I
[Прим. Сцены, в которых участвуют немецкоговорящие герои, речь ведется на немецком. В остальных случаях смотреть по транскрипции и переводу.] Берег постепенно отдалялся от взора Риты. Не видя его, она чувствовала спиной, как всё дальше и дальше отправляется от чего-то дорогого, оставшегося позади. Язык наворачивал загогулины во рту, а острые маленькие зубы находили тонкие щёлочки в губах, которые можно довести до кровяного покрова. Немец перед Новиковой расслабленно навалился на спинку сидения и водил взглядом из стороны в сторону, чтобы не смотреть на неё, как казалось Маргарите. На самом деле, он просто не хотел ни на кого смотреть: так устал, что родную мать видеть не захочет. Его руки добела сжимали матовый автомат, на котором от секундного помешательства Рита увидела кровь. Хельмут хоть с десяток раз мог уверить её в том, что он не трогал народ, и ему можно было верить, но какой зверь в тупике на его месте не поступил бы также? Девушка ехала в неизвестность: она представляла N благоухающим, мерзким, немецким. Мертвым. И не столько важны были живые люди, сколько вера в их бессмертие. Маргарита ещё ни разу не видела улиц, усеянных мёртвыми телами военных. Граждане умирали толпами во время войны перед её глазами, но военные — нет. Ей повезло не встретиться с медленно утекающей на глазах верой в победу. — … — Рита открыла рот, поддавшись вперед настолько заметно, что немец приподнял правую бровь. Ему не положено по уставу мило болтать с гражданами, но интерес к данной персоне бил в голову сильнее мёртвого устава. Таким он его считал после того, как первый десяток раз нарушил его по приказу власти. — Нет, ничего. — Девушка отмахнулась и упёрлась взглядом в чёрную занавеску на окне машины. Ей показалось неразумным называть мамину и свою, в том числе, фамилию, даже если причиной оглашения будет пожелание справиться о здоровье раненой. Хельмуту желательно не знать, кто её мать. Этому немцу вообще лучше ничего не знать кроме того, что она ему напела на острове. — Ты немка? — он удивился. Маргарита наклонила голову вбок, держа его в ожидании, и слегка ею согласно качнула вперёд. — Так чего вы молчали? — Новикова усмехнулась смене местоимений и переигровке уважения и социальных ролей в его голове. — Я бы развлёк вас в такой долгой поездке. Красивым девушкам не пристало молчать в компании харизматичного солдата. — Солдат накренил оружие в сторону, слегка спуская его с ног, острие легонько касалась его руки. — Это только в том случае, если солдат красивый. — Сострила Новикова, не гнушаясь поиздеваться над молодым мальчиком без важного чина. Он мог стать её пареньком на побегушках, смей судьба благосклоннее распределиться в её сторону. Если бы мама была жива и ничего не сказала этим узурпаторам! Если бы они стали одним целым, и она поняла бы Риту без слов… «Если бы» — всегда такое опасное сочетание. Часто обнадёживает и ранит одновременно, несмотря на исход. — Ну, да, тщеславие красавице не занимать. — Он поджал губы и сделал вид, будто бы его не задела колкость Маргариты. — Ладно тебе. — Новикова выжала из себя улыбку, несмотря на нервозность, которую наверняка бы уже уловил Хельмут, если бы ехал с ней. Страх просачивался сквозь пальцы и принуждал их подрагивать. — Не хочется злить Хельмута. — Солдат сначала не понял, о ком она: скривился от мысленной работы в блондинистой голове настолько, что весь лоб сморщился. — Понял… — Обескураженно и сокрушённо промямлил немец, понимая, о каком Хельмуте в их отряде шла речь. Он признавал свою необразованность, поэтому предполагал, что обергруппенфюрер взял с собой красавицу-актрису или, не дай Господь, жену, с которой солдат сейчас поговорил. Однако зачем жене или актрисе форма? — После того, как я получу свою форму, вы отвезёте меня в госпиталь? Можете лично меня проводить. Это неофициально. — Новикова постаралась расправить плечи, чтобы быть убедительнее. — Никаких проблем. Госпиталь могут посещать даже русские. Если это можно им назвать. — Солдат усмехнулся — холодок скользнул по спине Риты. Она закусила щёку изнутри, боясь представить, что солдат имеет в виду. Ей необходимо было быстрее всех оказаться в N. Чтобы Хельмут не знал. Чтобы мама осталась жива. Чтобы история Риты не закончилась.II
Чёрная ткань формы облегала выпирающие косточки таза и коленей. Рите было неведомо, с какой женщины для неё сорвали эту идеально накрахмаленную юбку, но в ней она смотрелась ещё более обугленней, чем прежде. Мужские военные штаны, которые Новикова временно цепляла на себя на острове, скрадывали часть недостатков. Рита стояла у дверей, ведущих в рассадник ненависти, боли и смерти. Немцы устроили госпиталь в одном из домов. Немцы даже не потрудились позаботиться об санитарии помещения: где-то валялись грязные инструменты или вещи, гнилые фрукты и сено. Отовсюду несло мертвечиной и железом, приторно-сладкий запах от протухшего подначивал глотку содрогнуться в порыве вывалить на почерневшие доски завтрак. Новикова боялась зайти внутрь. Множество знакомых увидят в ней предателя, но не подойдёт же она к каждому с объяснениями на цыпочках. Таких, как она, не слушали, таких убивали. И неважно, что именно она хотела сделать. Её и так прежде недолюбливали из-за происхождения отца, теперь уж точно найдётся больше поводов для насмешек и плевков под ноги. Куда страшнее этого было то, что кто-то из толпы выкрикнет на всю площадь то, что она русская. Хельмут сначала не поверит, неодобрительно покачает головой, улыбнётся, а потом… — Ворхельфюреринг, у нас ограниченное время. — Сопровождающий