Все начинается с мести…

Глава 1 Возрождение в прошлом

Он лежал на спине на чём-то мягком по ощущениям, и это было очень странно. Он уже и не помнил, каково это, — ощущать под собой мягкий матрас, а не голые холодные плиты пола. Да, это определённо была кровать. Как не помнил и про то, каким был свежий чистый воздух… привыкнув к едкому смраду кислотных вод и удушливой вони крови. От знания того, что это собственная кровь, легче совершенно не становилось. Теперь же, вдыхая этот живительный воздух, он не мог поверить собственным органам чувств. Он дышал и не мог надышаться. Ему необходимо было проверить, что происходит. Тяжёлые, словно налитые свинцом, веки чуть дрогнули и неимоверным усилием воли с трудом приоткрылись: в первый момент его зрение было поражено ярким светом. Он уже успел отвыкнуть от дневного света за годы, проведённые пленником в подземелье. Сколько он там пробыл… десятилетия?.. Может, столетия? Впервые за очень долгое время, по его мироощущениям тянувшееся вечностью, Шэнь Цинцю открыл оба глаза и огляделся. В первый момент заторможенно и безучастно с отсутствующим взглядом, устремлённым куда-то вдаль, но чем лучше он различал обстановку, с трудом сфокусировавшись на деталях, тем больше жизнь возвращалась в его глаза. Это был его домик на пике Цинцзин, он не мог ошибиться… Даже не упоминая всю комнату, он прекрасно узнал белый муслиновый полог над кроватью, стоивший в своё время целое состояние, как и аромат самолично выбранных саше, которые впоследствии готовились лично по его заказу, являясь уникальным продуктом. Потом он с содроганием перевёл взгляд на себя… ожидая и страшась увидеть там привычное уже искалеченное тело, но, к его вящему изумлению и невыразимому облегчению, страхи эти не оправдались. Все четыре конечности были на месте, а во рту отчётливо ощущалась давно уже позабытая тяжесть языка. Шэнь Цинцю постарался пошевелить руками и ногами, не вставая с постели. В первую минуту он не мог припомнить, как это вообще делается… Он чувствовал себя беспомощной черепахой, которую дети, в погоне за весельем, опрокинули вверх тормашками, уложив на собственный панцирь, и теперь несчастное создание жалко дёргается, чтобы перевернуться, но у него ничего не выходит… Однако потом, спустя какое-то время и бессчётные утомительные попытки, почти позабытые рефлексы всё же заработали и взяли своё. Когда он разобрался с этим вопросом, учась, как малыш, заново владеть телом, — хотя, надо признать, это заняло не так много времени, память и знания всё же были при нём — то первым делом обыденно протянул руку к соседней подушке, нащупывая до боли знакомую вещь: привычная тяжесть любимого веера сразу легла в неё. Шэнь Цинцю открыл и со щелчком закрыл его взмахом руки, а затем повторил это нехитрое действие несколько раз, сохраняя задумчивое выражение лица. Эти простые движения странным образом расслабляли, дарили внутренний покой и проясняли мысли. Он не сомневался, что каким-то невообразимым образом вернулся в свои былые времена. Если бы это были проделки маленького зверька, то либо он ощущал себя в навеянной иллюзии, как когда-то до своего плена, но мучимый какой-то неясной жгучей тревогой — по крайней мере до того, как палач не надумает превратить сон в кошмар, в очередную пытку, на этот раз довольно своеобразную, а именно этим всегда всё и заканчивалось — либо, какой бы идиллической ни была картинка, где-то на подкорке сознания присутствовало бы знание о том, что на самом деле это всё ложь, а он, точнее его изувеченное тело, всё там же — в водной тюрьме. Сейчас же ощущения были совершенно другими, а что-то в глубине его подсознания твердило — это реальность! 【Код активации: [Был бы у меня второй шанс… Если бы только я по-настоящему мог стать хозяином своей судьбы…]. Автоматический запуск системы】 【Система загружает хосту знание современной письменности и понимание заимствованных с иностранных языков слов и выражений, а также слэнга.】 