Белобрысая

Судя по карте, Снейп сидит в гостиной. И это наихудший из вариантов, потому что как раз туда и шли слизеринки. Ситуация хуже некуда. Правда. Ей хотелось кулаки в кровь о стены разбить, лишь бы выплеснуть это пожирающее её изнутри чувство тревоги. Его реакция непредсказуема. Как вообще он может на это отреагировать? Сидя на ступенях лестницы, что вела в подземелья, Алекс пыталась понять, что вообще можно сказать. Какой вариант её монолога будет не нелепым и жалким? Знаешь, я тут хотела сказать, что я встречаюсь с человеком, которого ненавидишь, и я знаю, что тебе ничего не стоит пойти и сдать меня администрации, но можешь этого, пожалуйста, не делать? Главное сказать "пожалуйста", конечно же. Мерлин, да он же слизеринец. Алекс никогда не хотела мыслить шаблонно, но здесь только эти мысли и кричали громче всего. Он слизеринец. Ему плевать на других. Особенно если он всё узнает не от нее. Конечно, от неё — тоже плохо. Но от каких-то сплетниц — катастрофа. Что она вообще могла бы сделать? Как предотвратить неминуемое? Мысли о судебных разборках, допросах, а впоследствии о мрачном одиноком заключении, сковывали грудину и вынуждали руки трястись мелкой дрожью. Мозг уже взрывался от непрекращающейся бурной мыслительной активности. Скоро расколется надвое. Она могла бы делать за него уроки. Так глупо и наивно звучит эта идея. Как первокурсница какая-то. Да и он откажется. Снейп из тех, кто полагается только на самих себя, чужая работа ему ни к чему. Она обычно тоже, но сейчас это всё только ухудшало положение. Что ещё она могла бы предложить? Что он мог бы попросить? Что было бы достаточно весомым, чтобы не выдавать её секрет? Всё это не имело смысла, пока она не найдет способа хотя бы просто встретиться с ним. Потом уже что-то придумает, сымпровизирует, как всегда. Но пока она сидела на холодящих ноги ступенях, а сквозняк просачивался под мантию, и ничто не имело веса. Неожиданно в голову ударила идея. Заставила выпрямиться и осмотреть коридор. Черт возьми. Как она сразу не додумалась? Её слишком выбили из колеи, выключили мозг, в котором запрятались действительно стоящие идеи. Мерлин, она анимаг или кто? Тоже мне, проблема. Пробраться в чужую гостиную. Как будто она никогда этого не делала. Ноги моментально выпрямились, и сердце зашлось так, будто Алекс предстояло встретиться не с ровесником, а с хладнокровным убийцей, намеревавшемся уничтожить мир. Убрав палочку и карту поглубже в мантию, которая обратится вместе с ней, она привычно визуализировала образ — и белоснежной кошкой помчалась вниз по ступеням в темные подземелья. В гостиную пробраться оказалось, как она и думала, легко. Один из учеников как раз выходил из-за темной, почти черной стены, и Алекс всего лишь пришлось чуточку ускориться, чтобы юркнуть в узкий проход прежде, чем стена задвинется обратно. Алекс только боялась, что её появление покажется странным другим слизеринцам, но выяснилось, что в гостиной, на удивление, было достаточно питомцев — в том числе кошек. Странная обитель. Подушечками лап она чувствовала, насколько холоден мраморный пол, по которому она прошла глубже в гостиную. В целом воздух влажный, почти что сырой и наполненный терпким запахом чернил. Мрачно, сыро и темно. Что уж тут сказать ещё. Алекс бывала в двух гостиных  — своей и гриффиндорской. Когтевранская ей роднее, но слизеринская вовсе даже просто не втискивается в это сравнение. Здесь совсем скверно, и она бы вряд ли здесь продержалась семь лет. Да даже год. Снейп сидел, ровно как и показано на карте, около камина и при этом тусклом зеленоватом свете писал карандашом что-то в учебнике. Она замерла в нерешительности. Он не окружен толпой сплетниц, никто здесь даже не обсуждает увиденное слизеринками. Кто-то обсуждал экзамены  — типичная тема среди семикурсников,  — кто-то проблематику произведений Эмеретта Пикарди. Разговор интересный, и Алекс была бы не против подискутировать, но