Риты вывел её из раздумий. Когда он тут появился? Неужели Хельмут вернулся? Она стояла настолько неосмотрительно долго, что пропустила его возвращение? — Как вы меня назвали? — нахмурившись, немного сипло поинтересовалась девушка. Парень нервно дёрнул губами. — Всё в порядке, я просто спросила. — Обергруппенфюрер определил вас в вспомогательную армию СС в должности помощника телеграфиста. — Новикова стушевалась, не представляя себя в роли девочки-доносчицы. Вести общение с Германией? Ежедневно докладывать им новости с родины и предавать их в каждом своем слове? Или у Хельмута оригинальное чувства юмора, или он не предусмотрел, как постыдно это для неё и невыгодно для немецкой армии. — Да, он упоминал. — Вряд ли солдат поверил ей, но Риту это не особо заботило. — Мне нужно передать сообщение от обергруппенфюрера и… — Он предупредил меня, что вы захотите встретиться с матерью. — Снисходительно, по-доброму склонив голову ниже, с улыбкой произнёс солдат. — Мне очень жаль вашу семью. Он рассказал о вашей трагедии. Война не щадит никого, даже лучших людей. — Было заметно, что парень хочет приобнять Риту за плечи, чтобы расположить её к себе и поддержать. — И я не хотел вас торопить, только напомнил том, что нас ждут. — Обергруппенфюрер? — Да. Нам с вами нужно в администрацию. — Новикова, хмурясь, кивнула. — Вы можете подождать меня в машине? Я выйду в течение двадцати минут. — Солдат кивнул, лицом обнажая открытость перед Новиковой и понимание. Когда его фигура скрылась в коридоре, Рита нырнула в сторону от комнаты с ранеными и поплелась на кухню. Там всяко будет что-то, на чём можно наклепать пару строк. Говорить с матерью лично было очень опасно для неё. Ясно, что Хельмут не стал бы проверять, но ему могли случайно донести, мама могла проговориться. А жива ли она вообще, чтобы проговориться? Новикова лавировала между парой больных городских и немцев мышкой, чтобы быть для них тенью. Знакомых лиц не было, и на неё вряд ли обращали внимание. Рите удалось найти бумагу и написать: «Мама, не говори им своей национальности. Мы Хольгер. Когда будут вести куда-то, не противься, будь доброжелательна к немцам. Командир этого подразделения друг папы. Я сохраню тебе жизнь, обещаю. И за меня не смей переживать, я спасу нас. Лечись и не выделяйся. Очень люблю тебя… Твоя любящая дочь.» Записка смятым комком, похожим на снежок, легла в руку. Рита подходила к другим русским, спрашивая, как их самочувствие. Она специально подходила к незнакомцам. Вряд ли в ней признавали Новикову те, кто её знал. Рита подходила даже к спящим, чтобы создать видимость сообщающего или помощника врача. На неё действительно не смотрели солдаты. У Новиковой получалось, сердце горело в исступлении от успеха. С каждым шагом становилось страшнее и страшнее. Однако оно перестало биться вовсе, стоило ей увидеть бледное лицо матери. Та, закинув руку на голову, закрывала ей глаза. Она похудела, а на рукаве выступали кровавые пятна. Новикова помнила, как матери простреливает ногу. Девушка была готова поклясться, что забыла эту картину, а сейчас увидела так ярко, будто бы всё случилось только что. Немецкий смех в стороне посеял дрожь на коже русской. В уголках глаз скопилась влага, Рита проморгала её и подошла к заветному ложе. Мама лежала даже не на кровати, это была сборная солянка из сена, тканей и пластин из дерева. Новикова наклонилось над матерью, сжимая её руки, та открыла глаза и уронила руку. — Тихо. — Шёпот дочери закрыл рот матери. Она сглотнула крик ужаса и радости. Её девочка была здесь, она нависла над её больным телом, глядела в её глаза, обтянутые посиневшей кожей и покрывшейся красными полосками. Маргарита подложила под неё записку и встала, равнодушно отходя к другому больному. Только тогда мама увидела форму девушки. Непонимание читалось во взгляде женщины до ухода дочери. Она старалась не смотреть на Маргариту, даже подумала, будто она — наваждение, однако отринула эту мысль. Доказательством была записка. Там были все ответы… Или вопросы…III
Теодор, навалив ногу на другую, считал полосы на расколовшемся потолке. Хельмут наблюдал за военными у подножья администрации. Горожане и немцы перед ним сновали из стороны в сторону, играя свои роли. — Когда мы отправимся? — нога Бёша слетела с коленки, становясь стопой на полу. Хельмут, играя на губах доброй ухмылкой, окинул товарища взглядом. Растрёпанный вид адъютанта не вязался с военным такого уровня. — Ты только приехал, а уже рвёшься уезжать? Тебе совершенно не нравится в этом городе? — Теодор надул верхнюю губу ближе к носу, выказывая негодование и сомнение. — Ну, здесь воняет рыбой, обергруппенфюрер. — Хельмут закатил глаза на слова друга и повернулся к стене. — Когда ты свяжешься с рейхсфюрером Гиммлером? — Дай мне время. Я не такой резвый и молодой, как ты. Порох ещё не до конца отпал от моих сапог, а ты меня на переговоры отправляешь. — Краузе грузно упал на стул. — Мне нужно, чтобы ты подготовил ложные новости для русских. — Теодор выпрямился. — Пожалуй, обращение по радио и листовки по всему городу… Этого будет достаточно. Пускай на весь город вещает Маргарита, мне нужно, чтобы она своими устами прочла новость. — Вы хотите объявить о нашей победе? — сомневаясь, правильно ли он понял, уточнил парень. — Как же наша миссия? А если поднимется восстание? — Его крысиная натура восставала из недр души, желая поскорее сбежать подальше от бунта и опасностей. — Из трёх с половиной калек? Наши люди перестреляли всех, кто может держать оружие в руках. Да, к слову о них… Ты направил людей