***
Шаг, шаг, шаг. Поворот. Тони неуклюже спотыкается и падает, больно ударяясь копчиком об пол. — Чёрт, — шипит он. Тем временем девушка на записи с обманчивой лёгкостью завершает последнее движение и перетекает в безупречный шпагат. На её губах блуждает лёгкая полуулыбка, и кажется, будто она почти не запыхалась. Тони тянется к смартфону и нажимает на кнопку паузы. У него ноют мышцы, о существовании которых он даже не подозревал, саднят многочисленные синяки и ссадины. Но с экрана на него смотрит Мишель. Её глаза и платье искрятся в свете прожекторов, из-за чего она кажется каким-то неземным существом, хрупкой лесной феей, случайно заблудшей под каменные своды Триумфальной Арки. — Ещё раз, — говорит сам себе Тони и запускает видео с начала. Шаг, шаг, шаг.***
Тони впервые ставит пароль на свой телефон. Он находится на том водоразделе, где ещё не считает своё увлечение ненормальным, но уже отдаёт себе отчёт, что другие не поймут. Не поймут, почему он подписан на все её соцсети, все личные и все фан-страницы. Не поймут, почему у него полная галерея её фотографий. Не поймут, что каждый её шаг запускает лавину в его сердце, что каждая её улыбка на вкус как болезненная слабость, и это невозможно передать словами, невозможно объяснить даже самому себе. Поэтому Тони молчит и слушает её интервью один, в наушниках, за закрытой дверью своей комнаты. Он догадывается, что это, наверное, странно — испытывать такую близость по отношению к человеку, с которым никогда даже не встречался. Но она говорит о танцах, и её глаза искрятся особенным неповторимым блеском, и Тони кажется, что они дышат в унисон, что никто и никогда не понимал его так, как понимает Мишель.***
Когда она внезапно пропадает после окончания конкурса, Тони не верит. Не верит, когда члены её команды разъезжаются в разные концы света. Не верит, когда одна за другой вымирают их фан-блоги, когда постепенно забываются их имена. И даже когда на официальном аккаунте Мишель появляется первый за последние месяцы твит, он читает её сухие оправдания о желании сосредоточиться на семье — и… почти что не верит. Почти. Предательница, думает он, одну за другой удаляя её фотографии. Предательница, думает он, стирая записи всех её выступлений. Предательница, думает он, швыряя телефон в стену и срываясь в танец, полный ярости и разочарования. В голове становится легко и пусто. Тони больше нет, всё это происходит не с ним. Он растворяется в танце, становится с ним единым целым. Нет ни дрожи, ни неловкости, ни напряжения мышц — только шаги, перетекающие один в другой так же естественно, как река течёт давно облюбованному руслу. Шаг, шаг, шаг. Поворот. Он завершает последнее движение, замирает в безупречном шпагате и только потом вспоминает, как дышать. Это первый раз, когда ему удаётся повторить её номер вот так, без единой запинки, и от этой мысли вдруг становится тошно. Тони переводит взгляд на свой смартфон, валяющийся в дальнем углу спальни: экран треснул, но всё ещё светится, и с обоев по-прежнему смотрит, улыбаясь, Мишель. Тони резко встаёт и выходит из комнаты.***