пришла она сюда не за этим. Хотя уверенность в своих действиях уже заметно иссякла. Может, всем просто плевать? Кому какое дело до неё и Блэка? И слухи до Северуса просто не дойдут. Прекрасный исход. Нет. Нельзя полагаться просто на удачу. Лучше сразу пройти этот круг ада и жить потом спокойно, если это вообще возможно. Если она не окажется за решеткой в связи с нарушением строго прописанного закона. Втянув воздух в свои маленькие легкие, она подошла ближе и запрыгнула на пустое кресло рядом с ним. Сперва он не обратил никакого внимания, продолжал скрести карандашом по полупустым страницам, но затем, видимо, боковым зрением уловил непривычно белое пятно в привычном полумраке, и повернул голову. По его взгляду было не понять, о чем он подумал, увидев её. Не понять, узнал он её или нет. Если узнал, то почему не удивлен? С усталым вздохом захлопнув учебник, он поднялся на ноги и направился к какому-то проходу — судя по всему, коридор в спальни. Алекс снова застыла, не зная, что ей делать, но когда он остановился около прохода и посмотрел на неё, мгновенно ожила и потрусила следом. Коридор был не менее пугающим. Казалось, она проходит глубже в ад, а не прогуливалась по подземелью. Стены темные, каменные, холодные, так и источали равнодушие. Неудивительно, что в таком пристанище вырастают люди, имеющие сомнительные моральные устои. Кто бы говорил, неприятно запричитал внутренний голос. Кто бы говорил о морали. Он завел её в какую-то круглую комнатку. По небрежному и легкому мановению его палочки загорелись свечи в канделябрах, и Алекс разглядела получше это помещение: совершенно сейчас безлюдное, с пятью кроватями, заправленными темно-зелеными покрывалами. Его комната. Кто бы мог подумать, что однажды она побывает в его комнате. Их нельзя было назвать полноценными друзьями даже в лучшие времена, а сейчас они вовсе на грани войны друг с другом. Замок на двери за ней щелкнул, и впервые за эту короткую процессию прозвучал его холодный голос: — Что тебе нужно? Мгновение, и перед ним стояла уже не крохотная кошка, на которую нужно смотреть сверху вниз, а Алекс в школьной мантии, что, казалось, совсем её не грела в непривычных для неё подземельях. Или внутренняя дрожь у неё сейчас вовсе не от холода? Вдобавок пересохло во рту, а мысли проворно выскальзывали из головы сразу, как только она пыталась сформировать их в слова. Ты же вроде отличалась смелостью? Вот и возьми себя в руки. Но сложно взять себя в руки, когда все те месяцы, что она усиленно скрывалась, разваливаются к чертям, рассыпаются в руины. Всё это было зря. Стоило оно того, стоил ли этот секрет целых месяцев конспирации, чтобы потом просто выдать всё ему самолично? — Мне нужно тебе кое-что рассказать. — И что же? — невозмутимо спрашивает он, проходя глубже в комнату. Всё в нем выдавало равнодушие к происходящему. То есть его не удивило, что когтевранка, с которой он некогда в этом году много общался, но рассорился, просто взяла и появилась в слизеринской гостиной, где ей быть не положено. Его хоть что-нибудь способно удивить? Или ему настолько на неё плевать? — Я…  — начала она, но слова так и встали поперек горла. Озвучивать их было дико даже в компании Мародеров, даже наедине с собой. Признаться в этом ему? — Ну? Почему она так боится его? Он всего лишь её ровесник. Замкнутый, порой нелюдимый, увлекающийся темными искусствами и не внушающими доверия идеями. Она напротив должна чувствовать уверенность на его фоне. Чувствовать к нему презрение. А в итоге? Но что-то в нем было. Пугающее, заставляющее внутренне съежиться и бояться за каждое свое слово. Цинизм в черных глазах, надменность, скривленные в презрении губы. И самое главное — слишком большой козырь в его руках. — Встречаюсь с Сириусом Блэком, — произносит она, как неживая. Смотрит в одну точку, надеясь, что это поможет абстрагироваться от реальности, подготовить саму себя к наихудшему исходу. Снейп