Странный неживой голос доносился будто отовсюду и в то же время ниоткуда. Этот голос заполнял всё мироощущение, полностью захватывал внимание, не оставляя ни крупицы сознания свободным для чего-то ещё. Перед глазами же начали выскакивать светящиеся окошки с письменами. 【Система приветствует хоста. Ваше пожелание было услышано, и вы были прикреплены к системе 4444. Данная модель системы представляет собой помощника для героя произведения, который смог вырваться за сюжетные рамки и обрести собственную волю. Полное название — система восстановления справедливости для второстепенных героев и всякого рода пушечного мяса.】 Шэнь Цинцю не знал, что это за штука такая, но он понял другое. Его перерождение не было чем-то случайным, к этому явно приложило руку это… существо. Он осознал это со всей очевидностью. Даже если не обращать внимание на всё, что оно уже успело наговорить, значение имели уже два момента. Первое. Он слышал этот будто бы неживой голос и раньше. Перед смертью. Когда он наконец изыскал способ уйти из того места… уйти из той жизни… Лучше сказать существования… прозябания… но никак не жизни. Однако голос этот донёсся до него, когда сознание уже начало угасать, перед самым концом, поэтому он тогда грешил на предсмертный бред. Второе. Слова, что были названы кодом активации, — это были его мысли перед смертью. Не только тогда… Он часто думал о чём-то подобном в последние годы нахождения в плену. Все те безрадостные годы, оставаясь наедине с собой, после очередного посещения этого демонического выродка, когда наконец устанавливались сравнительная тишина и покой, он только тем и мог заниматься, что думать. Он много раздумывал о своей жизни, о том, что привело его к такому концу. Шэнь Цинцю заметил, что чем больше он думал о своей жизни, о тех или иных решениях или поступках, буквально пропуская через себя, словно тщательно разглядывая с помощью лупы или даже духовного объектива, те или иные моменты жизни, анализировал их, тем меньше понимал себя. Это всё было неправдоподобно. Не похоже на него. Его словно заколдовали, будто дёргали за невидимые струны, как куклу, заставляя идти по проторенной дорожке, предпринимать действия, что никогда не стали бы его собственным выбором. Так было во многих жизненных ситуациях и со многими людьми. Например, его отношения с Лю Цингэ. Слова этого пустоголового зверя никогда не должны были иметь власть над ним, они никогда его по-настоящему не задевали. Но почему же он позволял себе отвечать на лай этой бешенной псины? Почему он позволил кому-то поверить, что между ними есть какая-то неразрешимая вражда? Когда собака лает на тебя, не обязательно отвечать лаем. Человек должен быть выше этого. Если собака кусает тебя, то какой нормальный человек примется кусать её в ответ? Это же просто смехотворно! У Шэнь Цинцю всегда было очень развито чувство собственного достоинства: ещё тогда, когда он жил в рабстве, или даже ещё раньше — будучи уличным мальчишкой. Он никогда бы не опустился до такого, особенно когда занял достойное положение пикового лорда. Так почему же? Почему он вдруг, как какой-то дурак, встал и начал отвечать на лай больной на голову собачонки, деловито подвывая ему? Разве это не странно?! Или Цю Хайтан. Как он мог позволить ей разрушить его? Юности свойственна некоторая наивность, сентиментальность и горячие максималистические чувства наряду с сильными эмоциями. Он может понять, почему в те времена поступал так, а не иначе. Он понимает, почему тогда так и не сказал Хайтан правду: о том, что её драгоценный брат делал с ним, и тем более о том, что он хотел сделать с ней… и не только он. Какие извращённые чувства представители семейства Цю на самом деле к ней испытывали. Шэнь Цинцю отлично знает, почему тогда скрыл то, что убил это проклятое семейство не столько, чтобы самому сбежать, сколько, чтобы её защитить. Уберечь чистоту её мыслей и невинность — так он тогда думал. Она казалась ему воплощением искренности и чистоты, не затронутых миром. Хотя, задумываясь теперь, без прошлого морока, затуманивавшего