ID работы: 10198059

Дым и пепел. Война незримых

Джен
NC-17
В процессе
3
Размер:
планируется Миди, написано 10 страниц, 2 части
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
3 Нравится 0 Отзывы 0 В сборник Скачать

Ничего, кроме золы

Настройки текста
       Малый костёр разгонял мглу ночного леса, обдавая оранжевым, едва ощутимым теплом двух братьев, сидящих возле него. Старший кинул в огонь ещё дров, желая согреться в эту особенно холодную ночь, когда изо рта выходил пар, чуть ты выдохнешь. — Почему мы не можем переночевать в мотеле, Найрим? — спросил младший, сильнее вжимаясь в свой красный плед, подрагивая от мороза. — У нас нет денег на мотель, мартыш, — ответил с сигаретой во рту, доставая из внутреннего кармана куртки дешёвую, украденную на рынке чёрно-золотую зажигалку. Ему понадобилось три попытки, чтобы она дала огонёк. — ты же знаешь. — На сигареты у тебя всегда есть деньги. — с обидой пробурчал Омар, вытягивая руки вперёд, ближе к костру. Найрим мельком посмотрел на лежащий рядом старый, обклеенный стикерами футляр для гитары, и, затянувшись, достал музыкальный инструмент. — Что мне сыграть сегодня? — Я не хочу слушать твои тупые песни. — мрачно, не смотря на брата, ответил Омар, на что Найрим виновато улыбнулся. — Ты же любишь слушать, как я играю на гитаре. Давай споём вместе, как мы умеем, мартыш. — Уже не люблю, у тебя тупой голос. И хватит меня так называть! — Как, мартыш? — Перестань! — под беззлобный смешок Найрима вспылил Омар. — Я уже взрослый для этого глупого прозвища! — Взрослый? Где? — нарочито серьёзно Найрим начал оглядываться по сторонам, прищурившись. — Не вижу никаких взрослых, только мартышку у костра. — Ты дурак, и всё, что ты говоришь, тоже дурацкое!        Найрим начал называть своего брата мартышем, когда ему не было и восьми. Начавшаяся как издевательская, язвительная насмешка, со временем это слово утратило всю злобу, и превратилось в нечто обыденное, даже необходимое. Будучи совсем ребёнком, Омар постоянно смотрел по телевизору эти глупые мультики про говорящую обезьянку, что ужасно раздражало Найрима. Ведь вместо того, чтобы смотреть то, что хочется ему, его заставляли вместе с Омаром сидеть перед квадратным телевизором, и слушать мерзкий, писклявый голос этого блохастого животного. — Будешь смотреть эту жопу дальше — сам станешь мартышкой. — Правда? — воскликнул маленький Омар, выронив плюшевую макаку, и продолжил своим звонким, едва выговаривающим правильно буквы лепетом. — Я хочу! Я стану мартышей! — Тупой мартыш. — ровно сказал Найрим, и отвернул от брата голову.        Нарим в очередной раз усмехнулся, выкинув окурок в костёр, и, настроив струны, аккуратно прошёлся по ним пальцами. — I never thought I'd feel this Guilty and broken down inside Living with myself, nothing but lies — это грязный приём. Любимая песня Омара. Краем глаза он заметил, как его младший брат начал качать головой. — Living in a world so cold, wasting away Living in a shell with no soul, since you've gone away Living in a world so cold, counting the days Since you've gone away You've gone away — уже в унисон пели братья, чьи улыбки освещало маленькое, но яркое пламя.        Закончив петь, Найрим положил гитару обратно в футляр, достал очередную сигарету и поджёг её, уже со второй попытки. — Не настолько взрослый, чтобы не спеть с братом любимую песню? — Омар нахмурился, и его пухловатые щёчки сильнее покраснели. Найрим заметил это даже во тьме, под оранжевыми блесками огня, и рассмеялся. — Всё равно голос у тебя дурацкий. И то, что ты спел мою любимую песню, не делает меня счастливее. Я всё ещё замерзаю, просто теперь под гитару. — Мартыш, мы переночуем в мотеле, когда будет совсем холодно. Скоро ведь зима. Для этого нам