Зеленая дичь

      На рассвете Самекичи просыпается от резкой волны холода. Неужели Сал придумал какой-нибудь новый и необычный способ его помучить? Что ж, ничего нового... Но вокруг не слышно ни шагов, ни лязга замков. Снаружи вообще как-то непривычно тихо, что подозрительно само по себе. Может быть, он все еще спит? Нет, во сне он обычно не чувствует этой назойливой боли. Хоть какое-то облегчение, да... Но здесь что-то нечисто. Ему вообще ни разу не давали спокойно выспаться. Что-то определенно случилось, пока он спал. Нужно проверить.       Единственный глаз так распух, что почти не открывается. Но того, что видно через крошечную щелочку, и так достаточно. Море снова стало синим. Он этого так ждал, но как... но кто... Ваданохара? Только не она... Если после всех его стараний сделать ее счастливой она вдруг... Нет, тогда и ему незачем больше жить. Пусть простые честные рыбешки радуются обретенной свободе – зачем она ему, если смысл жизни навсегда потерян? Они теперь и без него справятся. Но если он все-таки ошибся? Если это была не Ваданохара, или она каким-то образом смогла выжить? Тогда нужно срочно ее искать! Может быть, она там одна, обессиленная, и некому ей помочь? Даже думать страшно...       Самекичи подползает к решетке. Как только в голове перестает стучать, а все тело сводить от боли, он прижимается лицом к прутьям и сосредоточенно вглядывается в полумрак коридора. Кто-то идет вдоль ряда пустых клеток, подбираясь все ближе. Самекичи давно привык узнавать своих мучителей не на вид, а по звуку шагов. Но то, что он слышит, не похоже ни на чеканный шаг стражников, ни на крадущуюся поступь Сала. Незнакомец бредет к нему медленно, волоча ноги. Теперь Самекичи уже виден долговязый, сгорбленный силуэт. Теперь нежданный гость уже стоит напротив двери в клетку, и Самекичи до боли в глазу всматривается в темноту, но все равно не может его узнать.        – Эй, есть тут кто живой? – Голос усталый и охрипший, но все равно что-то в памяти отзывается на этот звук и вытягивает на поверхность забытые картины из прошлого. Точно ведь знакомый кто-то... Ну да, это же тот странный парень с розовыми волосами, который жил в глубине Кораллового моря со своей еще более странной женой. Как же его там... Черриблод! Нет, этот точно не издеваться над ним пришел. Так что можно и самому голос подать.        – Помоги... – хрипит Самекичи. Не очень-то хочется просить кого-то о помощи, но самостоятельно сломать решетку ему точно не хватит сил. Конечно, если бы он мог, он бы эти прутья зубами перегрыз... А так остается только ждать – вдруг Черриблод поможет ему выбраться?        – Ага, это же наш акуленыш... – Черриблод тяжело опускается на колени перед решеткой, а в руках его оказывается связка ключей. – Все мы основательно влипли, а ты больше всех. Но теперь, кажется, все закончилось. Я сам пока не понял, как это вышло...       Самекичи нетерпеливо сжимает кулаки. Что за глупая болтовня? Ему сейчас Ваданохару спасать нужно, а этот молодец все тараторит, не переставая... Наконец дверь со скрипом открывается, и Самекичи, стиснув зубы, глотая кровь, выбирается наружу. Да, обыскивать дворец на четвереньках будет очень утомительно, но ради Ваданохары...        – Эй, ты куда? – Черриблод в два шага его догоняет. – Да погоди же ты, дай я тебя подлатаю сначала. Я тут успел целую кучу бинтов найти. И разные полезные зелья...        – Пусти... Ваданохара... я должен... – выдавливает из себя Самекичи, одновременно пытаясь увернуться от Черриблода, вставшего на пути. – А вдруг она... нужно помочь... защитить...        – Как же ты ее защищать будешь, если сам на ногах не держишься? Ты в таком состоянии даже убежать ни от кого не сможешь.        – Ну и пускай... Закрою собой... – Действительно странный этот Черриблод: у самого любимая жена есть, а таких простых вещей не понимает...       