Это личное, не так ли?

Андрес задвинул глубоко внутрь все свои чувства, оставив на поверхности только мысли о дочери. Не зря он беспокоился по поводу этого детского сада и совершенно неадекватной заведующей. Пришёл тот момент, когда она выкинула дерьмо на поверхность и этим окатило его ребёнка. Конечно Андрес не был совсем уж не подготовлен. Он знал, что однажды, раньше или позже, но вопрос «где моя мама» будет задан. И он надеялся, что к тому времени будет знать, что сказать, но...сейчас было максимально неподходящее время. И потом, разве к этому можно быть полностью готовым? Он постучался, прежде чем зайти в комнату Люсии и вежливо дождался ответа дочери с разрешением. Она сидела на своей кровати, укрыв коленки пушистым персиковым пледом и гладила разлёгшихся рядом с ней Сиэтл и Симбу. Коты дремали, но исправно мурлыкали. Андрес присел на край детской кроватки и посмотрел на дочку с максимально спокойным выражением, насколько он был способен в данный момент. У него не получится успокоить ребёнка, если он сам не будет показательно-спокоен. Он должен держать себя в руках ради Люсии. — Рысёнок, ты упоминала днём, что вам рассказывали в саду про семьи. Тебя это расстроило? — он словно прыгает в холодную воду, задержав дыхание. Он настроился на объяснения и на то, чтобы дать ответы на все интересующие Люсию вопросы, но захочет ли ребёнок с ним об этом говорить? — Сеньора Сьерра говорила что у всех есть мамы. Но у меня нет и у Дженни нет и мы спросили у неё почему, — девочка поднимает взгляд на отца и Андресу приходится сдерживать себя, потому что он очень хочет выругаться, — Она сказала что либо наши мамы умерли, либо мы им не нужны. И что два папы это хорошо, но это не совсем обычно. Что девочкам нужен женский образ перед глазами, а если его нет это плохо. Люсия опускает взгляд на котов и берёт Симбу на руки, будя, но всё равно прижимает к себе в каком-то отчаянном защитном жесте. Руки Андреса невольно тянутся к Сиэтл и гладят по мягкой шерсти. Интересная терапия, это действительно немного успокаивает. — А что ты думаешь по этому поводу? — спрашивает Андрес, прикусывая губу и чувствуя железный привкус крови. Ему с каждой секундой всё тяжелее и тяжелее держать маску спокойствия на лице. — Я не знаю… — шепчет Люсия, — Мама ведь не умерла, да? Ты бы сказал, если бы это было так. Андрес буквально чувствует, как дрожь рук усиливается. Он тяжело вдыхает и выдыхает, прежде чем ответить: — Ты права, я бы сказал, будь это так. — Значит она меня бросила? Потому что я ей не нужна? — продолжает Люсия. — Это сложно объяснить, Рысёнок, но я попробую. Ариадна, так зовут женщину, которая тебя родила. Мы с ней были в браке пару лет и она болела очень серьёзно, но не хотела пить лекарства. Сначала я думал, что ничего страшного и это…никак не повлияет на нас, но оказалось, что всё гораздо хуже чем я мог предположить. — Ты делаешь лекарства. Твоя компания. Ты мог бы просто дать их ей, — говорит Люсия серьёзно. Андресу хочется кисло посмеяться с этой фразы, но вряд ли ребёнок поймёт его реакцию правильно. — Она отказывалась их пить. И ей становилось всё хуже и хуже. И когда она тебя родила ей стало совсем плохо, она не могла этого выносить и поэтому она ушла, — в целом это была правда, пусть и весьма упрощённая. Может, когда