***
Телефон, завибрировав, начал соскальзывать с приборной панели. — Блять! Стэн оторвал затылок от подголовника заднего сиденья, недовольно косясь на мобильник. Его хриплый голос потонул в бешено орущей из динамиков музыке. С колен скатилась пустая банка из-под пива. Вторая такая же захрустела под ногами. Схватившись за водительское кресло, Стэн, морщась, склонился над рычагом переключения передач. Не надавить бы случайно — заведённая машина въедет в зад впереди стоящей на парковке тачки. Но контролировать собственное тело Маршу вроде еще удавалось. Впрочем, он выпил пока не столько, сколько хотелось бы. Достаточно станет, когда дерьмовые мысли вышибет опьянением из головы. Юноша сгреб телефон в ладонь, крутанул регулятор громкости, чтобы убавить звук, и устало откинулся обратно на кресло. Глянул на экран. Рэнди Марш. Ну, пиздец! Когда директор школы довольно экспрессивно озвучил Стэну монолог на тему необходимости контролировать агрессию, то пообещал связаться с его отцом и, очевидно, слово своё сдержал. Мудак! Не поверил в раскаяние младшего Марша, хотя, стоит признать, не особо тот и старался. Сказал, конечно, что виноват, и поклялся, что больше подобного не повторится, но глаза, вероятно, Стэна выдали. Нихуя он не жалел о случившемся и был огорчён разве что тем, что не добил Маккормика в сраной столовой, когда мог! Но это поправимо. А потом можно будет разобраться и с Кайлом… Однако прежде всего следовало ответить на блядский звонок. — Стэнли Марш! — раздался возмущенный голос Рэнди, и Стэн закатил глаза. Началось, блять… — Да, — сухо отозвался он, вальяжно забрасывая ногу на ящик между передними сиденьями. С ботинка на кожаную поверхность посыпались ошметки засохшей грязи. Что ж, расстояние между Маршами куда более чем безопасное, поэтому ни тон, ни громкость голоса отца Стэна не напрягли. Он знал, что нихрена ему не грозит, пока не состоится личная встреча, а уж оттянуть ее не проблема. — Почему мне сказали, что ты подрался? — Недовольство прямо-таки сочилось из динамика. Стэн прижал телефон к уху плечом, достал из кармана джинсов пачку сигарет, вытащил одну, зажал губами. — Потому что я подрался, — беззаботно бросил он в ответ. Щелкнул зажигалкой. В машине курить Рэнди категорически запрещал, но сегодня Стэну похуй. — Начистил рожу одному пидорасу. — Весело усмехнувшись, юноша с наслаждением затянулся. — Тебя дома ждет неприятный разговор, Стэнли, ты же понимаешь? — Рэнди сдерживал раздражение изо всех сил, чтобы звучать так, будто он рассудительный взрослый, но Стэн знал, что отец из этого придурка никудышный, и метод воспитания детей у него простой — наорать. Марш выдохнул, и дым заклубился по салону. — Я домой не приеду, — равнодушно объявил он. Несколько часов назад, выйдя из кабинета директора, Стэн смекнул, что от отца достанется, поэтому он принял здравое решение набухаться и остаться в городе. Способ избегания пиздюлей вполне рабочий и не раз его выручавший. Хватало обычно пары суток: предки успокаивались и ограничивались в итоге выговором. Правда, раньше в таких ситуациях здорово выручал Кайл, позволяющий ночевать у себя… Сейчас с этим, сука, проблема. — Я не хочу слушать, как вы с мамой будете орать. — Стэн припомнил их визгливые голоса и скривился. Каждый блядский раз блядское одно и то же. Лучше он в машине проведёт ночь, чем услышит это ещё хоть раз. — Мы не будем орать на тебя, Стэнли, — нарочито ласково проговорил Рэнди, распаляясь. О, надменность сына его прямо-таки из себя выводила. — Мы сразу запрём тебя в комнате, и ты не выйдешь из неё до конца каникул. — Голос мужчины сорвался на крик. — Живо сел за руль и приехал, сосунок! Мне нужна машина! — Я сказал, что не вернусь сегодня, — раздражённее процедил Стэн: не сына хочет видеть Рэнди, а получить долбаную тачку! Уебок. — Засранец! — рявкнул старший Марш. — Не заставляй меня приезжать в город и силой вытаскивать тебя из дома Брофловски! — Я не у Кайла, — прошипел Стэн, садясь ровно. Сигарета в его руке задрожала. Горло сдавило подступившими слезами. Блять. Все вокруг всё еще считали его и Кайла друзьями, не подозревая даже, что натворил этот гребаный святоша. — Я к этому мудаку не сунусь! — Вашу мать! Из-за всепоглощающего чувства обиды стало тоскливо настолько, что захотелось тупо разрыдаться. — Мы поругались. Пап, он… — Я твое нытьё слушать не собираюсь! — грубо прервал сына Рэнди. — Если так нравится казаться взрослым, то и проблемы свои решай сам. Внутри всё полыхнуло. — Пошёл ты! — крикнул Стэн. — Пошёл ты! — гаркнул Рэнди. — Машину не поломай и постарайся не сдохнуть где-нибудь. Заниматься твоими похоронами в Рождество я не хочу! Стэн лишь ошарашено выдохнул. Слов для ответа он не нашёл, а от возмущения и вовсе начал задыхаться. Почему вокруг одни мудаки, ненавидящие его? — Пошёл ты! — проорал Стэн ещё раз в погасший экран и вдавил истлевшую сигарету в спинку водительского кресла. Поделом, блять! Если он захочет, изуродует этот ебаный пикап! Если