Путь к Метрополису

      Первое, что почувствовал Ганил, когда проснулся – просочившийся сквозь одеяло холод. Какое-то время Ганил поворочался, пытаясь укрыться потеплее – и вдруг решительно вскочил и принялся, поеживаясь, натягивать штаны и рубашку. Поморщившись, сплюнул – проклятый песок набивался всюду.       В комнатке, что служила Ганилу спальней, было темно. Единственное окошко было закрыто ставнями, чтобы холодный ночной воздух не проникал внутрь. Впрочем, даже если и открыть ставни – светлее вряд ли станет, ибо снаружи все еще стояла ночь. Ощупью юноша нашел куртку и сапоги, оделся, накинул на плечи плащ. «Выйду, подышу свежим воздухом, – думал он. – Может быть, это пройдет».       И все же, покидая комнату, он взял с собой кинжал. Зачем? Неужто на них могли напасть? Бандитов в Сараифе не водилось; здесь промышляли либо мелкие воришки, либо серьезные головорезы, не опускающиеся до ночной резни с последующим обшариванием убитых. Фактически головорезы взяли на себя роль власти; и надо сказать, что караванщики предпочитали иметь дело с людьми шейха пустыни Калафа, нежели с грубыми и жадными падишахскими стражниками.       Была, по правде говоря, и еще одна возможность; и Ганил на самом деле так этой возможности боялся, что старался даже не думать о ней, чтобы мыслями ее не накликать. И все же…Что-то ведь его разбудило, и Ганил был готов поклясться, что это был не холод. Был ли то звук, настолько тихий, что миновал сознание? Или некое предчувствие, не связанное ни со слухом, ни с запахом, ни с иным чувством – обусловленное, если верить мистикам, тонкими эфирными колебаниями? Ганил и сам не мог ответить…       Гостиница, где остановились Ганил с товарищами, была двухэтажным зданием, построенным из обмазанного глиной камыша на деревянном каркасе; глина постоянно осыпалась, и хозяин гостиницы вместе с двумя слугами время от времени обновлял обмазку. Когда-то она стояла в самом центре Сараифа; однако со временем часть городских зданий превратилась в груды глины, из которых торчали обломки деревянных балок, и гостиница оказалась почти на краю города. Время от времени местные лазили по остаткам старых домов, надеясь найти что-то ценное, оставшееся от прежних хозяев; впрочем, куда больший интерес вызывали другие руины.       К юго-востоку от Сараифа из песка поднимались черные монолиты. Камень, из которого они были созданы, видом был сходен с черным базальтом, но только его не брали ни кирка, ни долото. Тем не менее что-то разрушило эти монолиты; впрочем, даже и в обломанном виде они потрясали воображение – наименьший из них был высотой с кафедральные соборы Нортского королевства. Они словно напоминали: человек здесь – всего лишь недавний гость. Когда-то этот мир принадлежал другим существам, не имевшим с человеком ничего общего.       Их называли Древними. Никто не знал толком, как они выглядели; легенды повествовали о порождениях кошмара, наделенных множеством гибких ветвистых щупалец и всепоглощающих ртов – но скорее всего, эти легенды были далеки от истины. Древние создали могучую империю, полную удивительных и жутких чудес. Некоторые легенды утверждали даже, что и человек был создан Древними, причем в качестве побочного результата некоего непредставимого процесса. Люди жили под ногами у непостижимых титанов, кормясь крохами с их стола, на положении крыс и муравьев. Со временем они стали прислугой для Древних, их домашним скотом. Говорят, что людей Древние разводили ради мяса; впрочем, некоторые шепотом утверждают, что на самом деле Древние людей не ели – все было гораздо страшнее.       Потом начались восстания. Поначалу они жестоко подавлялись; однако наивысшую жестокость при этом показывали вовсе не Древние, а люди, что служили им. Похоже, Древние даже не воспринимали действия людей как повод для беспокойства – ибо знали, что свергнуть их власть жалким двуногим не по силам. Однако со временем все изменилось; машины Древних стали работать все хуже, а ропот человеческого недовольства звучал все громче. Ходили слухи, что силы, которым Древние поклонялись – для них столь же непостижимые и могучие, как и сами Древние для людей – отвернулись от своих почитателей.       Однажды власть Древних оказалась низвергнута. Святая Церковь утверждает, что это сделал ее основатель, святой Голеан. Якобы праведность его и благочестие привлекли под знамена повстанцев множество людей и дали им силы одолеть могучего врага в охватившей весь мир войне. Две трети человечества погибло, и весь мир обратился в руины; но Древние наконец убрались восвояси, а Святая Церковь восторжествовала. Так учат писания самой Святой Церкви, и сомневаться в их истинности рискованно.       