надо поднакопить, понимаешь? — Может, тогда ты перестанешь курить? — Хах, было бы это так просто… — Найрим опустил взгляд своих золотистых глаз на огонь, от чего оттенок стал ещё выразительнее. — я покупаю самые дешёвые, и реже, чем обычно. — Но ты всё равно куришь. Почему ты не перестанешь? Это вредно. От этого болеют раком. — У меня крепкое здоровье. — Мама тоже так говорила… — Хватит. — жёстче, чем хотелось, ответил Найрим, и Омар чуть вздрогнул. — Прости, мартыш, просто… не надо. Не думай об этом. Мы до конца вместе, помнишь? — Нарим надеялся, что во тьме его улыбка не будет казаться откровенно натянутой. Он поднял свой кулон, серебряную монету с орлом, и Омар поднял свой. Такая же монета, но золотая. — Я помню. — тихо ответил Омар, сжимая подвеску.        Найрим поставил палатку, пока Омар сидел у потухающего костра и доедал куриный бургер из ближайшего фастфуда. Искорки отлетали от гонимого холодным ветром огня, пока Найрим, наконец, не потушил его. — В туалет не хочешь? — Омар отрицательно покачал головой, вытирая салфеткой остатки кетчупа на уголках рта. — Точно? Я не буду просыпаться ночью, чтобы отвести тебя пописать. Сам пойдёшь. — Пошёл нахер, сам не описайся. — Эй, язык! Где ты этому учишься? — У тебя. — Нашёл учителя, я даже школу не закончил. Ложись спать, утром рано просыпаться. — Опять будем воровать? Или играть на гитаре в центре? — в голосе Омара пробежали нотки разочарования. — Я устал от этого. — Нам надо как-то доставать еду, — Найрим присел рядом, дотронувшись рукой до тонкого плеча брата. — ты же не хочешь голодать? Мне от этого тоже уже не по себе, но потерпи ещё чуточку. Омар слабо кивнул, опустив взгляд, лёг под одеяло, и повернулся к Найриму спиной. Тот застегнул молнию палатки, лёг напротив брата, и приобнял его, со всей присущей ему братской нежностью.        Прошло двадцать минут, может сорок, может уже час, но Омар не сомкнул глаз. — Найрим, — его тихий, неуверенный голос сливался со звуками ночной жизни леса, но брат моментально, хоть и сонно откликнулся. Он осторожно, почти боязливо спросил — а мы не можем вернуться в приют? Т-там было тепло, и не надо было воровать… Найрим ждал этого вопроса. Долго ждал. Каждый день. Готовился к нему, обдумывал, что ответить. Но так и не придумал. Он боялся. — Нам нельзя в приют, Омар. Нас разделят. Заберут в разные семьи. Мы — единственные остались друг у друга, мы должны держаться вместе. — Д-да, но… — Омар пытался говорить ровно, но дрожь предательски пробрала голос, а пелена горячих слёз невольно наступила на глаза. — мы же можем… попрос-с-сить вместе… — Не можем. Нас не возьмут обоих, мне уже шестнадцать. Ты так хочешь обратно? — Но Найрим, там ведь… в-ведь там есть еда, и там т-тепло, и нас уч-чат. — с каждым словом ему было всё сложнее контролировать голос, а слёзы продолжали бусами падать на подушку.        Найрим крепко обнял брата, и от его горьких всхлипов душа Найрима словно разбилась на тысячи мелких осколков. Это неправильно. То, как он живёт. И заставляет жить брата. Они должны вернуться. Омар должен вернуться. Найрим понимал это, честно признавался самому себе, что так будет лучше. Не играть на улице и переходах, и не воровать на рынках и базарах, но вернуть брата в приют, где ему дадут кров и защиту, а потом хорошая семья возьмёт его к себе. И он вырастет хорошим, умным человеком. Он поступит в хороший колледж, его возьмут на престижную работу, он найдёт себе добрую и заботливую девушку, женится на ней. Они заведуют прекрасных детей, и проживут прекрасную жизнь… в которой не будет Найрима, его старшего брата. Единственного члена семьи. Настоящей семьи. — Мы справимся, мартыш, — тихо прошептал Найрим, крепче сжимая дрожащего брата. — я клянусь тебе. Мы переживём.