мысли, он сомневается, что она не знала, как тяжко ему приходилось в доме Цю. Возможно и не знала, но не могла не догадываться. Это уже не важно. Важно другое. Чего он понять не в силах, так это по какой причине он промолчал после, когда старая дворцовая жаба нашла её и начала весь этот фарс с судебным разбирательством вместе с этим глупым щенком. Почему он просто стоял и принимал все бросаемые ему в лицо обвинения, покорно склонив перед ней голову. Детство давно миновало, как и юность, да и чувства теперь были не те. Взрослые он и Хайтан были уже друг другу совсем чужими. Так почему же он ради неё без сомнений пожертвовал всем? Какой дурак отдаёт настоящее и будущее в обмен на быльём поросшее прошлое? Тем более если он что-то и должен был Хайтан, то с лихвой отплатил, не дав семейству Цю её уничтожить. Ещё меньше он понимал, зачем принял к себе на пик эту девочку, похожую на Хайтан. Мало ли, может, это была какая-то ностальгия или минута слабости. Однако чего он понять не в силах, так это того, почему он посадил эту малолетку себе на голову и позволил свесить ножки. Относился к этой, в сущности, посторонней девочке, чуть не как к дочери родной, всячески проложил ей гладкую дорогу, дал удобно себя использовать, а затем отбросить за ненадобностью, когда она получила от него всё, что только могла. Возвёл в статус ничуть не меньше, чем был у маленькой хозяйки дворца в её собственной вотчине. Вот только Сяо Гунчжу была родной дочерью Лао Гунчжу, поэтому и понятно такое особое отношение. Но кем Нин Инъин была ему самому? Одной из учениц, не больше. Тем не менее он не только носился с ней, как с писаной торбой, не только позволил ей вконец обнаглеть, не только закрыл глаза на грязные слухи, что распространились по секте по милости этой девочки, благо они были не первые, он даже удобно позволил ей превратить себя в ступеньку на пути её благополучного будущего, а потом выбросить, как носовой платок, бывший в употреблении. И даже после этого его обожание этой маленькой дряни, этого предательского ученика, не стало меньше! Он с великой охотой и радостью позволил двум подстилкам проклятого демона себя использовать и вытереть об него ноги, а в ответ даже поблагодарил! Даже не двум, а трём, если учесть и претензии Лю Минъянь, на которые он тоже удобно склонил голову, и это несмотря на то, что уж у кого-кого, но у этой особы не было никакого морального права смотреть на него сверху вниз: он ничего не был ей должен никогда и брата её даже не думал убивать, лишь пытался спасти, что вышло ему боком. Может ли что-то быть смешнее? Однако хуже всего всё то, что было связано с этой маленькой тварью — Ло Бинхэ. Любое дело, событие или действие, которое имело хоть маломальское отношение к нему, заставляло Шэнь Цинцю слепнуть, глохнуть и непозволительно глупеть. И это было ненормально. Абсолютно противоестественно! Взять хотя бы ту историю с пролитым чаем, которую ублюдок неоднократно ему поминал. Он даже себе не мог объяснить, зачем это сделал. На него будто какое-то затмение нашло! Или историю с подменённым руководством и издевательствами… Да он обо всём этом узнал только после того, как попал в руки этого малолетнего монстра! И вот это было воистину странно… Шэнь Цинцю всегда был внимательным и ответственным наставником. Сколько бы слухов не плодили про него недоброжелатели, но никто не мог упрекнуть его в том, что он плохой учитель. Однако он каким-то образом умудрился проглядеть творящийся на собственном пике беспредел. Нет, он всегда знал, что ученики не любили Ло Бинхэ, что они его не принимали в свои сплочённые ряды, не признавали за своего, но он и представить себе не мог, что события приняли такие вышедшие за всякие рамки обороты, и началась настоящая травля. Это было просто дико, он, обстоятельный и добросовестный глава пика, не знал, что творится на собственной подведомственной территории! Это само по себе было ненормально. Но ещё нелепее было другое. Как он за столько лет ухитрился не заметить, что