захочет, искалечит себя! Тогда уж точно с отца сойдёт спесь, и он начнёт думать хотя бы, что говорит. На телефоне высветилось уведомление о наличии непрочитанных входящих сообщений, и, тыльной стороной ладони протерев слезящиеся глаза, Стэн нажал на экран. Первое — от Венди, пришедшее полчаса назад. Ей Стэн написал как единственной, к кому можно было в теории отправиться ночевать. После его выходки в столовой из числа парней вряд ли кто-то захотел бы помочь. Венди: Стэн, мои родители уедут только утром Венди: Тебе нельзя ко мне сегодня — Бля! Заебись! Весь мир сегодня против Стэна Марша. Стиснув зубы, он порывисто ударил кулаком переднее сиденье. Оставшийся на кожаной обивке от сигареты пепел скользнул вниз. Ещё одно сообщение пришло несколько часов назад. Его Стэн, судя по всему, не заметил, потому что из кабинета директора рванул в ближайший магазин за бухлом. Тогда ничего важнее не было. Теперь же сердце ёкнуло в груди, и ядом по венам засочилась обида и боль. Кайл: Я никогда и никому не пытался отсосать, Стэн. Что ты имел в виду? Глаза начало жечь. Стэн впился пальцами в клавиатуру на экране. Стэн: Ты не пытался отсосать мне Отправить. Стэн: Ты это сделал Отправить. Отправить, отправить, отправить… Он нажал на гребаную кнопку ещё раз десять, а затем, откинувшись в кресле, крепко зажмурился. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, хотело исчерпать весь свой лимит за пару минут и нахрен остановиться. Зачем? Этот вопрос загудел в мозгу, и Стэн еле слышно взвыл, опустив взгляд на телефон. Он не хотел писать Кайлу все то, что написал. Вырвалось как будто бы. В принципе, и пусть! Пусть Брофловски мучается так же, как он. Мобильник в руках юноши пискнул. Стэн судорожно вдохнул, чтобы проглотить слёзы. Прочел новое сообщение, и боль пронзила такая сильная, что он, заходясь в истерике, заорал: — Блять, да! Блять! Блять! Пальцы вцепились в скривлённое плачем лицо. Телефон упал под ноги.***
Кайл остановился посреди улицы, уставившись в телефон. Жаром обдало лицо, и перед глазами поплыло, как при головокружении. Он принялся что-то печатать в ответ (что-то ещё спросить хотел, кажется), но дрожащие руки абсолютно перестали слушаться. Телефон удержать бы. Брофловски сделал несколько шагов и припал плечом к ближайшему фонарному столбу, потеряв последние силы, позволяющие стоять на ногах. Стэн: Ты это сделал Хуйня какая-то! Бред, сгенерированный лишенным извилин мозгом Марша. Каждая клетка тела заныла от жгучего желания опровергнуть идиотское заявление Стэна, но подсознание упрямо нашептывало, что это, блять, правда. Ебаная правда! Стэн: Ты это сделал Кайл будто бы вспомнил… Не буквально, но… кожей. Эта сцена даже перед глазами вспыхнула на долю секунды, и тут же растворилась, оставив привкус на губах, которыми он… Брофловски коснулся лба рукой, провёл ею по лицу. Может, всего лишь фантазия разыгралась? Однако вдруг все несостыковки стали понятны. У странного поведения Стэна появилась причина. Охуеть какая весомая причина! Причина, о которой Кайл не узнал, когда следовало, потому что Стэн посчитал, сука, нужным сказать об этом при всех! Потерянность сменилась чувством горькой обиды, черной злостью, и сердце Кайла, показалось, начало разрываться на части. Внутренности скрутило. Он поднял слабую руку, посмотрел через пелену слез на экран телефона, виском прижимаясь к столбу. От прикосновения к холодной поверхности легче не стало. Расшибить бы себе башку и забыть это все — вот, что поможет. Кайл: Надеюсь, тебе понравилось Брофловски остервенело сжал мобильник в ладони и, бесконтрольно завывая, швырнул его на землю. Раздавшийся треск такой же, как треск его черепной коробки! Порывистый удар ногой, и трещины испещрили экран. Ещё один — истерично заморгала подсветка. Ещё один! Ещё! Внезапно появившиеся силы резко оставили. Кайл, застонав от боли, прижал кулаки к горящим от слез глазам. Выдавить бы их нахер, добраться до больного мозга и выдрать ту его часть, что заставляет быть ебанутым уродом. Он поднял взгляд к небу, делая жадный вдох. Воздух ядовитый, отравляющий легкие, которым лучше бы просто отказать, чтобы не было больше возможности дышать. Как, блять, жить-то дальше?! На плечи весь мир обрушился многотонным грузом. Оставив мёртвый телефон лежать на снегу, Кайл сделал шаг. Ноги еле двигались. А чувство такое, что сверху за ним одним смотрит Бог, и этот его осуждающий взгляд медленно и мучительно до углей выжигает сердце миллиметр за миллиметром. Другого объяснения возникновения нестерпимо болящей пустоты в груди у Брофловски просто не было. Кайл расстегнул куртку, но холода, забравшегося под одежду, не ощутил. Тело будто бы стало лишь оболочкой для маленькой гнилой душонки, которой уготовлено гореть в Аду. Как и хотел Стэн. Ещё несколько шагов. Безотчетно Кайл сжал ледяными пальцами ручку входной двери своего дома, и вырвавшееся на улицу из гостиной тепло расплавило остатки рассудка. Бог, которого в этом месте почитали и любили, не