***

       Омар открыл глаза, ощущая поднимающееся давление между ног. Он хотел писать. Ветер свистел за палаткой, периодически шатая её. За спиной похрапывал Найрим. Он помнил слова о том, что брат вести его в кусты не будет. — Ну и не надо. — тихо ответил Омар в никуда, стягивая с себя одеяло. Тёмно-синее небо в эту ночь наблюдалось особенно звёздным, и бледный полумесяц сиял в середине небосвода, словно в сказке. Прохладный ветер шатал ветки, сбрасывая листья, что, в свою очередь, неровно падали, кружась над Омаром. Но Омару всё равно было страшно в лесу ночью. Где-то хрустнула ветка, от чего Омар чуть не вскрикнул. Он собрался разбудить Найрима, но вновь вспомнил его слова, и, почувствовав резкий укол гордости, повернулся и пошёл к дереву. — Это была просто белка, или бурундук. — вслух проговорил он, расстёгивая ширинку, когда почувствовал дыхание за спиной. — Найрим, это не… смешно…        Жёлтые глаза. Десятки светящихся жёлтых глаз на опухшем подобии головы, и разорванная пасть с кривыми, острыми зубами. Когда это раскрыло пасть над головой Омара, он почувствовал, как теплеет в штанах, и горячие струи стекают по ногам.

***

       Дым ударил в ноздри, свет бил в глаза, жар сжигал лёгкие при вздохе. Найрим резко встал и выбежал из палатки, вступая в горящий лес. Ослеплённый пламенем, Найрим, прищурив глаза, осмотрелся в поисках брата, пока всё больше окружающих его деревьев вспыхивало. — Омар! Омар, блять, где ты! — крики едва выходили, дым постепенно заполнял лёгкие, глаза слезились, и веки становились тяжелее. Найрим едва держался на дрожащих ногах — Омар!..о, чёрт, что за… На ворохе горелых листьев лежало обгоревшее тело, с длинными, непропорциональными конечностями. Разваливающийся, нечеловеческий труп, принадлежавший неизвестно кому. — Омар! — со всей силой, которая у него была, прокричал Найрим, и в этот раз услышал крики брата в ответ. Мучительные, страдающие крики, в гуще огненного леса, и Найрим, не раздумывая ни секунды, побежал за ним.        Найрим бежал, бежал на крики своего младшего брата. Плевать на жар, на дым, на себя — Найрим спасёт брата. Веки тяжелели, крик Омара в ушах звучал всё глуше, дым не давал дышать, но останавливаться он не имел права. Где-то неподалёку пробежал испуганный олень, следом проревел дикий вопль, на который Найрим не обратил внимания, как и на второй раз, и на третий. Боковым зрением он видел тёмные силуэты, мелькавшие вокруг, но, то ли от помутневшего рассудка, то ли от скачка адреналина, он продолжал бежать вперёд, крича и задыхаясь от боли и огня. Он добежал. Бесчисленность голодных глаз смотрела на него, пуская слюни и, казалось бы, не замечая пожара. В ядовитом, почерневшем воздухе звенели ослабевающие крики Омара, но даже Найрим, тот, для кого защита брата стоит превыше собственной жизни, не смел и двинуться, гипнотизируемый ужасом. Его лапы медленно наступали вперёд, громко давя ветки, лежащие на чёрной земле, пасть ревела, выплёскивая под себя окровавленную слюну. Все глазницы сосредоточились на Найриме, не замечая полыхающие деревья, и опускающийся вокруг них смог.

