходило к концу. Только когда дыхание Се Ляня выровнялось, а тело расслабилось, снова становясь податливым, Хуа Чэн сжал его бедра сильнее. — Гэгэ, я сейчас начну двигаться. Се Лянь едва успел понять, что он сказал, как Хуа Чэн вышел из него, оставляя внутри только головку, и снова до конца толкнулся внутрь. Очередной громкий стон покинул горло Се Ляня. Тогда Хуа Чэн повторил движение. Еще раз и еще. Се Лянь всхлипывает, изо всех сил хватаясь руками за грязные простыни под собой. Он все еще невероятно чувствителен от того, что только что кончил, и каждое движение члена, толкающегося в сопротивляющиеся стеночки, заставляло зрение затуманиться. — С-сань Лан… ах! Мм… пожалуйста… ах… Сань Лан, это слишком… я… Ахх… — Се Лянь больше не мог говорить связно. Мысли смешались и превратились в кавардак, и поэтому он мог только бормотать несвязные слова между стонами. Хуа Чэн наслаждался мольбами и его сбитым дыханием. Непристойными звуками, которые исходили из его рта и места, где они были соединены, — одни были высокими и задыхающимися, тогда как другие влажными и хлюпающими. Он наслаждался ощущением кожи Се Ляня на своей, вкусом его губ и тесно сжимающими его стенками. Его толчки были беспощадными, он не обращал внимания на просьбы Се Ляня. Левая рука обернулась вокруг живота и талии, удерживая Се Ляня, когда он вдалбливался в него. Правая же соскользнула с плеча, сжимая челюсть, или скорее его рот, потому что пальцы скользнули в его глубину, прерывая бессвязный поток слов. Слюна Се Ляня потекла по пальцам. В таком положении, когда он наконец находился в Се Ляне, он ощутил внезапный прилив собственничества. Он был неожиданным и совершенно иррациональным, но сейчас это чувство накрыло его, заставляя подумать, что он поехал крышей. Хуа Чэн низко наклонился к уху Се Ляня, бормоча, — Гэгэ, никто не должен видеть тебя таким, хорошо? Обещай мне. Только я могу касаться тебя так. Никогда не позволяй кому-нибудь видеть такого себя. Иначе… — толчки стали грубее, и Се Ляню казалось, что он видит звезды. — Иначе, я не смогу обещать, что они будут в порядке. Затем, он словно обдумал свои слова и поспешил исправиться, — Нет. Ты можешь делать все, что захочешь, гэгэ. Все хорошо, — он толкнулся внутрь. — Я все равно не отпущу тебя… Не думаю, что смогу. Прости меня, гэгэ, — он поцеловал шею Се Ляня. — Прости. Хуа Чэн не особо обращал внимание на то, о чем он говорит. Над своими эмоциями он не властвовал тоже. Он не заметил ни гнева, ни небольшой капли отчаяния, проскочившей в его голосе. Однако и Се Лянь едва заметил это в своем состоянии. Но прежде чем он успел задуматься, Хуа Чэн убрал пальцы из его рта, снова сжимая челюсть. Его хватка оставалась нежной, несмотря на разочарованно нахмуренные брови, а поцелуй, что он оставил на губах, был невыносимо чувственным. Когда Хуа Чэн начал приближаться к кульминации, его толчки потеряли ритмичность, становясь более остервенелыми. Его рука снова, лаская, спустилась к Се Ляню, что был вновь твердым и истекал смазкой. Через небольшой промежуток времени они оба достигли пика; Хуа Чэн держал Се Ляня за бедра, продолжая толкаться в него, растягивая удовольствие. Се Лянь, кончив, сжался вокруг Хуа Чэна, все еще оставаясь лежать на кровати, прижимаясь к ней. Его руки и верхняя часть тела полностью лишились сил. Они стояли так некоторое время, тяжело дышащие и потные, и все еще соединенные, даже спустя долгое время после оргазма. Но все же Хуа Чэн вышел из Се Ляня, и тот легко вздохнул, уткнувшись в простыни, игнорируя их влажность под своей щекой. Он чувствовал себя удовлетворенным и сонным. Послышался шорох — Хуа Чэн снял презерватив (кто знает, когда он только успел надеть его), и куда-то выбросил; затем звук открывающегося ящика шкафа и еще больше шороха. Се Лянь смутно понял, что Хуа Чэн аккуратно перевернул его на спину, приподнял голову, прежде чем уложить на подушку. Се Лянь уже почти сдался сну, но шорох снова повторился, и он приоткрыл один глаз, с любопытством смотря на Хуа Чэна. То, что он увидел, заставило его сердце замереть на несколько мгновений. Хуа Чэн держал охапку небольших квадратиков из фольги. Одну штучку он держал в руке, а остальные небрежно бросил на кровать. Се Лянь сглотнул. — Сань Лан… Что ты делаешь…? Хуа Чэн метнул на него взгляд, затем улыбнулся и наклонился к Се Ляню, нежно целуя того в щеку с теплой улыбкой, которая не выдавала его намерений. — Гэгэ, ты правда думал, что мы уже закончили? — его слова — мед, но они совершенно не утешали Се Ляня. Се Лянь пялится на него, не зная, что ответить, а Хуа Чэн лишь смеется, будто он шутит. Се Лянь быстро понял, что Хуа Чэн не шутил. Потому что после этого, они продолжили заниматься этим всю ночь, пока стоны Се Ляня не обратились в задыхающиеся, бессвязные звуки и слабые, хриплые всхлипы; пока солнце не начало показываться из-за горизонта. Хуа Чэн трахал Се Ляня, пока тот не лишился чувств.

