Это личное, не так ли?

Миша листала ленту соцсети, потягивая кофе и периодами поглядывая на время. Мартин был на съёмках, Андрес в офисе, так что она приглядывала за Люсией. Сегодня у девочки были танцы и нужно было отвести её туда. По счастью, это было в пятнадцати минутах ходьбы, а у Миши особенно не было планов на день. Она могла почитать свою книжку по юриспруденции на телефоне, пока ждёт девочку или позалипать в твиттер, в крайнем случае. Время неумолимо приближалось. Как и Люсия. Она выглядела не то хмурой, не то задумчивой. — А можно не идти на танцы? — спросила Люсия, глядя на сменку — чёрные лакированные крохотные туфельки. Миша как раз надевала кожанку в коридоре. — Так…а зачем мы оделись тогда? — она хмыкнула и пожала плечами, — ну давай сгоняем в Мак или Баскин Роббинс. Младшая девочка тут же оживилась, пнув под небольшую тумбочку свою сменку. — Давай поедим мороженое! — решила она. Старшую это не удивило. Дети растут, вкусы меняются, то что нравилось раньше могло разонравиться — нет смысла заставлять себя (или в данном случае ребёнка) идти на танцы, на которые ей идти не хочется. Они взяли по пять разных шариков мороженного и уселись за стол между ярко-розовой стеной и окном в пол, через которое можно было наблюдать за происходящем на улице. Люсия ела десерт и улыбалась, рассказывая про школу и про свою подружку, с которой они проводили всё свободное и не свободное время. Мишу девочка не раздражала. Она мирно слушала все рассказы, терпеливо задавая подходящие вопросы и улавливая настроение своей названной сестры достаточно чётко. — А почему ты не захотела идти сегодня в студию? — спросила она без задней мысли, закидывая очередную ложку подтаявшего голубого мороженого в рот. Люсия нехарактерно для себя мнётся. — Наша новая тренер била Келли на первом занятии какими-то туфлями, а Дженни на втором заставила тянуть ноги так, что она начала плакать от боли. Очередная ложка мороженного шлёпнулась на стол. — Что блять? — сказала Миша. Её голубые глаза были широко раскрыты, даже рот чуть приоткрыт, выдавая весь шок. Девушка застыла на секунду, пытаясь переварить услышанное, — ты сказала папе или Мартину? Люсия лишь начала ковырять своё мороженое дальше, опустив взгляд. Её голос звучал чуть напряжённо. Миша подумала, что девочка отчасти осознавала кошмар своих предыдущих слов. Но следующие её слова сделали ситуацию гораздо, гораздо хуже, выбив из Миши хоть какие-то надежды на то, что она могла неправильно понять произошедшее. — Тренер говорит, что в спорте это всё нормально и мы должны пройти через боль, потому что мы обязаны быть лучшими, — и самое страшное было то, что Люсия говорила это будничным тоном, словно о погоде за окном, словно была согласна с этими словами. — Да пошла она нахуй! — прошипела Миша, ужасными глазами глядя на девочку. Люсия посмотрела на неё с любопытством, тут же переключаясь с этого вопиющего случая на нецензурную брань своей сестры. — Папа говорит, что это плохие слова и говорить их нельзя, если ты себя уважаешь. Миша взяла себя в руки очень быстро, хотя в её голове творилась лютая чертовщина. Она за секунды перескакивала с мыслей «да я убью её» до «может дети просто не так поняли». Однако исходя из совокупности слов и действий понять происходящее превратно было решительно невозможно. Цензурные слова давались Мише очень плохо, но собрав волю в кулак она проговорила: — Да, папа прав, не стоит их говорить. Я просто была очень…удивлена, — не то слово. Правильно бы звучало «я ахуела», но Миша пыталась быть хорошей старшей сестрой и не учить ребёнка нецензурной лексике. В будущем, где-то в школе или на бесчисленных кружках и секциях Люсии, Миша была уверена, она таки понахватается матов не меньше её самой. Но пока что разговаривать так было рановато. — Так…сегодня было третье занятие, да? — уточнила она нервно. Если быть совсем честным, она с трудом запоминала такие мелочи о младшем ребёнке, потому что, по совести, ей эта информация была не особо нужна и не особо интересна. Но сейчас Миша вроде припоминала, что тренер сменился совсем недавно. — Да, это третье. Я не хотела идти. Если бы я спросила у папы, он наверняка бы уговорил меня пойти, поэтому я спросила у тебя, — пространно ответила Люсия в своей манере, однако всё ещё напряжённо. Миша судорожно обдумывала случившееся. Желание пойти туда прямо сейчас, прекратить их занятия и избить эту тварь было невыносимо сильно, но девочка держала себя в руках. В конце концов они с Мартином уже обсудили вопрос о неприемлемости самого насилия и тем более, нормализации насилия в глазах Люсии. У них уже был прецедент в школе, где Миша, к своему собственному стыду, практически нормализовала избиение одним ребёнком другого, что было, разумеется, неправильно. — Лю, доедай мороженное, а когда мы вернёмся домой, я тебе кое-что расскажу и объясню, а потом мы посмотрим мультики. Не известно, была ли Люсия более воодушевлена перспективой общения или её гораздо в большей степени прельстили мультики, но она закивала головой и вернулась к поеданию мороженого, параллельно рассказывая, что им нужны коробки, чтобы построить (обязательно самим!) огромный многоэтажный замок для Сиэтл и Симбы. Девочка не казалась травмированной и, судя по всему, ей-то как раз ни разу не перепадало (этот момент всё равно