Свобода не даром

      Прихожане неторопливо расходились. С каждой минутой под освещенными сводами становилось все тише. Правда, покинули церковь не все. Кевин осмотрелся по сторонам: чего они ждут? Почему не уходят? Он уже убрал молитвенник в сумку, но, кажется, вполне мог бы прочитать еще три молитвы. Затаив дыхание, Кевин направился в пресвитерий (1): только что здесь свершилось таинство Евхаристии (2). Алтарная картина завораживала, но рассмотреть детали Кевин не успел: нечто невидимое и сильное подхватило его под мышки, схватило за шею и потащило к алтарю — десятки чужих рук. Кевин закричал, но из горла не вырвалось ни звука. Боже, куда эти люди его тащат? На коже проступил липкий холодный пот. Глаза застелила тьма — кто-то уже вязал у него узлы на затылке. Повязка прилегла неплотно: лежа спиной на столе, Кевин видел облаченную в белое фигуру. Преподобный. Кевин облизал спекшиеся губы — страх отступил. Его все еще держали, за руки и ноги, но он знал: пока этот человек рядом, никто не осмелится причинить ему вред. С Кевина стянули одежду. Холодный воздух обволок кожу. Высокая фигура приблизилась и склонилась — Кевин не мог рассмотреть лицо, — зато почувствовал на себе горячее ровное дыхание. Сначала у пупка, затем оно поднялось выше, на ребра, и снова сгустилось внизу. Кевин расслабленно раскинулся на полотне. Грубое, оно царапало кожу, но Кевин не обращал на это внимания. Главным было другое: его держат для одного человека — никого другого не будет. Восставшую плоть обволокло скользким и теплым. Спустя миг, когда на ней стало совсем мокро, Кевин простонал низким долгим звуком — таинство случилось.       Кевин растерянно моргнул. Только что он находился в церкви, но почему-то уже лежал в постели — и вовсе не у алтаря. Никто его не держал, не было и повязки на лице. Между его раскинутых ног не спеша двигалась темноволосая макушка. Скользя по языку, его ствол погружался под корень, и, кажется, это происходило довольно долго — волосы в паху впитали стекшую в них слюну. Кевин не сдержался. Он мог схлопотать пощечину, прежде так бывало, но в полусне Кевин сжал в пальцах темные волосы. Упрямо, крепко. Зажмурившись, согнул ноги в коленях — ему нужна опора, — бедра скакнули вверх. Ладонями, двумя сразу, Кевин надавил вниз и застонал в голос: так сладко и остро ему было вбиваться в чужое горло. С каждым толчком все глубже и глубже. Удовольствие скрутило, резануло, не спрашивая — просто оказавшись сильнее желания его растянуть.       — Что же тебе снилось, Кевин? — Гилберт отстранился, вытерев от слюны губы. Сперму он проглотил — Кевин чувствовал эти глотательные движения горла. Каждое из них.       Ответить он не смог. Не дав ему толком отдышаться, Гилберт практически уселся ему на лицо, открыв пальцами рот. Сразу широко. Тяжелый член лег на язык. Кевин запрокинул голову, чтобы ствол вошел в горло: он тоже не станет растягивать чужое наслаждение.       Приняв душ, Кевин подошел к окну, — за четверть часа ничего не изменилось. Буря разыгралась еще вчера, поздним вечером, и, похоже, что снегопад не стихнет и сегодня. Кевин кисло взглянул на низкое серое небо. О сноуборде придется забыть, и хорошо, если не на ближайшие дни — прогноз погоды Кевин не знал. За спиной звякнула посуда. Гилберт вернулся в спальню с подносом. По комнате тут же разнесся аромат свежего кофе и жареных сосисок. Конечно, никакие это не сосиски. Гилберт такое не ест.       — Позавтракаем? — за вопросом последовал шорох одеяла. Гилберту нравилось есть по утрам в постели. Кевину, впрочем, тоже.       — Как думаешь, это закончится к обеду? — Кевин завернулся в мягкий халат.       — Вряд ли.       От запахов еды заурчало в животе. Горный воздух и активность последних дней превратили Кевина в троглодита, и сегодня, видимо, разве что и оставалось наедаться до отвала.       — Здесь нет телевизора, — выдохнул Кевин. — Ты вообще знаешь о его существовании?       