Путь к Метрополису

      На следующий день экспедиция покинула безымянный город. Ганил к тому времени уже пришел в себя, хоть и был довольно слаб. Его посадили на одного из верблюдов; заботу о юноше взял на себя Мардуф.       Прижавшись к крупу верблюда, Ганил пытался понять, что же на самом деле произошло в покинутом городе. Было ли совершенное им убийство ложным воспоминанием? С одной стороны, царапины от когтей гуля как будто свидетельствовали против этого; с другой стороны, Ганил знал о таких вещах, как стигматы. Говорят, у фанатично верующих людей на теле сами собой появляются раны, повторяющие следы мучений святых.       А если ложных воспоминаний не было? Если Ганил и вправду убил Веслану? Пускай даже сейчас он сам не мог понять, как такая идея вообще пришла ему в голову – но ведь пришла же!.. Почему Веслана в итоге оказалась жива? Может быть, какие-то силы – да хотя бы те же пустынные джинны – услышали его полубезумные мольбы и откликнулись на них. Это было не очень-то хорошо – юноша слышал, что джинны ничего не делают просто так, и что цена, которую они могут взять, скорее всего, окажется слишком высокой.       Но была и еще одна вероятность – страшнее даже, чем возможная плата пустынным демонам. Ганил настолько боялся ее, что старался даже не допускать мысли о таком…       …Полуденное солнце горело на изразцовых куполах мечетей. Со стороны базара доносился аромат зелени и пряностей, с легкой ноткой человеческого и воловьего пота. Возле арыка, где журчала вода, сидел слепой сказитель-музыкант, держаший в руках необычный трехструнный музыкальный инструмент – Ганил еще никогда не видел такого. Резонатор его состоял как бы из двух соединенных полусфер; к нему крепились три небольших барабана-саттелита, обтянутых кожей, как и дека диковинного инструмента. Время от времени исполнитель постукивал по барабанам кончиками пальцев, тем самым внося дополнительное разнообразие в исполняемую мелодию.       – …Шеренкунджаста была известна своими познаниями не меньше, чем красотой, – говорил сказитель, – и так получилось, что к ней посватался грозный царь Аурегджан. – При этом имени пальцы сказителя пробежали по одному из барабанов, издав дробный стук, видимо, символизирующий нечто ужасное. – Принцесса была в ужасе, ибо Аурегджан слыл человеком жестокого нрава; говорили, что после того, как он собственнолично убедится, что его очередная жена есть жемчужина еще не сверленная, он своими руками предает ее смерти…       – А это как – «жемчужина еще не сверленная»? – тихонько спросила Веслана, стоящая за спиной у Ганила.       – Ну понимаешь… это… долго объяснять, я тебе потом скажу. А лучше спроси у Энцо, он должен знать…       – Принцесса Шеренкунджаста не могла отказать великому царю, – продолжал сказитель, – ибо это означало бы войну. Она согласилась стать его очередной женой; но про себя замыслила нечто… – Струнные аккорды сделались тихими-тихими; пальцы сказителя слегка водили по поверхности барабанов, издавая шелестящий звук. – И вот, когда Аурегджан оказался со своей женой наедине, она молвила ему следующее:       «О великий царь, полмира трепещет от твоего взгляда; но даже великие могут ошибаться и потом тяжко расплачиваться за свои ошибки, как то произошло с царевичем Раджраямой!»       «С царевичем Раджраямой? – поднял бровь великий царь. – Что же с ним случилось?»       «О, великий царь не слышал о несчастном царевиче Раджраяме?! – Принцесса всплеснула руками. – Пусть же он сядет здесь, рядом со мной, и выслушает сию историю…       Это произошло на острове Сернандиаб, еще до того, как царь царей Шахиншер принес в те края слово пророка Голеана. В те далекие времена на острове правил молодой царевич Раджраяма. Случилось однажды так, что царевицу пришло время жениться; на Сернандиаб съехались красивейшие и знатнейшие девы, желающие завоевать сердце царевича. Однако не только люди пришли на этот праздник – из джунглей во дворец пробралась карина…»       Струны затрепетали под пальцами сказителя, издавая зловещее тремоло.       – Карина… – с придыханием произнес рассказчик. – Нерожденная, чей истинный лик не знает никто, а если кто-то и видел, то уже ничего не расскажет. Сия Нерожденная нападает на людей, поглощая их души и тела, после чего принимает облик своей жертвы. Живя среди людей, она сеет беды и горести, дабы сии сорные семена, попав в души людские, проросли и приумножились, напитав Нерожденную своим ядовитым соком. И вот такое существо проникло в тот день во дворец блистательного царевича!..       