даст переступить порог такому грешнику, как он! Руки Кайла и его язык теперь осквернены, и нельзя ему больше ни касаться ничего святого, ни даже молиться. Небольшое усилие, и Брофловски вошёл в дом, хватаясь за дверной косяк в надежде, что это поможет не сорваться с порога в Преисподнюю. Хотя там ему и место… Чужой вскрик резанул по ушам. Истошный. От боли. Кайл замер, чувствуя, как расползаются по телу мурашки. Секунда на понимание, чей это вой и откуда он доносится. Не разуваясь и не снимая верхнюю одежду, Брофловски рванул через гостиную к лестнице, оставляя на полу грязные следы. По ступеням наверх. Быстрее! Звук хлёсткого удара и протяжный громкий крик. Прошиб жар. Кайл распахнул дверь в комнату Айка. — Мам, нет! Он метнулся вперёд, к замахивающейся плетью на беззащитного ребёнка женщине, перехватил ее руку, впиваясь пальцами в запястье. Никогда он не касался кого-либо так грубо. — Кайл! — возмущённо взвизгнула Шейла, бешено вытаращившись на сына. Ее красное, искаженное гримасой ярости лицо было практически неузнаваемым. А боли, кажется, она даже не почувствовала. — Прекрати это! — Кайл отшвырнул ее руку, сжимающую ту самую плеть, которой воспитывались в этом доме евреи. Он прекрасно ее помнил и даже сейчас испытал иррациональный страх от одного лишь вида кожаных ремней. — Знаешь, что твой брат сказал о тебе?! — выкрикнула Шейла, махнув свободной рукой. Ее дикий взгляд вперился в жмущегося к стене Айка. — Повтори! Повтори эту мерзость! Айк натужно дышал, с трудом втягивая воздух через заложенный нос. На его худых предплечьях уже начали появляться синяки, а кое-где различимы стали и подкожные кровоподтеки. Кайл обернулся к нему, и белое лицо младшего брата выразило желчную злость, которую так и не заглушила физическая боль. — Скажу! — рявкнул Айк. Голос его скрипучий, преисполненный слезами, обидой, ненавистью даже. — Все в школе знают об этом! Кайл — гей! Гомик! Педик! Ноги подкосились. Все слова Шейлы превратились в нечленораздельный визг. — Не смей! — проорала она, подаваясь всем своим грузным телом к младшему сыну. Горячий воздух резанула взброшенная плеть. Детский крик порвал барабанные перепонки. Кайл не заметил даже, как преградил Шейле путь, без раздумий шагнув вперед. — Мам! — зажмуриваясь, крикнул он, занимая место между ней и братом. Скользнувшая возле лица плеть оглушительно саданула по куртке. — Нельзя так говорить, Айк! — заверещала Шейла, трясясь от негодования. Ее слюна попала на лицо Кайла, и он скривился от отвращения. — Уйди! — Женщина вцепилась в его одежду толстыми короткими пальцами и, не жалея ногтей, потянула. Напор прямо-таки бешеный! Кайл, пошатнувшись, расставил ноги шире, чтобы устоять и не сдвинуться с места ни на сантиметр. Если эта полоумная доберётся до Айка, на том живого места не останется. — Мама, блять, хватит! — Хватит! — крикнул Айк тоже. Он сжал предплечья брата и матери в тщетной попытке разнять их. — Почему он так сказал, Кайл?! — В покрасневших глазах Шейлы встали слёзы, заскрипели ее стиснутые зубы. — Это правда?! Правда?! Кайл оскалился, упирая руки в плечи матери. Ебать! Хуй справишься с ней! — Нет! — проорал он. — Правда! — Айк на секунду встретился с братом взглядом, и Кайл заставил себя не ударить мелкого мудака. Какого хуя он творит? Так отчаянно жаждет добиться наказания для брата, что готов стерпеть любые побои? — Ты охуел?! — поворачиваясь к Айку, крикнул Кайл, не выдерживая. — О, какой стыд! — театрально возопила Шейла. Манерная сука. — Мам, заткнись! — Кайл отпихнул ее от себя, забываясь от раздражения, от злости, от страха. Мозг заболел. Шейла на его импульсивность не обратила внимания. — За что мне такое наказание, Всевышний? — простонала она, поднимая исступленный взгляд к потолку. — Успокойся! — проорал Кайл, толком и не понимая, к кому обращается. Какое-то сумасшествие. Шейла разъяренно посмотрела на него. Сжатая в дрожащей руке рукоять плети скрипнула. — Я вас обоих воспитаю, — прошипела она. Маленькие злые глаза сузились. Вот же чудовище! Кайл дернул брата на себя, схватив за руку, завел за спину и шагнул навстречу матери. Взметнулись в воздух кожаные ремни. Айк пронзительно вскрикнул. — Не смей! — Кайл инстинктивно поднял руку над собой. Ладонь резануло болью, предплечье обожгло, как лавой, и под треск рвущейся по швам куртки волна слепящей ярости всколыхнулась в Брофловски. — Тварь! — Он выдернул плеть из рук матери, в месте удара мышцы свело. Кисть сама собой дернулась. Звук такой, будто лопнул воздушный шар! И оглушающая тишина… Лишь ошарашено ахнув, Шейла отступила на несколько шагов, прижав ладони к рассеченному ровной красной полосой лицу. Время, кажется, остановилось, и в этом душном вакууме Кайл оторопело уставился на мать, отказываясь понимать, что вообще произошло. Не мог он ее ударить. Неправда это все. Галлюцинация. Тело начало функционировать раньше, чем мозг. Пальцы Кайла разжались, и плеть упала на пол. О боли он забыл вовсе. — Прости… — не своим голосом