на остров? Мне нужны трупы тех людей, Ямпольского, в особенности. Эта русская свинья сможет пробить мне череп с огромного расстояния. — Хельмут жестикулировал руками, вбивая каждое слово пальцем. Он тыкал им в воздух, пробивая невидимую стенку. — А что насчёт неё? — Краузе передернуло. — Думаешь, мать Маргариты жива? — Тебе не всё равно? — смотря в стену, словно в пустоту, безынтересно прошептал Хельмут. — Мне в последнее время всё больше стало плевать на людей. Возможно, даже на себя, но судьба этой женщины интересна. Хочется познакомиться с женой Хольгера, тот часто о ней говорил. — Хельмут устало улыбнулся, видя перед глазами мелькающие образы его Гретхен. Она стала больным наваждением. — А ты уже был приставлен ко мне адъютантом? — Ты уже тогда был конченым наркоманом, фюрер. — Теодор рассмеялся со своей грубости и бросил фарфоровую статуэтку в стену. Она разлетелась в стороны с противным звоном. — Я обещал налить тебе водки, если мы выживем. — Краузе приподнял офицера за воротник его форменного белого мундира. — Пойдём отпразднуем. Нас ждут тяжелые будни. — О, нет, Хельмут, они будут ждать нас, если рейхсфюрер позвонит нам первее, чем мы ему с результатами. — Бёш потряс плечами в стороны, стараясь высвободиться, но вместо этого получил дружеский подзатыльник и выскочил за дверь, чтобы не попасть под тяжёлую руку Краузе.IV
Новикова боялась смотреть на улицу, когда передвигалась в машине с заниженным потолком. Кочки на дорогах специально подначивали её повернуться к городу лицом. Рите было стыдно смотреть на дорогу, дома и природу своей родины из-за предательства. Руки чесались сорвать форму и начать тереть своё тело когтями, смывая позор. Краузе вряд ли узнал о её матери, не справлялся о том, как и что она делала в больнице. Немец был дотошно недоверчивым к русским и наивным в отношении арийцев. Парадокс больных фанатиков, не ставящих человеческую жизнь во внимание. Рита думала о нём так, пока не заметила Бёша в гостиной за инструментом. Он заставил её сердце пропустить удар от знакомого образа. Эта парочка немцев ассоциировались у неё с Ямпольским и Ивановым, вечным дуэтом борьбы и благородства. Может, Алексей брезгливо отвернётся от нее, когда увидит в этой форме? Ему в его положении пленника хотя бы не придется терпеть образ немецкой девчонки на побегушках. — Здравствуй. — Бёш лениво махнул подруге, отклонив спину назад. Его изящная осанка позволяла офицеру пробиться в мировые танцоры. Он выглядел намного изящнее Ивана и чем-то манил. С ним хотелось дружить. — Как мама? — Жива. — Мысли о матери покалебали лестные немцу характеристики в голове Риты. Она проморгалась и пошла вперёд. Теодор пустил ей вслед красивый пассаж, и она вымученно улыбнулась ему. — Маргарита, это в честь твоей матери! — он нарочито громко стал исполнять героическую мелодию, опевая какие-то ноты и съедая согласные так, что из соседней комнаты уже мало что было слышно. Новикова отвлеклась на это и не заметила, как оказалась наедине с Хельмутом. Ей галантно открыл дверь сопровождающий солдат, а Краузе встретил прямо с порога. Новикова угодила под его длинную руку. От мужчины исходил странный запах пороха, как будто рядом с ним взорвалась огромная фабрика. — Ребята, на сегодня закончили. — Краузе обратился к сидящим мужчинам на стульях. Они одновременно встали, пожали его свободную руку и вышли. Последние внимательнее первых осматривали Новикову. Она неудобно поёжилась под этими странновато-сладковатыми взглядами. — Передай Теодору, чтобы оставил нас сегодня. Мы закончили. — Солдат кивнул и мягким нажатием прикрыл дверь. — Как добрались? — Новикова не хотела услышать очередной вопрос о маме. Она неизвестно как, пока немецкие войска здесь. — Всё хорошо, спасибо. — Губы Новиковой были плотно зажаты между друг другом, а веки с бровями слегка опущены, выдавая её напряженность. — Где Иванов и другие? Я бы очень хотела с ними поговорить. В госпитале не было его отца… — Да. Нам повезло. Обеим сторонам. Он ещё жив, но депортирован. Я подал прошение в Германию насчёт вас. — Хельмут преданно смотрел в глаза ниже него, выпуская Риту из-под своей руки, которую до этого он держал на её плечах. — Нас? — Её голова слегка накренилась вбок. — Тебя, твоей мамы, отца Иванова. — Краузе тяжело вздохнул и стёр испарину со лба. Рука Маргариты легла в ладонь Хельмута. Военный повёл её ближе к столу, где горела лампа. На улице уже было темно, и это бы единственный источник света в комнате. Краузе определенно любил полутемень. — Гретхен, я пытался сказать тебе об этом в поле, но не успел. — Мужчина расположил руку на щеку девушки, пуская линии мурашек в разные стороны. — Ты должна лететь со мной и матерью в США. Мы отправимся на той неделе, когда это всё окончится. — Хельмут, я… — Я не принуждаю вас ни к сожительству, ни к проживанию с содержанием, где вы были бы мне чем-то обязаны. — Грудь Риты опустилась, и она выпустила через зубы струйку воздуха от облегчения. — Как ты могла о таком подумать? — Краузе усмехнулся, видя реакцию фаворитки. — Не знаю. День тяжелый. Всякие бренди в голову лезут от такого. — Он, потешаясь, покачал головой с улыбкой. Его рука, обрывая всё, что было до этого, в порыве ухватилась за нежную ладонь Риты. Девушка пропустила удар сердца в груди, едва не проглотив шарик чего-то невидимого в горле так, что подавилась бы. — Гретхен, лети со мной. Я не смогу пережить эту ссылку в США без тебя. Мы не должны подгонять развитие наших отношения под темп военных заморочек правительства, я всего лишь прошу тебя быть мне другом. — Его