стоило уточнить), однако именно в процессе разговора атмосфера была напряжённой и гнетущей, так что это всё определённо отражалось на Люсии. Где-то это было хорошо, что девочка не понимала до конца происходящее, потому что пойми она, это могло бы ударить по её ментальному здоровью. Они вернулись домой быстро и, усевшись в гостиной прямо на толстый ворсистый ковёр, забрали себе кошек. Сиэтл развалилась в руках Миши, радушно позволяя чесать своё пузо, а Симба игрался с рукой Люсии, впрочем не царапая когтями. Этот кот был буквально плюшевым, никогда не выпускавшим когти в игре с людьми. — Короче, да, — начала Миша неуверенно, — как бы это объяснить чтобы вышло максимально понятно… — Я всё понимаю, я взрослая! — объявляет Люсия, будучи одновременно заинтригованной темой беседы и по-детски нетерпеливой. — Да, разумеется, — не спорит Миша, продумывая заранее слова, но они, как назло, в цензурном варианте всё никак не хотят идти, — вот смотри, кому ты больше веришь, папе или тренеру? — она всё же решает зайти с козырей и сыграть на семейных узах. — Конечно папе, — без раздумий отвечает Люсия. — А Мартину или тренеру? — Мартину, — и снова ни секунды раздумий. Миша на задворках сознания испытывает долю радости от того, что Люсия вполне справедливо считает Мартина своим вторым родителем. — Отлично. Тогда я хочу сразу упомянуть, что я говорю от лица папы и Мартина, и от своего конечно, — Люсия кивнула, — В общем, дело в том, что твоя тренер сказала, — хуйню, — неправду. Уже это заставило Люсию нахмуриться. Очевидно вера взрослым людям была довольно сильна и критического мышления пока не наблюдалось, что было вроде как нормально для такого возраста. — Нет ничего нормального в том, что она бьёт твоих подруг, нет ничего нормального в том что она причиняет им боль. Она не имеет права это делать и вы не должны терпеть это и тем более, вы не должны молчать об этом. Люсия молчала и смотрела недоверчиво. Миша обругала себя за отсутствие красноречия, которое было у Мартина и Андреса, но увы, их здесь не было. — Помнишь тот случай с мальчиком из твоего класса, который оскорбил папу и Мартина? — Миша решила попробовать подойти с другой стороны, — Мартин говорил, что если кто-то бьёт другого человека, то он агрессор. И что такие вещи могут быть приемлемы только если ты защищаешься от нападавшего. Люсия энергично закивала. — Папа тоже так говорил! Он сказал, что кулаки используют только австропитеки, а взрослые люди договариваются. — Австралопитеки, — со смешком поправляет её Миша. Видимо, этот разговор происходил параллельно их разговору с Мартином в тот день. Что ж, это было даже хорошо. Андрес был главной родительской фигурой для Люсии и неоспоримым авторитетом. Это может помочь им сейчас. — Отлично. Суть в том, что так же как ты не можешь ударить другого человека, абсолютно так же никто не может ударить тебя. Не имеет права этого делать. — У каждого действия есть последствия, — повторяет Люсия выученную у Мартина фразу. — Да. Но разная степень ответственности, в зависимости от возраста. Если двое детей подерутся, их могут наказать. Но если двое взрослых, то их уже может разнимать полиция. Плохо если один ребёнок бьёт другого, ещё хуже, когда один взрослый бьёт другого, но самое плохое это когда взрослый бьёт ребёнка. — То есть она не должна была…? — доходит до Люсии. — Она не имела права! — подтверждает Миша, почти довольная собой, но внутренне всё ещё содрогаясь от ситуации, — и за это она получит по полной, поверь мне! — Значит, я должна защищаться, если она попытается меня ударить? Потому что насилие не-при-ем-ле-мо, — девочка произнесла последнее слово по слогам, его было трудно выговорить. Тот факт, что Люсия очень быстро схватывала какие-то сложные слова, термины и даже фразы Мартина немного забавлял. С другой стороны, она могла так же быстро запомнить дивные слова вроде «блять» и «ахуеть», которые Миша использовала в минуты эмоциональности. — В общем да, ты можешь защищаться, если любой, абсолютно любой взрослый попытается тебя ударить или сделать тебе больно другими способами, — кивает Миша. Окей, основные моменты они разобрали. Осталось только решить, что им делать дальше. Было несколько путей. Первый — скрыть всё это дерьмо от родителей и просто сказать им, что Люсия больше не хочет ходить на танцы. Естественно в таком случае начнутся тонны вопросов и всё всё равно вскроется, рано или поздно. Это был не вариант. Второй путь — сказать об этом Мартину и Андресу прямо сейчас, подождать пока их бесконечный ахуй и злость пройдёт, и никогда больше не приводить Люсию в то место. В крайнем случае, если ей нравились танцы, можно было найти другую студию и другого педагога. Правда теперь Миша сомневалась в том, что она станет оставлять её на эти занятия одну. Был ещё один путь, который, по мнению Миши решал сразу все проблемы и заставил бы тренера поплатиться за всё, что она уже сделала и могла бы сделать в будущем. Но для этого нужны были железобетонные доказательства, чтобы можно было показать потом родителям остальных детей. Или по крайней мере, чтобы Андрес мог сделать так, чтобы эту тварь уволили и больше никогда не подпустили бы к детям. — Лю, у меня есть хитрый план. Не хотела бы ты поиграть в супергероев и спасти своих друзей? Люсия, разумеется, была заинтересована.