проговорил юноша. Связки его отказывались работать. Шейла застонала. Слезы покатились по ее стремительно белеющим щекам, и она опустилась на край кровати, чтобы перевести дух. — Что ты наделал? — прозвучавший как будто бы издалека визг Айка в лоскуты искромсал сознание. Будто судья задал этот вопрос, а не ребенок. Кайл обернулся к брату, чтобы сказать, что все это случайность, но тот в испуге отшатнулся от него. — Прости… — машинально повторил Кайл, отступая на несколько шагов в попытке сбежать от поглощающей растерянности, от самого себя. Выходило, однако, только лишь пятиться. Айк обошёл Кайла, пристально всматриваясь в его наполненные слезами глаза, двинулся к матери, протяжное нытье которой заполняло комнату. — Убирайся, — неуверенно буркнул он, касаясь вздымающегося от натужных вдохов плеча Шейлы. Отвращение к себе стало нестерпимым. Кайл рванул в коридор, бросился вниз. К двери. И подальше отсюда.***
Так называемая комната управления — небольшое помещение, находящееся неподалёку от главного зала школы. Здесь вдоль стен стояло множество различного оборудования, и по логике нужно было быть больше техником, чем музыкантом, чтобы в этом разобраться, но Твик приспособился быстро. Дома у него находился синтезатор, а в кафе родителей недавно появился музыкальный автомат, и юноша инстинктивно понимал, как кнопками создавать музыку. Плавно увеличивая громкость начавшего звучать трека, Твик расслышал, что открывается дверь, почувствовал свежий воздух, хлынувший в душную каморку. Он поспешно обернулся. Заглянув внутрь помещения, Донован окинул взглядом замысловатую аудиоаппаратуру и лишь потом посмотрел на одноклассника. — Как успехи? — поинтересовался он, входя, и сделал глоток из бутылки пива, которую раздобыл у Бебе, к счастью понявшей, что работать накануне Рождества на трезвую голову невозможно. Хотелось бы верить, что преданность Крэйгу, лучшему другу, привела его сюда, а не легкое опьянение. Твик кивнул в ответ и на кресле вновь повернулся к микшерному пульту и ноутбуку, вслушиваясь в доносящиеся из зала звуки. Планировалось, что диджей будет распоряжаться музыкой оттуда, из эпицентра, но от этой идеи Венди отказалась, когда Стэна сменил Твик. Тем лучше. Да и слышимость в комнате управления отличная — можно контролировать абсолютно все. Для Твика это непривычно, но приятно. — А у тебя? — не отрываясь от компьютера, спросил Твик. Клайд, припав губами к горлышку бутылки, прошёлся вдоль стен, разглядывая бесчисленное множество кнопок и рычагов. Удивительно, что дёрганный псих ничего не напутал и не запорол мероприятие. Неужели, может соображать все-таки? Донован мельком глянул на Твика. Чушь! Это нелепое создание, не способное ни на что, не имеет мозгов, и его сконцентрированность в данный момент — результат действия успокоительных. Что там сунул ему Крэйг? Амитриптилин? Клайд загуглил, что это, и не без торжества отметил, что список побочных эффектов у препарата весьма внушительный. Пусть Твик помучается. Очевидно, ничего лучше карательной психиатрии так и не придумали в двадцать первом веке. Клайд собственным мыслям усмехнулся. — У меня перерыв, — сказал он. — Я всё настроил и до конца вечеринки свободен. — Клайд прислонился ягодицами к одному из столов, пристально вгляделся в профиль что-то бесшумно нашептывающего себе под нос одноклассника. Увлечённый настолько, что аж тошно смотреть на него. — Решил тебя проведать. — Спасибо, — отозвался Твик, тепло улыбнувшись. Клайд стиснул зубы. Нахрена пришёл сюда, блять? Лучше бы отправился в зал потусить с девчонками, написав Крэйгу короткое «все норм». Довольная рожа Твика раздражала, пожалуй, даже сильнее, чем его припадки. Чему он лыбится? Нравится, что ему внимание уделили? Никому ненужный уродливый чмошник, обожженная кожа на перекошенном ебальнике которого висит лоскутами. — Будешь? — Клайд протянул бутылку Твику, понимая, что пиво встало поперёк горла. Твик повернулся к нему, оглядел недоверчиво, но через пару секунд за бутылку все же взялся. В его глазах, да и в глаза всех других учеников школы Южного Парка Клайд Донован — крутой! Он веселый, силён в математике, спортсмен. Клайд нравился всем, и Твик понимал, что их дружба — это результат удачного стечения обстоятельств. Не хотелось выглядеть лохом, учитывая, что неуправляемое тело постоянно давало поводы остальным думать, что Твик конченный. Хватит и того, что, как оказалось, он не нравился самому близкому человеку. Вкус у пива горький, рот начало вязать, но Твик заставил себя сделать несколько глотков и отставил бутылку. — Мне кажется, что пора включить медляк, — улыбнулся он, делая заканчивающуюся зажигательную песню тише. — Помогу парам сблизиться. Уголки его губ, однако, опустились. Жаль, что никто не мог включить медляк для них с Крэйгом. Попытки того флиртовать выглядели странно после сказанного им недавно, и все же Твик таял от этого настолько, что переставал контролировать себя и портил абсолютно все. О какой симпатии