Черриблод бесцеремонно хватает Самекичи под мышки и оттаскивает в сторону. Самекичи бьется в его руках, отчаянно пытаясь вырваться, но сил на это уже не хватает.        – Ты ей живым нужен, герой. Начни соображать, а? – уже чуть ли не орет на него Черриблод, продолжая удерживать на месте. – Подумай, каково ей будет, если она ждет тебя с победой, живая и здоровая, а ты к ней приползешь и героически истечешь кровью у нее на глазах.        – Но если... она... прямо сейчас...        – Тогда ты все равно ничем не сможешь ей помочь. Ты не думай, я тебя хорошо понимаю. Я сам до сих пор не в курсе, что с моей дорогой женой. Но голова на плечах у меня еще есть. Так что сначала я приведу тебя в порядок, насколько смогу, а потом мы вместе отправимся искать Ваданохару.       С того момента, как Самекичи, уже стоя на двух ногах, хоть и сильно хромая, поднялся по лестнице во дворец, прошло уже, наверное, два часа. За это время они встретили несколько знакомых лиц, но присоединяться к поискам никто больше не захотел – наверняка и так почти каждому было кого искать в огромном разрушенном городе. Они обходили комнату за комнатой, и сердце Самекичи проваливалось все глубже. В конце концов, обессиленный и опустошенный, он рухнул на колени у выхода из дворца, прижавшись лбом к холодной створке ворот.        – Эй, Самекичи, очнись, – уже в который раз призывает Черриблод и трясет его за плечо. – Нечего так рано сдаваться. Пошли дальше.        – Зачем? Все равно я ее уже упустил... Куда идти, если в этом мире мы больше не встретимся...        – Ну и с чего ты взял? – Черриблод упорно не отстает. – Она тебе что, бумагу с печатью выдала, что будет ждать тебя именно во дворце?        – А где ей еще быть? – Вот ведь надоел уже, непонятливый... Как бы от него отделаться, чтобы время зря не тратил? Пусть лучше идет свою жену искать... – Или ты думаешь, она просто нагулялась и домой пошла?        – А почему бы и не домой? – Черриблод запускает руку в отросшие волосы, и его лицо перекашивается от боли. – Да и вообще, что ты можешь потерять? Лечь и умереть ты всегда успеешь. А вдруг ты ошибся? Вдруг она и вправду тебя ждет? И насчет дома, кстати, вполне здравая мысль...       Нет, поверить, что в таком обшарпанном, с замызганными стенами доме может жить кто-то нормальный, решительно невозможно. Но раз бояться уже нечего, почему бы не попробовать? Тем более пока рядом Черриблод, которого хотелось бы как можно дольше не расстраивать. Самекичи стучит в дверь настолько сильно, насколько позволяет всепроникающая боль – то есть на самом деле тихо и осторожно. В ответ из глубин дома мгновенно раздается пронзительный визг, который, наверное, должен был звучать угрожающе, но на деле мог бы вызвать только смех:        – Это еще кто? Не ходите сюда! Не ходите, а то пожалеете!       Ну хоть она жива... А если она, то, может, и Ваданохара тоже?        – Долфи! – вместо ответного крика получается невнятный хрип. – Это я, Самекичи... пусти...       Но Долфи, похоже, и так узнает его голос. Дверь медленно открывается – за что же так медленно-то, сколько можно ждать... Грозная девочка стоит поодаль с растерянной улыбкой на лице. Но Самекичи уже не до нее.        – Где Ваданохара? – Забыв обо всем, он врывается в комнату.        – Н-наверху... – Долфи от неожиданности отшатывается. – Но откуда ты знаешь...?        – Да ниоткуда я не знаю, – отмахивается Самекичи и тут же застывает на полуслове:        – Погоди, ты сказала «наверху»? Ты хочешь сказать – она здесь?       Не дождавшись ответа, он несется к лестнице, чуть не падая на ходу, игнорируя боль, а главное – Черриблода, который опять лезет помогать, когда не просят... Он сам должен все увидеть... первым... Что с Ваданохарой? Долфи даже не уточнила, что она жива... Вдруг все, что он там найдет – это лунный посох и обгоревший клочок платья, а то и что-нибудь похуже? Нет, нет, так нельзя, нужно своими глазами...       