пальцы стали гладить пышную щёку девушки. — Ты будешь спасена от всего того, что может тебе навредить. В том числе и русские, Маргарит. Как они воспримут тебя после того, что здесь было? Тебя ничего не держит… — Мой отец, он… — Он не вернется. — Новикова попятилась назад, и Краузе оборонительно выставил руки вперед. — Нет! Господи! Если ты намерена все мои неосторожные слова принимать в худшем виде, то переезд в США обсуждать сейчас точно не время! — Маргарита рассмеялась от сложившейся ситуации. — Он живой. Его отправят в США. А после моего письма, где я пишу ему с тем, что забираю вас туда же, он окажется первее нас в этой тюрьме для… — А… Почему США? — уловив нить несостыковок, начала Рита. — В Германии будет небезопасно. — Рита нахмурилась. — Даже после победы. Наша страна натворила немало бед другим. — Девушка согласно кивнула и отошла на шаг назад, скрываясь в полумраке. — И каковы шансы, что победит Германия? — Большие шансы. Однако рейхсфюреру нужно немного иное. — Забросив удочку, Краузе отошёл в такой же полумрак и сел на диван. Материал на нём проскрипел под ним. — Что? — девушка поддалась ближе. — Так ты поедешь со мной, Гретхен? Я не могу рассказать это девушке, которая впоследствие разобьёт мне сердце. Эта тайна всей нашей совместной работы с Адольфом, и я хочу, чтобы услышала её моя будущая жена. — Новикова сжала край стола, раздумывая, стоит ли продавать себя за эту информацию. А продавать ли? Был ли Хельмут так плох и узнает ли он когда-нибудь о её крови? Да и… Узнав бы, неужели у него изменится мнение? Он не такой… Краузе совершенно другой. Он готов помогать ближним — неважно — русские они или немцы. Хельмут спас Иванова с отцом, весь их город. Краузе, заметив, как бегают глаза девушки, привстал и медленно подошёл к столу. Его рука легла на светильник и потушила его. Мигание от него бросило пару теней в комнате и погасло оконательно. — Что ты хочешь этим сказать? — Не сводя взгляда от потухшего светильника, Рита продолжала стоять, опираясь о стол. Хельмут обошёл девушку со спины и замкнул руки у нее на животе. — Хельмут, я не думаю, что ты расцениваешь моё поведение правильно. — Ты не ответила «нет», значит, сомневаешься. — Краузе расправил пальцы на животе русской, став вытаскивать из-под юбки ткань рубашки. — Что с того? — Новикова ухватилась за его кисть, не давая вытащить одежду и оголить живот. То, что ей всё это нравилось, не означало, что это было возможно. — Если первый вариант вызывает сомнения, значит, его нужно сразу отметать. Не было бы желания думать о другом. — Хельмут коснулся носом макушки Маргариты. Ей хотелось забыться в его объятиях. Даже о матери не было желания думать. Хельмут мог заменить собой всё. И в силу возраста Новикова не могла и представить, что это «всё» длилось бы для неё пару месяцев, ибо потом пелена влюбленности спала бы. Как у него, так и у нее. — А ты уверен, что первым вариантом было «нет», а не желание получить тебя? — Рита дёрнуась вперёд, чтобы освободиться, но он не позволил ей этого, вызывая смех. Он не преследовал цели удерживать девушку силой, однако протесты девушки больше были похожи на игру в кошки-мышки. Их тела медленно перемещались от плоскости к плоскости, она не давала ему своих губ, и Хельмуту, как юнцу, приходилось прибегать к детским играм: то щекотка, то щипание, пока Маргарита не упала на диван. Девушка звонко смеялась на всю комнату, прижав руки к животу. Хельмут смеялся чуть тише, прерывисто. Его веселил смех русской. — Выдохся, обергруппенфюрер? — Девушка всеми силами пыталась напомнить себе о том, кем он был, но от этого обращения ей ещё больше захотелось предать себя. — Такой дьявол из любого все силы выжмет. — Он упал на диван рядом, переставая пытаться дотянуться до губ Маргариты. — Неужели ты не дашь мне поцеловать тебя, дикарка? — Неужели ты не расскажешь мне ту тайну? — Его интонацией, но с большей таинственностью спросила Рита. — Только жене, Гретхен, только ей. — Хельмут вздохнул, сбивая весь свой задорный настрой. — Я ведь серьезно, Маргарит. Я влюбился в тебя, поэтому хочу поливать правдой и признаниями. А у такого человека, как я, правда куда серьезнее рассказа про кражу соседской курицы. — Только не говори, что ты воровал куриц, Хельмут. — Это не самое ужасное, что я делал. — Девушка сглотнула. и обернула взгляд к потолку. Стрекотание сверчков из наполовину открытого окна отсчитывало секунды до неизбежного конца и начала всего того, что могло и никогда не случится между ними. Краузе прикрыл глаза, не понимая, почему девушка ему так рьяно отказывает. Новикова подбирала слова для того, чтобы пылко, но скромно согласиться на спасение. Спасение от стыда внутри, от чувств к Хельмуту, от страха за маму, от войны. — Давай попробуем дружить. — Девушка устало повернула к нему голову. Перед ней полыхнули две тёмные радужки, приближающиеся всё ближе и ближе, пока не скрылись за размытым овалом головы. На губах отпечатался горьковатый привкус от потрескавшихся немецких губ. Неприятный, местами грубый, но мужской, оттого и желанный поцелуй уверенного в себе человека подкосил ноги. — Мне нравится с тобой дружить, Гретхен. — Его шёпот обласкал губы, поведя их к ушам. Рита рвано выдыхала, желая скукожиться, чтобы щекотка, кусающая кожу, перестала отдаваться в груди и чреслах. Губы немца нашли раковину уха, став шептать. Каждая согласная отдавалась дрожью в ногах, настолько звуки были бархатными, когда произносились так интимно близко: — Я ищу золото Нибелунгов. Это один из четырёх артефактов, нужных рейхсфюреру Гитлеру, затем