Путь к Метрополису

      Против ожиданий Ганила, Энцо не удивился – словно догадывался о подобной возможности.       – Значит, Веслана видела во сне эпизоды из твоей памяти? – Энцо потер подбородок, на котором – юноша только сейчас это заметил – появилась заметная щетина. Похоже, дерзкий искатель ответов не брился уже, как минимум, неделю. – Сам ты пока не видел ничего подобного?       – Нет… По крайней мере, я не помню…       – Знаешь, Ганил… Скажу тебе откровенно: из всей нашей компании тебе я доверяю больше всего. Не спрашивай, почему. Просто интуиция. Ты знаешь, что такое интуиция?       – Мм… способность… к бессознательному выводу… озарению…       – Я уверен, что интуиция есть остаток того дара, что предки ныне живущих получили от Древних. Сверхлюди обладали интуицией высочайшего уровня, который мы ныне именуем ясновидением. Они не просто прозревали то, что еще не случилось, или могло случиться – они видели несбывшиесяя реальности в их состоянии не-реальности. Более того, они могли не только наблюдать их, но и воздействовать на них. Это давало им невероятные возможности; простым смертным они казались полубогами…       – Но это же ужасно!..       – Да, ужасно. И все же это было – у меня нет сомнений. Более того, в наших жилах тоже течет кровь созданных Древними сверхлюдей. Время от времени среди нас появляются люди, наделенные ясновидением высокой степени. Они могут видеть невидимое, читать чужие мысли, провидеть будущее… Точнее, могли. Уже давно настоящие ясновидящие не появляются среди нас – ты знаешь, почему…       – Инквизиция…       – Она самая. Стоит только пройти слуху, что в некоей местности родился необычный ребенок, как туда немедля приходят черные плащи. Они убивают свидетелей, разрушают здания, уничножают или подправляют документы… Целые деревни и даже небольшие города вычеркиваются из памяти, как будто их никогда и не было. А сами дети… Раньше всех, в ком подозревали дар ясновидения, отправляли на костер, как отродье дьявола. Потом таких детей стали отправлять в тайные инквизиторские цитадели, где их путь потерялся навечно. Сейчас настоящих ясновидящих почти не осталось – что на Западе, что на Востоке, что на Юге. Разве что на Крайнем Востоке еще есть истинные ясновидцы… Поэтому я собрал здесь вас.       – Нас?!.       – Да. Все вы – ты в том числе – обладаете хорошей интуицией. Ваши души чувствительнее к тем колебаниям реальности, которые большинство давно не замечает. И похоже, колокол Метрополиса уже находит в них отзвук.       Солнце уже миновало зенит. Жаркий южный день был в самом разгаре. Улицы опустели; все жители попрятались в свои глинобитные лачуги, выглядящие, словно маленькие шипастые чудища. Над домами поднималась башенка минарета, а еще дальше высились черные монолиты Древних.       Даже рыночная площадь Сараифа в этот час была почти безлюдной. Лишь в дальнем ее конце, возле палатки балаганщика, стояло несколько людей – в основном местных подростков. Ганил подошел к ним.       Над входом в палатку висела криво начертанная на деревянной дощечке надпись:       НАСТОЯЩИЙ ГУЛЬ       УБИЛ ЧЕТВЕРЫХ ПРЕЖДЕ ЧЕМ БЫЛ ПОЙМАН       ЛОВЦЫ ДОСТАВИЛИ ЕГО СЮДА       ЦЕНА ПЯТЬ ТАНЬГА       – Он правда настоящий? – спросил Ганил у одного из мальчишек.       – Настоящий, ага, – кивнул мальчишка. – Только на самом деле никого он не убил, это так, для привлечения…       Сунув толстому балаганщику монету, Ганил вошел в палатку.       В палатке стоял резкий запах – не звериный, не человеческий и не трупный (со всеми этими запахами Ганил был знаком). В свете ламп на земляном масле (дававших больше вони, чем света) Ганил увидел сидящее в клетке на четвереньках существо. В этом существе почти не осталось ничего человеческого – оно больше напоминало уродливых кошек-сфинксов, которых держали у себя дома знатные дамы Ахатенбурга. Заострившиеся уши, искривленные ноги – для полного сходства не хватало только хвоста. Омерзительнее всего были виднеющиеся под кожей наросты темно-серого цвета, напоминающие тонкие канаты или ребристые гибкие стержни.       Похоже, гуль услышал шаги Ганила. Поднявшись на изуродованные ноги, он ухватился за прутья клетки. На юношу уставились лишенные век белесые глаза; они выглядели слепыми, однако Ганил подозревал, что в действительности гуль его видит. Вместо носа зияла треугольная дыра. Собственные зубы гуля давно сгнили и выпали, оставив зияющие черным лунки, но из десен выросли шипы, мешающие гулю закрыть рот. Уголки губ представляли собой две расчесаные болячки – постоянно вытекавшая из незакрытого рта слюна разъедала кожу. «А ведь когда-то это был человек…» – с ужасом подумал Ганил.       – А-гга-гхга… – промычал гуль. Ганила не мог отделаться от мысли, что это существо хочет сказать ему что-то осмысленное и, возможно, важное – но не может, ибо рот его давно уже не приспособлен к речи.       – Ты… понимаешь меня?.. – негромко произнес Ганил, обращаясь к гулю.       Гуль кивнул – или просто рефлекторно дернул головой?       – Еще раз… Ты понимаешь меня?..       На этот раз никакой реакции не последовало. Гуль повернулся спиной к юноше и сел на пол, схватившись за голову. Ганил остолбенело взирал на спину несчастного существа; омерзительные ребристые наросты образовали вдоль позвоночника прободающий кожу гребень.       – Будь осторожен! – подал голос дюжий малый, сидящий в стороне на скамейке (Ганил не заметил его сразу из-за плохого освещения). – Укусы гулей крайне болезненны, заживают плохо!       – Простите… Этот гуль… Он и в самом деле ничего не понимает?       – Понимает, а как же! – Малый взял в руки палку и постучал по прутьям клетки. Гуль, услышав стук, съежился сильнее. – Палку даже это отродье поймет!       – Нет, я имел в виду… Ведь этот… это… он когда-то был человеком…       – Ну был, и что? Это же мертвец, нежить. Он понимает, только если палкой ему вмазать…       Ганил вновь бросил взгляд на заключенное в тесной клетке существо. Гуль приподнял голову, и его уродливое личико показалось юноше куда более осмысленным, чем тупая физиономия малого с палкой.       Когда Ганил вернулся в гостиницу, его встретил незнакомец.       – Ты Ганил? – обратился он к юноше. – Меня зовут Мардуф, я пустыноходец.       – Где Энцо?       – Пошел договариваться насчет верблюдов. Мы выступаем, как только сойдет жара. Не голоден? Я тут баранину приготовил…       Горячая баранина была обильно сдобрена луком, перцем и приправлена песком. Последний ингредиент был неизбежен; здесь, в Сараифе, песок набивался в любую незакрытую полость. Казалось, он не заносится туда ветром, а вырастает из неких незримых семян, кружащих в воздухе.       Оторвавшись от миски, Ганил обежал взглядом Веслану и Скальдика, уплетающих кушанье.       – Ох, наелась я! – Веслана отодвинула миску с остатками баранины. – Я теперь совсем встать не смогу!.. Скальдик, а правда, что северяне едят много мяса?       – Север – суровый край; истинный воин Севера должен всегда быть бодр и готов к бою. А мясо – это сытно; особенно когда хорошо отбито и прожарено.       – А правда, что северяне едят… – на мгновение Веслана, смутившись, закрыла рот рукой, – …тухлую рыбу? Да еще и выдерживают ее в земле, чтобы как следует провоняло!       – Веслана! – Ганил аж закашлялся.       – Есть такое. – Скальдик улыбнулся. – Понимаешь, соли в наших краях мало, поэтому рыбу, вместо того, чтобы засаливать, квасят в земляных ямах. Кушанье, конечно, на любителя… Я вот, например, попробовал это один раз, и больше не хотел.       В это время в комнату вошел Энцо.       – Обедаете? – усмехнулся он. – Готовьтесь, скоро нам отправляться…       Ганил почувствовал нарастающую тоску. Этот город, полузасыпанный песком, с уродливыми глинобитными зданиями, сейчас показался ему таким уютным, точно он вырос здесь. «Вернусь ли я сюда?..» – подумал он.       Солнце уже клонилось к закату. Группа горожан Сараифа стояла в тени черных колоссов. Люди смотрели на уходящую в пустыню группу.       – Они не вернутся… – промолвил находящийся среди провожающих хозяин гостиницы. – Нет. Не вернутся…       …Верблюжьи лапы мягко ступали на не успевший еще остыть песок. Ганил поймал себя на том, что у него из головы не выходит тот гуль. Кем он был до того, как проклятие пустыни поразило его? И много ли в нем теперь осталось от прежнего себя? Возможно, гораздо больше, чем можно подумать. Может, он пытался вспомнить, кто он, и, ухватившись за обрывки памяти, точно за веревку, выбраться из болота безумия… Всего-то навсего нужно было, чтобы ему помогли, узнали его, напомнили, протянули руку. Вместо этого – клетка и туповатый смотритель с палкой.       «Вдруг и нам уготована подобная судьба? – с тревогой размышлял Ганил. – Может быть, спустя время один из нас вернется в Сараиф – почти обезумевшим, изуродованным живым мертвяком. Может, это буду я… или Энцо… или Скальдик… или… Ах, только бы это была не Веслана!»