Люсия вырастет, он расскажет её более подробно, но пока незачем было грузить дочь такими частностями в роде психических болезней. — Значит я была ей не нужна? — шепчет Люсия и видно, что её нижняя губа немного дрожит. Признак того, что она вот-вот заплачет. Андрес не знает, что с этим делать. Ему просто страшно. — Я не знаю, что она думала и чувствовала, Рысёнок. Но, я могу сказать от себя. Я очень сильно тебя люблю и ты мне нужна. Ты мой самый родной человек и ближе тебя у меня нет никого, — максимально мягко и искренне говорит Андрес дочери. Девочка отпускает кота и переползает к нему, забираясь на его колени и обнимая за шею тонкими холодными ручками. Андрес прижимает дочь к себе в ответном объятии и тянет плед, невольно сгоняя кота, чтобы укрыть её и не дать замёрзнуть. — Ты меня не бросишь? — куда-то в шею спрашивает Люсия слабым голосом, заставляя Андреса вздохнуть. Он не может пообещать, что не умрёт. Но бросить точно не бросит. — Конечно нет, Рысёнок. Никогда, — говорит он убедительно, прижимая девочку к себе ещё крепче. Они оба молчат и Андрес немного укачивает девочку, внутренне содрогаясь от накатывающих эмоций и тревоги, которая бесконтрольно овладевает его телом, будто бы протекая по венам прямо к самому сердцу. Ему тоже хотелось бы, чтобы его обняли и держали вот так, но это не та ситуация. Здесь он должен быть сильным, он должен поддерживать. — А Мартин? — вдруг вскидывается Люсия, — Мартин нас не бросит? И Андрес не может выдержать взгляд дочери. Он на секунду прикрывает глаза и собирается с силами, чтобы ответить. Если бы он только знал правильный ответ на этот вопрос, если бы. — Я не знаю, Рысёнок. Но я надеюсь, что нет, — отвечает он правду. Они разговаривают ещё некоторое время о каких-то нелепых в данной ситуации вещах, в роде того поедут ли они в зоопарк или будут ли есть пиццу на неделе. Андрес ложится на кровать, устраивая на себе Люсию и чувствуя, как рядом пристраиваются коты. Сиэтл тычется своим носом в его шею и он рассеянно поглаживает её за ухом пару раз. Не сразу, но дочь засыпает на его руках и он, придерживая девочку, расстилает постель, чтобы уложить её удобнее, а потом несколько минут сидит и напряжённо смотрит за спящим ребёнком. Своим ребёнком. Конечно же, он будет заботиться о ней наилучшим образом и, в отличие от его бывшей жены, ни за что не оставит дочь. Когда он наконец заставляет себя встать, чтобы выйти из комнаты, стоит только открыть дверь, как на пороге обнаруживается Мартин. Он нервно теребит свои пальцы и облизывает губы, глядя серьёзно и невероятно виновато. Переживал, мялся, однако так и не рискнул зайти. Андрес чувствует себя выгоревшим и апатичным, с иссякшими силами, которые едва-едва только начали восстанавливаться вдали от работы. Но теперь их снова нет, зато есть непрекращающаяся ментальная боль. — Как она? — спрашивает Мартин шепотом, почти панически. — Спит, — кивает Андрес. Ему так сильно хочется надеть маску спокойствия сейчас и сделать вид будто всё нормально, ничего не произошло. Но то ли на это банально не хватает сил, то ли он разучился делать это перед Мартином. Он чувствует себя слабаком, показывающим эмоции перед всеми, но скрыть ничего он уже не в состоянии. Он проходит вперёд, заставив Мартина сдвинуться, и закрывает за собой двери детской. Ещё