***

       — Это нечестно! — вопил Найрим, протирая влажные глаза рукавом. — Ты всегда заставляешь меня брать его с собой! — Найрим, — сухо ответила мать, не меняясь в лице. — успокаивайся и слушай меня. Понимаешь, что я говорю? Ты либо берёшь брата с собой, либо остаёшься дома. — Но я не хочу! Это меня пригласили, а не его! Пусть он сидит дома, я не пойду с ним! — Тогда ты остаёшься. — Нет! — сильнее закричал он, злобно зажмуривая наполненные слезами глаза и топча пол. Омар, слушавший это за едва прикрытой дверью, робко вошёл, сжимая в ручках край футболки. — Мам, пусть Найрим идёт один, я не против остаться дома. — испуганно протараторил он. — Не иди на уступки ради него, Омар, он старше тебя. Ты сам сказал, что хочешь с ним. — Мама… — Посмотри на него. — с осуждением фыркнула мать, глядя на глубоко дышащего Найрима, опустившего глаза вниз. — одиннадцать лет, а плачет, как ребёнок. Твой младший брат заступается за тебя, тебе самому от этого не стыдно? От этих слов Найрим завопил во всё горло, падая на колени и стуча по полу. Он ненавидел своего брата. Всей душой презирал. Желал проснуться и не обнаружить его рядом. На каждой прогулке он мечтал, чтобы Омар потерялся, чтобы с ним произошёл несчастный случай. Он всё портит. С самого рождения всё портит. — Успокаивайся, ненормальный! — крикнула мать, хватая его за волосы, от чего Найрим сильнее завопил, а Омар в испуге подбежал, сжав мамино платье. — Мама, перестань! — взмолил Омар, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глазах. Она замахнулась и ударила Найрима по щеке. Он упал на пол, хныча и прикрывая лицо руками, пока мать продолжала ругать его, обещая выбить из него всю эту дурь, если такое продолжится, а Омар подступился к нему. — Надеюсь, ты не станешь таким, как он. — ядовита бросила она, выходя из комнаты. Найрим продолжал лежать с прикрытым лицом, пока Омар аккуратно гладил его подрагивающие плечо. — Прости, Найрим, — грустно шептал он. — я больше не буду с тобой никуда проситься, обещаю, только не плачь. — УБЕРИ СРАНЫЕ РУКИ! — в ярости вновь завопил Найрим, резко оттолкнув брата от себя. — НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ, УРОД! ВСЁ БЫЛО ХОРОШО, ПОКА ТЫ НЕ ПОЯВИЛСЯ! БЕЗ ТЕБЯ ВСЕМ БЫЛО ЛУЧШЕ! — навзрыд продолжил кричать Найрим, сквозь гнев и слёзы не видевший выражения лица Омара, печальное и смиренное. — Я НАДЕЮСЬ ТЫ СДОХНЕШЬ! ТЫ ХУДШЕЕ, ЧТО СО МНОЙ СЛУЧАЛОСЬ! Омар продолжил сидеть перед рыдающим братом, поливавшим его самой мерзкой грязью, пока, наконец, не замолк, опустив голову на пол, прямо перед ним. Омар, не думая ни секунды, положил ладонь на опущенную голову брату. — Прости меня, пожалуйста, Найрим. Поднимись, ты можешь заболеть.