посмотрел на неё наконец. Взглядом ощупал её, словно проверяя на предмет обмана, шутки, розыгрыша. — И зачем ты мне это говоришь? Алекс рассеянно заморгала, вглядываясь в его невозмутимое привычно бледное лицо. Должно быть, она ослышалась. А Снейп, продолжая проявлять свое безразличие, просто прибирался на своей тумбочке около одной из кроватей. Этот вопрос застал её врасплох. Серьезно. Ударил в живот неожиданностью и выбил воздух. — Зачем? — почти что одними губами переспрашивает она. — Чтобы ты знал. — Я и так знаю. Ещё несколько долгих секунд сухой, почти мертвенной тишины. Тело словно окаменело, и мозг отяжелел, не позволяя думать. — Ты думала, что сможешь скрыть это от меня?  — усмехнулся неожиданно он. Почти что оскалился; в сочетании с его глубокими черными глазами это выглядело жутко. — Думала, что, чтобы я всё понял, меня надо лицом в ваши лобызания ткнуть? Алексия, это оскорбительно. Я не глуп, вопреки, видимо, твоему нелестному мнению обо мне. В голове было целое перекати-поле и в то же время сплошной рой из мыслей, что никак не желали сформироваться в нечто связное. Снейпа явно забавляла ее растерянность. — За этим было даже забавно наблюдать. Ты, судя по всему, считала себя прекрасной интриганткой, столько на себя брала, и всё впустую. Месяцами играла в этот жалкий спектакль, и для чего? Всё буквально рушилось у нее перед глазами. Все эти недели, месяцы. Для чего это было? Она была уверена, что всё проходит гладко. Столько мучила себя, мучила Сириуса — только чтобы сохранить всё в тайне. — Однако стоит отдать тебе должное, ты правда была осторожна,  — заявляет он, задумчиво смотря в одну точку, будто вспоминая. И снова поднял взгляд к ней. — Просто эмоции не скроешь, Алексия. Может, определенные люди и способны, но ты для меня открытая книга. — Почему ты никому не рассказал?  — процедила она главный вопрос, что пульсировал в висках. — Раз ты знаешь, что Блэку на меня не наплевать, почему не воспользовался шансом? — Хотел. Но передумал. Потрясающе. Алекс шумно втянула в легкие воздух, отведя взгляд. Это какая-то бессмыслица. И она не понимала, что злит её больше: она сама, абсурдность ситуации или то, что в конечном итоге Снейп выставил её полной дурой. Столько беготни было... и ради чего? — Я не понимаю. — Неудивительно. Послушай, ты нравишься мне. — Увидев её удивление, он негромко, низко рассмеялся. — Не надумай себе ничего. Нравишься как личность и волшебница, не более того. И пускай опустилась ты ниже некуда, и смотреть на это отвратительно, собеседником ты была интересным. Так что, как бы я ни хотел навредить Блэку и Поттеру, всей этой премерзкой шайке, тебя я трогать не стану. Это моя с ними вражда. Казалось, она сейчас задохнется. Правда. Это состояние обволокло её каким-то безвоздушным куполом, и она просто стояла, не зная, что сказать, не зная, что чувствовать. Главное чувство  — злость. Практически слепой гнев, прокатывающийся жаром по телу и заставляющий сжимать и разжимать кулаки. Всё было зря. Боже мой, всё было просто зря. Всё это время она полагала, что держит ситуацию под контролем, чувствовала уверенность и безопасность, но Снейп оказался умнее. Просто наблюдал за спектаклем и мысленно насмехался над ней. Он ведь даже не собирался рассказывать. Снейп, который не отличался альтруизмом и благородством, вдруг решил не трогать её, просто потому что какой-то промежуток времени они неплохо общались. Слишком непредсказуемо. Даже для него. — Спасибо, — говорит она, не чувствуя, что это её слова, её голос. Будто кто-то другой сказал за неё. Стоило ли благодарить его вовсе? Он мог сразу ей обо всем сказать, поговорить, но не стал останавливать её игру, которая истерзала столько её нервов и сил. Однако всё могло быть хуже. Куда хуже. Это относительная неплохая развязка всей этой истории с тайнами, пускай она и чувствовала себя вывернутой наизнанку, чувствовала себя, будто по ней прокатился