Среди приехавших на Сернандиаб девушек была одна, по имени Маянали. Она была влюблена в прекрасного царевича, однако не верила, что сумеет завоевать его любовь. В то время как прочие невесты пили вино, болтали и играли друг с другом, она сторонилась их общества. И однажды, когда она была в саду, карина напала на нее, во едино мгновение поглотив ее тело и душу. Девушка перестала существовать, даже не успев вскрикнуть! А Нерожденная, приняв обличье съеденной девушки, направилась во дворец…       Невесты царевича продолжали развлекаться. На Маянали они даже не смотрели, ибо боялись осквернить свой взор взглядом на недостойную. В какой-то момент две из них, разговаривающие о чем-то, стали друг друга обвинять, затем перешли к оскорблениям и угрозам, затем сцепились в драке… Другие невесты кинулись разнимать драчуний, но вскоре и сами втянулись в это. В ход пошли ножи и шпильки для волос; пролилась кровь… Карина была довольна; ведь ей почти ничего не пришлось делать – только слегка подтолкнуть. Дух нездорового соперничества, что царил средь невест, дал богатый урожай злобы, ненависти и – как итог – смертной муки.       "Что происходит в моем дворце?! – воскликнул царевич. – Почему невесты калечат и убивают друг друга? Стража, утихомирьте их!"       Стражники ворвались в царские покои и принялись разнимать дерущихся девушек. Но карина наслала на них морок – и вот они уже видели себя на поле боя, окруженными врагами. Засверкали сабли, кровь ручьем хлынула на ковры, мешаясь с благовониями и вином из опрокинутых чаш. Хаос воцарился во дворце; впавшие в безумие стражники насиловали и убивали невест, расправлялись с прислугой и даже друг друга не щадили!.. В конце концов, придя в себя, они увидели, что вокруг нет врагов, а есть только изрубленные тела несчастных дев…       Раджраяму тем временем карина увела в сад. Но когда они остались наедине – Нерожденная почувствовала, что не может поглотить царевича. Карина не могла понять, что ей мешает – и в то же время прекрасно это понимала, но не как Нерожденная, а как та, чью душу она поглотила. Собственная душа карины была примитивна, словно пустота; но эта пустота обладала удивительной способностью копировать поглощенные ею души. Карина могла воспроизвести до тонкостей внешний вид и поведение очередной поглощенной жертвы – но в этой способности к подражанию таилась ловушка. Жертва и поглотивший ее убийца в какой-то момент могли поменяться местами – и тогда душа карины исчезала, а душа поглощенная и воспроизведенная становилась главной и единственной…       И лже-Маянали оказалась на пути к этой ловушке!.. Та часть ее, что пока принадлежала Нерожденной, не осознавала этого; та же часть, что притворялась поглощенной девой, не просто понимала – она желала попасть в эту ловушку!       И пока прислуга убирала мертвые тела и оттирала кровь – царевич и притворившаяся девушкой карина предавались в саду страсти.       Так Маянали-карина стала царевной Сернандиаба. Очень скоро она прослыла красивейшей из девушек острова; поэты изощрялись в красноречии, чтобы описать ее красоту. Молодой царевич любил ее без памяти; вскоре у них родился сын, названный Шарандалом. И все же она оставалась Нерожденной и по-прежнему нуждалась в страданиях и несчастьях рожденных. Но при этом ей все меньше хотелось приносить несчастья царевичу и его близким – человеческая природа брала верх над природой Нерожденной! Она так искусно подражала человеку, что, кажется, сама начала превращаться в человека.       Тем не менее… – Струны инструмента издали протяжную вибрацию. – Да, во дворце стало происходить нечто… Придворные, слуги пропадали без вести; некоторых потом находили растерзанными. Мудрецы были единодушны – то было дело рук Нерожденного. Но как найти его? И тогда Раджраяма пригласил во дворец легендарного мудреца с Крайнего Востока Фун-дзы.       Фун-дзы предположил, что Нерожденный скрывается где-то во дворце. Чтобы выявить нерожденного, мудрец начертал на полу в одном из дворцовых коридоров магический сигил, в центр которого положил амулет с начертанными заклинаниями – на его родине такими заклинаниями сдерживают одержимых. По замыслу Фун-дзы, одержимый Нерожденным, попав в сигил, не сможет оттуда выйти. Мудрец закрыл сигил ковром, а сам спрятался в нише и стал следить за проходящими. И царь, и все придворные проходили как ни в чем ни бывало; мудрец уже подумывал прекратить наблюдение – но тут в коридоре появилась Маянали с маленьким Шарандалом. Как ни в чем ни бывало царевна вступила на скрытый под ковром амулет – и остановилась, а младенец на ее руках проснулся и зарыдал. Мать покачала ребенка, успокаивая его, погладила по головке и, сойдя с амулета, пошла далее.       