не слишком поздно, но ему кажется, будто он не спал несколько суток. Он оглядывает Мартина коротко, не заостряя внимания на деталях его внешнего вида. — Андрес, — как-то потеряно зовёт Мартин. Мужчина поднимает на партнёра взгляд и не говорит ничего. Они оба идут к спальне, но Мартин останавливается перед самой дверью. — Я могу остаться с тобой на ночь? — спрашивает он, будто ожидает отказа. Андрес хмурится на этот странный вопрос. Разумеется, он бы не выгнал Мартина из спальни в гостевую или куда-либо ещё. — О чём вообще речь…— тянет он, толкая дверь и не закрывает её, ожидая, когда Мартин войдёт. Но стоит двери закрыться, как Андрес чувствует мягкие руки на своей талии, притягивающие его к Мартину. Спина прижимается к горячей груди партнёра, заставляя едва ли не задохнуться от того, насколько же это было необходимо. Его мелко потрясывает, но Мартин держит крепко, не позволяя упасть. — Прости меня. Я знаю, это звучало ужасно и… Андрес не даёт ему договорить. Он не хочет, чтобы Мартин чувствовал себя виноватым в этой ситуации. — Чего ты действительно не должен, так это скрывать от меня свои чувства. Даже если это будет больно, даже если это меня ранит. Мартин, прошу тебя, будь со мной честен. Если у тебя есть сомнения…— он вздыхает, — сомневаться в начале отношений это нормально. Но я хочу знать об этом, чтобы иметь возможность исправить, повлиять, дать хоть крупицы уверенности. Мартин прижимает его к себе теснее и оставляет несколько поцелуев на его щеке. — Я не хотел причинять тебе боль. Я знаю, как тебе тяжело и страшно… — Мартин затыкается на секунду, будто подавившись, — Я хочу облегчить твою жизнь, а не сделать сложнее. Андрес разворачивается в его руках и кладёт ладони на плечи Мартина, глядя в его глаза. В комнате темно, так что они едва едва видят очертания, но это не мешает им говорить и даже создаёт какую-то ауру интимности. — Жизнь не бывает простой. Суть в том, чтобы мы прошли через сложности вместе, поддерживая друг друга. Не только ты меня, но и я тебя тоже. Я не хочу лишь брать, мне нужно отдавать тоже. Я понимаю, это очень трудно для тебя, довериться, но… Я бы этого хотел. Мартин кивает несколько раз, вслушиваясь. — Сейчас именно тебе нужна поддержка. Каменная стена, тыл, как угодно. С этим трудно не согласиться и Андрес не намерен врать ни самому себе, ни Мартину по этому поводу. — Да. Но это не значит, что в нужный момент я не стану тылом для тебя. — Да, — спокойно говорит Мартин, и по его тону не понятно, что именно он имеет в виду. Но Берроте тянется к нему и целует, нежно и благодарно, мягко и как всегда, ласкающе, так что по позвоночнику бежит стая мурашек. Андрес дышит тяжело, но всё же заставляет себя сказать. — Мы обсудим остальное завтра, хорошо? А сейчас, давай просто ляжем спать, потому что у меня нет сил ни на что. И Мартин принимает это во внимание. Сам раздевает его, оставляя поцелуи на его плечах и спине, расстилает постель и, уже ложась, придвигается ближе, обнимая его. Андрес всё ещё чувствует тревогу, но она отступает под натиском нежности и заботы со стороны Мартина, пугается его тепла и жизнелюбия, прячется от его любви. Скоро Андрес забывается сном, поверхностным, на грани провала в который он чувствует, как руки партнёра перебирают пряди его волос с нежностью.