экспресс, несколько раз. Туда-сюда. — Это не отменяет того, что выбор у тебя скверный,  — с насмешкой продолжал Северус, добивая. С удовольствием проходился по её болезненным точкам. — Нет, серьезно, Блэк? Мерзость. Кулаки в очередной раз сжались и не разжались обратно. Ногти впились в нежную кожу ладоней. Как смеет он говорить про Сириуса? В Сириусе, если опустить все недостатки его взбалмошного характера, были благородство, честь, храбрость. Снейп на его фоне выглядел замкнутым завистливым мальчиком. В целом образ Северуса сильно покачнулся в её глазах с тех пор, как она стала больше времени проводить с Мародерами. Потому что узнала, как Снейп следил за ними, выискивал любые секреты, лишь бы придраться и настучать. Узнала, что далеко не всегда перепалки начинали первыми они и что Снейп сам не упускал возможности бросить в них мерзкими проклятьями. Также перед глазами был и иной образ: глазами Эванс. Она мельком упоминала, что они были близкими друзьями долгие годы, а учитывая её светлый нрав, сложно поверить, что она смогла бы так долго уживаться с действительно скверным человеком. Хотя, нельзя не признать, иногда Алекс видела в Лили порядочную долю излишней доверчивости. Был и третий образ. Её собственными глазами. Зная три истории: от лица Эванс, Мародеров и от самого Снейпа, она могла сложить всё воедино. И видеть в нём не просто бывшего друга Эванс или закоренелого врага Мародеров, но и человека, который разделил с ней унылое школьное одиночество, когда ей было так паршиво, что хотелось выть и скулить от отчаяния. Вся злость куда-то неожиданно уплыла, оставив на берегах её состояния только пугающую опустошенность. И непонимание, как вести ей себя теперь. — Я давно хотела тебе сказать. Ты ведь считаешь, что я общалась с тобой только из выгоды, верно? — Верно. — Это не так,  — призналась она, сама не зная, зачем. Возможно, язык уже не слушался её, мозг отказывал в здравомыслии. А возможно, это просто показалось действительно правильным решением.  — Мне нравилось проводить с тобой время. Снейп в удивлении приподнял брови, отчего они слегка скрылись под падающими на лицо черными прядями. — Лестно слышать,  — хмыкнул он.  — Мне тоже, но сейчас это не имеет никакого значения. Не собираюсь больше иметь с тобой ничего общего. — Это очевидно. И взаимно,  — обязательно дополнила бы она, но сейчас положение оставалось слишком шатким, чтобы обмениваться язвительными репликами. Не видя смысла в продолжении разговора, она отрешенно кивнула и повернулась к выходу. — Алексия, — окликнул он, заставив её замереть. — Даже если бы ты общалась только из-за своего секрета, это не было бы катастрофой. Потому что тогда мы квиты. Алекс не сразу поняла, что он имеет в виду. Стояла, как каменная статуя, пораженная Медузой Горгоной. А потом осознание ударило в голову, напоминая вспышку молнии и следующий за ним раскат грома. Всё равно спросила, чтобы услышать это от него лично: — Что ты имеешь в виду? — Я надеялся, что общение с тобой поможет мне узнать ещё больше об этих идиотах, ведь ты, очевидно, знала больше меня. Возможно, ей стоило бы разозлиться. Учитывая её неустойчивое эмоциональное состояние, это было бы даже довольно предсказуемой реакцией. Но она усмехнулась, а глаза блеснули тенью торжества. Потому что, вопреки планам Северуса, она не выдала ни одного гребаного секрета. Как бы сильно её ни раздражали Мародеры, в особенности Сириус, она всегда умело уводила разговор в иную сторону, кропотливо оберегала все те тайны, что никогда не должны были оказаться в ее руках.  — Тебе бы быть партизаном,  — заметив этот блеск в её глазах, заявляет Северус.  — Надеюсь лишь, что на правильной стороне. — Я бы лучше не надеялась. — Да. Очевидно. Другого от тебя уже и не ждешь. Как он может допускать хоть мысль о том, что она могла бы встать на сторону Пожирателей? После всей этой истории? Даже не появись в её жизни Мародеры, что так воинственно рвались в войну, чтобы защитить беззащитных, она бы всё равно не поддалась тьме. Скорее залезла бы добровольно в петлю и скинулась бы с башни. Снейпу она никогда не рассказывала о дедушке и обстоятельствах его гибели, поэтому тот и не мог знать её категоричности. Да и, возможно, даже если бы знал  — не понял бы. Это нужно пережить самому или хотя бы иметь способности к сочувствию. Он на это не способен. — Странные у нас получились взаимоотношения,  — озвучила Алекс возникшую в голове мысль. — Мне не привыкать,  — задумчиво заявляет Северус. Посмотрел на часы, стоящие на одной из прикроватных тумб, а после на дверь, что всё ещё была за её спиной. Видимо, дела не ждут. — Ладно, Алексия. До встречи. Надеюсь, что следующая полноценная встреча произойдет не на поле боя — потому что дважды я жалеть тебя не стану. — Остается только надеяться,  — соглашается она с вызывающей, иронической усмешкой.  — Потому что во второй раз жалость мне уж точно не потребуется. До встречи, Северус. С этими словами она повернула замок, выглянула в коридор и, увидев, что путь чист, обернулась в кошку, чтобы покинуть это жуткое место. А отголоски последних фраз всё звучали в голове, прокручиваясь и прокручиваясь снова, пока она бежала по уже известному пути обратно к выходу. Жалость. Алекс не терпела жалости по отношению к ней. Сочувствие, необходимое практически всякому,  — другое, это не жалость. Мысль о том, что её свобода и спокойствие держатся на жалости этого слизеринца, вызывала отвращение и пламенный гнев, но она не могла ничего с этим поделать. И уж точно ей не нужна жалость на поле боя под вспышками проклятий. Неужели он думает, что она просила бы его пощадить её, если бы они встретились по разные стороны в битве лицом к лицу? Пощадить, смилостивиться, пожалеть? Черта с два. Каким бы сильным магом Снейп себя ни считал, в своих собственных силах она уверена. Как и уверена в том, что первым делом ей стоит сделать прямо сейчас. *** Большой зал постепенно наполнялся людьми, что лениво шли на обед в длительном перерыве между уроками. Сириус сидел, как не в своей шкуре. Всё время оглядывался, думал, сжимал кулаки, ёрзал. Аппетита не было совсем — только помучил вилкой гарнир и безжалостно отправил в рот пару кислых вишен. — У меня же даже карты нет, — продолжает он вполголоса, будто говорит сам с собой. — Не могу узнать, где она. — Не выноси себе мозг, — отвечает Джеймс, хотя в его голосе не утаились легкие тени такого же беспокойства. — Всё будет в порядке. — В порядке? Ты не знаешь Нюниуса? Он что угодно сделать может, этот мудак непредсказуем. — Например? Да хрен его знает. Например. Что угодно, например. Раздражение снова прошлось по костям мерзким током, и он уткнулся в свою тарелку, лишь бы не выливать всю свою злость на ни в чем не повинных друзей. Где эта Белобрысая? Уже даже некоторые слизеринцы в зале появились. Но ни Снейпа, ни Бланк. — А может быть такое, что он никому не скажет, но потребует, чтобы вы расстались? — неожиданно спрашивает Петтигрю. И разом повисла звенящая тишина. Люди на фоне продолжали о чем-то болтать, растворяясь в легком повседневном гаме зала, но их компанию будто накрыло куполом. Сириус, Джеймс, Ремус — посмотрели на него, и тот потупил взгляд, видимо, подумав, что сказал какую-то глупость, но нет. Не-ет. Далеко не глупость. Сириус об этом не задумывался. Ведь правда может. Этот гад всё может. — И что тогда? — осторожно уточняет Ремус, будто боясь, что сделает только хуже. — Если действительно потребует, то?.. — Не знаю, — грубо отрезает Сириус, не желая развивать тему и копаться в этих вязких, почти зыбучих размышлениях. Он прекрасно знал, что тогда. И этот вариант его совершенно не устраивал. Может, он тогда попросту убьет Нюниуса, и будут они вдвоем жить припеваючи. Потрясающий план. Неожиданно кто-то пнул его под столом. Сириус бросил на Джеймса раздраженный взгляд, но тот озабоченно кивнул в