Бес опутал

Ночь тайнаго свиданія выдалась ясной. Въ пріоткрытое окно сіяла луна, и Аркадію съ постели было хорошо видно рѣзное одѣяніе клена. На багряно-желтомъ фонѣ черный силуэтъ любовника казался особенно зловѣщимъ, словно юркій изворотливый бѣсъ выбрался изъ преисподней погулять по Петрограду и вотъ присѣлъ передохнуть отъ проказъ, свѣсивъ хвостъ и копыта за окошко, оставивъ въ комнатѣ человѣчью сторону натуры. Въ довершеніе своего демоническаго облика ​Алекс курилъ папиросу, криво воткнувъ ​её въ длинный мундштукъ. И, какъ всегда, мололъ языкомъ. Князь не слушалъ его, но иногда хмурился, иногда пожималъ плечами, чтобы создать внимательный видъ. "Послѣ соитія всякая тварь печальна". Къ Аркадію сія мысль относилась въ полной мѣрѣ. Близость съ агентомъ-провокаторомъ - какъ могъ онъ, князь Трубецкой​, пойти на такое дѣло? Немыслимо... Съ другой стороны, а съ кѣмъ же еще потакать своимъ низменнымъ инстинктамъ, какъ не съ этой нечистью? Аркадій обрисовалъ взоромъ профиль въ окнѣ и невольно закусилъ губу. Какъ бы тамъ ни было, послѣ встрѣчъ съ юношами, подобранными на Невскомъ, онъ чувствовалъ себя вполнѣ хорошо. Только свиданія съ Алексом оставляли въ ​немъ этотъ осадокъ — стыдный и досадный. Умомъ онъ уговаривалъ себя, что невеликъ грѣхъ — темъ болѣе ради благого дѣла. Алексѣй Тарасовъ былъ невѣроятно полезенъ тайному управленію, его дѣятельность помогала тушить очаги терроризма, которыхъ въ Петроградѣ развелось пугающе много въ послѣдніе годы. Не грѣхъ... Проблема была въ томъ, что этотъ не-грѣхъ слишкомъ нравился Аркадію, доставлялъ ему слишкомъ много удовольствія. И самое настораживающее — отказаться отъ него онъ былъ не въ силахъ. Вотъ ужъ вѣрно говорятъ "бѣсъ попуталъ"! А въ семъ случаѣ не только попуталъ, но и опуталъ. Накрѣпко: однажды вкусивъ плотскихъ утѣхъ съ этимъ наглецомъ, распробовавъ его гуттаперчевую гибкость и изящную силу, Аркадій уже не могъ смотрѣть на другихъ, тѣло ихъ не желало. Болѣе того - онъ жаждалъ разговоровъ послѣ. Послѣ близости терпѣливѣйше выслушивалъ разглагольствованія о соціумѣ и справедливости, и отрава беззаконныхъ идей безпрепятственно впитывалась въ кожу и распространялась, навѣрное, до ​самаго мозга. Боже упаси, влюбленъ Аркадій не былъ. Но послѣ близости, въ первый часъ после неё, странные мысли не разъ кружили его трезвую голову - словно выпилъ лишку. Вотъ сейчасъ, напримѣръ, до ужаса, до тоски за грудиной хотѣлось, чтобы въ цѣломъ ​свѣте не осталось никого и ничего, кромѣ этой спальни, этого человѣка, и клена за окномъ. А что дальше - Богъ вѣсть... Къ счастью, изрѣдка съ проспекта доносился цокотъ подковъ о мостовую и скрипъ полуночныхъ экипажей. Это возвращало князя Трубецкого къ реальной жизни. — Post coitum omne animal triste est, sive gallus et mulier... — пробормоталъ князь невпопадъ. ​ ​ Алексъ не обернулся, но услышалъ. Слухъ у мошенника былъ феноменальный, подъ стать избранному ремеслу. — Аюшки? — насмѣшливо переспросилъ онъ и, выпустивъ въ воздухъ аккуратное колечко дыма, сплюнулъ за окошко. - Латынь, гадость гадостная. Мертвый языкъ. Ненавидѣлъ ​эти уроки... — А зря, — не удержавшись отъ наставительнаго тона, замѣтилъ Аркадій. — Иначе бы зналъ, что это цитата изъ Аристотеля. Многіе слышали ​её неполный варіантъ, о томъ что всякая тварь грустна послѣ соитія. Но грекъ полагалъ, что пѣтухамъ и женщинамъ посткоитальная печаль не свойственна. — Тогда чуръ я пѣтухъ! — Вотъ это вѣрно, очень похожъ. — А ты, господинъ Серьезность, вѣстимо тварь, - хохотнулъ ​Алексъ. ​ ​— Тварь или нѣтъ, а буду спать, иначе утромъ и