Древние ушли, но их наследие осталось, и даже Церковь вынуждена была это признать. То тут, то там обнаруживались загадочные артефакты, созданные явно не людьми. Одни казались абсолютно бесполезными, другие удавалось пристроить на полезное дело. Были и такие, которые на поверку оказывались весьма опасными; со временем возобладали небезосновательные подозрения, что опасных артефактов куда больше, чем думали – возможно даже, что все они являются опасными в той или иной мере. Инквизиция, действующая под эгидой Святой Церкви, собирала артефакты Древних, чтобы спрятать их в надежных местах.       Время шло… Пришли новые поколения людей, на месте руин выросли города, и казалось бы, Древние должны были стать полузабытой легендой. Тем не менее, о них вспоминали гораздо чаще, чем кое-кому хотелось бы. Возможно, дело в том, что Древние оставили в истории слишком глубокий след, чтобы его можно было напрочь стереть. А может, в том, что без Древних мир людей начал умирать.       Земля теряла плодородие; некогда пышные пажити зарастали чахлым сорняком. Оставшиеся без земель крестьяне искали спасения в городах. Постепенно города становились средоточием порока, нищеты и болезней. Мор и голод косили людей, точно бешеные жнецы; в итоге вместо полей пшеницы и ржи появлялись поля могильных столпов, а некогда многолюдные города пустели.       Даже сама Святая Церковь перестала быть единой. Теологические споры, а по факту – стремление окормлять как можно больше паствы, привели к расколу Церкви на Южную и Северную; затем и Северная Церковь разделилась на Восточную и Западную. Со временем и внутри Церквей появились секты и ереси, враждующие с церковниками и друг с другом; при этом их проповеди зачастую различались лишь по нескольким незначительным пунктам – но из-за этих нескольких пунктов верующие были готовы умирать и убивать.       И тогда многие вспомнили о наследии Древних. Что, если это наследие поможет остановить всеобщее оскудение и начать Прекрасную Эпоху? Самые радикальные сторонники такой точки зрения утверждали, что Древние не были враждебны людям, что эпоха их господства была истинно Золотым веком. Церковь объявила подобные взгляды ересью, а их сторонников – еретиками, врагами человечества и веры, заслуживающими самого жестокого наказания. На улицах появились черные кареты с завешенными окнами; при их виде люди в страхе отворачивали взгляд и что-то шептали – то ли молитву, то ли проклятие. Кареты останавливались; из них выходили люди в черных одеяниях и входили в ближайший дом, вскрыв дверь отмычками. Через некоторое время они выходили наружу, ведя с собой хозяина дома, садились в карету и уезжали прочь; и только зарево пожара напоминало о том, что здесь произошло – перед тем, как покинуть дом, инквизиторы поджигали его. Схваченного Инквизицией если и видели после, то только один раз – во время аутодафе, когда его сжигали на костре. В любом случае, арестованный словно исчезал из мира – даже вспоминать, что он когда-то был, считалось дурной приметой. Инквизиция сама стала чем-то вроде злобных духов, которых не след тревожить и тем более гневить.       И тем не менее, если верить слухам, еретические культы в последнее время только крепли. Даже рейды Инквизиции, как ни парадоксально, шли им на пользу – в лапы церковников попадали в основном недалекие сопляки, воспринимавшие культы Древних, как опасную игру; матерые же культисты оставались неуязвимы. Говорили, что в ересь Древних уже оказалось обращено немало богатых и знатных особ; и даже в рядах Святой Церкви уже появились еретики.       Все же, несмотря на все усилия, тайны Древних по-прежнему оставались тайнами. Постепенно культы стали переходить от исследования наследия Древних к поклонению ему. Они устраивали обряды и ритуалы, которые сами же и придумывали; возносили молитвы, представляющие из себя бессмысленный набор тарабарских слов; совершали жертвоприношения – и человеческие в том числе. Конец у таких культов был один: Инквизиция настигала их и жестоко расправлялась с культистами; однако новых охотников до запретного это не останавливало. «Им просто не повезло, – думали глупцы, – но мы, конечно же, будем поосторожнее».       Но были и те, кто продолжал искать ответы на кажущиеся безнадежными загадки. И одним из них был Энцо – тот, кто привел Ганила и спутников сюда, в Сараиф, в город на краю света. Здесь начинался путь в Великую пустыню, скрывающую в своих песках то, что, может быть, раскроет многие тайны.