или любви Такера может идти речь, когда Твик… такой? Настроение ухудшилось так же стремительно, как стихла музыка. Будто кто-то регулятор громкости повернул. Твик, сощурившись от усердия, мысленно крутанул его обратно. — Ты любишь джаз? — бодро спросил он, обращаясь к Клайду. Тот пожал плечами, обозначая тем самым, что вообще не очень хорошо понимает, о чем речь. — Я очень люблю джаз, — воодушевлённо проговорил Твик. Он откинулся в кресле, взяв пиво и отпил. Пошло легче. Понравилось даже. — Мне красивыми кажутся эти ломанные ритмы, сложные модуляции. Джазовые гармонии не всегда верные, но в их звучании есть что-то чарующее. Клайд скептически изогнул бровь. Если джаз таков, то подходит этому психу. — А ещё… — Улыбка Твика стала шире, и почти сразу же она сползла. — Ох… — Парень содрогнулся и бессильно опустил руку, сжимающую горлышко бутылки, на колено. — Ты чего? — нахмурившись, спросил Клайд, чуть подаваясь вперёд. Твик поднял на него полусонный взгляд. Опьянел что ли так быстро? — Все хорошо, — выговорил он. — Пиво ударило в голову. — Твик моргнул несколько раз, пытаясь избавиться от тумана, возникшего перед глазами, и снова повернулся к ноутбуку. — Так. — Он сделал ещё глоток. Нужно лишь собраться с мыслями, которые, однако, очень упрямо разбегались. — Может, включим джаз? Ребятам понравится. Монитор был таким ярким, что едва можно было разобрать буквы. Твик потёр веки и, поморщившись, приблизил лицо к нему. Не видно почему-то почти нихуя. Только по очертаниям названий песен в составленном им плейлисте можно было ориентироваться хоть как-то, но через несколько секунд понимание и этого стало расползаться, растекаться, как лужа. — Твик? Где-то вдалеке Твик услышал своё имя и обратил внимание на собственные пальцы, прижатые к столу. Зачем он держался? Пытался не упасть? Он поднял взгляд на экран снова. — Вот, — произнёс полушепотом. Повороты языка столько сил отняли, что дышать стало тяжело, как после бега. — Это «The Channels». Они в жанре ду-воп исполняли свои… Ещё один вдох готовыми вот-вот отказать лёгкими. Медленная текучая музыка зазвучала в зале. Твик попытался улыбнуться, но сил на это не хватило. — Твик? Клайд наблюдал за ним с нескрываемым интересом, теряясь в догадках, с чего бы парня так развезло из-за пары глотков. Когда Твик коснулся лба, понимание пришло: этот еблан не знал, что пьёт алкоголь после приема антидепрессантов. А Донован не предупредил. Ему насрать было. Он встрепенулся только тогда, когда Твик начал садиться в кресло, но, промахнувшись, сполз с покатого края на пол. Упавшее тело загрохотало. — Эй, чувак! — Клайд приблизился к нему и взял за плечи. Твик вроде бы в первую секунду посмотрел на товарища осмысленно, а потом его голова безвольно повисла на ослабшей шее. — Блять! — Клайд постучал тыльной стороной ладони по его щекам. — В себя приди-ка, чел! Не хватало только, чтобы Твик отъехал! Однако голову юноша приподнял, веки приоткрыл. В пустом взгляде ни капли осознанности. Как кукла. Марионетка, слабо шевелящаяся, если ее дернуть за ниточки. Клайд достал телефон, прислонив Твика к креслу. По помещению все еще разливалась ритмичная мелодия, и чистый мужской голос пел о том, что его любовь никогда не умрет. Номер Крэйга. Палец Клайда завис над кнопкой вызова. — Я в п-пор… — пролепетал Твик, и его слова растворились в заполнившей рот слюне, сорвавшейся с изуродованных губ. Какое-то нелепое движение. Попытка встать, может. Ноги Твика растянулись по полу, ладони скользнули по предплечьям Клайда. Донован прикинул с десяток вариантов, как именно Такер прикончит его, если узнает, что Твику снова стало хреново. Следовало по-любому привести больного ублюдка в чувства. — Поднимайся, — скомандовал Клайд, убирая телефон в карман. Он схватил Твика за тощие руки, выпрямляясь, и потянул за собой. Легкое тело оторвалось от пола, непроизвольно сгибающиеся ноги заскользили, не держа. Клайд водрузил Твика на стул и отпустил, отступая. Голова юноши упала на грудь, взгляд стал еще более бездумным. Клайд раздраженно всплеснул руками. Блять, опять возиться с этим уродцем! Воды дать, наверное, нужно, а лучше бы почитать в интернете, что в таких случаях делать и оказать помощь. Донован положил руки на плечи одноклассника, наклонился к ничего не выражающему лицу. — Твик? — вновь позвал он. Никакой реакции. — Эй, Твик? — Сместил ладони на его щеки, чтобы посмотреть в осоловелые, полуприкрытые веками глаза. — Слышишь меня? Чуть шире, показалось, стали зрачки того, а потом сузились от света ламп на потолке. Твик двинул челюстями. Клайд опустил взгляд на его губы в надежде, что удастся разобрать то нечленораздельное, что мог бы сказать Твик, и в ожидании принялся рассматривать следы от ожогов. Те самые пятна, которые появились стараниями Донована, вблизи выглядели совсем отвратительно, контрастируя с бледной кожей. На ранках в уголках губ образовались мелкие корочки: видимо, волдыри лопались из-за движений. Интересно, выступала ли