На верхнем этаже царит хаос. Шкафы распахнуты, по полу разбросано мятое и рваное постельное белье, а на середине комнаты зачем-то выставлены несколько баночек с краской. Только четыре кровати в ряд у стены явно с места не сдвигались, и три из них аккуратно застелены, а на четвертой...       Самекичи подходит ближе. Никаких сомнений, это она. Живая. Лежит на кровати, бледная, с неестественно красными и опухшими щеками, связанная по рукам и ногам обрывками простыней, и... спит? Нет, бредит. Мечется, не открывая глаз, еле слышно стонет и повторяет дрожащими губами что-то невнятное. Самекичи осторожно опускается на колени у ее изголовья, кладет забинтованную руку ей на лоб и произносит так ласково, как только может:        – Ваданохара, просыпайся. Я здесь.       Ваданохара вздрагивает. Потом замирает. Медленно, щурясь от света, открывает глаза – серые! – и что-то шепчет так тихо, что, даже наклонившись над ней, Самекичи ничего не может разобрать. И улыбается. Совсем слабо, но ему и этого достаточно.        – Надо же, живая! – В комнату, ковыляя и хватаясь за перила лестницы, заглядывает Черриблод. – Нет, я, разумеется, очень рад, но объясните: кто же тогда...        – Тоже мне, нашел время для объяснений... – отзывается Самекичи, не поворачивая головы.       Черриблод ничего не отвечает и, судя по звукам, начинает что-то искать в куче тряпья в углу комнаты. Надеется найти какую-нибудь улику? Да кому бы в голову пришло...        – Самекичи, я все понимаю, но ты бы все-таки сюда посмотрел...       Самекичи неохотно оборачивается. Черриблод держит в двух вытянутых руках наволочку, на которой страшным размашистым почерком зеленой краской написано: «ЕЩЕ УВИДИМСЯ, РЕБЯТА!»        – Я ошиблась. – Принцесса смотрит вниз со своего помоста, печально склонив голову. – Я думала, Море Смерти можно победить изнутри. Мы с Микоцу встретились в глубине, в самом сердце моря. Время там течет иначе. Я знала об этом, но наивно верила, что если победа будет на моей стороне, в королевстве все тоже встанет на свои места. Наш поединок был недолгим – Микоцу слишком ослабела в заточении, чтобы представлять для меня серьезную угрозу. Ошибку я осознала лишь тогда, когда вернулась и узнала, что все решилось в мое отсутствие. Если бы я осталась, если бы помогла вам сплотиться и поделилась своей силой, многих жертв удалось бы избежать. Я виновата перед вами. Я виновата перед своим народом...       Море никогда не станет прежним. Можно отстроить город, можно заново наладить отношения с соседями, но того мира, равновесия, почти безмятежного спокойствия, в котором королевство оставалось десятилетиями, уже не вернуть. Как не вернуть к жизни тех, кто пропал в Море Смерти. Всех солдат, до последнего стоявших на границе двух морей, всех горожан, которые не знали о темном прошлом королевства и просто хотели жить, и соратников принцессы, мудрых и талантливых, внушавших Салу такой страх, что тот приложил все возможные усилия, чтобы от них избавиться. Уоми и представить себе не могла, что однажды будет вынуждена искать замену большей части старых боевых товарищей – не равную, конечно, о чем речь, но хотя бы отчасти достойную – и что случиться это может не через тысячелетия, а настолько вскоре после того, как сама она взошла на престол. И даже Тацумия. Из них всех – кто бы мог предположить? Советник, посол и просто основное связующее звено между принцессой и внешним миром. Верная ученица Мейкая, на которой в одиночку много лет держалась вся магическая защита королевства. Да, полноценной замены нет и быть не может, но ее место в любом случае не должно пустовать. А вариантов не так уж много – если быть точной, то всего один.       