Тони не ожидает от Молли подвоха. Они встречаются уже два месяца, что, по мнению Тони, почти тянет на серьёзные отношения, и он ей, пожалуй… доверяет. А доверие Тони — очень, очень дорогой товар. Поэтому когда девушка приглашает его на свой день рождения и предлагает познакомить с сестрой, он соглашается почти с лёгкостью. Но то, что происходит дальше… Дальше Тони всерьёз задумывается, не бредит ли он. Потому что у барной стойки, там, куда указывает Молли, стоит, покачивая виски в бокале, Мишель. Та самая Мишель. Мишель, которая улыбалась, освещенная лучами десятков прожекторов, и говорила, что танцы — её жизнь. А теперь она перебирает бумажки в пыльном офисе, изредка выбирается в бар, чтобы отметить день рождения сестры и слыхом не слышала о нём, Тони. В его душе поднимается волна злости, нет, кипучей ярости. Как она смеет. Да как она смеет, кричит он про себя, но с губ срывается только пренебрежительное: — Приятно с вами познакомиться. — Эм, и мне. Они пожимают руки, и Тони задерживает её ладонь в своей чуть дольше, чем положено. Он пожирает её глазами, впиваясь взглядом в каждую крошечную деталь, как питбуль в впивается свою добычу. Забавно, он представлял её выше… У неё осанка балерины, прямая и гордая, слегка растрёпанные волосы и морщинки в уголках губ — такие, какие бывают у тех, кто много улыбается. Её глаза точно такие, какими он их запомнил: голубые и блестящие, выделяющейся среди тысяч других глаз. И хотя сейчас они подёрнуты тонкой корочкой усталости, тот огонь, что горел в них когда-то, огонь, что однажды зажёг и его, всё ещё тлеет там и только и ждёт, чтобы вновь вырваться наружу. Такие пожары никогда не гаснут окончательно — уж это он знает наверняка. Когда-то Тони думал, что отпустил её. Забыл всё. Оставил в далёком, стыдном прошлом. Но сейчас, глядя ей в глаза, он отчётливо понимает, что нихрена он не отпустил. А забыл ещё меньше. Время сжимается в точку, где пять лет назад превращаются в сегодняшнее утро. В груди закипает ядовитое варево из боли, обиды, разочарования и чего-то ещё, чему Тони пока не готов дать название. Оно шипит и пузырится, поднимаясь вверх по горлу, стекая вниз по языку, и срывается с губ, обращаясь в форму слов. В голове легко и пусто. Тони больше нет.***
Поддерживая малосодержательный разговор о конкурсе, Тони вертит в ладонях чашку с кофе и поглядывает на Молли из-под ресниц. Теперь, когда он знает, куда смотреть, их с сестрой сходство кажется настолько очевидным, что его не заметил бы лишь слепой. Тони разбирает нервный смех. Конечно, из всех девушек Сиэттла судьба обязана была свести его именно с чёртовой сестрой чёртовой Мишель. Впрочем, судьба ли? Или — Тони гнал от себя эту мысль, но она возвращалась снова и снова, играя в голове заезженной пластинкой — он сам сделал это с собой? Сам искал её? Он вспоминает Кайлу, свою первую любовь. Ей было четырнадцать, она была увлекалась фотографией, участвовала в нескольких молодёжных конкурсах и всегда была в курсе, где в городе проходят самые модные выставки. Потом была Мэгги. Мэгги была, откровенно говоря, немного одержимой своим театром, зато такой горячей штучкой, ох… Она же познакомила его с Сарой, дизайнером, и моделью Мелиссой. Ещё была Вера… И Мирабелль… Тони пытается взять себя в руки, но перед глазами рябит от воспоминаний, в ушах стоит чей-то смех, память о чьих-то прикосновениях обжигает кожу. Образы девушек, один за другим, бесконечным непрекращающимся потоком: яркие, страстные, артистичные… С длинными тёмными волосами и лучистыми голубыми глазами. Тони обхватывает руками виски. У него начинается мигрень. — Знаешь, меня начинает это немного напрягать, — едко шипит он. — Что? — удивлённо переспрашивает Молли. Он и сам удивлён яду в своём голосе, но остановиться уже не может. С самого дня рождения Молли с ним что-то происходит. Тони кажется, что он горит, что что-то внутри него рвётся и ломается, и от этой боли у него окончательно срывает тормоза, а слова превращаются в горную лавину. — Пока я не знал твою сестру, ты казалась мне такой… Милой и в то же время независимой девушкой. А теперь, после знакомства с ней, я всё чаще замечаю в тебе её повадки. Например, то, как ты улыбаешься, широко и открыто, как гордо держишь спину, как небрежным жестом поправляешь волосы — в точности так, как это делает она. Но этого Тони не скажет, ни за что не скажет. В этот момент он понимает, что бывают тайны, которые уносят в могилу… И он, кажется, только что обзавёлся одной из таких.***