кровь? Любопытно до дрожи. Брови Твика дрогнули, дернулись светлые ресницы. Клайд замер, холодея, и в следующую секунду поспешно отступил от Твика на шаг. Он, блять, даже не заметил, как подцепил ногтем шелушащуюся кожу на губе юноши и начал медленно, но безжалостно сковыривать ее. Что за хрень опять творится?! Музыка продолжала играть. Спокойно. Умиротворенно. Совсем не так, как стучало сердце Донована. Первая здравая мысль — убраться отсюда как можно скорее, но тело одеревенело. Клайд бросил взгляд на дверь. Внутренний голос озвучить пришедшую в голову мысль еще не успел, а стало так стремно, что на коже выступил пот. Парень метнулся к выходу. Свалить! Главное — свалить! Но, вопреки желанию, пальцы повернули задвижку. Ручка двери застопорилась. Клайд обернулся к растекающемуся по подлокотникам однокласснику и шагнул вперед. Захотелось кричать от беспомощности, но тело не слушалось абсолютно. Не слушался и упирающийся в штанину член. Поправить бы, но Клайд не хотел убеждаться в том, что у него опять стоит. На негнущихся ногах Клайд добрался до Твика, остановился перед ним. Ощущения — пиздец! Голова от количества мыслей трещала и в то же время оставалась совершенно пустой. Руки тряслись. Все происходящее — какая-то неадекватная жесть! И этому нужно было положить конец. Раз и навсегда понять, что происходит. Затаив дыхание, Клайд склонился над Твиком, поднял его лицо за подбородок. Голубые глаза того оказались закрытыми, и он только лишь мерно дышал. Клайд не был геем. Однозначно. Это факт. И все же он отдавал себе отчет в том, что реакции его организма такие, какими были бы у человека, которому нравился бы Твик. Дерьмище, блять! Вдохнув, Клайд коснулся своими губами губ одноклассника. У Твика они оказались сухими, колючими. Неживые будто. Стоило остановиться, но Донован несмело забрался языком внутрь чужого рта. Ответа, что ожидаемо, не последовало, но эта надменная бесчувственность взбесила. Какого хуя изводиться должен нормальный человек, а не рожденный для страданий псих?! Клайд сжал нижнюю губу Твика зубами. Надавил чуть сильнее. Еще немного, чтобы этот ебаный педик почувствовал хоть что-то. Раздражение захлестнуло. Клайд стиснул зубы до ощущения, что зажатая между ними кожа вот-вот лопнет. Пусть Твик ответит за все, что делает! Наперерез звучащей мелодии зазвучал протяжный стон, вырвавшийся из груди Твика, легкой вибрацией коснувшийся губ Клайда. Донован отпрянул от юноши мгновенно. К счастью, тот так и не очнулся. От страха в первую секунду закружилась голова, а затем бешеное возбуждение заволокло разум и терпеть стало больно. Клайд сунул руку в брюки и, морщась, расположил рвущий ширинку член удобнее. Легче, блять, не стало. — Твик? — снова обратился Клайд к тому. Уродец чуть живой. И хорошо, пожалуй… Нет! Нехорошо! Но, если напряжение не снять, проку как от друга от Донована не будет никакого. Клайд, глядя на Твика, продолжал безотчетно двигать рукой, держа в ладони член, но восторга это совсем не приносило. Он шагнул к нему. Оставить бы на искусанных губах более заметные следы, но нельзя. И все же он припал к ним снова, задрав голову Твика так, что шея того хрустнула. Непослушными ледяными пальцами расстегнув и приспустив штаны, Клайд взял руку одноклассника в свою и вложил в теплую ладонь свой член. Сжал пальцы одноклассника своими, не отрываясь ото рта Твика, наполняющегося его слюной. В первые несколько секунд казалось, что от чужого прикосновения кончить удастся сразу же, но возбужденность отступила. Пришлось надавить сильнее, начать дрочить интенсивнее, несмотря на неудобства. А блядские «The Channels» продолжали заунывно петь о любви. Вырубить бы это отвлекающее дерьмо! Оторвавшись от лица Твика, Клайд, позволяя голове юноши повиснуть, освободившейся рукой коснулся застежки его брюк. Чтобы стянуть их, нужно было бы приподнять узкую задницу вырубившегося долбоеба, но на это тратить время не хотелось. Кое-как забравшись под расстегнутую ширинку, Клайд нащупал через ткань нижнего белья Твика его мягкий, ничуть не движущийся член. Сжал как смог. Податливый орган заскользил под пальцами — пришлось сдавить. Сильно сдавить. Твик промычал что-то невнятное, и его бледное лицо выразило что-то отдаленно похожее на страдание, которое так шло ему. Клайд сквозь тяжелые выдохи усмехнулся. Этому ублюдку больно, и будет еще больнее! Ногти Донована впились в нежную кожу через ткань. Он почувствовал, как расцарапывает крайнюю плоть, оттягивая. Останутся синяки и ссадины, и этому уроду даже ходить станет невыносимо мучительно. Сдерживаться стало невозможно. Клайд удобнее обхватил член Твика пальцами и, беспощадно выкручивая, смял сильнее. Пусть, блять, оторвется! Твик содрогнулся от боли. Крепче зажмурились его веки, и стон сменился вполне различимым вскриком. Удовольствием порвало, и Клайд почувствовал, как по его пальцам, переплетенным с пальцами Твика, засочилась горячая сперма. Мир перед глазами расцветило пеленой, застлавшей отказывающийся работать мозг. Блаженная усталость накатила такая сильная, что, отшатнувшись, Донован без сил сел на ближайший стол, едва что-то различая перед собой. В голове одна мысль — упасть и забыться в ощущении всепоглощающего восторга. Включенная Твиком песня перестала звучать.***
