Параллели чужих жизней

Если честно, я даже думать не хотел, насколько властна чета Берсеньевых в целом или их выродок в частности. Через два дня на моей кухне сидел отец, закинув ногу на ногу и недовольно осматривая погромы в «коробке». Мои сбитые в кровь губы, красно–фиолетовое ухо, въевшиеся темные круги под глазами, сгорбленность плеч и кривую походку эта сволочь замечать в упор не желала. – Когда забрать документы из школы? – насладившись видом разгрома, спросил он наконец. Я не удивился вопросу. Вообще не удивился. – Не знаю. В конце месяца. Отец кивнул. – Куда уезжаешь? – Во Владимир, – зачем–то ответил я. – Хотя еще не решил. – К тетке? – Нет. Вообще. Он снова кивнул. – Деньги на квартиру и пропитание буду так же перечислять на карточку. На этот счет не переживай. Бля–я, неслыханный жест щедрости. Я не сразу ответил: – Спасибо. Отец поднялся со стула, сказал «Прощай» и ушел, оставляя на полу следы от растаявшего снега. Это был самый нормальный разговор с родителем за семнадцать лет. В конце недели я впервые вышел на улицу, не узнавая собственного двора, мест, мимо которых ходил ежедневно, сторонился людей и все время прятал взгляд в слякотный асфальт. Посетил ближайшую аптеку, пополняя запасы, магазин и, проходя мимо занюханного бара–подвала, заметил объявление о вакансии грузчика. До конца месяца я планировал немного подзаработать, раз уж школу посещать не собирался. Деньги лишними не бывают. После нехитрого обеда из яичницы с помидорами два часа проторчал в интернет–кафе, изучая место планируемого обитания. Шестнадцатого числа таскал ящики паленого алкоголя из вонючего склада Светке, кассирше–продавщице «Кабачка», давился на обед «Роллтоном» и все так же сидел на таблетках, благодаря которым мог не только ходить, но и работать вообще. Ни с кем не разговаривал, ни на кого не смотрел, просто по утрам выполнял свою работу, вечером шел домой, глотал снотворное и заваливался на диван. С утра все повторялось. Работа была ежедневным отвлекающим маневром для испепеленного мозга. Серая и унылая рутина, за которую я цеплялся, словно утопающий, создавая для себя иллюзию нормальной жизни среднестатистического подростка, чтобы не скатиться куда–то еще ниже той ямы, в которой уже находился. Меня не посещали мысли, сновидения и терзающие в кровь сердце откровения. Я ничего не чувствовал, только тянущую боль в районе ушатанной печени и острые приступы–приветы от гастрита. Двадцать седьмого на моем кухонном столе лежали документы из школы и тонкая пачка пятитысячных купюр «на первое время». Двадцать девятого я получил зарплату и приобрел дорожную сумку. Тридцать первого декабря поезд вез меня куда–то на запад. Оказалось, в Новый год вагоны поездов все так же переполнены людьми, как и в будни, а не пустуют. Просто к привычной пьянке добавляются гирлянды, оливье и пожелания всем знакомым и незнакомым людям счастья. Я не участвовал во всеобщем праздновании, лежал на верхней полке плацкарта, пристроив упакованную в газетный кулек фиалку у головы, и хотел от этой распиздато–волшебной ночи только одного – сна. Первый день нового года в новом городе приветливо встретил меня снегопадом. Было не по–зимнему тепло и солнечно. Я сделал глубокий вдох и на выдохе пошел к веренице такси, которые также провели бессонную праздную ночь. – Впервые в нашем городе? – поинтересовался таксист, когда я прочитал нужный адрес с бумажки. – Вроде того. – Красивый город. Достопримечательностей сколько. Только время успевай выкраивать для походов. Он еще о чем–то говорил, советовал места, достойные внимания, я слушал вполуха, отвечал что–то невпопад, но таксиста моя угрюмость нисколько не смущала. Да и меня его рассказы не напрягали, они просто сливались в фоновый шум, пока я уже взрослыми глазами оценивал город за окном и прикидывал, подружимся мы с ним или нет. Нужный подъезд отыскался сразу же, отдав водителю деньги, я полез из машины. С хозяйкой квартиры я связался еще три дня назад, договорился о встрече на девять утра, сейчас было семь. По–свински с моей стороны не дать человеку отдохнуть в законный выходной, и два часа я бродил по району, иногда заходя греться в подъезды. Ровно в девять часов я звонил в тонкий выпуклый звонок, еще спустя полчаса обзавелся жильем. Пустая однушка после дешевого ремонта, с газовой плитой и небольшим холодильником на кухне. Мебель и все необходимое мне предстояло приобрести самому, отсюда и смехотворная цена за аренду. Фиалка сразу же заняла место на подоконнике, а сумка с вещами расположилась в углу. Сам я сидел на полу, подпирая стенку, глядя в выбеленный потолок, и думал, что дальше? Посещение родственницы, школа, экзамены и спущенная в унитаз жизнь – вот, блядь, что. Откладывать охеренный план не стал и в этот же день заявился к тетке, которая, к удивлению, меня узнала, а потом удивление сошло на нет, когда она рассказала о звонке отца. Ну, оно и к лучшему, не нужно было что–то врать и просить о помощи почти что постороннего человека. Теть Валя заверила, что с зачислением в школу проблем у меня не будет, у нее был знакомый в этой сфере, и в течение двух дней я стал учащимся 11 «А» школы №**. Тетка спросила мой адрес «на всякий случай», а я ей спиздел какой–то левый. Спасибо, конечно, за помощь, но до свидания. Каникулы прошли в долгих прогулках – освоения города, людей и ритма здешней жизни. То, что я узнавал, мне в принципе нравилось. У каждого бывало время, когда хотелось сбежать от всего знакомого, «развидеть» все приевшиеся лица, улицы и дома, уйти прочь от всего, что окружало. Всех проблем переезд не решил, зато дал передышку от нокдауна и глоток воздуха. Чертовому ублюдку стоило бы сказать спасибо, потому что смена жительства меня немного отвлекала. Непрошеные мысли лезли в голову только по ночам, когда организм переставал вести хоть какую–то активность, но эту проблему с легкостью решала горсть «Донормила»*. Первый учебный день в новой школе, в новом городе, в новой жизни. Одноклассники после элитки казались самыми дружелюбными людьми на свете, и это нехерово напрягало. Я занимал одиночную парту у окна и все время наблюдал за улицей, игнорируя новые знакомства со стороны, добровольно присваивая себе статус изгоя. Не хотелось ни с кем разговаривать, тем более отвечать на вопросы о моем прошлом. Незнакомые лица сливались в полосы, незнакомые голоса монотонно жужжали на втором плане. Первый день в школе и все последующие мало чем отличались друг от друга. Только если учесть то, что меня больше не приковывали наручниками в каморке, не избивали, не унижали, а считали вполне себе подобным. Я даже не знаю, нравилось мне это или нет. Как–то похеру. В спящем режиме я провел весь январь, вспомнив только в начале февраля, что двадцать третьего мне исполнилось восемнадцать. С совершеннолетием тебя, Марк.