подарок

У Гона были глаза цвета теплого янтаря. Они будто светились на солнце, отдавали чем-то..теплым. Радостью. Уверенностью. Может даже нежностью. В этом янтарном блеске Киллуа иногда видел отблески себя. Как будто он мошка, попавшая во вкусно пахнущую смолу. Будто он остался в янтаре без возможности сбежать. У Гона были волосы цвета темной мокрой травы. О, как хотелось погрузить свою ладонь в них, почувствовать ветер на кончиках пальцев. Узнать, не случайно дотронувшись, не отвешивая очередной подзатыльник, а словно проводя эксперимент, мягкие ли они. Свежие ли и упругие как молодая зелень, или же жесткие, как крепкие стебли степной растительности. У Гона была улыбка ярче светила на небе. От нее Киллуа становилось хорошо. От нее Киллуа краснел и наигранно смеялся. От нее в Киллуа просыпались мысли, что, возможно, в жизни есть вещи лучше шоколада и смерти родственников. Намного лучше. Гон знал, казалось, всегда. Как в первый раз увидел так и понял. Киллуа подозревал, что Гон знал. Еще до самого Киллуа. Гон догадывался, что Киллуа подозревал, что он знал. Они дружно делали вид что ничего не происходило. Гон не замечал слишком уж долгих прикосновений пальцев. На плечах-затылке-коленях. Не замечал долгих (оценивающих?) взглядов в свою сторону. И что Киллуа видел в нем каждый раз? Гон же даже ходил в одном и том же. В ответ, Киллуа не замечал моменты когда Гон ловил его взгляд. Когда в янтарных глазах плескалось понимание. И мелькало сожаление. Легче было делать вид что ничего никогда не было. Всем так было проще. Гон был весь такой яркий-яркий-яркий. Всегда светился. Душа у него была такая. Когда Киллуа его увидел в первый раз, он побоялся что ослепнет. С Гоном рядом все мироощущение Киллуа словно стало красочнее. Никогда особо не понимавший любви матери к разным тряпкам и к их разнообразию, Киллуа внезапно нашел в себе желание... красоваться. Собственная одежда перестала быть в его глазах набором однообразной чуши за баснословную цену. Гону шли цветочные венки. На такой-то голове, конечно. Киллуа и проснувшийся в нем ценитель прекрасного каждый раз экспериментировал. То те бутоны, то эти лепестки. Ему казалось, что цветы для того и созданы, чтобы украшать Фрикса. А зачем еще? Гону определенно точно шел красный цвет. Он оттенял его. Добавлял чего-то. Тем неприятнее было, когда красные элементы были кровью. Киллуа предпочел бы, чтобы единственная красная вещь на Гоне была либо цветком, либо элементом одежды. Однако (упрямый) Гон делал все, лишь бы получать все новые и новые раны. Новых врагов. Новые переживания Киллуа. (Если бы Киллуа мог бы поседеть с Гоном он бы наверное уже-) Слезы оказались голубоватого оттенка, с отблесками желтого солнца. И, несмотря на то что художник его счастья ушел, мир вокруг Киллуа остался ярким, цветным и красочным. Сам Киллуа остался кому-то (себе) нужным. Как напоминание.