***

Утром Мартин отвозит Люсию в детский сад, Мишу в школу, пока ещё старую, и возвращается домой, чтобы застать Андреса за завтраком. Он наклоняется, чтобы поцеловать его и чувствует привкус соуса от любимого завтрака своего мужчины. — Вкусно? — интересуется он со смешком и Мартин приподнимает бровь, облизывая собственные губы. — Вполне, — кивает он, утаскивая из-под носа Андреса его чашку, — кофе ещё лучше. И, несмотря на то, что повар предлагает налить вторую чашку, они всё равно допивают эту вдвоём, глядя друг на друга внимательно, хотя и немного смешливо. Шторм прошёл и они пережили его вместе, а теперь настал черёд разгребать последствия. Только вот не этим сперва они занимаются. Андрес толкает его на кресло, едва они заходят в спальню и шокированный Мартин даже не сразу не осознаёт, что партнёр начинает его раздевать. Андрес сидит практически на его коленях и выглядит слишком сосредоточенным на раздевании, будто от этого зависит жизнь команды людей или как минимум подписание какого-то важного договора, которое ни в коем случае не должно сорваться. — Сейчас? — с удивлением спрашивает Мартин, немного придя в себя. Он мягко удерживает руки Андреса за запястья у своей груди, пока тот намеревается расстегнуть его рубашку. — Просто сбросим немного напряжение, — кивает Андрес, делая попытку продолжить, но Мартин не хочет его отпускать. Он не понимает, что происходит и стоит ли… — Важные разговоры не ведутся после секса, — говорит он мягко, — До — может быть, но не после. Андрес хмыкает, но руки убирает, впрочем не меняя позы. Вместо этого он скидывает свою белую футболку, швыряя её на постель за своей спиной, а потом и вовсе чуть поднимается, чтобы стянуть домашние спортивки. Мартин смотрит на него со смесью веселья и удивления. — Ты знаешь что-нибудь о серотонинэргической и дофаминэргической системах? — спрашивает он спокойно, будто бы не пытался стянуть с Мартина одежду только что. — Нет, — качает головой Мартин. — А я знаю. И потому предлагаю тебе заняться любовью до важных разговоров. Мартин хмурится несколько секунд, но Андрес сбивает его с мыслей настойчивыми поцелуями и он сдаётся. Такого Андреса невозможно не хотеть, это очевидно. Хотя на грани сознания маячит мысль о том, что это как-то не совсем здорово. И всё же, Андрес умный человек, с двумя высшими образованиями, должно быть он знает что делает. Всё происходит прямо на кресле и Мартин всеми способами пытается обеспечить комфорт, от которого Андрес, сознательно или нет, уходит. Андресу нравится поза наездника, а Мартину слишком нравится смотреть на тяжело дышащего партнёра, поднимающегося и опускающегося на нём в одном ритме. Жарко, быстро, с палящим удовольствием. Однако после Мартин всё же добивается того, чтобы они переместились на постель. — У этого перфоманса была цель, — не спрашивает, а скорее утверждает Мартин, переворачиваясь на бок и подпирая голову рукой, чтобы было удобнее смотреть на партнёра. — Показать, насколько ты желанен для меня, — кивает Андрес уже гораздо спокойнее. Он вальяжен, словно огромный ленивый кот. Может быть, он немного похож на рысь. По крайней мере его волосы взъерошены точно вспушённая шерсть возбуждённого животного. — Это, безусловно, приятно. Только я знал это и так, — отвечает Мартин со смешком. Они играют друг с другом, пытаются шутить, но говорить о важном всё равно придётся, как бы долго они не пытались избежать этого. — Рациональная часть тебя. Но та часть, что подвержена эмоциям… Тебя пугает, что я уйду к женщине, ведь так? Мартин снова облизывает губы, не спеша отвечать. Обдумывает формулировку, пытаясь быть аккуратным максимально, чтобы снова не сказать ничего лишнего. Он не хотел делать больно любимому, но так же он учитывал и вчерашнее пожелание Андреса. — Скажем так, я не могу исключить такую возможность, — наконец выдаёт Берроте напряжённо. Он не хочет ходить по минному полю, но ему придётся. Чтобы разобраться в их отношениях и чтобы сохранить ту душевную близость, что у них есть. Мартин поклялся себе бороться за любовь. — Я понимаю, как это выглядит со стороны. Для меня самого долгое время оставалось загадкой, как такое возможно. Но в ту ночь, когда мы впервые занялись