Ваданохара всегда знала, что однажды этот день настанет. К этому готовила ее Тацумия, об этом твердили все знакомые во дворце, об этом напоминала каждая страница тяжеленных книг, в которых рассказывалось о подвигах Великого Волшебника. С этой мыслью она жила, но никак не могла до конца свыкнуться. Порой ей казалось, что она не справится, что с героическим отцом и даже с Тацумией ей все равно не сравниться, а значит, и стараться нечего. Но любопытство и желание достойно себя проявить брали верх над страхом, и она снова прилежно повторяла уроки, ожидая дня, когда роль защитницы моря перейдет к ней. Но не таким она видела этот день. Обессиленная после долгой болезни, сгорая от стыда за всю боль, которую причинила окружающим, Ваданохара должна почти в одиночку восстанавливать свой сошедший с ума маленький мир. Она – ведьма этого моря, и такова ее судьба, как дочери Великого Волшебника. Она эту судьбу не выбирала, но и отказываться от нее не станет. Впервые в строгом синем кимоно вместо легкомысленного платьица, Ваданохара преклоняет колени перед принцессой. Она повзрослела, она больше не сомневается. Ведь кто, если не она?       Когда все торжественные клятвы окончены, Ваданохара выскальзывает в коридор. По стенам дворца теперь висит множество портретов – со всех сторон на нее взирают лица тех, кого недосчитались после победы над Морем Смерти. Под их взглядом хочется съежиться, снова стать маленькой глупой девочкой и убежать к своим игрушкам. Ваданохара бредет по лестнице на первый этаж, по пути встречая все новые лица. Тех, кого она никогда не знала и уже не узнает, и тех, с кем не успела попрощаться в последнюю минуту. На первом этаже, напротив самого входа, почетное место занимает портрет Тацумии. Ваданохара надолго останавливается перед ним. Каждый раз она разговаривает с портретом, рассказывает о последних событиях, просит прощения за то, что ничего толком не смогла. Вдруг Тацумия каким-то непостижимым образом слышит ее? Вдруг она наблюдает издалека, вместе с отцом Ваданохары, как с их обязанностями справляется маленькая несмышленая девочка? И вдруг, хоть иногда, она улыбается Ваданохаре – живой, искренней улыбкой, а не этой, сухой и чужой, неумело нарисованной придворным художником...        – Привет, ты в порядке?       Ваданохара разворачивается и отступает от портрета. Наверное, у нее все лицо сейчас красное. Он... заметил? А вдруг он слышал, как она разговаривает с картиной? Стыд-то какой... А впрочем... хватит уже. Если он из-за всех ее ошибок до сих пор не сбежал от нее на край света, то уж эту мелочь он ей простит.       Самекичи стоит у дверей, опираясь на трость. Эту трость сама Ваданохара вырастила из коралла, ночами подряд заставляя его вырастать в нужные фигуры. Рука Самекичи безвольно висит на перевязи, на хвосте появилось несколько новых шрамов и зазубрин. Голова вся в бинтах, но голубой глаз из-под повязки задорно блестит.        – Прости, что опоздал на церемонию. С утра все кости ломило, только сейчас смог выползти. Хотел тебя поддержать, а получилось, что... – он виновато улыбается.        – Ничего страшного. Главное, что тебе самому стало лучше.       Он молча оглядывает Ваданохару с ног до головы. Наверное, оценивает ее новый наряд. Конечно, ему непривычно видеть ее такой – неизвестно даже, насколько ему это зрелище нравится.        – Ой, какой же у тебя серьезный вид. Это что же получается, ты в самом деле теперь будешь послом нашего королевства? И не боишься?        – Боюсь. – Скрывать что-то от Самекичи давно уже нет смысла.        – Ну она справлялась, значит, и ты справишься. Но вообще... трудно это все вообразить. Будешь, значит, сутками вот в этом разгуливать? Важные документы подписывать? Во дворце жить? А мне, значит, теперь еще рассчитывать, когда тебя тут навещать... – Он заливается смехом, после чего долго и отчаянно кашляет.        – Самекичи, ты точно в порядке?... Зачем меня так пугать? И вообще... ты это пропустил, но принцесса объявила, что... Ой, я даже не знаю, с чего начать. В общем, никто ведь не знает, что с Хеликой, и кто-то должен пока вместо нее охранять дворец, и она предложила... тебя. Так что если хочешь, тебе не придется... ты сможешь прямо здесь...        – Ты... правда хочешь, чтобы я жил с тобой во дворце? – Да почему же он тоже краснеет? Ему же вообще нечего стесняться, он герой, он все правильно делал, в отличие от некоторых...        – Конечно. Если ты сам хочешь...        – Но неужели тебе и вправду так лучше будет? Я же буду шуметь, мне лечиться еще долго, и вообще...       Ваданохара быстро осматривается – точно никого больше нет в коридоре? – подбегает вплотную к Самекичи, жестом показывает, чтобы он наклонился поближе, и нервно шепчет:        – Мне... снятся кошмары. А когда ты рядом, перестают.       Сколько дней все это длится? Сколько месяцев, сколько лет? Хелика бредет по неровному, качающемуся под ногами красному дну. Она потеряла по дороге копье, сапоги и плащ, ее босые ступни сбиты в кровь, волосы обуглены по краям, дрожащие руки едва удерживают священный меч. Она давно уже не разговаривает сама с собой вслух, не напевает веселые песни для поднятия боевого духа, не измеряет время шагами – она просто идет. И поверить, что она почти дошла, уже не кажется возможным. Но ей не нужно верить. Ей нужно действовать.       Вот она – граница двух миров. Особенно странно видеть ее не с той стороны. Снова тот же сияющий зеленый купол, только теперь его верхушка поднимается выше, чем хватает взгляда, теряясь в красной тьме. А там, дальше, сквозь полупрозрачную стену переливающегося света, можно разглядеть башенки и мостики Старого Моря. Хелика втыкает меч в подвижную, болотистую землю, и лезвие тут же вспыхивает такой пронзительной зеленью, что на него становится больно смотреть. Листок с заклинаниями давно затерялся в кровавой глубине, но за время пути Хелика успела заучить все оставшиеся слова наизусть. На несколько секунд она зажмуривается, собираясь с мыслями, потом решительно открывает глаза, сфокусировав взгляд на том, что за барьером – и начинает говорить. Тихо, но твердо, отчетливо выговаривая каждое слово. И с каждым новым повторением заклинания купол постепенно съеживается, смыкается вокруг Хелики. Меч, стоящий у ее ног, как будто стремительно разъедает ржавчина: на глазах у Хелики в нем разрастаются дыры, сияющий металл истончается, распадаясь и падая на дно тысячами искр. Зеленый свет вокруг становится все плотнее, и очертания мира за ним почти теряются. Конец близок.       Осталась последняя строчка заклинания. Хелика напрягается всем телом. Пора. Этот момент она отрабатывала еще с самого начала пути. Если есть способ закрыть барьер и выжить самой, то только такой. Договорив последнее слово, она в ту же секунду отталкивается ногами от земли и ныряет в купол, волной опрокинувшийся на нее. Зеленый огонь на лету обжигает пальцы, лицо, выгнутую спину, и исчезает позади. Хелика падает. И за долю секунды перед тем, как неуклюже рухнуть на каменную плитку, она – впервые за столько дней – снова видит синее море.       Вокруг стоит невнятный шум. Кто-то дотрагивается до ее руки. Хелика вздрагивает и открывает глаза. Откуда в Старом Море собралась такая толпа? Это место же давно было под запретом... Неужели за время ее отсутствия все настолько изменилось? Кто-то машет руками перед ее лицом. Кто-то негромко спрашивает: «Вы в порядке?». Гул толпы нарастает. Все такое... настоящее. Неужели она действительно справилась? На нее разом накатывают все чувства, которые она столько времени скрывала от самой себя: и радость возвращения, и вся та боль и усталость, которую она несла в себе через Море Смерти. Хелика улыбается разбитыми губами, и ее слезы капают на камни мостовой. А люди снова беспокоятся, снова обступают с вопросами...        – Передайте во дворец, – шепчет Хелика. – Передайте, что я вернулась...       И теряет сознание.