***

Ровно спустя неделю они обе стояли около входа в студию. Выражение на лицах обеих девочек было решительное, однако у Люсии просматривался так же и очевидный страх. После того как Миша популярно и доступно объяснила ей, что бить детей ни в коем случае нельзя, она ещё очень долго возмущалась на своего тренера, но потом ей стало просто страшно. Неприемлемость происходящего дошла до неё довольно быстро. Однако они с Мишей сошлись на мнении, что нельзя оставлять всё как есть. — А если она меня ударит? — напряжённо спросила Люсия, входя в открытую дверь студии. — Я буду наблюдать за тренировкой в прямом эфире и буду записывать всё, так что как только я увижу, что она что-то сделала тебе или кому-то ещё, я вломлюсь туда и прекращу это. Не бойся, я позвоню родителям как только начнётся занятие и они приедут быстро. Даже если сегодня она не поднимет ни на кого руку, мы всё равно им расскажем и верь мне, ни папа, ни Мартин не оставят это просто так. — Мне всё равно страшно, — честно призналась Люсия. Миша вздохнула и села перед ней на корточки. — Я ни за что не стану тебя заставлять туда идти. Если ты решишь, мы позвоним родителям прямо сейчас и никто тебя даже теоретически не тронет. — Но нам могут не поверить, что она била других детей, — пробормотала Люсия, нахмурившись. — Думаю, что Мартин постарается убедить их, но, — она пожимает плечами, — без доказательств я тоже не уверена, что нам поверят. В суде всегда используют систему доказательств вины, никогда не бывает достаточно просто словесных обвинений, иначе оклеветать можно кого угодно. — Ладно, — кивает наконец Люсия решительно, — если она попробует меня ударить, я буду защищаться! Миша улыбнулась, ощутив прилив чувства гордости за эту очень маленькую, но смелую девочку, которую считала своей сестрой. — Короче, не бойся, я буду рядом. Я запущу прямую трансляцию и запись по зуму сразу же, как только мы войдём, а потом оставлю телефон в твоём рюкзаке, чтобы камера была направлена на зал. Там удобное место, обзор на всё помещение, если она хоть кого-то тронет, я зайду внутрь и остановлю её, окей? — Да, — кивнула Люсия. Они сделали всё по плану и торчащий из рюкзака кусок телефона никто не заметил. Обзор действительно был почти на всё помещение, так что Миша наблюдала все передвижения тренера со своего телефона. Запись была включена. Она позвонила Мартину почти сразу же и сказала, чтобы они с Андресом приехали, причём как можно скорее. Её голос не звучал напугано и Мартин не сразу воспринял её просьбу серьёзно, так что пришлось размыто сказать, что речь идёт о здоровье Люсии и тогда Мартин, разумеется, зашевелился. Они с Андресом в этот момент были в месте, судя по его голосу на заднем фоне, так что это было даже хорошо. Почти двадцать минут ничего не происходило. Звук был так себе, но слова можно было расслышать. Тренер повышала голос на детей, называла их ленивыми и ничего не стоящими, но пока что ни к кому не прикоснулась даже пальцем. Миша размышляла неделю, могли ли дети воспринять действия взрослого человека превратно, но все реакции и слова Люсии говорили только о насилии. И даже то, как она с отвращением смотрела на свои туфли для танцев уже говорило много. Правильно ли она поступила, предложив Люсии проделать всё это или стоило сразу сказать Андресу и Мартину? Ей было почти семнадцать, но она не чувствовала себя такой уж взрослой и всё ещё сомневалась, достаточно ли она хороша для этой семьи. Достаточно ли она заботится о Люсии, принимают ли её Мартин и Андрес в полной мере? Миша так задумалась обо всём, что едва не пропустила момент, когда тренер подошла к Люсии. Фигуры на экране были маленького размера, но девочка всё равно рассмотрела в руках тренера пару туфлей, с которой она расхаживала уже явно какое-то время и остановилась аккурат возле Люсии, которая невольно отшатнулась от неё, что вызвало всплеск гнева у тренера. Миша поднялась и подошла к двери, ведущей в помещение, готовая войти в любую секунду, если вдруг… Тренер грубо толкнула Люсию, которая тут же вывернулась из хватки, и попыталась ударить её теми самыми туфлями. Миша тут же толкнула дверь, но неожиданно она оказалась заперта. Внутри девочки всё похолодело и она снова и снова судорожно дёргала дверь, колотила по ней, больше не обращая внимания на телефон, до тех пор пока с разбегу не навалилась на неё со всей своей силой и яростью, срывая хлипкий замок. Она ворвалась внутрь, без какой-либо остановки пронеслась мимо детей прямо к тренеру и Люсии, которая отбивалась отчаянно, будучи на грани истерики. Миша не рассчитывала свои силы и оттолкнула женщину от ребёнка так, что та едва не отлетела к стене. Гнев кипел внутри неё и она пошла дальше, наступая на женщину, и крича ей в лицо нечеловеческим голосом: — Какого чёрта вы себе позволяете поднимать руку на мою сестру? На всех детей здесь? Ты просто чёрная мразь, тебя нельзя вообще подпускать к детям! Очевидная агрессия Миши вызвала в ответ нечто подобное и у тренера, которая уже взяла себя в руки к тому моменту и готова была начать отвечать, однако Миша услышала голос Мартина позади себя и её затопило невероятное облегчение в ту самую секунду, когда она поняла, что теперь никто из детей, да и она сама, больше не пострадает. Потому что Мартин был здесь и Мартин точно защитит их всех.