Фун-дзы немедленно направился к молодому царю.       "О средоточие мира! – произнес он, опустившись на колени пред троном. – Похоже, я нашел Нерожденного; но боюсь, мои слова переполнят сердце солнцеподобного владыки скорбью!.."       "Не бойся, говори! Я прийму любую правду, какой бы она не оказалась!"       "Твой сын, о опора порядка, стал для него сосудом. Конечно, мне ведомы способы изгнать Нерожденного; вот только я не уверен, что ребенок перенесет сии испытания…"       "Что же ты хочешь предложить мне?"       "Я всего лишь сообщаю о своих наблюдениях тому, чей разум сияет, подобно жемчужине. Пусть мудрейший из правителей сам решает, что ему делать."       "А что, если мы подождем, пока мой сын повзрослеет достаточно, чтобы перенести ритуал изгнания? Разумеется, мы разместим его под надежнной охраной; снабдим покои защитными амулетами, чтобы Нерожденный не смог никому причинить вреда."       "О лучезарный, твое решение мудро! Однако у меня есть еще кое-какие подозрения…"       "Что же ты подозреваешь? Не бойся, говори!"       "Рано, еще рано говорить об этом… Сначала я должен проверить все; и для этого мне кое-что понадобится…"       Руки сказителя заплясали по струнам, рождая быструю дребезжащую мелодию.       – Все было сделано так, – говорил сказитель, – как решил Раджраяма. Шарандала поместили в отдельных покоях, под наблюдением храбрейших воинов; ухаживали за ним кормилицы, которых Фун-дзы снабдил оберегами. Стены покоев были разрисованы сигилами и увешаны оберегами. Маянали со слезами на глазах просила, чтобы ей дозволили повидаться с сыном – но Раджраяма был непреклонен.       Тем временем Фун-дзы, получив искомое – две свежие бараньи туши и несколько кусков ягнячьего пергамента – приступил к своему собственному плану. По его приказу туши были разделаны определенным образом, части туш завернуты в пергамент и соединены веревками так, чтобы получилось подобие человеческого тела. На это «тело» Фун-дзы надел собственные халат и шапку, расместил его в собственной постели и окружил со всех сторон амулетами и заклятиями. У двери он начертил сигил, куда более мощный, чем ранее; однако амулет в его центр не положил. Сам же спрятался в соседней абсолютно пустой комнатке, взяв с собой один-единственный амулет.       Наступила ночь; Фун-дзы чутко прислушивался к звукам, доносящимся из-за стены. И наконец, он услышал нечеловеческие шаги и зловещее рычание, и понял, что Нерожденный вошел в его покои. Выскочив из комнаты, служившей ему прибежищем, он положил амулет в центр сигила и пригвоздил его ритуальным кинжалом – теперь Нерожденный не мог покинуть комнату!       Вскоре по дворцу разнеслась весть – мудрец Фун-дзы сумел запечатать Нерожденного! Дворцовая стража во главе с Его Величеством пришла посмотреть на побежденное чудовище. Но каково же было удивление Раджраямы, когда он узрел вместо чудовища перемазанную в крови собственную жену!       "Маянали, что ты здесь делаешь? – воскликнул он. – Почему ты вся в крови? Ты ранена?"       "Слава богам, нет, – ответила ему Маянали. – Я пришла к мудрецу Фун-дзы, молить допустить меня к Шарандалу. В полумраке я запнулась ногой о ковер и упала…"       "Ты лжешь, Нерожденный! – вскричал вошедший в комнату мудрец. – О великий государь, твоя жена – Нерожденный-оборотень, притворяющийся человеком! Я заманил его в эту ловушку, а чтобы не дать ему ввести государя в заблуждение – начертал на полу сигилы, что лишают всякое существо возможности лгать!.."       "Постой, о премудрый Фун-дзы! – прервал его Раджраяма. – Если мы не можем лгать, выходит, моя жена говорит чистую правду?"       Фун-дзы закусил в отчаянии губу. Он понял, что, желая перехитрить Нерожденного, перехитрил самого себя…       В последний раз проведя пальцами по струнам, сказитель прижал их пальцами, заставляя умолкнуть.       – Но тут пришло утро, – произнес он, – и Шеренкунджаста прекратила дозволенные речи…       «Что, если Веслану подменил демон-карина? – думал Ганил. – Возможно, она заставила меня убить… или навела ложные воспоминания… Ах, если бы я смог вернуться туда, в покинутый город! Найти могилу, раскопать ее, убедиться в том, что… что там нет трупа… или… Ах, если бы это было возможно!..»