он направил нас в N. Мы ищем это, чтобы спастись от того, что не достанет нас в этой жизни, но постигнет после неё. Дьявол заберёт его душу, если я не принесу ему золото. Тогда можно будет объявить о победе. — Какие остальные артефакты? — Она отстранилась, воспринимая это наравне со сном. Этого не могло быть, происходящее вокруг было похоже на разговор мечтателя со своим слушателем. — Как ты вообще нашёл всё это? — Не я один. Ты слышала об Аненербе? — Маргарита отрицательно качнула головой. — Это огромное количество людей, работающее над поиском артефактов и ценностей культуры. Мы вывезли половину России. — Новикова удержалась от того, чтобы не вставить колкое слово. — Зачем ему это? Ты говоришь загадками. — Ей надоело состояние непонимания. — А мне кажется, что напротив: я говорю достаточно прямо. — Мужчина пожал плечами и подцепил подбородок Новиковой указательным пальцем, приподнимая взгляд девушки так, чтобы она смотрела прямо ему в глаза. — Мне кажется, ты просто сказал мне самую безобидную правду. — Решив отшутиться, прошептала Новикова. Ей не верилось, что эта информация будет иметь вес в политике. — О, ты не представляешь, насколько эта правда губительна для него. — Рита устало улыбнулась, едва не рассмеявшись от представленной картины. Такой человек, как Гитлер, едва ли боялся целой армии, к чему ему бояться того, что будет после смерти? — Гретхен, ты мне не веришь. — Сложно поверить… Хельмут начал стягивать что-то с ладони, тянущими движениями снимая чёрное кольцо. На нём была выгравирована славянская руна, а с обратной стороны слова на непонятном языке. — Таких всего пять.Есть множество копий, половина армии носит такие на удачу, но у меня, включая рейхсфюреров, подлинники. — Маргарита взяла кольцо из рук Хельмута. — Только эти кольца откроют врата Ада, когда придёт время. — Ада? — Она сплющила губы, брезгливо относясь к этой информации. — Нет! Я поняла! Ты так завуалировал нападение Гитлера на Москву и Сталина, да? — Фантазии тебе не занимать. — Хельмут неодобрительно качнул головой и надел кольцо обратно. — Тем не менее, мои слова — правда. И за них я получил то, что будет греть мне душу больше, чем приближение конца. — Он сделал паузу, надеясь услышать что-то хорошее от русской. — Что ж… Время позднее, но я бы предложил тебе немного выпить. У меня есть парочка интересных историй для тебя. Я бы хотел узнать тебя лучше. — А истории будут про дьявола, надеюсь? — Хельмут прыснул со смеху. — Могу про него, но едва ли они будут правдивыми. — Он развел руками в стороны. Рита вскочила на ноги и скрестила руки на груди. — Ну, тогда мне неинтересно! — Волевой подбородок качнулся в другую сторону, дразня немца. Хельмут с силой дёрнул русскую на себя, начиная донимать её телесными ласками. В ту ночь она упала не только на его колени, но и в саму Преисподнюю за неосмотрительность и грехи.V
Морось и колючая сырость въелись в душу особенно чувствительных жителей. Погода была по заказу Риты. В её стане, сидящим на подоконнике в одежде Хельмута читалась нарастающая тревожная буря, покорность и благоговение редких капель и мороз замужней девушки. Новикова не считала себя использованной, немец облюбовал её вниманием и клялся в любви так, как она никогда не читала в книгах. Но всё это было ненастоящим из-за её обмана. Она хотела признаться, когда он целовал её, в постели, когда они засыпали, когда просыпались. Даже сейчас, смотря в окно на бегущих от дождя людей, она тянулась к правде. Нужно было только сказать Хельмуту, надевающий форму за её спиной, услышал бы. — Обергруппенфюрер! — О дверь ударился тяжелый кулак. Рита вздрогнула, теряя внутренний покой. — Я войду? — по голосу слышался Теодор. — Я не один. — Хельмут сделал несколько шагов к двери. — Что хотел? — Бёш не сразу ответил, представляя это «не один» с участием Риты. — Ваш приказ выполнен. Мне нужна была Маргарита, чтобы телеграфировать. Они не начинают только из-за её отсутствия. — Губы Бёша присосались к щелке между дверей. Видимо, для его мозгов не хватало прожилок, чтобы догадаться, что его и так будет слышно в этой тишине. — Подожди её внизу. Проводишь. — Так точно! Удаляющиеся шаги эхом разносились по коридору, пока Теодор с грохотом не сбежал по лестнице. — Что ты приказал ему? — Устроить представление. — Новикова нахмурилась. — Ты, кстати, в главной роли. — Хельмут, что за шутки? — Маргарита позволила ему помочь ей спрыгнуть с подоконника и раздеться. Мужчина возился с ней, как с самым дорогим трофеем, каждую деталь одежды надевая самому, словно куклу наряжал. У этого человека, вероятно, проснулся отцовский инстинкт. Ассоциация вызвала у Риты неприязнь. — Прочтешь на работе. Только не воспринимай всерьез, это лишь фикция, не хочу тешить тебя ложной радостью. — Новикова кивнула, не понимая, о чем пойдет речь. — Встретимся у моря вечером? Я хочу попрощаться, Гретхен. Пускай Теодор тебя проводит. — Договорились, Хельмут. — Новикова приняла от него поцелуй в щеку и выпорхнула из комнаты. Любопытный Бёш в этот раз молчал и не задавал вопросов. По этой же причине Рита постеснялась спрашивать его о «представлении». На улице были развешаны портреты Гитлера, в ноги Маргариты плевали, за что получали по спине от военных. Горожане падали наземь, и Рита посильнее кутала голову за копной волос. Её узнавали и калечили себя! — Прочти новость в эфире. Нужно огласить это на весь город. — Теодор сунул девушке записку у входа в будку с радио. — Только так, чтобы слушать хотелось. Гордо, во весь голос, чётко. — Ты меня обижаешь… — Недовольно ответила