Кайл оттягивал этот момент столько, сколько мог, но уже стемнело, да и он здорово промерз, бесцельно шатаясь по улицам города. Домой он не вернулся после того, как ушел. Слишком сильным было изъедающее чувство вины. Даже прокручивать в памяти случившееся не приходилось — и без того Брофловски чувствовал себя паршиво настолько, что готов был остаться ночевать на какой-нибудь неприметной скамье в парке и замерзнуть насмерть. И все же инстинкт самосохранения взял верх над желанием юноши заниматься самобичеванием, чтобы хоть как-то искупить грехи. Замерзшие руки почти не слушались. Кайл торопливо постучал в дверь и сразу же сунул кисти обратно в карманы. Выдохнул пар, поежившись то ли от холода, то ли от осознания собственного непомерного эгоизма. Блять, каким мудаком надо было быть, чтобы прийти сюда? Но выбирать просто не из чего. Работающий в доме телевизор было слышно даже на улице, и Брофловски догадался, что стук потонул в звуках какого-то шумного шоу. Может, это знак? Может, лучше уйти? Набрав морозного воздуха в грудь, Кайл сжал кулак, ударил по двери сильнее, чем прежде, несколько раз. Судя по донесшемуся ворчанию, в этот раз его заметили. Послышалась возня, а затем скрипнула замочная скважина, открылась дверь, и Кайл непроизвольно отступил на шаг. Широкое лицо Стюарта Маккормика показалось в проеме, и едкий запах перегара выжег воздух. Мужчина рыкнул что-то нечленораздельное, всматриваясь в юношу перед собой. Видимо поинтересовался, что тому нужно. — Я друг Кенни, — проговорил Кайл. И добавил, видя тупое непонимание на лице отца одноклассника: — Я к нему. — Иди, — безразлично буркнул тот, отходя в сторону и распахивая дверь полностью. Кажется, ему вообще насрать, и это к лучшему. Кайл несмело шагнул вперёд. Звуки телевизора, сливающиеся с шумом льющейся на кухне воды и стуком посуды, оглушили. В гостиной, как и прежде, было темно, и лишь мерцание экрана выхватывало из кромешного мрака старую мебель и стены. И вроде все, как прежде, но Брофловски отметил, что таинственная атмосфера, которую он запомнил, безвозвратно исчезла с появлением здесь старших Маккормиков. Не у него одного родители так себе. Но Кенни определённо справляется с этим лучше. Через минуту у знакомой двери Кайл замер в нерешительности. Да, эгоистично и попросту некрасиво было вновь просить помощи у человека, получившего из-за него по лицу, но только к Кенни Кайл мог прийти без предупреждения, только на него мог рассчитывать. Он постучал костяшками по двери и, услышав знакомый голос, толкнул ее. Кенни поднял взгляд на гостя, и его лицо выразило искреннее удивление. — Кайл? — выдохнул он оторопело и тут же подобрался. — Подожди, пожалуйста, пока мы закончим. — Он указал на кресло, предлагая другу расположиться, и повернулся к сидящей рядом с ним на кровати сестре, старательно вырезающей что-то из цветной бумаги. — Вот здесь придержи, — мягко велел Кенни, забирая у Карен ножницы. Он положил на ее колени сложенную пополам картонку. Будущая открытка, видимо, в подарок кому-то. Разумеется. С возможностью купить что-либо для кого-либо в этой семье сложности. — Осталось наклеить, — констатировала девочка. Юноша кивнул. Кайл умильно улыбнулся, глядя на них, и, стянув куртку, сел в кресло. Как и в прошлый раз на елке, стоящей у стены, горела разноцветными огнями гирлянда, пусть и не так ярко из-за того, что был включен свет. Как и в прошлый раз в комнате пахло хвоей. Брофловски позволил себе насладиться этим и растекающимся по телу теплом. Позволил себе не думать ни о чем хотя бы несколько минут, прикрыв глаза. Он пиздец как устал. — Готово? — поинтересовался Кенни, отодвигаясь от сестры. — Да, — довольно объявила Карен, покачав получившейся открыткой перед собой, чтобы убедиться, что все детали держатся, и соскочила с постели — Папе можно показать? Кенни с ответом помедлил. Он ласково погладил девочку по волосам, туже затянул растрепавшийся хвост. — Лучше завтра. Карен кивнула. Маккормик, поднявшись тоже, проследовал за ней, закрыл за сестрой дверь, попрощавшись, и обернулся к Кайлу. Тот продолжил бесстрастно смотреть на него, откинувшись в кресле: совсем вдруг не оказалось сил на то, чтобы встать или хотя бы выпрямиться. Нарочито спокойное выражение лица Кенни стало более строгим, но не из-за негодования, а из-за банальной растерянности, взволнованности. Однако, спрашивать, что случилось не пришлось: Кайл заговорил сам. — Я ударил маму. — Он нервно усмехнулся, не отрывая взгляда болезненно блестящих глаз от глаз Кенни. — Что? Кайл пожал плечами. — Так вышло. — Другого объяснения он для себя не нашёл, да и не особо хотел в этом разбираться. Может, в глубине души он жаждал причинить матери