***

Они с Андресом как раз отъезжали от офиса, когда Миша им позвонила. Выслушав странную просьбу девочки Мартин лишь нахмурился. — Я думал мы встретимся все уже дома. Есть какая-то причина, по которой обязательно нужно заехать за вами? — спросил он настороженно. Внутри уже начинал клокотать нервный клубок. Миша никогда не просила их приехать куда-то, в обязательном порядке, тем более вдвоём с Андресом. И её голос звучал напряжённо, что подталкивало мужчину к мысли о том, что всё это не просто так и что-то случилось или должно было случиться. — Я объясню всё на месте, приезжайте оба как можно быстрее. Речь идёт о безопасности и здоровье Люсии! — ответила Миша и отключилась, оставив Мартина в нервном состоянии и без каких-либо вразумительных ответов. Конечно, проигнорировать это было бы глупостью. Андрес, в отличие от него самого, был чуть более расслаблен и хотя он нахмурился, когда Мартин передал все слова старшего ребёнка, он явно не считал, будто случилось что-то из ряда вон. — Может она опять с кем-то подралась? — предположил Андрес со вздохом, — Мы объясняли в прошлый раз, но она ребёнок, всякое бывает. Но слова Миши не выходили из головы у Мартина всю поездку. Тон, формулировка. Безопасность и здоровье. Громко и напряжённо, будто в ожидании чего-то совсем нехорошего. Что вообще такого могло случиться на танцах? Люсия ходила на эту секцию много лет и даже участвовала в каких-то соревнованиях и выступлениях. Конечно, Мартин мало что понимал в танцах, ему ближе было искусство, но Люсии всегда нравилось и он не помнил, чтобы у неё были конфликты с другими девочками из группы. Впрочем, Андрес был прав, она ребёнок и могло быть что угодно. Однако нервный комок в груди лишь нарастал. Они вошли с Андресом в здание, поднялись по лестнице и прошли по коридору, приближаясь к кабинету, где обычно занималась Люсия. Оттуда раздавалась едва слышная танцевальная музыка и какой-то не то крик, не то вой, в котором с трудом, и всё же угадывался голос Миши. Она верещала почти на весь коридор, быстро и так агрессивно. Мартин почти добежал до аудитории, мельком заметив, что дверь практически выломана. Внутри царил бедлам. Куча маленьких девочек стояло группками по три-четыре человека, Люсия плакала и обнимала себя руками, а в трёх шагах от неё Миша страшно орала на тренера и, судя по позе готова была ударить её. — Что здесь происходит? — произнёс Мартин показательно строго, но внутренне теряясь как вести себя. Андрес, шедший за ним тут же подошёл к Люсии, осматривая её и беря на руки, так что всё внимание Мартина было обращено к Мише и тренеру. Миша продолжала кричать ей прямо в лицо. — …мразь, да как ты смеешь? Бить детей! Этими ёбанными туфлями! Бить мою сестру! — Миша выхватила у тренера туфли из рук и замахнулась и только скорость реакции помогла Мартину удержать её от удара. Туфли с силой полетели на пол. Старшая девочка развернулась и вытащила телефон из кармана, быстро что-то клацая и сунула Мартину экран прямо под нос. Это был почти конец длинной видеозаписи, качество было средним, но на нём отчётливо было видно как Люсия уворачивается от ударов тренера этими самыми туфлями. Перед глазами всё потемнело и Мартин на мгновение почувствовал как ритм сердца сбился. Рука с телефоном медленно опустилась и теперь он смотрел на женщину, которая набралась смелости ответить впервые за то время, что Миша орала на неё. — Это не насилие, это воспитание! Без этого не вырастить чемпионов! А вы какого чёрта… Дальше Мартин уже ничего не слышал. Всё его сознание заволокло бесконечной яростью, каждая клеточка тела горела пламенем, гарантирующим возмездие. В мыслях проносилось всё, что он увидел, и это лишь распаляло его. Он почувствовал, что сейчас сорвётся и, шагнув вперёд, просто свернёт этой женщине шею или сломает позвоночник. Он был крупным мужчиной, достаточно сильным чтобы просто напросто убить эту женщину. На глазах у детей, огромной кучи детей и на глазах у своего мужа. Он судорожно вздохнул и тихим, ужасающе хриплым и опасным голосом попросил у Миши: — Выведи отсюда всех детей, — Мартин протянул телефон девочки обратно, — пусть Андрес остаётся с вами. Видео кинь в общий чат родителей с разъяснениями о происходящем. И пусть они все приедут сюда немедленно. Пока я нахуй не размазал её по стене, — последние слова были сказаны совсем тихо, так что лишь женщина, которой он в этот момент смотрел прямо в глаза, и Миша, стоящая рядом, слышали это. Миша сделала так, как её попросили без лишних слов.