***

       — Ужасные оценки. — через кашель проговорила мать, смотря на табель сына. — Неужели ты не можешь даже постараться? Пропащий ребёнок. Найрим, привыкший выслушивать это, сидел с каменным лицом, лениво пережёвывая чуть подгоревшую и явно пересоленную яичницу. Омар предложил ему добавки, на что Найрим покачал головой. Закинув портфель за плечо, Найрим вышел из дома, доставая сигарету. Солнечные лучи били по лицу, город окутало весеннее тепло, граничащее с летней жарой. — Ты же сказал, что бросил курить. — Омар догнал его по дороге на автобусную остановку. — Чтобы мать отъебалась. — ответил он, выпуская дым изо рта. Следы на спине ещё не зажили до конца, напоминая о себе острой, хоть и лёгкой болью. Ожидая автобус в школу, Найрим закурил вторую сигарету, на что Омар нахмурился. — Чего тебе? — Мама умирает? — внезапно спросил он, от чего поражённый Найрим пять секунд простоял с горящей зажигалкой у сигареты. — Что? С чего это… — Она кашляет и часто задыхается во сне. Она умирает? Найрим минуту простоял, обдумывая ответ, пока Омар не отводил от него глаз. Затянувшись, Найрим наконец ответил. — Она просто чуть заболела. У мамы крепкое здоровье, сама постоянно об этом говорит. Через неделю уже станет лучше. Веришь? — Омар неуверенно кивнул, и Найрим потрепал его волосы. — Вот и молодец, мартыш.        Через неделю она впервые упала в обморок.        Ещё через две перестала ходить. Всё оставшееся время она лежала в кровати, кашляя и задыхаясь, принимая прописанные лекарства и нося кислородную маску. Они понимали, что ей осталось недолго. Она сама это понимала, и за то время, что они ухаживали за ней, меняя бельё и судно, она не проронила ни слова.        — Найрим! Вставай! — под крики Омара раскрыл глаза Найрим. За окном шёл ночной дождь, барабанящий по стеклу, трясшемуся под напором ветра. Омар стоял с телефоном в руках, испуганный и дрожащий. — Мама, она… у неё приступ, она зовёт тебя. Найрим побежал в её комнату, в которой она, тяжёло дыша, едва не срываясь на кашель, подозвала его к себе. Сзади подошёл Омар. — Я позвонил в скорую, мам, врачи скоро будут. — Умница, — хриплым голосом похвалила она сына. — но мне это не поможет. Вы это тоже понимаете. Я последние часы с вами. — Не говори так, мам. — Найрим взял её за руку, нежно поглаживая её. — Найрим, мой бедный малыш… — она снова закашляла, сгибаясь. Найрим встал за водой, но мамина рука не отпускала его. — не уходи, останься. — Я принесу. — Омар выбежал из комнаты. — Найрим, какой ты уже взрослый, ты так похож на отца… — почувствовав холодную руку на своей щеке, Найрим не издал ни звука. В этот момент, возможно, последний, проведённый с ней, он испытывал то, о чём давно перестал мечтать. — на моём месте должен быть ты, сынок… Найрим удивлённо поднял глаза, и не нашёл в её взгляде ни осуждения, ни отвращения, что смотрели на него все последние годы. Там была ненависть. — Ты не представляешь, каково было… терпеть тебя, заботиться, тратиться… на такого, как ты. — Мама… — Ты так похож на отца… который ушёл… и каждый день… — кашель. — видеть его отражение в твоём лице. Я так ненавижу тебя, и твоё лицо. Так и хочется сжечь его. Т-ты просто… отвратителен. — ХВАТИТ! — у порога стоял Омар. Вода в стакане расплёскивалась в его дрожащей хватке. Он крепко стиснул зубы. — Всегда! Почему ты такая? Он же твой сын, он мой брат! Почему ты так говоришь? Ты же скоро… и даже перед… ДАЖЕ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ НЕ МОЖЕШЬ ПОБЫТЬ СРАНОЙ МАТЕРЬЮ! — закричал он, выронив стакан. — Омар… — Найрим вновь опустил голову. Кашель снова охватил её, тело забилось в судороге.        К приезду скорой она уже была мертва.

