Параллели чужих жизней

Нет ничего хуже ожидания чего–то непонятного. Подвешенное состояние. Когда ты натянут словно струна, до предела и вот–вот должен почему–то сорваться. Замираешь от какой–то мимолетной мысли, вздрагиваешь при любом шорохе и хочешь пропасть, исчезнуть, раствориться без права на восстановление. День Святого Валентина – день какого–то «забугорного» чела, а с ума посходили все россияне. Отличный праздник для торгашей, так как обезумевший народ сметал все, что плохо лежало. По школе носились старосты–почтальоны, разнося валентинки, письма и шоколад, всех занимали только пылкие признания вместо уроков. Это даже преподов коснулось, и они были милы до тошноты. Когда я решил было свалить с последних двух уроков, чтобы пропустить всю эту любовную хренотень–лихорадку, меня окликнула Маша, староста класса: – Марк, получи свою порцию! Миниатюрная блондинка ломала все общепринятые стереотипы: была отличницей, обладательницей черного пояса по каратэ и просто хорошим человеком, отзывчивым, с чувством юмора. С ней легко найти общий язык, и в редкие минуты нашего общения она умела быть ненавязчивой. Девушка хлопнула передо мной аккуратной стопочкой валентинок. – Это все тебе. От меня тоже есть, – улыбнулась она. – Просто дружеский жест, ничего больше. – Спасибо. Я сгреб открытки в сумку, чтобы выбросить их в ближайшую мусорку. – Удивлен, что ли, что тебя вниманием не обделили? – хохотнула она. – А зря. Ты многим нашим девчонкам нравишься. Ты симпатичный, мрачный и загадочный. Это, знаешь ли, привлекает. Единственный минус Машки – она сначала говорила все в лоб, а потом думала. – Маш, я домой, голова болит. Прикроешь перед классной? – Прикрою, – охотно кивнула она. – Если пойдешь сегодня с нами в кафе. Подозреваю, ты даже не слышал о том, что мы классом собираемся там встретиться, угадала? – Я поморщился. – Дай свой номер телефона, я тебе позвоню. – У меня нет телефона, – вздохнул я, припоминая свой бывший черный «Самсунг», разбитый о стену два с половиной месяца назад. С тех пор мне некому звонить, а значит, телефон мне без надобности – лишние траты. – Ладно. Говори адрес, я запомню. – Ты странный, – хмыкнула девушка. – Кафе «Фазан», подтягиваемся часам к семи. И только попробуй не прийти, – предупредила она, погрозив пальчиком, и я вышел из класса. Можно, конечно, на все и всех забить, но обижать девушку не хотелось. К тому же это было невыгодно, она еще могла пригодиться. Час своего драгоценного времени я мог угробить на кафешку, а еще почему–то именно сегодня не хотелось быть в одиночестве. Впервые за все время. Странное желание. Домой идти не хотелось, но бродить по улицам вместе со свихнувшимися парочками тем более, поэтому особого выбора не было. Подходя к своему подъезду, я увидел хищную махину, беспардонно взгромоздившуюся передними колесами на тротуар. У меня неприятно закололо возле солнечного сплетения, вид знакомых номеров заставил участиться сердечный ритм и вспотеть ладони. Тот, кого здесь быть не должно, весь в черном сейчас сидел на лавочке у подъезда и курил. Я испуганно замер на мгновение, вытаращив глаза, попытался втянуть морозный воздух в легкие, но не смог. Атмосфера стала сжиматься все теснее и теснее вокруг меня, я чувствовал, как она просто душила. Какого, блядь, хера?.. Уточнять не стал, резко развернулся на пятках и быстрым шагом пошел прочь. Это что, блядь, галлюцинация? Что за нахер? – Марк. Глубокий голос за спиной, торопливые шаги по хрустящему февральскому снегу и тяжелая рука на моем плече. Хуже ожидания только лопнувшая внутренняя струна... Воспоминания стали рябить перед глазами, а внезапная ярость затопила с ног до головы. Хотелось расхерачить ни в чем не повинную суперохуенную «бэху» в говно, смеяться до колик в животе и умереть от психоза. Как долбаная истеричка. Пиздец. – Марк. Влад–мать–его–лен. – Это такая шутка с подъебом, да? – Я стряхнул руку ублюдка со своего плеча и зло уставился в сверкающие зеленые глаза, которые преследовали по ночам. – Что ты здесь делаешь? – Тебя