***

Эта студия никогда не слышала столько криков, столько обвинений и не видела столько слёз как тем вечером. Толпа родителей девочек, полиция, социальные службы и психологи, администрация танцевальной студии. Разбирательство этого беспрецедентного случая жестокого обращения с детьми лишь дало начало дальнейшим раскопкам. Видео, снятое Мишей, оказало просто взрывное действие. В процессе беседы выяснилось, что Люсия была не первым ребёнком, подвергшимся насилию, но Мартин поклялся себе, что станет последним. Взять себя в руки пришлось по многим причинам, одна из которых были дети. Не остальные девочки, их уже очень ревностно защищали их же родители, а его собственные. Люсия отказывалась слезать с рук Андреса всё это время, явно находясь в шоке, а Мишу откровенно трясло нервной дрожью. Она не плакала. Она стояла за их спинами, сжимая руки в кулаках и цедя ответы на все вопросы сквозь зубы. Мартин попытался её обнять, но девочка не позволила прикасаться к себе. На разборки пришлось потратить не менее трёх часов и они всё ещё не были завершены, но всем родителям с детьми в итоге предложили разъехаться по домам. Мартина догнал Марко, отец Дженни, когда он уже собирался сесть в машину. Дети и Андрес уже были там. — Мартин…у меня нет слов. Мне очень жаль Люсию, надеюсь она будет в порядке. — У меня есть слова, но все они нецензурные, — хрипло ответил Мартин, пожимая ему руку, — спасибо, мы постараемся, чтобы ей стало лучше. — Я найму юриста и он закопает её. Дженни рассказала, что эта тварь усаживала её на шпагат несмотря на боль и слёзы и я просто…я едва сдерживался чтобы не пойти и не…— Марко так и не договорил, лишь оглянулся, чтобы взглянуть на супруга, нежно воркующего в этот момент с их дочерью, — до того, как я увидел видео, я понятия не имел! Дженни ничего нам не сказала. Вообще! Мартин кивнул. — Наша старшая дочь…она позвонила нам когда началось занятие и мы приехали прямо…– Мартин сглотнул, — Эта…она даже не считала, что это насилие. Она назвала это воспитанием. Поверь, мне хотелось сделать что-то похуже, чем просто избить её. Они хмуро кивнули друг другу и разошлись. Никто из родителей, ни один, не собирались оставлять всё как есть и было очевидно, что карьера той женщины, которая с какого-то чёрта называла себя тренером, закончена. Возможно она даже попадёт в тюрьму, хотя строго говоря, Мартин в этом сомневался. Но в любом случае, её больше не подпустят к детям даже близко и это была пусть и сомнительная, но какая-никакая победа. Они доехали домой в абсолютном гнетущем молчании и вошли внутрь так же тихо. Андрес попросил их всех сесть в столовой и сделал чай для них, поставив по чашке перед каждым членом семьи. Мартин бы предпочёл стакан виски, но покорно пил чай, налитый супругом. — Почему… — Андрес прикрыл глаза и тихо продолжил, — почему вы не сказали сначала нам? Никто не станет ругать никого из вас. Просто скажите почему. Люсия всхлипнула, но не сказала ни слова, Миша мрачно смотрела в стол. Мартин откинулся на спинку стула, проводя рукой по волосам и посмотрел на детей, а затем на супруга. Ему казалось, что устраивать разбор полётов сейчас было не лучшим временем, но Андрес тоже нервничал и явно не был в норме, так что он просто позволял этому происходить, готовый прервать их семейное собрание в любой момент. Через некоторое время Миша всё же подала голос, но глаз так и не подняла. — Она убедила всех детей группы, что это нормально и что их родители не отреагируют на жалобы о том, что она поднимает руку. Она убедила их, что так поступают со всеми и что это просто способ добиться результатов, ведь никто не хочет быть избитым. Поэтому дети молчали. А мне бы просто никто не поверил без доказательств. Я предложила Люсии заснять всё на камеру, чтобы было что предъявить и я… — в её голосе слышались слёзы, — я собиралась прервать это дерьмо как только она попыталась бы навредить кому-то, но чёртова дверь была заперта…я убеждала Люсию, что она не пострадает, потому что я буду рядом и вы должны были скоро приехать, но в итоге…– она всхлипнула и заплакала, — в итоге…прости, Лю, прости! Мартин поднялся и подошёл к рыдающей Мише, притягивая её к себе и обнимая. На этот раз девочка позволила и вцепилась в него. — Ты не виновата, ладно? Дверь не попадала в обзор камеры, ты просто не видела, что её закрыли, иначе