***

       Едва существо прикоснулось, как обратилось в пепел. Полотно дыма затянуло кожу Найрима, и до него не сразу дошло, что он сам его создаёт. Всё тело источало дым, он чувствовал, как плоть горит изнутри, каждая клетка тела болезненно напрягалась. Эта боль потянула его вперёд, открыла новое дыхание: горящее и тяжёлое. Лёгкие разрывались, глаза словно вытекают с орбит, но он бежал. Бежал к Омару. Он сидел на земле, в окружении существ, осторожно ступавших к нему. Он горел. Его плоть, волосы, одежда — всё покрыто алым огнём. — Омар! — Найрим… мне больно… — прошептало он сквозь языки пламени, когда существа ринулись на него. — НЕТ! Когда коготь пронзил грудь Омара, его тело вспыхнуло огненным ураганом, сжигающим всех вокруг.        Столбы дыма поднимались до розовеющего утреннего неба, алые огни неспешно потухали, всё больше пожарных машин заезжало внутрь. Раскрыв глаза, Найрим мигом вскочил, несмотря на боль. То, что осталось от Омара лежало на чёрной траве. — Нет, нет, нет… — дрожащими шагами Найрим дошёл до тела, что недавно было Омаром, и слёзы навернулись на глаза, больше обжигая лицо. — Блять, нет, Омар… я же обещал тебе… Осторожно взяв тёмную голову брата, он почувствовал, как она рассыпается в пепел сквозь его пальцев. Это Омар. Это его брат. — Так не должно быть. Руки обволок дым. — Так нельзя. Пепел медленно поднялся с земли. — Этого не должно было быть. — Эй, — его окрикнул пожарный. — пацан, ты цел? Что здесь произошло? Вставай, пошли. Найрим не слышал его, как и не слышал последовавшего крика. Пепел завихрился вокруг. Только Омар оставался на своём месте.

Омар

Пепел поглотил Найрима, но тому было всё равно. Он чувствовал, как режут его лицо и тело, он услышал последний крик мужчины, но он не мог, а может, даже не хотел прекращать это. Вся боль, вся тьма вышла наружу.        Сквозь тёмную ауру Найрим увидел проблеск, и всё замерло. На земле лежало прожжённая монета. Золотая. Найрим, тихо всхлипывая, взял кулон окровавленными руками, сжал его, и опустил голову на землю, в глубине души надеясь, что Омар вновь положит руку на него, попросит встать, чтобы он не заболел… но Омара нет. От него не осталось ничего, Ничего, кроме золы.