впрямь настигнетъ печаль. Вставать-то на разсвѣтѣ... Съ этими словами Аркадій повернулся на бокъ, такъ чтобы не видѣть окна и рѣзного силуэта въ ​нем. Поплотнѣе укрылся одѣяломъ. На быстрое погруженіе въ сонъ разсчитывать не приходилось. Лишь чистымъ и простымъ душой людямъ спится спокойно. А князь Трубецкой​, увы или не увы, не могъ причислить себя къ таковымъ, даже очень постаравшись. Что ужъ говорить о его любовникѣ. Тотъ и вовсе не спалъ ночами, предпочитая проводить время не въ постели, а въ смрадныхъ кабакахъ, гдѣ пьютъ водку на анисѣ и полыни, мѣшая адское ​зелье еще и съ кокаиномъ... Хлопнула рама. Скрипнула, прогибаясь, крѣпкая постель. — Успѣете еще отоспаться, господинъ жандармъ... На томъ ​свѣтѣ ​... — и жаркій шепотъ полился въ самое ухо. Предсказуемо. ​ — Ты же въ Бога не вѣришь, — недовольно проворчалъ Аркадій, а самъ улыбнулся въ усы. Безъ сожалѣній о несостоявшемся отдыхѣ перевернулся на спину. Болтовня ​Алекса развлекала его даже когда не относилась къ дѣлу. — Въ бога не вѣрую, а въ тотъ свѣтъ — чего бы и не вѣрить? Всяко лучше думать, что и за гробомъ повеселишься, - легкомысленно заявилъ любовникъ. И, отдернувъ одѣяло, положилъ холоднющую ладонь на грудь Аркадія. Тотъ не шелохнулся, за что былъ удостоенъ восхищеннаго блеска въ глазахъ. Алексъ не признавалъ боли, какъ и всякое балованное, испорченное слишкомъ мягкими родителями дитя. Боль его, видите ли, унижала. Князя же Трубецкого унизить было невозможно - безнаказанно, по крайней мѣрѣ, ужъ точно. — Хочешь разскажу одну свою фантазію? — поинтересовался ​Алексъ​, рисуя холодными пальцами узоръ по груди и постепенно спускаясь ниже. — Какъ водится преступную, стяжательскую, и прочая, прочая, прочая... — Разскажи, чего жъ нѣтъ, — великодушно разрѣшилъ Аркадій. Потянулся ​всёмъ тѣломъ такъ, что кости захрустѣли, и смежилъ ​веки, блаженствуя отъ прикосновеній къ бедрамъ и животу. Совсѣмъ недавно ​они горѣли отъ соприкосновеній съ узкой плетью, осталось много слѣдовъ, и теперь было очень пріятно ощущать на нихъ ​прохладные нежные касанія. Его личному бѣсу нравилось и причинять страданія, и утѣшать послѣ, словно онъ чистый ангелъ. ​ ​ Алексъ прекрасно справлялся съ обѣими ролями. Аркадій самъ едва ли бы додумался до такихъ ​непотребствъ​, хотя въ отрочествѣ и бывалъ въ Лондонѣ, и слышалъ о тамошнихъ затѣйливыхъ борделяхъ, гдѣ проститутки за плату порютъ кліентовъ. Но онъ только слышалъ, а ​Алексъ — бывалъ, и успѣшно перенялъ ​иноиностранные новаціи. Если бы ограничился только ими, оставивъ на Британскихъ островахъ революціонную заразу, цѣны бъ не было шельмецу... — И что жъ за фантазія такая тебя посѣтила? — Да вотъ, думаю, можетъ махнемъ въ американскіе штаты? Вмѣстѣ. Сядемъ на трансатлантическій лайнеръ, огромный какъ этотъ особнякъ, и ищи свищи. Ты съ титуломъ и усами, за тобой бы бѣгали ​богатые американки и прочіе дуры, а я бы насобиралъ намъ милліоновъ сто. Хороша идея? — Преступная, стяжательская, — констатировалъ Аркадій, не размыкая векъ. — Но вѣдь соблазнительная... — голосъ Алекса улыбался. ​ Аркадій пріоткрылъ глаза. — Бывали и поинтереснѣе въ твоей головѣ. — Бывали, — мечтательно улыбнулся Алексъ. И, облизнувъ губы, прикоснулся ими къ головкѣ уже отвердѣвшаго подъ ласками члена. Пальцы любовника ​темъ​ временемъ добрались до яичекъ, вызвавъ дрожь и желаніе противодѣйствовать. ​ — Тшшшъ... Чуткіе губы и проворный языкъ успокоили руку Аркадія, мягко склонивъ къ беззащитности передъ бѣсовской силой. И князь, немного повздыхавъ для порядку, вновь отдался ей. Уже въ третій разъ за ночь...