***

В следующий раз, когда Се Лянь проснулся, его окружал приятный запах апельсина, удобные простыни нежно ласкали кожу, а мягкий золотистый солнечный свет завораживающе просачивался сквозь белые занавески в окне справа от него. Все было прекрасным ровно десять секунд, после которых голова начала раскалываться, а все остальное тело буквально закричало о боли. Се Лянь выругался про себя. Такое ощущение, что его спина сейчас сломается, а ягодицы вот-вот разорвет, да и какого черта кожу так покалывает? Он замер на месте некоторое время, на самом деле неспособный двигаться, и пораженно смотрел в окно. Затем он вздохнул и повернул голову влево, осматривая другую часть комнаты. Он увидел Хуа Чэна, преклоняющего колени перед ним возле кровати. Се Лянь замер, сначала покраснев, а затем нахмурившись. Се Лянь помнил все. Воспоминания минувшей ночи проносились перед глазами, принося с собой слишком большое количество смущения, но прямо сейчас перед ним преклонял колени Хуа Чэн, и он правда не знал, что и думать. Се Лянь недолго размышлял, в конце концов решив, что смущение может подождать, и попытался краснеть не так сильно. — Что ты делаешь, Сань Лан? Хуа Чэн вздрогнул и покачал головой, все же не поднимая ее. Се Лянь растерялся еще сильнее. — Что случилось? Не нужно преклонять колени, Сань Лан, вставай. Хуа Чэн оставался стоять так. На мгновение показалось, что он не собирается отвечать, но затем он сделал глубокий вдох, взрываясь потоком слов, — Прости меня, гэгэ. Я опорочил тебя. Ты был пьян, и все же я… все же я… угх. Я даже толком и не признался тебе… — Се Лянь разинул рот, -…Подонок из подонков. Ты должен выкинуть меня из окна. Извини. Я знаю, я ненавижу себя ровно настолько, насколько и ты ненавидишь меня. Прости. Я самый худший… — он все продолжал и продолжал, и Се Лянь не мог вымолвить ни слова, уставившись на него. Когда Хуа Чэн наконец закончил разглагольствовать о самоненависти, Се Лянь все еще был сбит с толку, а также, немного обеспокоен. Со вздохом медленно заставил себя сесть. Он передвинулся, и на его грудь попал луч солнечного света, который просачивался сквозь занавески, и что-то поймало свет под его лицом и привлекло внимание. Все тело противостояло любым движениям, но он быстро забыл о боли, когда он увидел прозрачное кольцо, висящее на груди. Это было то самое ожерелье, что он присмотрел в тот день, когда был с Хуа Чэном в городе. Из-за этой маленькой хрупкой вещички Се Лянь подумал, что его сердце сейчас лопнет от переполняющих чувств. Он смотрел на него долгое время. Затем он повернулся и тихо сказал, — Я не знаю, о чем ты говоришь, Сань Лан, но я не зол и не ненавижу тебя. Может, ты подойдешь? — лицо Се Ляня нагрелось. — Я-я не могу подойти к тебе сам. Хуа Чэн дернулся, и прошло несколько секунд, прежде чем он встал с пола. Его голова все еще была низко опущена, когда он встал рядом, избегая взгляда. Се Лянь ощутил легкое раздражение. — Серьезно, что ты делаешь, Сань Лан? Иди сюда. Ладони обхватили руки Хуа Чэна, затаскивая на кровать. Сидя на расстоянии вытянутой руки, Се Лянь схватил лицо Хуа Чэна, поднимая его так, чтобы он смог заглянуть в его глаз. — Ты дал мне его вчера? — Се Лянь бросил взгляд на украшение на своей шее. Хуа Чэн, все еще смотря вниз, слегка кивнул. Се Лянь поджал губы, вздохнул и увлек Хуа Чэна в поцелуй. Он был мягким и нежным, и невозможно сладким. — Я тебе нравлюсь? — твердо спросил Се Лянь, но в голосе еще чувствовалась застенчивость. Их губы соприкоснулись. Хуа Чэн уставился на него, его единственный глаз широко раскрылся. Потом немного глупо кивнул. Лицо Се Ляня горело, но он все равно расплылся в широкой ухмылке. — Тогда не все ли в порядке? Ты мне тоже нравишься, Сань Лан. Хуа Чэн продолжил смотреть, сохраняя тишину, затем покраснел и спрятал лицо в ладонях. — Гэгэ… ты ведь в самом деле погубишь меня, — Се Лянь смеется. Немного погодя Хуа Чэн опустил руки, обхватывая лицо Се Ляня и утягивая того в еще один поцелуй. Когда он отстранился, его глаз был полон любви, и от былой нерешительности не осталось и следа. Он сказал, — Я правда люблю тебя, гэгэ. Он придвинулся ближе и утянул Се Ляня обратно на кровать.