Ладно, в особняке — тот пустовал, — в доме в Цюрихе Кевин его тоже не видел. Признаться, он столкнулся с подобным впервые. Даже в его небогатой семье было два. Кевин затянул на халате пояс.       — Когда владеешь каналом, к телевидению относишься несколько иначе.       Кевин резко обернулся — руки застыли, так и не завязав второй узел. Он не ослышался?       — У тебя свой канал? — Кевин переспросил. Значит, в кабинете Гилберта пастор Дитер упомянул телевидение не просто так. Что еще? Газеты?       На газеты Кевину было по большому счету плевать. Выбирая путь журналиста, в глубине души он вовсе не желал быть колумнистом, хотя, впрочем, и этого достичь не успел. Мечты всегда крутились вокруг одного — как же это круто иметь собственное шоу. Продумывать темы, писать сценарий, мелькать на экране. Кевин застыл на месте — бог с ним, с халатом, — он даже забыл, что проголодался.       — В основном я его использую для коммерческих целей, — ответил Гилберт.       — Но что-то же занимает эфирное время? Остальное?       — Новости. Ток-шоу. Различный партнерский контент. Я не отслеживаю сетку досконально, — сказал Гилберт, — этим занимаются другие люди.       Ответ ничего не дал — разве что туманное представление об объеме вещания. В этот вопрос Кевина явно не собирались посвящать.       — Знаешь, — помедлив, он все же решился проговорить кое-что вслух. — Я ведь хотел вести свое шоу.       — Действительно? — Гилберт наполнил кофейные чашки. — О чем?       Вопрос застал врасплох. Прежде никто не интересовался этим его желанием, максимум кивали и говорили: «Ну прикольно, чувак». Сам Кевин тоже не задумывался детально — придет время, и он просто уловит мейнстрим, полагаясь на чутье.       — Я не знаю… об этом рано было думать, — пояс на халате развязался, но Кевин не обратил на него никакого внимания. Зато обратил Гилберт, застыв взглядом на его случайной наготе. Она вызывала интерес явно более глубокий, чем весь их разговор.       — Ты ведь понимаешь, узнаваемость не более чем средство? — произнес тот, раздевая его глазами. — Медийность как самоцель — глупый путь в никуда, Кевин.       Кевин подошел к кровати. Глупый? Неужели? Во-первых, это деньги, и деньги немалые. Но едва ли это мог понять человек, у которого в распоряжении есть хотя бы то, о чем Кевин знал. А вот Кевин мог понять — когда, бывало, до начала месяца остается всего пара десятков центов. Но укололо даже не это — сам тон, указывающий: парень, ты остынь, ты здесь для другого.       — Так что? Будем весь день пялиться на снег? — помедлив, Кевин все же влез под одеяло и потянулся к горячему тосту.       — Есть пожелания?       — Если есть горы, значит, есть и озера, — горячий напиток приятно ожег губы. — Поехали посмотрим. Не везде же валит снег.       Гилберт оказался вовсе не против смотаться по окрестностям, и завтрак Кевин продолжил в настроении гораздо более приподнятом: четвертый день его волшебной сказки не был испорчен безвозвратно. В Церматте царили радость, легкость и желание жить вечно. На лыжи Кевин так и не стал, как Гилберт хотел — не до них было. Сноуборд — вот это другое дело. Это кайф. Еще в Нью-Йорке Кевин подумывал над тем, чтобы научиться серфить. В Баме он гонял на скейте. Ясное дело, одинаково быть не может, но навыки ведь пригодятся? Хотя бы держать баланс. Немного — все-таки катание на разных досках не особенно повторяло друг друга. На снегу было скользко и гораздо более неустойчиво. Перед тем, как освоить спуск елочкой по склону, Кевин несколько раз успел упасть — правда, со скейта падать было больнее. Но не отбил он себе зад исключительно благодаря Клайву — своему инструктору. Классный парень, кстати. Помогал выбирать доску и совершенно спокойно относился к тому, что за ними наблюдает охрана. Как будто помимо катания по снегу его вообще не интересовало ничего. Как, впрочем, и Кевина. Процесс обучения затянул с самого начала, еще с покупки всего необходимого. На стоимость экипировки Кевин не оглядывался — взял то, что понравилось, хоть Клайв намекнул, что доска несколькими сотнями франков ниже мало чем отличается от той, которую Кевин захотел. Разве что расцветкой. Кевин взял ту, что хотел — экономить от него никто не требовал, а в кои-то веки он может себе позволить то, что нравится: скейты ему доставались подержанные.       — Кажется, ему на самом деле интересно, как у тебя дела, — подметил Клайв, когда Гилберт снова вчера замаячил на горизонте. — Обычно они с радостью избавляются от своих спутников и преспокойно занимаются своими делами.       — Наверное, — медленно произнес Кевин. Он не знал, как может быть у Гилберта это самое обычно, но вот напоминание того, что он был мальчиком понятно для чего, подпортило послевкусие катания. Но виду он не подал. — Ну что? Тогда до завтра? — Кевин дружелюбно улыбнулся.       — Конечно, — Клайв ответил широкой улыбкой. Он был оплачен на неделю вперед, и, похоже, ему было плевать, даже если бы Кевин приехал в Церматт с самим дьяволом. Этого парня интересовал исключительно снег. И деньги, разумеется. Что ж, значит, Клайву повезло: сегодня у него оплаченный выходной — к полудню снегопад в Церматте только усилился.       Предстоящую поездку Гилберт решил все же не отменять.       — Это безопасно? Мы сможем сюда вернуться? — выкрикнул Кевин в метель.       Мужчина из сопровождения уже открыл перед ним дверь в машину, но предстоящее путешествие уже не вызывало в нем прежней эйфории, хоть изначально идея и была его. Если даже до машины они дошли практически вслепую — снег залеплял глаза, — что будет тогда на трассе? Гилберт ответил, что беспокоиться не о чем, в самом худшем случае они просто переночуют в другом месте. Юркнув на заднее сиденье, Кевин немного расслабился, обтерев изнанкой шапки мокрое от снега лицо.       В живописной деревушке Шампе-Лак о снегопаде, накрывшем Церматт, наверное, и не слышали. В «маленькой Канаде» было солнечно и спокойно — так называли это местечко туристы, да и сами местные, а вот названия гор Кевин не запомнил: какие-то французские слова.       Если есть горы, значит, есть и озеро — Кевин увидел его, сияющее морозным великолепием в кольце крохотных живописных домиков. Стоило бы спросить в туристическом офисе, какова толщина льда, но об этом Кевин подумал, лишь когда перешагнул скользкую кромку. Но раз люди поодаль даже катались на коньках, ближе к краю лед точно выдержит — Кевин и не собирался сильно отходить от берега. Разгуливать по льду? Да он боялся его больше, чем ремня, — но внезапно Кевина накрыло это безумное желание. Первый шажок. Гилберт его не остановил. Кевин сделал еще один. Потом еще и еще. Кевин смотрел себе под ноги, не поднимая глаз — сердце билось в ушах. Левая нога вдруг потеряла опору — словно кто-то за нее специально дернул, но Кевин устоял.       — Все хорошо, все хорошо, — пробубнил он себе под нос. Он весь вспотел. Дрожали не только согнутые колени — кончики пальцев на руках и даже губы. Кевин дал себе время отдышаться: ну же, слабак, иди!       Где-то сбоку Кевин заметил движение: мимо пронеслись на коньках девчонки. Резко поднятая голова закончилась падением — Кевин ощутимо стукнулся коленками. Девчонки остановились и обернулись.       — Эй, кажется, ты забыл коньки? — крикнула одна. Вторая рассмеялась. — Тебя подвезти?       Кевин стиснул зубы: пошли к черту! Развернувшись на коленках к ним спиной, Кевин не поверил глазам: когда это он успел отойти так далеко? Но даже с той точки, где он стоял, было видно все, что происходило на берегу. Точнее, было видно, как ничего не происходило. Что-то сказав охране, Гилберт только пристально наблюдал за каждым его движением. Кевин выставил ногу немного вперед. Давай же, сначала ведущую, затем вторую, несложно ведь! Несложно. Но ничего не получалось: попытка за попыткой, но ноги снова и снова разъезжались в стороны. Сдавшись, Кевин просто опустился на лед — лег. Он снова