Рита. Бёш махнул на неё рукой и открыл дверь. Рита вошла в небольшое помещение, там был еще один человек. Тоже русская, её она не знала и решила прикинуться немкой. Рабочая бегло показала нужные приспособления для объявления, женщина боялась. Маргарита старалась не обращать на этой внимание. Девушка проистила горло и начала читатьтекст, нашкарябаннй Теодором на немецком: «24 апреля 1945 года в Москве представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции русских вооруженных сил. Великая Отечественная война, которую вел немецкий народ против советского противника, победоносно завершена, Россия полностью разгромлена». Крик женщины рядом заставил Риту дёрнуться в сторону. Та начала рыдать и биться в припадке. Новикова только осознала, что прочитала. До этого в голове было одно задание — четко перевести, на зло Теодору и своей памяти немецкого словаря. — Господи, за что ты так наказываешь русских?! — женщина упала на колени и зарыдала с пущей силой. Маргарита попятилась назад. Теодор схватил девушку за предплечье, открыв дверь и выволок на улицу. Город погрузился в хаос: отовсюду были слышны крики ужаса, плача, боли. — Зачем вы это сделали… — не веря своим глазам, сипло спросила Рита. — Вы моими руками это сделали… ! — Ты так утрируешь. — Бёш продолжал держать русскую. — Как будто за Россию болеешь. — Ты не представляешь насколько…. — Она заговорила на русском. Теодор нахмурился, смотря ей в лицо. — Вернёмся в Администрацию. Эти русские, словно дикари. — Теодор брезгливо поморщился. Это было последней каплей, вынуждающей Риту выдернуть руку и отступить на шаг. — Маргарита? — Иди сам. — Хельмут прик… — Мне плевать, что он приказал! Уходи! — Перемена в настроении Новиковой была такой разящей, что заставила Теодора уйти. Рита замерла в центре рассадника ужаса. Вокруг кричали, а она сглатывала рыдания, стирала с щек слезы и кружилась вокруг себя. Кто она? Что делать? Новикова закрыла лицо руками и села на корточки, закрываясь от всего мира. Это был нескончаемый круговорот тупиков и узлов, из которых нет выхода.VI
Звон в ушах от соприкосновения стали друг о друга преследовал Риту по дороге. Девушка сорвала с себя мундир СС, комкая его на ходу в руках. Не могло идти и речи о том, чтобы сейчас вернуться к Хельмуту, она могла проговориться и отсчитать его, подобно мальчишке. Рита каждым своим словом делала бы надрез на коже матери. Нужно было всё рассказать Краузе. Он должен был знать правду и оставить в покое немецкие замашки издевательства. Неважно — русской или немкой она была бы, такие шутки непозволительны. В голове Новиковой пронеслись фразы с их вчерашней встречи: «Стадом легче управлять, когда у него нет пастуха, в случае людей пастух — это надежда», «Шутка, фикция, Гретхен», «Русские не будут мешать нам». Всё постепенно вставало на места. Мозолистые руки крепко зажали по окружности черепа рот Риты. Она завизжала, как свинья, дёргаясь вперед. Не иначе — это была её смерть. Месть земляков за продажу Родины. — Замолчи, я прошу тебя. — Голос друга окатил ледяной водой. Новикова узнала в нём Ямпольского. Парень втащил её за стену, в маленький проулок, где можно было спуститься в какой-то подвал. — Я услышал твой голос и понял, что ты жива. — В каком смысле, Иван Николаевич? — покорно спрыгнув в бункер Ямпольского, удивилась Маргарита. У них в подвале стоял полумрак. И было-то от силы человека три, это люди с острова. — Это Рита? Маргарита?! — слепая Федора вытянула руки на ощупь, Новикова ухватилась за них и прижалась щекой. — Я думал, ты погибла вместе с Алексеем. — Парень сжал плечо девушки, даже не обращая внимания на чёрную юбку на её ногах и небольшую медальку отличия. Её она получила от Краузе утром в постели, за спасение упомянутого на острове. — Рита, мы очень скучали по тебе… — Что? — Девушка медленно подняла голову, смотря в пустоту. До неё постепенно доходило осознание происходящего: здесь всего три человека, потому что больше не осталось. Они сидят в сыром подвале, как кроты, потому что числятся мертвыми. — Господи, что ты несешь… — Ты не знаешь? — Иван развернул девушку к себе и упёрся в медаль на груди Новиковой. Его рука со злостью дернулась на неё, и Рита едва не свалила с ног Федору, завалившись назад. Ямпольский с корнем вырвал брелок, бросая его об стену. — Он тебя пометил этой дрянью! — Это просто форма! — Новикова встала в позицию защиты. — Это форма врага, Рита. Ты не просто надела её, чтобы выжить, ты предала Россию. Что носишь, за того и воюешь. Не стоило брать в руки пистолета, если не знала, что всё это серьезно. — Что с Алексеем Константиновичем? Где все? Хельмут сказал, что вы в порядке. — Ямпольский закинул голову назад и развел руки. — Хельмут сказал — почему я не удивлён?! — Парень смеялся в голос, сдерживаясь от того, чтобы не вырвать с головы парочку грязных прядей. — Прекратите! Вы бы еще громче поорали, чтобы нас здесь нашли. — Федора одёрнула их обоих. — Нас в любом случае найдут, Фрося. Это вопрос времени. Нам нужно подняться и закончить начатое. — Новикова закатила глаза и схватила солдата за предплечье. Они не закончили. Всё вокруг — люди, война, подвал — было фоном. — Подожди! Когда он умер? Кто его убил? — Девушка всматривалась в прищуренные глаза друга. — Ты действительно ничего не понимаешь? — Мышцы лица Риты напряглись от раздумий и негодования. — Краузе всех перестрелял, а после отправил своих людей на остров, чтобы никого не оставить. И он убивал мирных. Это всё вранье, что он такой добропорядочный. Только этот идиот Иванов мог поверить в его