бы ты не оставила там Люсию, ведь так? Миша, продолжая плакать, промямлила что-то типо «угу» и продолжила цепляться за Мартина. Эта феерично патовая ситуация затягивалась. — Я на тебя не злюсь. Это же не ты меня била! — воскликнула Люсия громко, пожалев Мишу со всей своей детской эмпатией. На слове «била» Мартин и Андрес вздрогнули. — Я думаю, нам стоит обсудить это всё позже. Может завтра, или через несколько дней, — Мартин принял решение закончить эту пытку для них всех. Информация никуда не убежит, но сейчас никто из них не был готов её слушать или рассказывать. Миша встала и быстро вышла, они слышали лишь захлопывающуюся входную дверь. Мартин вздохнул, решив ей дать время и место. Андрес убеждал Люсию, что всё хорошо и она в безопасности. То, каким мягким голосом мужчина разговаривал тогда с Люсией отпечаталось в сознании наиболее чётко. Чувствуя, что и его накрывает нервная дрожь он ушёл сперва в свой кабинет, где почти залпом выпил два бокала виски, а затем накинул куртку и вышел во двор, прикидывая, где ближайший супермаркет, чтобы купить сигареты. Он не курил уже очень много лет, но сейчас ему хотелось этого как невыносимо сильно, что он не мог противостоять себе. Может, это позволит ему успокоиться хоть немного. Мартин был уверен, что Миша ушла куда-то в неизвестном направлении, причём вполне возможно что надолго, но она обнаружилась в паре шагов от дома, стоящей на газоне и смотрящей на клумбу с какими-то замысловатыми цветами. В её руках дымилась сигарета, которую она неловко подносила ко рту периодами, вдыхая дым и даже не закашливаясь. Она курила не первый раз в жизни, это точно. Мартин этого не знал. Он подошёл и встал рядом, глядя на ту же клумбу и стараясь не смущать Мишу ни взглядом, ни словом. — Хочешь тоже? — предложила она ему, вытягивая пачку сигарет и зажигалку. Мартин беззвучно усмехнулся, но взял «реквизит» в руки и открыл пачку. Внутри не хватало ровно одной сигареты, которая сейчас была в руке Миши. Мартин молча достал вторую, зажёг, после чего запихнул пачку и зажигалку себе в карман. Они оба стояли и курили, глядя в землю и собираясь с мыслями. — Наверное, стоило просто сразу рассказать всё вам и чтобы дальше вы как-то сами разбирались с этим. Люсия бы не пострадала, — пробормотала девочка тихо. Мартин едва-едва понимал её речь. — Что сделано, то сделано, — ответил он, поворачиваясь и выдыхая дым в противоположную от Миши сторону, — никто тебя ни в чём не винит. — Я должна была защищать Люсию… — И ты защищала. И попыталась защитить остальных детей. Ты просто сделала так, как сочла нужным. Потому что в тебе нет доверия к взрослым, в этом отчасти и наша с Андресом вина есть. Он присел на корточки и затушил сигарету о влажную землю, но окурок забрал с собой. Миша без слов повторила его действие. — Вы с Андресом не виноваты в том, как сложилась моя жизнь. Не виноваты в смертях родителей, в том что я попала в детский дом или в том, что мне хотелось сдохнуть больше чем жить. Вы забрали меня и я хотела…быть полезной. Может не для вас, но хоть для Люсии. А в итоге даже не смогла защитить вашу дочь. Мартин смотрит на неё почти удивлённо. Очень хочется достать вторую сигарету прямо сейчас. — Ты тоже наша дочь. А ещё, защищать тебя и Люсию это наша с Андресом работа. Миша выглядит гораздо спокойнее чем во время их разговора. По крайней мере, её больше не мучила нервная дрожь и голос звучал пусть и тихо, но достаточно твёрдо. — Она бы вам не сказала, — хмыкает Миша, — Мне пришлось объяснять что никто не имеет права ударить её и никаких объяснений, никаких причин недостаточно, чтобы оправдать это. Мне пришлось убеждать её, понимаешь? Если бы ты не поймал мою руку, я бы кинулась на ту суку и избила бы её теми туфлями, причём целилась бы в голову. Я была так зла, что…не знаю. Мне было страшно, и больно, и всё что я хотела в тот момент чтобы она страдала невыносимо сильно за всё, что сделала Лю и другим девочкам. — Поверь, ты была далеко не единственной, кто там был с такими мыслями. Мартин мысленно подумал о том, что состояние аффекта было у них всех, и какое счастье, что все они сдержались. Впрочем, своё собственное состояние в тот момент пугало сейчас. Он не стал выливать это на Мишу, просто потому что легче от этого не будет ни ей, ни ему. — Тебе нужно поесть и успокоиться. Я