мальчишка культивирует по неправильному руководству. Да вся его духовная энергия должна была сильно бурлить, аура же — жутко фонить! Как такое вообще можно не заметить?! Даже нарочно постаравшись, пропустить такое не просто сложно, невозможно! Однако он как-то сумел это проморгать… Кстати об этом. Необъяснимым было не только его собственное поведение, но также поведение всех вокруг там, где это касалось зверёныша. Про остальных он умолчит, но вот поступки Мин Фаня были удивительны в своей абсурдности. А ведь этот парень всегда был умным, расторопным, добросовестным и благоразумным, глубоко преданным своему учителю и призванию культиватора, а что самое примечательное — незлобивым и не чуждым благородству. Шэнь Цинцю это точно знал, за столько лет он не мог не узнать собственного воспитанника, и именно за эти его качества тот и был продвинут до главного ученика. Однако там, где дело касалось Ло Бинхэ, Мин Фаня словно подменяли. Похоже, какое-то странное затмение находило не только на него самого, но и на всех, кто имел дело с этим зверьком… Взять хотя бы всех этих женщин, которые готовы были себя погубить, лишь бы оказаться в многочисленном гареме повелителя демонов, где большинство могло рассчитывать всего лишь на какую-то ночь, может, единственную в жизни. Вся разница между разными людьми так или иначе связанными с этим проклятием по имени Ло Бинхэ была лишь в их отношении к нему: некоторые беспричинно начинали чувствовать к нему антипатию, злость, ненависть и прочие отрицательные чувства, в то время как другие так же, безо всяких видимых причин, начинали его обожать, готовые даже жизнь за него отдать. Это было совершенно ненормально и даже дико! Стоило подумать обо всём задним числом, как у Шэнь Цинцю создавалось стойкое впечатление, что именно вокруг этого маленького монстра и вертится весь мир, и любое происходящее в нём явление, даже самое незначительное, так или иначе связано именно с ним. У Шэнь Цинцю всегда было какое-то странное подспудное чувство насчёт всего происходящего в его жизни, но только оказавшись оторванным от этой жизни, он смог всерьёз задуматься обо всём и обнаружить всю странность происходящего. Когда он думал обо всём этом, казалось, что весь этот мир, люди его населяющие и даже он сам были какими-то ненастоящими… Без собственной воли и мыслей, словно подчиняющиеся заранее написанному сценарию, как актёры в спектакле… Обрести себя настоящего Шэнь Цинцю, как это не смешно, смог только в темнице своего палача. Он словно заново родился или возродился. Сначала духом, а уж потом и телом. Он со всей отчётливостью мог сказать, что из всех отношений, которые у него были в жизни, так же, как и эмоций, настоящими были только с Юэ Цинъюанем. Однако и там не обошлось без странностей. Вместо того, чтобы тонуть в депрессии и чёрной меланхолии, ему следовало припереть того к стенке и заставить рассказать правду. Ведь очевидно же, ему было, что сказать… Если бы Шэнь Цинцю и правда стал для него чужим, разве стал бы он так упорствовать и всячески пытаться выслужиться перед ним? Если бы его выбросили, то зачем бы потом старались так отчаянно вернуть? Зачем он пришёл, чтобы спасти его, рискнув всем, когда Ло Бинхэ захватил Шэнь Цинцю в плен. Зачем так охотно отдал за него свою жизнь и даже секту не пожалел? А сам Шэнь Цинцю? Почему он так никому и не рассказал про демоническую суть Ло Бинхэ? Почему не боролся, а просто сдался на милость врага, даже не попытавшись себя отстоять? Не только себя, а даже Юэ Цинъюаня и секту. Почему он вообще сохранил жизнь демону, что имел наглость проникнуть в секту? Одни только «почему» и никаких ответов. Если задуматься, это всё один сплошной бессмысленный вздор. Абсурдная нелепость! Оглядываясь назад, ни одно из принятых им в жизни решений в принципе не было его… Как будто кто-то другой проживал эту жизнь вместо него. Так, словно он был не человеком с собственной волей, а куклой на шарнирах. Впрочем, как и любые другие обитатели этого фальшивого мирка…