любовью, всё встало на свои места. Всем своим видом Мартин требует пояснений к этим словам. Он не понимает, к чему Андрес ведёт и не особо прослеживает логику повествования. И Андрес продолжает: — Во всех женщин, с которыми я имел продолжительные отношения или даже брак, я был влюблён. Мне хотелось радовать их, веселить, проводить вместе время и в основном всё было хорошо, но этого было мало. Так поломались все эти отношения. Женщинам хотелось большего, а я не мог этого дать. С тобой всё иначе. Да, сперва я был в тебя влюблён и даже идеализировал, — Андрес коротко ухмыляется воспоминаниям, — это было интересно. Но потом я понял что мои чувства прорастают ещё глубже, хотя я думал что дальше уже некуда. Я стал видеть тебя яснее, и может быть не таким уж и идеальным, но я понял что ты не тот, с кем я буду веселиться и проводить жаркие ночи, а на утро сбегать на работу. Я больше не влюблён в тебя, я тебя люблю. Это совершенно иной концепт отношений. Я не хочу уходить утром из нашей постели, а после работы я хочу вернуться домой к тебе и…просто быть рядом. Я не знаю, как описать это в должной мере высокопарно, в конце концов это ты писатель, а не я, — эти слова вызывают у Мартина смешок, хотя они вроде бы говорят о серьёзных вещах, — Я хочу не только развлекаться с тобой. Я хочу создать семью. Делить быт, дела, проблемы. Делить жизнь. Я понял это интуитивно и тут же наложил свои идеи о браке, даже не пояснив тебе ничего. Это слишком быстро, я понимаю. Но я доверяю Люсию тебе, потому что знаю, что ты позаботишься о ней лучше, чем кто-либо другой, это факт. Вчерашний вечер показал мне, что я не имею права умирать, потому что я не могу оставить свою дочь без отца, как оставил без матери по собственной глупости. И я знаю, что ты её любишь как своего ребёнка, я просто подумал вчера, что это был бы способ обезопасить вас обоих. Я не хочу толкать тебя в эмоциональную клетку брака. И, я думаю, в конце концов, отсутствие штампа в паспорте едва ли помешает нам стать семьёй, — после столь эмоциональной речи Андрес наконец выдыхает и замолкает, ожидая реакции партнёра. Мартин переваривал эту информацию, свалившуюся прямо здесь и сейчас. Он не ожидал такой открытости от Андреса, не в трезвом виде как минимум. И всё, что он сказал звучит куда как логичнее услышанного вчера. Очевидно, его партнёр пришёл в себя за ночь и осмыслил все свои спонтанные идеи и предложения на холодную голову. — Я тоже тебя люблю, Андрес, — он тянется рукой к щеке мужчины и ласково гладит, — И, должен признать, я осознал это очень даже давно. И дело даже не в браке. Я говорил, что он имеет смысл в некоторых отношениях, и наверное в нашем случае тоже. Но меня так сильно напугали твои слова про смерть, а потом ты и вовсе сказал, что предпочёл бы, чтобы Люсия осталась со мной. Что бы было со мной после твоей смерти? Смог бы я это вынести, не поехав крышей? А как при этом я должен воспитывать двоих детей? Паника заставила меня разозлиться и сказать…ну, сказать то, что я сказал в итоге. Честно говоря, я не хотел грузить тебя ещё и этим сверху. А потом Миша… Я думал что сойду с ума за тот час, что ты разговаривал с Люсией. Я не мог даже зайти внутрь, — Мартин замолкает, собирая мысли в кучу, — А сегодня она ведёт себя как обычно. Весёлая и беззаботная. Словно вчерашнего дня не было. Если бы ты только слышал, как я ругался на заведующую… Там только глухой не слышал, наверное. Это было ужасно. Мне было почти стыдно после, — он хрипло посмеивается, вспоминая лицо Алисии Сьерры, — В общем, это всё свалилось одновременно и так не вовремя, — заканчивает Мартин и откидывается на подушки. Он ловит спокойный и почти даже расслабленный взгляд Андреса. — Серотонин и дофамин, — говорит он внезапно и будто бы невпопад, — это вещества тех двух систем, что я упоминал в начале, влияют на мотивацию, удовольствие, настроение, память и когнитивные функции. Мартин громко смеётся, в конце концов перекатываясь по постели и нависая над партнёром. Он намекает на повторение или просто таким образом ставит точку в их разговоре, обозначив позицию? — Это нервный смех, ты знаешь? - шепчет Андрес. — Отчасти, — кивает Мартин и наклоняется, чтобы утянуть партнёра в поцелуй.