обещаю, теперь всё под контролем и больше никто не пострадает. Я лично прослежу за этим. — Я тебе верю, — кивает Миша, — и всё равно хуёво. — Мне тоже, — признаётся Мартин, глядя в её светлые глаза. Они кивают друг другу и возвращаются в дом. Сигареты и зажигалку Мартин ей так и не отдаёт. Они без аппетита едят, пьют кофе и усаживаются перед телевизором всей семьёй. Они смотрят Мадагаскар, просто потому что судя из воспоминаний самого Мартина, это один из немногих мультиков без насилия. По крайней мере он на это надеется. Мультфильм проходит мимо него, потому что он погружается в себя так глубоко, что прекращает обращать внимание на звук и мелькающую картинку на экране. В сознание его приводит только включившийся свет и слова Андреса о том, что они с Люсией идут умываться и ложиться спать. Миша тоже поднялась, но ушла на кухню, взяв пачку чипсов, спрятанных где-то среди шкафчиков и вернулась, садясь на диван. — Мартин, это такой пиздец… Я не могу прийти в себя, — говорит она шепотом. Андрес не одобряет мат и не хочет, чтобы она разговаривала так при Люсии. — Отдохни, расслабься, может поиграй в компьютерной игры или вроде того, — ему стыдно, но он понятия не имеет, что ещё сказать или посоветовать. Он никогда не сталкивался с таким видом дерьма. — Ты и сам не в порядке, — говорит девочка убеждённо, — и Андрес не в порядке. И Люсия. Никто блять не в порядке. — Точно подмечено, — фыркает Мартин. — Ага, ладно. Пойду гляну Шерлока, наверное. Или нет, гляну тот сериал, который снимали по твоей книжке. Бумажный дом, да? Вроде главные герои секси. Обещай познакомить меня с актёрами, которые мне понравятся. Мартин натянуто улыбается и кивает. Миша придёт в себя. Не сразу, конечно, но с ней всё будет в порядке. Он поднимается и возвращается к себе в кабинет, снова наливает в бокал виски. Совсем чуть-чуть. Залпом не пьёт, а медленно цедит, зафиксировавшись взглядом на собственные книжки на полке. Он много раз писал об этом. О детях, о насилии, об ужасах одиночества, о беспомощности. Но писать о каких-то вещах, которые были с тобой и знакомыми в прошлом это не то же самое, что увидеть насилие над собственным ребёнком. Он взял телефон в руки и открыл чат, пролистав вверх, пока не увидел то самое видео. Тогда, когда он видел его, стоя перед Мишей, эти кадры отпечатались на его сетчатке, превратив за секунду из нормального человека в чудовище, способное убивать. Он никогда не думал, что что-то способно разозлить его настолько сильно и ударить по самому больному одновременно, лишая при этом рассудка. Андрес вошёл тихо и незаметно и встал, облокотившись на стол, касаясь плеча Мартина едва-едва. Мартин вздрагивает и лишь тогда обращает внимание на мужа, напрягаясь. Он не знает что сказать своему супругу, своему любимому человеку, дочь которого сегодня подверглась насилию со стороны тренера, а он не смог предотвратить это. Они оба не смогли, потому что не знали. Тем не менее, никто из них не посмел бы обвинить Мишу в произошедшем. Мартин и Андрес просто молча смотрели друг на друга несколько минут, после чего старший мужчина забрал бокал из рук Мартина и глотком допил остававшуюся там жидкость. — Я не силён в уголовном праве, но думаю, едва ли её посадят в тюрьму за произошедшее. Однако я добьюсь того, чтобы ей запретили работать с детьми. Я найду Люсии лучшего детского психолога и пусть он проведёт диагностику, а если нужно, поработает с ней. Может, имеет смысл сделать то же самое для Миши, как думаешь? — Да, да, так и поступим, — кивает Мартин. Они снова молчат, пока Мартин не находит в себе силы заговорить: — Я проебался. — Что? — Я проебался. Как родитель. Может, конечно, я и до этого совершал какие-то ошибки в плане воспитания, но это…вопиющий случай. — Ну, значит я тоже…проебался, — Андрес чуть кривится от лексики, — все совершают ошибки. Но не все признают и не все стараются исправить. Мы признали и будем исправлять. Андрес разворачивает кресло Мартина так, чтобы они прямо смотрели друг на друга и кладёт руку на его плечо, сжимая. — Когда я увидел Люсию…всё внутри перевернулось будто. Она стояла там, плача, а Миша произносила слова которые набатом били по моей голове, будто обвиняя меня в несостоятельности как отца. И всё что я мог это держать в руках свою маленькую девочку, надеясь когда-нибудь загладить свою вину. — Ты