На Мишель платье в пол. Его длинный шлейф струится по воздуху, дымной вуалью следуя за девушкой, когда она вместе со своим то-ли-парнем-то-ли-кто-он-там-вообще кружится по танцполу в страстном танго. Резкий поворот, и летящая ткань обнимает её ноги, на секунду очерчивая точёный силуэт её бёдер. Каждое её движение, каждый взгляд как магнит, и Тони не может больше сдерживаться. Он резко выходит вперёд и перехватывает Мишель у её зазевавшегося кавалера. Её тело ложится в его руки так естественно, будто было выточено специально под его объятия. Её глаза, её завораживающие голубые глаза, распахнутые от удивления, так близко, что у Тони перехватывает дыхание. В ноздри ударяет аромат её духов, лёгкий и пряный, обнажённая кожа обжигает ладони. — Этот танец — мой, — шепчет он ей на ухо, дурея от её тепла. Мишель вспыхивает, и Тони не знает, что будет дальше. Пять лет назад одна крошечная искра её пламени попала в его сердце, и этого хватило, чтобы насквозь прокоптить его душу. Теперь Тони держит в руках весь пожар — и горит. Мишель выворачивается из его объятий, грациозная, словно лань, но Тони крепко сжимает её пальцы и снова тянет к себе, проводит ладонью по хрупким позвонкам. Она выгибается морским прибоем и падает вниз в вихре солёных брызг; она волна, он — утёс, но стоит ей отстранится, и он сходит за ней следом горным оползнем. Они кружатся, как две звезды, то отскакивая друг от друга, то вдруг сближаясь вновь, и каждое их столкновение — вспышка сверхновой. Шаг, шаг, шаг, — отсчитывает его сердце. Музыка стихает, и зал взрывается требовательными аплодисментами. Зрители одобрительно свистят и просят продолжения, многие держат в руках телефоны, но Тони не видит их. Он видит только Мишель. Её грудь резко и часто вздымается, отсчитывая каждый рваный вздох, а голубые глаза с расширенными зрачками рвут его душу на части. Тони делает шаг назад, потом ещё, спиной вперёд, падая в толпу и растворяясь в ней. Только бы спрятаться… не видеть… не слышать… Кажется, ему нужно немного воздуха.***
Следующее, что он помнит — он в беседке. Его ладони лежат на ягодицах какой-то девицы, которая пошло выгибается и сладко постанывает, пока его губы терзают её шею. У незнакомки длинные тёмные волосы и голубые глаза. Какого?.. — Ах ты тварь! — кричит до боли знакомый голос. Тони резко скидывает с себя девушку, силясь вспомнить, что он делал и как тут оказался. Та хихикает, быстро поправляет платье и причёску и, задорно подмигнув напоследок, скрывается в глубине сада. Да кто это, чёрт возьми?! Додумать эту мысль Тони не успевает, потому что на него налетает самая настоящая фурия. Мишель прекрасна в своём гневе, словно богиня войны: щёки раскраснелись, голубые глаза сверкают, влажные губы чуть приоткрыты. Она хватает его за лацканы пиджака, встряхивает с силой, которую как-то не ожидаешь от девушки её телосложения, и шипит: — Да как ты смеешь! Так поступать! С моей сестрой! Она красивая, такая красивая, что это почти больно. У Тони щиплет глаза. — Зачем?! За что?! — окончательно срывается она. Тони ничего не говорит. Он только накрывает ладонью её руки, всё ещё комкающие его костюм, наклоняется вперёд и припадает к её губам в самоубийственном поцелуе.