боль. Может, в глубине души он был рад, что ударил ее. Какая, впрочем, теперь разница? Обратного пути все равно нет, потому что… так уж вышло. — Я могу остаться? — Конечно, Кай. — Кенни поспешно кивнул, словно не хотел, чтобы Кайл успел подумать, что нельзя. — Просто я считал, что… — Маккормик замолчал. Не нашёл, что сказать? Впервые? — Неважно. Оставайся. Конечно. Нервно махнув рукой и чарующе улыбнувшись, он прошёл к кровати, чтобы убрать оставшиеся на ней обрезки бумаги. Наклонился, сгреб все в охапку. Кайл, подавшись вперед, положил локти на колени. Таким взвинченным он не видел Кенни никогда, хотя тот имел право нервничать: из-за одной такой ночевки друга здесь ему здорово досталось от Стэна. — Точно? — переспросил Брофловски. — Ты сказал, что мы не должны общаться. — А это прямо-таки вырвалось, и пришлось прикусить язык. Но поздно. Блять, Кайл Брофловски — образец тактичности: приперся без приглашения, напомнил о неприятном инциденте, да ещё и поднял тему, которую затрагивать было просто опасно. Их с Кенни отношения слишком неоднозначные для того, чтобы непринужденно обсуждать причины нежелания того продолжать… дружить. Маккормик выпрямился, замер на несколько секунд, видимо, обдумывая, что ответить. — Я все еще считаю, что так было бы лучше для тебя, — проговорил он и обернулся. Улыбчивый, спокойный. Как и обычно. Вот только менее пристальный, чем всегда, взгляд выдавал небезразличие. Кайл посмотрел на собственные руки, боясь разглядеть ещё хоть что-то. Зря Кенни с такой бережностью к нему относится. Очень зря. Кайл совсем не заслужил этого. — Нет, лучше не было бы. — Он глубоко вдохнул, прежде чем продолжил говорить. Колотящееся сердце застыло. — Помнишь, что в столовой сказал Стэн про нас с ним? Про то, что я пытался сделать. — Кайл мельком глянул на Кенни, и тот кивнул. Стыд обжег щеки. — Я действительно это сделал. Я был пьян и… — Вновь больно кольнуло грудь осознание собственной ничтожности. — Я даже не помню этого, но верю Стэну, потому что… — слёзы сдавили горло до ощущения удушья, — потому что я хотел... и мог такое вытворить. В светлом помещении повисла напряженная тишина. Кайл почувствовал на себе чужой взгляд. Тяжёлый. Осуждающий. А разве можно иначе смотреть на такого, как он? Пора свыкнуться. Поджав губы после очередного судорожного вдоха, Брофловски заставил себя посмотреть на Маккормика. Хуже не будет, если он различит презрение во взгляде того: смирился же с собственным подобным отношением к самому себе — привыкнет и к хреновому отношению со стороны других. Но Кенни смотрел не на него, а перед собой. Лицо его не выражало вообще ничего, и совершенно неуместно выглядели разноцветные пятна света от гирлянды, бодро скользящие по его телу. Кайл в ожидании приговора сжал одну свою взмокшую руку другой. Страшно. Но поделиться хоть с кем-то было необходимо. — Что ж… — моргнув, сказал Кенни, наконец, и дружелюбно улыбнулся, взглянув на друга. — Если тебе интересно, то для меня это ничего не меняет. Я все еще считаю тебя хорошим человеком. — А я так не считаю, — выговорил Брофловски, резко поднимаясь с места. Тело распирало омерзением, и он решительно не мог понять, как можно не чувствовать того же. — Я отвратителен, Кен. — Кайл остановился у елки, тронул висящий на ветке шар. В этой комнате, черт возьми, все прекрасно, кроме него. Ему здесь не место. — Что бы я ни делал, меня тянет ко дну. Я пытаюсь выбраться, но опускаюсь глубже и глубже. — Он опустил взгляд, сложив руки на груди, а затем посмотрел на товарища. — И самое страшное: кажется, мне нравится находиться в этом ебаном болоте. Опустив преувеличенно равнодушный взгляд на обрывки бумаги в своих руках, Кенни начал перебирать их, складывать в стопку, поворачивая и расправляя. — Я не тот, кто должен поучать тебя, — проговорил он, с деланной сосредоточенность продолжая заниматься бессмысленной сортировкой, — но мне кажется, что быть самим собой — это самое правильное, что ты можешь делать. Нужно жить так, как ты того хочешь. — Ты так живешь? — спросил Кайл. Голос его сквозил глубоким отчаянием, и Кенни все же из-под светлых ресниц взглянул на измученного юношу перед собой. Мучительные секунды молчания нарушила тихая усмешка Маккормика. — Есть кое-что одно, что я себе не позволяю, — признался он. Брови Кайла приподнялись от удивления. Разве есть исключения среди «хочу» Кенни? — Что именно? — поинтересовался он. Кенни вдохнул, но не выдохнул. Его раскрепощенность исчезла бесследно, и Кайл едва узнал голос и выражение глаз одноклассника. — Не позволяю себе начать целовать тебя прямо сейчас, хотя хочу этого больше всего. В груди будто бы случился взрыв, выломавший нахрен ребра и диафрагму, выжегший сердце и легкие! Глаза Кайла округлились, и он попытался улыбнуться, теряясь в бешеном потоке эмоций, но почти не вышло. — Надеюсь, у тебя не железная выдержка, — севшим до шепота голосом произнес он. — Не железная. Обрезки цветной бумаги упали под ноги. Кенни шагнул по ним вперед.