добропорядочность. Она кончается у людей тогда, когда начинается война! — Но немецкую форму мне все равно нельзя было надеть, да? Я должна быть добропорядочной? — Не сравнивай русских и немцев, Рита. — Он выделил каждое слово, выдирая руку. — Они все погибли в поле у моря. Когда я нашёл их трупы, обезображенные, едва узнаваемые из-за подорванных мин, я думал, что твои останки лежат где-то там. — Новикова зажмурилась, но Ямпольский не дал ей этого, больно сжимая челюсть девушки пальцами, чтобы она посмотрела на него от боли. В её глазах уже стояли слёзы. — Это было после того, как они напали на нас, и я увидел кучу смертей своих друзей. Наших с тобой друзей. Я стоял на коленях там над его трупом и рыдал. И теперь ты язвишь мне в лицо, выставляя память о своих друзь… — Я не хотела! Т-ты меня не так понял! — Новикова содрала его руки, выплевывая слова вместе с точечными каплями слюней. Девушка заходилась рыданием, смешивая сопли и слезы на рукаве. — Если бы я знала, что он убил их, я никогда бы не надела эту форму, но Хельмут меня обманул! Ямпольский замолчал, наполняя яростью глаза Риты. Она лилась из его глаз к полу, страдания наполнили сердце настолько, что обратного пути уже не было. — Я тебе не верю. — Он плюнул Новиковой под ноги. Девушка опустила голову к плевку и исподлобья взглянула на бывшего друга. — Ты превратилась в подстилку из образованной женщины. И желание спасти родственников и свою задницу здесь не причем. Ты просто безвольная дура. И Лёша тоже. Не будь он таким идиотом, был бы живой. — Рита! — Ямпольский толкнул Федору в сторону стены, не давая той бежать за Ритой. Он наглым образом стал крутить её вокруг себя самой же, чтобы она потеряла ориентир к выходу.VII
Море разбивало маленькие волны о волнорезы и с пеной покрывало камни. Рита отмывала грязь от рубашки холодной водой, второй рукой добела сжимая пальцы на рубашке: она порвалась в районе груди и напоминала о грехе, пережитом ночью. Шарканье сапог не выводило из оцепенения. Рита не могла смириться с мыслью о том, что все мертвы, только она выжила. Это было неестественно, Хельмут не вязался у неё в голове с образом безжалостного убийцы. Его нежные черты лица не могли исказиться до неузнаваемости в гримасе отвращения и жестокости. — Маргарит! — голос Хельмута, как поток ветра, пошатнул Новикову. Девушка подняла на него заплаканный взгляд, и его лицо поменялось с рассерженного на более благосклонное. Ему нужно было лететь туда, где закончится его многолетний путь, но девушка удерживала его своим побегом. Они выбивались из графика. — Кто с тобой это сделал? Эти поганые русские? — Краузе сел на колени, пачкая идеально чистые брюки. — Поганые русские, Хельмут? — Девушка не понимала, как его любовь к ней может существовать параллельно ненависти к русским. Мужчина пропустил вопрос мимо ушей и прижал голову любимицы к груди. Она дрожала в его объятьях. — Зачем ты заставил меня? Зачем обманул людей? Многие погибли сегодня из-за тебя! — Девушка ударила немца в грудь, и он отстранился, заглядывая вглубь глаз Новиковой. — Тебе не всё ли равно? Маргарита выпустила из губ облако холодного воздуха, задыхаясь от захлестывающей истерики. В ушах вновь появился шум. — Мы говорим о живых людях, Хельмут… — Новикова широко распахнула глаза, говоря это настолько проникновенно, как будто объясняла простейший закон жизни маленькому ребенку. Человек, целующий её вчера настолько чувственно, не мог быть так черств к другим. И Ямпольский наверняка ошибся, он помешался. Как только Краузе посмотрел на Маргариту, она искала в его глазах подтверждение слов Ивана, но не находила. Они были по-прежнему чистыми, не оскверненными тяжестью несправедливого убийства. — Маргарит, это война. — Он сжимал локти девушки, не давая ей елозить из стороны в сторону взглядом и корпусом. — Тут нет жизни для двоих, и всё время я пытался убедить себя в том, что ты искренне болеешь за Германию, но это не так. Ты переживаешь за этих людей больше, чем за моих военных. Они тоже погибли сегодня на улицах, но о них ты так не ратовала. Что за двойственность в твоих словах? Я не понимаю. Это не чистейшая добродетель, жалеющая всех людей. Ты защищаешь только русских. Тебе плевать на свою кровь. — Нет… — Мертвый шёпот безысходности с выдохом вылетел из губ русской. — Я докажу тебе, что это не так… Но то, что происходит… — Я улетаю. И вернусь только завтра. Может, позже. — Маргарита приоткрыла рот, но Хельмут строго махнул ей, чтобы она молчала. — До того момента ты будешь находится под присмотром самого верного мне человека. И он не допустит, чтобы моя женщина в очередной раз в таком виде оказалась на окраине города. — Я полечу с тобой. Я верю в то, что артефакты существуют. Я доверяю тебе. — Хельмут встал и помог девушке подняться вместе с ним. Рита желала доказать Ямпольскому, что она не только подстилка для Краузе. Он поделился важной информацией, осталось только дожать его, и она сможет помочь своим. «Своим…» «Своим.» — Но я больше не уверен в тебе, Гретхен. — Краузе покрепче перехватил девушку за предплечье и поволок её в сторону машины. Его поцелуй был дежурным, а руки грубыми. Новикова была готова смириться с этим, если бы её не заперли в комнате. Теодор держал девушку взаперти настолько искусно, что любая беглянка могла бы сгнить в такой комнате навечно.VIII