никогда её не бил, — вяло отвечает Мартин, внутренне понимая, что имеет в виду Андрес. — Я привёл её в место, где на неё подняли руку. Она до этого пару раз отказывалась идти, но я убеждал её. Раньше ей нравилось и я просто…думал, это детский вариант бунта. Кризис какого-то возраста, их вроде у детей много бывает. Я даже читал что-то по этому поводу. Они проявляют упрямство, непослушание…короче говоря, я прокручивал всё это и обвинял только себя, хотя технически руку поднял не я. — Сейчас никто не в порядке, — повторяет Мартин фразу Миши, сказанную недавно, — и это закономерно. Нам придётся с этим поработать, но думаю дети будут в порядке. И мы…тоже. Просто сделаем выводы и будем более внимательны и осторожны. Андрес фыркает. — Да уж, теперь я боюсь вести её в художественную школу, хотя казалось бы. Мартин понимающе кивает. — Купим ей телефон. И пусть она будет ходить только туда, куда захочет и ровно столько, сколько захочет. Никаких уговоров, только её решение. Они снова помолчали. — Борюсь с побуждением нанять охрану, — признался Андрес. — Это уже слишком. — Я знаю. Мартин поднимается и достаёт второй бокал и бутылку виски, наливая им с Андресом понемногу и садясь рядом с мужем прямо на стол. Их руки и бока соприкасаются, они делят тепло друг с другом и это будто делает всю ситуацию пусть на самую маленькую каплю, но легче. — Я никогда не думал, что это будет так. Андрес повернул голову к нему, внимательно слушая. Мартин продолжил: — Я дрался в детстве много. И от взрослых могло перепасть, ну знаешь, это всё же задрипанный детский дом в Аргентине. И я помню ощущение беспомощности, которое поглощало меня в детстве. Потом я вырос и начал давать сдачи другим детям и просто уворачиваться от попыток меня ударить от взрослых. Но ощущение где-то в глубине так и осталось, стойкое, будто выточенная надпись на камне. Когда Миша ткнула меня носом в видео, я невольно проассоциировал Люсию с собой и одновременно с этим тот факт, что кто-то посмел навредить моему ребёнку сделали что-то ужасное. Они…выжгли во мне абсолютно все положительные черты, всё человеческое, оставив только сущность, тёмную и жестокую, готовую убивать. Андрес, я…я хотел переломать ей позвоночник, разнести её череп в щепки и превратить все органы в фарш. Я чувствовал такую испепеляющую ярость, что в этой мгле не находилось места ни для единого момента эмпатии. Я был настолько зол, что не мог думать о боли Люсии и об ужасе Миши, о других детях, стоящих рядом. Я превратился в ужасного монстра, готового уничтожить всё на своём пути. И мне казалось из этой ямы не выбраться никак. Что обо мне это говорит? — закончил он с дрожью в голосе. Андрес обнял его, позволяя уткнуться в своё плечо и держаться вот так, пока ему не станет легче. — Это всего лишь значит, что ты был в состоянии аффекта, — руки Андреса гладили его по спине, — Тем не менее, ты даже пальцем её не коснулся, не то что убить. Даже когда вы остались с ней наедине, ты не тронул её. И ты не позволил Мише её ударить. — Мне кажется, только наличие рядом детей удержало меня. Убить кого-то или даже избить при муже и детях…вероятно, не самая лучшая идея. Но как велико было желание. — Не только у тебя. Другие родители, пусть тихо, но выражали абсолютную солидарность с тобой относительно того, что с ней нужно было сделать. Никто не коснулся её даже пальцем. Потому что думать и делать это очень разные вещи. В руках Андреса становилось спокойнее. И его слова были так логичны, так правильны. Мартина начало отпускать. Медленно, но верно, он достаточно пришёл в себя, чтобы отцепиться от мужчины и подняться. — Не уверен, что смогу уснуть сейчас. — Думаю, я найду способ тебя расслабить, — улыбнулся Андрес. Впервые за этот вечер, но его улыбка согрела Мартина, — и ещё я оставил дверь Люсии открытой, если вдруг ей приснится кошмар. Чтобы мы услышали. Мартин кивнул. — А, и ещё, — вспомнил Андре, — вы с Мишей вернулись прокуренные. Я едва подавил желание отправить вас обоих мыться. Но вы выглядели так, будто вас переехал поезд, так что я просто промолчал. Это продолжится? — Нет, — твёрдо сказал Мартин, — это единичный стрессовый случай. И он, конечно, должен будет поговорить об этом с Мишей, но это уже будет завтра. Всё завтра. Они обязательно со всем справятся и всё переживут. Просто нужно…дождаться завтра.