жду. Дважды пиздец. – Какого, блядь, хера ты здесь делаешь?! – задал единственный вопрос, который меня волновал. – Мы можем поговорить? Вот так просто. Смешно, ага, я заценил. – Нет. – Марк... – Пошел. Блядь. На. Хуй. – Марк... Я развернулся с намерением уйти, Владлен схватил меня за руку, а я сделал то, что уже никогда не надеялся сделать – прописал ублюдку со всей силы. Или он мне позволил это сделать, или это был просто удачный день, неважно, но да, я ему въебал. Владлен чуть пошатнулся, но мою руку из хватки не выпустил. Ноющий кулак и вид разбитой губы со струйкой крови впрыскивали в меня адреналин, что покалывал кончики пальцев, доставляя охуенный кайф, шум в ушах и громко бьющееся сердце. – Доволен? – сплевывая кровь на белоснежный снег, поинтересовался он. – Теперь мы можем поговорить? Нет, не доволен! Хотелось разворотить его лицо до неузнаваемости. Надо же, а я думал, что нахожусь в sleep mode*. – Не о чем нам разговаривать. Меня слегка потряхивало, я окатил его презрительным взглядом. Эталон мужественности и стиля был бледным, с заметными кругами под глазами, лихорадочным зеленым взглядом, и вообще, выглядел намного хуже, чем при последней нашей встрече. Сейчас идеальными были только его шмотки, сам он на слабую троечку. А где самоуверенный и высокомерный подонок? – Марк, я не уеду, пока ты меня не выслушаешь, – серьезно сказал он, а внутри меня все вопило: «Не смей называть меня по имени! Меня от тебя тошнит!» – Мне похуй, – отозвался я. – Возвращайся. Одним словом он смог–таки вогнать меня в ступор. А потом я рассмеялся. По–дурацки так, со свистом, запрокидывая голову назад. Думаю, проезжай карета скорой помощи мимо, меня бы в минуту загребли в палату с обитыми стенами. Даже ублюдок–Владлен поежился. – Все сказал? – отсмеявшись, наконец спросил я. – Зря ехал. Счастливого пути. Берсеньев больно сцепил пальцы, и я почувствовал, как на моей коже наливаются синяки. Надо же! Вижу ублюдка не больше пяти минут, а впервые за долгую спячку что–то чувствую! Чудеса. – Руку пусти, – спокойно сказал я. Он разжал пальцы, и я, плюнув на все вопящие предостережения, толкнул его плечом и пошел к подъезду. Далеко не ушел, на полпути он снова настиг меня, схватил за плечо, разворачивая к себе лицом. – Ты меня наизнанку выворачиваешь, Марк. Прекрати, пожалуйста, – голос какой–то надломленный, хриплый, не Владленовский. Моя попытка высвободить плечо была прикончена в зародыше, я просто стоял и тупо пялился на ублюдка. Я, блядь, делаю чтό? «Пожалуйста»? Все мысли отражались на моем лице. – Можешь просто меня выслушать? – он устало потер переносицу и снова тяжелым взглядом посмотрел на меня. Я прогибался под холодными глазами. Внутренне прогибался и молчал, просто потому, что не мог нихера сообразить, что творится? Что за разительные перемены, касающиеся не только внешности ублюдка? – Возвращайся. – Это смешно... – Возвращайся. – Мать твою, нет! – Если ты не вернешься, я испорчу тебе жизнь! – Владлен злился. Переход от дворняги к разъяренному доберману был стремителен. – Еще дерьмовей, чем сейчас? Тогда ты, блядь, удивишь даже меня! Нет, он мог сделать еще хуже, гораздо хуже, я блефовал. Храбрился как мог, но сердце предательски стучало где–то в пятках. – Я могу сломать твою жизнь, – стальные и жесткие нотки в этом голосе мне были знакомы. – Да какого хера тебе от меня надо?! – отчаянно крикнул я, вырываясь. – Чего ты, блядь, хочешь?! – Тебя. Пауза, одна из тех, после которых появляются морщины. Одно слово – и мир вокруг замедляет ход. Это все дико и охуенно неправильно. Мои зрачки расширились до предела, и я с откровенным ужасом начал вырываться вон. – Отвали нахер. Ты, ублюдок. И он отвалил. Я в мгновение преодолел четыре лестничных пролета и громко хлопнул дверью, сползая на пол в прихожей, рвано хватая воздух. Весь день провел на надувном матрасе, заменяющем мне кровать, успокаивал вновь оттаявшие нервы, забив на встречу в «Фазане». Быть живым и чувствовать – это, блядь, херово. Зато для развития ишемии, несомненно, полезно.