сторону двери. И внутри всё оборвалось, будто покатившись по полу звенящим шаром. Белобрысая. Только что зашла в зал, рассеянно оглядываясь. По её лицу и походке невозможно было определить, что произошло. Слегка бледная, губы сжаты в полосу, поза напряженная, а взгляд задумчив и серьезен. Что Снейп мог натворить? Кулаки сжались сами собой, колени выпрямились, и он перелез через лавку, чтобы пойти ей на встречу. Подойти, извиниться за весь тот цирк, который послужил причиной происходящему. Ему правда осточертела конспирация, но он признает — был не прав. Если бы он не захотел поцеловать ее посреди коридора, этого всего бы не было. Но его всё ещё до ужаса бесил факт, что он вообще должен был скрываться. Когда между ними оставалось всего около метров двух, он вздохнул побольше воздуха, чтобы выпалить тираду, которую ещё даже не успел мысленно подготовить. Она не дала ему и слова сказать. Всем телом впечаталась в него, губами к губам. Даже не замедлилась  — буквально врезалась в него, отчего губы при резком столкновении с ее губами отозвались легкой болью, но он не отпрянул. Даже не успел понять, как её пальцы оказались вплетенными в его волосы, сжимая и склоняя ему голову чуть ниже  — для её удобства. Целовала требовательно, жадно. Так, как любил её целовать он. И его снова унесло. В груди обдало жаром, что разлился по жилам, практически плавя его изнутри. Руки сами рефлекторно скользнули к её талии, прижимая к себе, крепче, сильнее, чтобы чувствовать её своим телом. Далеко не сразу до опьяневшего неожиданным пылом мозга дошло, что они стоят посреди зала. Что он чувствует на себя чужие любопытные взгляды, что их поцелуй может увидеть буквально любой желающий. Сперва захотел отстраниться и задать сотню вопросов, но не стал. Она знает, что делает. Она не стала бы делать ничего, что навредило бы ей. Только если она в край не сошла с ума. Настолько, что ей уже стало на всё плевать. Подобные мысли подпускать близко не хотелось. Когда она отстранилась первой, отчего её сбитое дыхание обожгло жаром кожу, он едва переборол желание снова впиться без вопросов в её губы и прошептал, исследуя изучающим взглядом её налившееся едва заметным румянцем лицо: — Больше не скрываемся? — Нет, — качает она головой и улыбается, выдыхая. — Нет… больше не скрываемся. Сириус не знал, почему. Не знал, что произошло и как всё пришло именно к этому. К тому, чтобы стоять посреди зала и, обжигаемые взглядами учеников, просто целовать друг друга. Объяснения он потребует потом. А сейчас решил избавить голову от копошащихся там мыслей, и когда она прильнула к его плечу, прижавшись всем телом к нему и пряча улыбающееся лицо в ткани его черной формы, коснулся губами её волос, вдыхая такой практически жизненно необходимый запах, отчего внутренности будто отдало приятной болью. Лекса стала для него самой настоящей зависимостью, это уже очевидно. И он совершенно не был против. *** Удивительно, насколько простой оказывается жизнь, когда не накручиваешь себе ничего. Все страхи Алекс оказались напрасны. Если бы она с самого начала просто подошла и поговорила с Трис, со Снейпом, не нужны были бы все эти недели тайн и пряток. Конечно, она не могла знать, как они отреагируют, да и тайные отношения имели свою особенную искру, подпитываемую адреналином, но всё же. Вся проблема была в её недоверии к людям. Вечных сомнениях. Так сильно боялась, что Трис и Северус решат наказать её за её поступки раскрытием всей её подноготной, а в итоге наказала себя сама, терзаемая целыми месяцами тревог и напрасных пряток. То есть, самым главным своим врагом оказалась она сама. Класс. К сожалению, нельзя сказать, что жизнь наладилась окончательно. Алекс всё ещё корила себя за далеко не лучшие решения. Всё ещё терзала себе нервы тем, что всё могло бы быть по-другому, стоило ей лишь довериться людям вокруг неё, а не прятаться за масками и ложью. Северус считал необходимым показывать