evermore

      Вообще-то вещей Тобирамы в этом доме уже достаточно, чтобы чувствовать себя своим, но без хозяина - Мадары - все не имеет смысла. Так думает Тобирама, протирая свою чисто черную кружку в их общей квартире. Тишина давит неловкостью, ворочая в голове мысли о том, что Мадара вот-вот вернется, и если заняться чем-то по-свойски, обязательно начнет ворчать, что Тобирама уж больно быстро разжился в чужой квартире.       Только Мадара никогда не скажет чужой - своя, наша, но ни разу ни чужая. После каждого проведенного вместе вечера, каждой ночевки и каждого поспешного и очень часто сумбурного утра в его квартире становится на одну не свою вещь больше. И с каждой такой вещью квартира все больше становится их.       Пока Мадара не уезжает на две недели в рабочую поездку - научную конференцию в Риме, со всей своей невозмутимостью оставляя Тобираму с запасным дубликатом ключей, крохотным ботаническим садом на балконе и целой квартирой воспоминаний.       Каждая вещь, даже полка со списанными до форзаца блокнотами и ежедневниками, которая вот-вот отвалится - открутить бы Мадаре руки за его лень - тянется для Тобирамы красной нитью прямо в сердце.       Жаркий и очень тягучий майский воздух едва колышет занавески - Мадара сидит, как всегда скрючившись, за рабочим столом с очередным блокнотом, и Тобирама полулежит думая, что не имеет совершенно никакого понятия, почему именно он. Властитель хаоса - как Мадара сам любит себя называть. Горбатый жук-навозник - вкрадчиво поправляет Тобирама.       - Это не ежедневник зануды - не поднимая головы, глухо говорит Мадара.       - Ага, - Тобирама тоже не меняет положения, - дневник слабака. И тут же огребает: в него летит сначала ручка, а потом теннисный мячик - и откуда только взялся?       - Ведение читательского дневника очень полезно, если хочешь по-настоящему читать и извлекать что-то из книг, - проговаривает Мадара, разворачиваясь на стуле. Он немного вскидывает голову, чуть-чуть съезжая вниз, и вид у него становится такой самодовольный, что Тобирама очень-преочень не хочет слушать дальше.       - Если ты, конечно, читаешь, - победоносно заканчивает он, перехватывая летящие обратно и мяч, и ручку.       “Без каких-либо усилий” - скрипит про себя Тобирама, но вслух говорит только:       - Какой это по счету?       - Одиннадцатый, по-моему - теперь Мадара сидит, поджав одну ногу под себя, чиркая черной ручкой по странице.       Ветер подхватывает последние слова, унося их куда-то в прихожую, и не успевает Тобирама обернуться снова к окну, как ловит - вообще-то безбожно лажает, принимая все семьдесят пять килограмм Мадары на живот, - и тут же пихается пяткой в ответ. Звуки возни наполняют комнату, гордо именуемую Мадарой гостинной, в которой, по правде говоря, все кроме гостинной и есть, и запыхавшийся Тобирама все-таки скидывает предателя на пол и уже оттуда слышит стенающие голоса проигравших с предложением прогуляться до ближайшей лапшичной.       Воспоминание слишком реальное и вязнет в голове, вытесняя настоящее - Тобирама приходит в себя, когда оранжевый луч заката слепит глаза из-за незашторенного окна. Пресловутая полка все еще висит слева, и красные нити оттуда тоже кажутся слишком реальными в мареве уходящего дня. Тобирама весь насквозь прошит красными нитками, которые Мадара самолично подобрал и пришил так, что не вырвешь и не перекроешь - на всю жизнь и намертво. Они якорями цепляются за самую душу, протягиваясь к каждой вещице, принадлежащей Мадаре, в их квартире.