***

       Жаркие лучи летнего солнца ослепляли Найрима, так по-предательски пробиваясь сквозь закрытые веки. По воздуху кружила пыль, из открытого балкона дешёвую комнату мотеля наполняли голоса прохожих и рёв машин. — Мистер Вега! — в дверь стучался владелец мотеля. — Уже четыре, ваше время истекло! Немедленно освободите комнату! Не заставляйте возвращаться, у меня есть ключи! — В жопу их себе засунь… — тихо пробурчал сонный Найрим, откидывая одеяло. Он опустил босую ногу на прохладный паркет, поднял банку пива и чуть отпил. — чёрт, выдохлось. — раздражённо проворчал он, снова отхлебнув. Кое-как собравшись с мыслями, Найрим поднялся со скрипучей кровати, отряхнул маленького паука со стены, и почистил зубы. Он вышел на балкон, где лежала почти пустая пачка сигарет, и поджёг одну, крепко затянувшись. Его потная смуглая кожа поблёскивала на солнце, чёрные вьющиеся волосы до плеч чуть развивались на тёплом ветру, неопрятно крашенными в чёрный лак ногтями он почесал небритую щёку и выдохнул дым. Серебряная серьга-череп в левом ухе покачивалась. Найрим посмотрел на свои татуированные руки, покрытые тонкими шрамами, и отвёл взгляд в сторону бара через две улицы. Его байк должен быть там. Вчера он недостаточно сильно напился, чтобы сесть за него. Потушив бычок об балюстраду, он нацепил чёрные рваные джинсы-скинни, сапоги-милуоки и чёрный бомбер с меховым воротником поверх белой футболки. Закинув за спину футляр с гитарой и маленькую тёмно-синюю дорожную сумку с немногочисленными вещами, он вышел в узкий, пыльный коридор, обвешанный паутиной. По зелёному ковру, усыпанному мелкими кусочками опавшей штукатурки, бегали полуголые кричащие дети, пока их родители в номере смотрели очередную дешёвую драму от Netflix. Найрим прошёл вниз к маленькому окошку у выхода, где сидел немолодой администратор. — Держи свои ебучие ключи, мудень. — злобно фыркнул Найрим, кидая ключи от номера на стойку. Старик в ответ показал средний палец, не отрываясь от порно        Жёлтый, больной город стиснул Найрима в своих душных объятиях, и ему это не нравилось. Аланья была шумным, жарким, вонючим местом, полным туристов и просто ублюдков. Как и, впрочем, любой другой город Турции. Хоть уже и вечерело, солнце продолжало светить со всей силы, и жара никак не спадала. Найрим хотел уехать отсюда, но он не слишком много получал, играя на гитаре в переулках и барах. Да и вряд ли есть место, которое ему понравится. Нет земли без ублюдков.        Переступив над спящим бомжом, он дошёл до бара, у входа которого стоял его чёрный, старый байк. — Надеюсь, никакие сволочи тебя не подрезали. — он внимательно осмотрел своего железного коня, и, не найдя ничего, решил, что за это надо выпить. Внутри бара было малолюдно, пыльно, жёлтые волны уныло плавали по стенам. Бармен не отрывался от экрана телефона, параллельно ковыряясь в ухе. Редкие гости растекались своими тушами на стойках, единственный адекватно выглядящий посетитель сидел в самом дальнем и тёмном углу бара, яростно наяривая с закрытыми глазами Найрим сел за стойку, отложив рядом гитарный футляр и сумку. — Бармен, пинту Varım. Бармен, прошептав что-то вроде «как же вы заебали», налил ему разбавленного пива в грязноватый стакан. — Эй, сладкий, а чего это ты один? — к нему подсела крашеная рыжая девушка в топике. — Отъебись. — кратко кинул Найрим, и отпил от пойла. Девка, нахмурившись, ушла от него, прихрамывая, но вернулась, как только Найрим допил. — Хочешь выебать меня в туалете?        — Ох, да… — протяжный женский стон на наполнял прокуренную кабинку туалета. Найрим держал её за раздвинутые ноги над грязным, пожелтевшим унитазом, прижимая к стене. Он чувствовал запах алкоголя и табачный дым от её рыжих волос. — Ещё немного, и я кончу… Найрима она не возбуждала, даже наоборот, вызывала отвращение. Грудь обвисшая, соски, пугающе большие и фиолетовые, выглядели, как бородавки, от дряблой бледной задницы исходил мерзкий запах. Но у Найрима стоял, явно не собираясь опускаться. И не просто стоял, его член болел, словно его сжимали невидимые тиски. Он хотел лишь быстрее кончить и уйти, ему насрать, кончит ли она. Он даже имени её не знает. — Да, пожалуйста, еби меня ещё… — холодные руки сжимали его спину, длинные ногти впитались в смуглую кожу. Нарим нахмурился. — Вытащи нахуй… — рявкнул он, чувствуя, как футболка прилипает к кровоточащей коже. — Дай… — её голос дрогнул. Красные губы сложились в кривой усмешке. — дай мне кончить, хуила!        