всё своё отвращение и пренебрежение одним лишь выражением лица, когда видел эту пару вместе. Трис показательно закатывала глаза, и точно минимум один раз обсуждала их пару со своими подружками. Неизвестно, что они там друг другу наговорили, но, в любом случае, в сплетнях приятного мало. А сплетен было достаточно. Сириус — персона в школе популярная, и пускай Алекс сама не была невидимкой, к тому же с Мародерами она ошивалась уже не первый месяц, но всё равно внимания к ней заметно прибавилось. Нежелательного внимания, стоит сказать. Взгляды, брошенные на неё, были завидующими, осуждающими и оценивающими. На любой вкус. Выбирай не хочу. Более того, не исчезло мучительное переживание насчет войны. Насчет будущего. Не исчез страх перед тем, что однажды Сириус может просто покинуть её, рассудив, что достаточно насытился чувствами и больше ничего к ней не испытывает. Это стало её частым кошмаром, как бы нелепо ни было признавать. Иногда она просыпалась от сна, в котором он просто уходил от неё, без слов, без оглядки, просто шел куда-то вдаль, а она унизительно бежала за ним и упрашивала остаться, цепляясь за его мантию и чуть ли не на колени падая. Каждый раз после такого сна она клялась себе, что если он всё же решит оставить её, она не станет унижаться подобным образом. А затем он находил очередные способы развеселить её и подтвердить как-нибудь свою верность, в которой когда-то давно  — будто миллионы лет назад  — клялся с помощью цветов. — Давай так, — со смешком начинает он, когда они прогулочным шагом идут вдоль тропы, ведущей к Хогсмиду. — Если первая ты, тогда я включаю все свое обаяние и подкатываю к Макгонагалл. А если я, то флиртовать придется тебе. С Дамблдором. — Шутишь? Это совершенно нечестно. — Струсила? Эта его ухмылка иногда бесила больше всего на свете, и в то же время была настолько притягательной, что трудно было отвести взгляд от его губ и этого хитрого прищура серых глаз, сверкающих в лучах весеннего солнца, хоть на секунду. Не просто трудно — практически невозможно. — Ладно,  — выдыхает она, заведомо зная, что обречена на провал. — Так уж и быть. Но тогда ты должен обещать, что обойдется без твоей ревности. А то Дамблдор, знаешь ли, у нас тот ещё озорник. Сириус рассмеялся. — Сделаю всё, что в моих силах, только чтобы не ревновать, но не обещаю. Готова? Совершенно и отчаянно не готова. Идея всё ещё казалось идиотской, но обычно Алекс была "за" абсолютно все его идиотские идеи, поэтому и сейчас не видела смысла отказываться. Она кивнула и мгновенно представила перед глазами свой кошачий образ, отчего мир моментально уменьшился, а она почувствовала подушечками лап твердую землю. Сириуса ждать долго не пришлось — уже через секунду он возвышался над ней грозным псом. Нет, это определенно нечестно. И он сам это знал. Его лапа и то больше её головы, мышцы куда мощнее и крепче, и она чувствовала себя сейчас каким-то беспомощным хомяком рядом с ним, а не грациозной и изящной белоснежной кошкой. Тем не менее, она всё же встала в одну линию с ним и слегка пригнулась, готовая в любую секунду сорваться с места. Бежать до Хогсмида долго, но на четырех лапах в несколько раз быстрее. Сириус посмотрел на неё напоследок своим человеческим умным взглядом собачьих глаз. И после его короткого кивка лапы обоих оторвались от земли, и они рванули вперед, стремительно рассекая воздух. Чего и стоило ожидать, Сириус тут же оторвался от неё  — его мощные лапы отталкивались от земли с такой силой, что он будто бы летел над землей, а не бежал. Алекс старалась, как могла: запрыгивала на какие-нибудь выступы, пеньки, от которых было удобнее отталкиваться и сокращать расстояние, чем на обычной плоской поверхности; пролазила в труднодоступных местах и оббегала там, где ему было бы попросту неудобно. Это не очень-то помогало, на самом деле, но лучше, чем ничего. Весна вдобавок была довольно сырой и слякотной, белые лапы окрасились