чувствовал себя тем беспомощным ребенком, угодившим под замерзающий дождь. Кевин всмотрелся в холодное ясное небо. Окруженное горами, озеро было защищено от ветра — на берегу его должны услышать, — может, попросить о помощи? Сам он обратно не доберется. Кевин прикрыл глаза и перекатился на бок, выравнивая свое сбитое дыхание. Вдох. Выдох. Спокойно, Кевин. Просто вдохни его еще раз — колючий, мерзлый воздух… свободы — почему-то именно это слово пришло на ум. Здесь ты сам себе хозяин, никто не может в эту минуту заставить тебя встать, идти или ползти — только ты сам. Даже невидимке с его охраной понадобится время, чтобы сюда добраться. Кевин вдруг рассмеялся — громко, с надрывом. Ну что, готов ты к такой свободе? Вот Том был готов, добровольно став изгнанным сыном без права на руку помощи.       Кевин вновь попытался подняться. Встал на четвереньки, ища то положение, чтобы сесть хотя бы на корточки. Удержав равновесие не иначе как чудом, он зажмурился, медленно выпрямляя колени. Не смотри вперед — просто иди. Раз добрался сюда, то доберешься и обратно. Двигаясь крохотными рывками, Кевин еще не раз поскользнулся, но упасть себе не дал. Да, здесь, на ледяной поверхности, он был себе хозяином — каждый свой шаг контролировал он сам. Правда, когда до земли осталась всего лишь пара метров, Кевин выдохся. Заметив это, Гилберт спустился на лед и шагнул навстречу.       — Дай мне руку, — выдавил Кевин, протягивая ладонь. От напряжения голос дрожал.       Он наконец ступил на снег. Все, больше никакого льда. Гилберт отпустил его не сразу — сначала заглянул в глаза. Кевин рассмеялся: да в порядке он — адреналин еще клокотал в крови. Наверное, он и толкнул его дальше. Обвив Гилберта за шею, Кевин с жадностью влип в его обычно такие теплые губы. Сейчас они были холодными, но отозвались на поцелуй с тем же напором — знакомым и почти привычным.       Позже случилось то, чего Кевин опасался: буря дошла и до них, настигнув на полпути к Церматту, они просто въехали в буран. Водитель предложил переждать. К счастью, сделав звонок, Гилберт согласился, и Кевин выдохнул с облегчением: видимость была ни к черту. В Пфин они заехали пообедать или, скорее, поужинать, и Кевин поймал себя на мысли, что за много месяцев он впервые держит в руках меню, да и вообще находится в подобном месте, пусть даже из посетителей они были практически одни. Лишь в дальнем углу за столиком сидела парочка средних лет. Выбрав куриный суп и отбивную, Кевин с интересом осмотрел интерьер. Уютная имитация охотничьего домика. Идеальное пристанище прийти в себя с дороги.       — Что это было? На озере? — Гилберт задал вопрос еще в машине.       — Ничего, — Кевин пожал плечами. — Никогда не гулял по ледяному. Решил попробовать.       — Как впечатления? — Гилберт усмехнулся. Очевидно, увиденное казалось ему забавным.       — Как в детстве, — выдохнул Кевин. — С той разницей, что без озера.       — Где вы нашли гололед? — Гилберт спросил не сразу, словно ему требовалось время что-то обдумать.       — В Миннесоте.       — У вас родственники в Дилуэрте, если я не ошибаюсь?       Кевин помрачнел: не ошибается. Давно стало ясно, этот человек знает о нем несравнимо больше, чем он себе представляет. Но как так вышло, что, будучи посвященным даже в мелкие детали о его семье, тот не знал о существовании Тома? Неужели Том действительно залег на такое дно, что даже не оставляет никаких следов, ведущих к семье? Кевин малодушно заставил себя прекратить думать и накручивать себя почем зря, тем более, что сейчас он ничем не мог ему помочь. А Том не придурок. Он обязательно справится с любым дерьмом.       Наверное, он был устроен слишком примитивно, но горячий суп окончательно развеял мрачные мысли, а теплое пиво принесло после мерзлого воздуха расслабленность. До отеля Кевин добрался легким, беззаботным и абсолютно уверенным: Том выкрутится.       — Тебе здесь, должно быть, не по себе? — улыбнулся он, когда они вошли в номер.       — Это всего на ночь, — заключил Гилберт.       А вот Кевину, напротив, здесь даже нравилось. Кевин положил ладони на батарею — погреться. Да, в шале было значительно теплее, с зажженным камином можно хоть голым ходить — не замерзнешь. Здесь нет — зябковато. Не столь красиво и уж точно не столь же дорого, но Кевин будто вернулся в свою прежнюю жизнь и теперь разглядывал каждую ее деталь, пока Гилберт мылся в узкой, совсем крохотной душевой. Привычная посуда, дешевая и практичная, которую не боишься разбить. Простые простыни — не страшно испачкать.       Кевин замер. На кресле лежала одежда — Гилберта, рядом — его телефон. Кевин видел его так впервые — прежде тот всегда его куда-то убирал. Кевин приблизился. Естественно, экран был заблокирован, но Кевин и не надеялся на обратное. Но вот экстренный вызов… Воспользоваться? Оглянувшись на дверь в ванную, Кевин затаил дыхание. Вода шумела. Если позвонить в службу спасения, они ведь помогут? Сообщат о нем в полицию? Копы возьмут его под свою защиту — шанс есть. Даже не придется ни от кого убегать — сами приедут. Сердце Кевина забилось чаще. Сколь долго он будет уповать на случайную забывчивость своего похитителя? Вода ведь вот-вот стихнет — когда еще выпадет такая удача? Нажми — несложно ведь — и очень скоро окажешься дома, если, конечно… В голове Кевина плодились бесконечные «если». Если невидимка и его охрана убедят полицию в его невменяемости? Ведь никаких следов насилия на его теле и не было — ни побоев, ни ссадин. Совсем напротив, выглядел он свежим и отдохнувшим. К тому же найдутся свидетели их нормального, на вид даже дружеского общения — в том же самом ресторанчике, где их кормили несколько часов назад. А пока все это будет происходить — выяснения и долгие объяснения — сколько раз люди, что следят за его родными, успеют получить приказ с ними расправиться? В четкую координацию копов с разных континентов Кевин не верил. Проклятье! Он слишком много думает и уже загнал себя в тупик, совершенно не понимая, что делать. Чутье вопило об одном: решение, любое, станет ошибкой с неизвестной ценой. Но и бездействие — ведь тоже?       Кевин медлил. Вместо того, чтобы предпринять хоть что-то, он лишь растерянно глядел на себя в зеркало — в метре от кровати оно висело на панели встроенного шкафа. С какой точки ни посмотри — себя увидишь. Что смотрело на него в отражении? Трусость или лживость? Начиная с того дня, как они приехали в горы, в голове Кевина свербела одна мысль. Кевин гнал ее, но она возвращалась снова. Здесь, в Церматте, он был счастлив. Так, как это бывает — по-настоящему. Как и заснеженный Церматт, он словно попал в циклон. Когда его жизнь была столь же насыщенна? Кевин не мог сказать. Ладно, не на события — хотя бы на эмоции. Наверное, когда его документы приняли в Школу журналистики. Но радость момента, когда на почту пришло долгожданное письмо, походила, скорее, на облегчение: господи, он не будет торчать еще год в Мэдисоне! Дни же, проведенные в Церматте, были просто классными безо всяких оговорок. От великолепия гор захватывало дух — одного этого было достаточно, чтобы поблагодарить случай. «И, наверное, Гилберта», — осторожно добавлял невидимый шептун. Кевин потер виски — те резко заныли. Не ступил ли он на скользкую дорожку — всего лишь допустив подобную мысль? Оставалось надеяться, что она не выведет его на заледенелые тротуары Дилуэрта.       Вода наконец стихла. Кевин был благодарен воцарившейся тишине — она все решила за него. Гилберт вытирался недолго — самое время вернуть телефон на место. Кевин торопливо избавился от одежды. Ему тоже требовался душ. От него слишком несло потом и смятением. ________________ (1) Пресвитерий — в западноевропейской (прежде всего, католической) церковной архитектуре пространство между нефом и алтарем (2) Таинство Евхаристии заключается в освящении хлеба и вина особым образом и последующем их употреблении