Рыжая открыла свою полную клыков пасть, низ живота зарыхлился, и Нарри почувствовал, как что-то внутри зашевелилось. — Какого хуя… — единственное, что он произнёс, когда она чуть не вцепилась в его шею. Он резко вытащил член, выпав с кабинки на грязный кафель, и она успела только слегка задеть шею. — Блять, как же вы заебали… — руки Найрима покрылись дымом. — Я отгрызу тебе хуй, мразь! — рыхлая кожа матки упала на пол, глаза пожелтели, появился тонкий хвост. — Я оторву твою голову и буду хранить в своей пизде, блять! — Найрим кинул в неё чёрный сгусток, искрящийся внутри золотом, но это лишь разозлило чудище. — Бесполезный уёбок с маленьким хуем! Ты для меня лакомый кусочек, выблядок! Такой одинокий, слабый… Хвостом она связала его руки, обездвижив, а когтями сцепила ноги. В туалет вошёл бармен, обеспокоенный шумом. Только переступив порог, его голова слетела с плеч, обагрив зеркало и раковину напротив. Тело шлёпнулось под ногами твари, разливая под ними алую лужу. Голова бармена отлетела к двери, разбрызгав кровь по всему кафелю. Его глазницы продолжали осматриваться вокруг, а уголки губ шевелились. — Десссерт. — Я уже убивал таких, как ты. — Найрим плюнул ей в её зубастый рот. — Убивал щенят, пидрила, только детей. Я буду разрывать тебя долго, уёбок, а потом сожру весь этот бар… — первая огненная вспышка спалила хвост, вторая — обе лапы, и Найрим упал на кафель. — СУКИ, УРОДЫ, БЛЯТЬ! Молодой светлый парень в тёмно-синем клетчатом костюме стоял у порога с горящими руками. Его зелёные глаза сияли в огне. — УЁБОК! — она завопила и попятилась назад, но человек в костюме в ту же секунду оказался перед ней, сжав в ладонях её голову. — НЕТ! Всё её тело вспыхнуло, и лишь пламя заглушало мучительные крики. Туалет заполнил дым, человек в костюме намочил в раковине голубой платок и приложил его к носу. Кивком указав Найриму на выход, он помог ему встать. Подняв вещи, Найрим вышел за ним. — Какого хуя?! — И не говори: в туалете нет сигналки. Штрафовать за такое надо. — Я, блять, не об этом! — злился Найрим, выходя через заднюю дверь. У бара уже припарковались пожарные с полицией. — Кто ты, нахуй, такой? — Ох, я не представился. Макс Лемминг. — Макс протянул ему руку. — Мы давно тебя ищем, Найрим Вега. — Кто «мы»? — Орден Геи. Но давай обсудим по дороге, а то не хочется лишнего внимания. — Макс отвёл его к старому автомобилю, взятому напрокат. — Садись, у нас скоро самолёт. — Какой, блять, самолёт? У меня там байк стоит у входа! — Не переживай, его уже там нет. Мой коллега занялся им. — Макс похлопал себя по пиджаку, выискивая ключи. Его короткие тёмно-русые волосы намокли от пота, что бусинами стекали по лбу. — Он будет ждать нас на месте. Так что снова попрошу сесть, полиция вряд-ли ограничиться предупреждением. По дороге Макс сделал звонок, указав, что наконец-то нашёл Найрима, и скоро они прилетят. — Знал бы ты, как сложно тебя найти. — закончив разговор, повернулся Макс. — Ты постоянно уезжаешь, путешествуешь из города в город. Мы уже начали думать, что хтоны сожрут тебя раньше. Но Орден Геи всё-таки справился, и мы даже спасли твою жизнь… кстати, можешь не благодарить. — Блять, я ничего не понимаю! — вспылил Найрим. — Кто ты? Что за сраный орден геев? Что за, сука, хтоны? Куда мы, в конце концов? — Не беспокойся об этом, ты всё поймёшь. — усмехнулся Макс, доставая из-под пиджака пачку сигарет. Он протянул одну Найриму и поджёг её указательным пальцем. — А летим мы, мой друг, в Лондон, храм элементалей. У тебя начинается обучение. — НУ, БЛЯТЬ, НЕТ! ТЫ ОХУЕЛ?! ДУМАЕШЬ, СУКА, ПАФОСНО ЗАКОНЧИЛ РАЗГОВОР - Я ОТЪЕБУСЬ?! ОБЪЯСНИСЬ, МУДИЛА! Макс нервно вздохнул. — Ну, я хотел сбагрить часть с объяснениями своему напарнику… может, потерпишь, брат? — Не брат ты мне, гнида беложопая! — Понял. Внимательно следя за дорогой, Макс уныло, даже немного сердясь на то, что Найрим вёл себя не по сценарию, что парень подготовил у себя в голове, бормотал заученную речь. — Ну смотри, мы хранители стихий, одарённые самой природой, и мы… о, что это!? — Найрим повернулся к окну, и Макс лёгким ударом по голове вырубил его. — Нашёлся самый умный. Пусть Влад тебе всё объясняет. Удовлетворённый собой, Макс повёз Найрима в аэропорт.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.