грязью, и шерсть на них немного слиплась, но Алекс даже не замечала  — бежала, бежала, с азартом и желанием обыграть этого самоуверенного пса, насколько наивным бы ни был этот её запал. Когда впереди показались знакомые дома деревни, Алекс, полная отчаяния, ускорилась ещё больше, насколько это было возможно, но всё равно победа Бродяги была очевидна. Поэтому на следующей же попавшейся на пути кочке она оттолкнулась не вперед, чтобы ускориться, а прямо на Сириуса. Лапы несильно ударили его в бок, вынуждая их обоих упасть и кувыркнуться несколько раз по траве, становясь единым черно-белым комком. Алекс мгновенно поднялась на лапы и готова была бежать, воспользовавшись этим нечестным приемом, но Сириус своей грузной лапой быстро прижал её к земле. Да черт возьми. Ну нет. Не-ет. Она брыкалась и пыталась вырваться из всех своих кошачьих сил, но он держал крепко, рассматривая с любопытством, по-собачьему повернув голову на бок. В итоге стало попросту очевидным, что вырываться бесполезно. Поэтому она просто замерла, пытаясь отдышаться и прекрасно понимая, что ему ничего не стоит сейчас быстро миновать оставшееся расстояние до деревни и выиграть. Фыркнув, она свернулась комком и устало положила голову себе на лапы. Сириус будто бы прыснул. В его взгляде так и читалось торжество, от которого хотелось полоснуть по нему когтями, но она сдержала этот горячий порыв. Обойдя её один раз, будто присматривая место поудобнее, он просто улегся рядом на зеленеющую траву. И, если бы она его не знала, рассудила бы, что он по доброте душевной решил отменить договор. Мол, так уж и быть, никто не выиграл. Но она знала — шуточно пофлиртовать с Дамблдором ей все же придется, просто Сириус не видит смысла заканчивать этот марафон, если тут и так уже все очевидно. Подумав, что на земле не особо удобно, Алекс снова поднялась, размяла немного уставшие от беготни мышцы, потянувшись, и осмотрелась. Самым удобным, теплым и чистым местом казалась спина Бродяги. Поэтому, не задумавшись ни на секунду, она вскарабкалась прямо на него, ожидая, что он моментально её скинет в шутку, но он только усмехнулся, насколько это было возможно в собачьем обличии. По сравнению с его огромной черной тушей, она выглядела на нем совсем крохотной. Немного помяв ему лапами бок, как делала уже по кошачьей привычке, она улеглась на нем клубком. Его спина вздымалась от мерного, глубокого дыхания, а шерсть отдавала жаром, что обволакивал её хрупкое маленькое тельце. Сама не заметила, как начала негромко урчать, издавая вибрации откуда-то из груди. Сириус ткнул её разок своим большим собачьим носом, просто чтобы хоть немного повредничать, а после расслабленно положил голову себе на лапы, решив тоже отдохнуть после этого недолгого, но выматывающего марафона. А Алекс вдруг подумала, что эта картина — очень удобная, стоит признать — отдаленно смахивает на какое-нибудь странное подобие половины Инь-Яна. Черный полукруг и крохотная белая точка на нем. Усмехнувшись подобной ассоциации, Алекс наконец окончательно расслабилась. Эти отношения были безумными. Яркими, насыщенными, непредсказуемыми — уничтожающими и спасающими одновременно. И, боже ей так сильно это нравилось. Погода, несмотря на слякотность, была солнечной, а потому прекрасной. Прямо у неё под боком в облике пса сопел самый близкий ей человек, никакая угроза над ней не нависает, не считая совсем уже приблизившихся к ним экзаменам и уже давно длящейся войны. Пока учебный год не подойдет к концу, они все равно ничего не могут предпринять, не могут рваться в бой, а потому остаются в безопасности. Соответственно, у них есть ещё месяц, чтобы жить в этом праздном покое, месяц на то, чтобы шутить, подкалывать друг друга, устраивать розыгрыши и отдыхать в теплых, заботливых объятиях. А потом, быть может, если война окончится скоро и всё в целом пойдет гладко, у них на это будет целая жизнь. Целая вечность рядом друг с другом.