Краузе сжимал в руках алюминиевую монету с малозаметным контуром рисунка морской твари, мерзкого чудовища. Хельмут перекатывал её между пальцами, сидя на одном месте уже больше получаса. Ему хотелось разделить этот триумф с высшими силами в одиночестве. На борту самолета было несколько солдатов, они стояли на очень ветхой площадке для посадки, с которой едва ли будет возможность безопасно взлететь. И всё-таки работа того стоила и заняла меньше двух дней. — Обергруппенфюрер, вам письмо от совета. — Хельмут положил монету на сидение и вальяжным движением забрал из рук подчиненного письмо. — Готовьтесь к взлету. — Мужчина махнул рукой и развернул листок, на том было напечатано всего несколько строк черными чернилами. «Отказано. Маргарита Новикова дочь Михеля Хольгера и Людмилы Новиковой». Хельмут не сразу понял, что имелось в виду, потому что сначала не осознал, кто такая Новикова. Только через пару секунд его голову настигло озарение. — Шельма… — Его челюсть отстегнулась от шарнира у ушей и повисла от ужаса. Он сношался с полукровной падалью. Пальцы Хельмута, как когти стали рвать бумагу. Они маленькими кусочками летели под его ноги. — Быстро по местам! — солдаты всполошились, услышав неестественный рык из уст Краузе. Он всегда говорил тихо, особенно, когда злился. Как только они приземлились, мужчина, выходя из самолета, продырявил пулей голову почтальона. Ему претила мысль о возможности быть пойманном на отношениях с русской.IX
— «Как в саду расцвели фиалки, так и позабудешь ты мои ласки» — Перебирая пальцами клавиши инструмента, напевал Теодор в гостиной. Он развлекал Маргариту издевательскими песенками с другой стороны двери, а иногда, как и сейчас, тем, чего она вряд ли услышит, так как находится далеко. — Где эта тварь? — Краузе треснул кулаком по двери, и та с не меньшей силой ударила его по плечу, отрикошетив от стены. — О ком речь? — Бёш замер на нечистом аккорде, вытягивая лицо от удивления. Он подумал, что речь о нём, и Маргарита сбежала от него, но дело было не в нём. — Эта сука оказалась русской. — Теодор, стоило Хельмуту подойти ближе, заметил на его белоснежной форме кровавые пятна. — Я хочу, чтобы ты повесил труп её матери на площади. — О ком ты… ? — Адъютант испуганно вжался в кресло, боясь получить по голове и разозлить начальника ещё больше. Теодор, один из немногих, видел Краузе в гневе два раза. Сегодня был третий. Его мало что могло вывести из себя, чаще всего это были вещи только Хельмуту понятные. — Маргарита Хольгер подсунула всей Германии свинью. — Он с жаром бросал руками то на дверь, то на окно. — Она оказалась наполовину русской. Новикова. — Теодор нахмурил брови и откинулся на спинку стула. Его язык заиграл на нижней губе от нервов. — Сделай, что я приказал. Теодор живо поднялся на ноги и бросился из администрации. Он не представлял, как будет искать труп матери Риты, но тот наверняка будет отличаться дыркой с кровавыми подтёками. Как только ключ прокрутился в замке второй раз, Хельмут дёрнул дверь на себя. Маргарита сидела на полу, держась за голову. Она посмотрела на него исподлобья, с нелюбовью, борющейся с истомой желания и любви. Такая смесь могла родиться только в русской женщине, многогранной в эмоциональном диапазоне. В эту секунду всё встало на свои места. Она ненавидела Германию и обожала Россию. Ненавидела немцев, но любила людей. Привлекала славянской внешностью. Его тянуло к врагу, как глупого солдатика, пленившегося русскими. Это был его дьявол, назвавшийся ангелом. Она выглядела, как арийка, но всегда оставалась русской. — Ты предал меня! — Маргарита начала первой, подрываясь с пола пружиной. Её пушистые и нерасчесанные волосы кудрями лежали на плечах. Русская была похожа на ведьму. — Я просидела здесь два дня! Я теб… Мужчина с треском рассек воздух и хлопнул девушку по щеке. У Риты побелело в глазах от боли и сильного удара по голове, её пошатнуло назад. — За что? — Маргарита опешила, скручиваясь, подобно избитой дворняжке. Из неё вышла вся стать немецкой аристократки, осталась только русская простота и нищета, по-своему прекрасная, сильная, искренняя. Хельмут хотел выбить из девушки всё то, что пленяло его по-прежнему. Новикова закричала, стоило Краузе схватить её за волосы. Он бросил девушку к столу, и она разбила об угол губу. — За обман, русская женщина. — Маргарита выпрямилась и упёрлась в стол. Её загнали в угол. — Как ты узнал… ? — Хельмут отряхнул руку об одежду. Рита увидела кровь на нём, и грудь заходила ходуном от тяжелого дыхания: девушка чувствовала приближающуюся бурю. Их прервал звонок. Этот телефон позвонил бы только в двух случаях, и все они были важнее всего вокруг. Глаза Хельмута расширились, и он оттолкнул Риту на пол, чтобы ответить. — Обергруппенфюрер Краузе. — Представился Хельмут, чувствуя дыхание рейхсфюрера через трубку. Всё, что говорил руководитель, было слышно и Маргарите. — Ты разжалован и отстранен. — Скупой на слова. Адольф стрелял языком фактов. Его скрипучий голос через трубку звучал оттенками пожилого человека. — Я подписал приказ о лишении тебя всех наград. Лети в США. Твоя жена и ребёнок у меня, и мы ждём тебя через неделю с золотом. — Ты шутишь, рейхсфюрер? — нервно царапая столешницу, он упирелся взглядом в ноги Риты, неподвижные, как статуя. — Я знаю всё. — у каждого в голове на это «всё» имелось что-то своё. Рита думала о себе, Хельмут подумал о инциденте на острове. Три гудка ознаменовали приговор Хельмута. Мужчина выдернул телефон из точки питания и бросил его в окно. Стекло разбилось, и телефон упал вниз. Маргарита не двигалась, надеясь, что он забыл о ней. Немец обернулся к ней. — Если не хочешь уйти отсюда без ноги, то пойдешь за мной без борьбы. — Маргарита с ужасом смотрела на Хельмута. На связи сейчас действительно был этот Сатана? — Всё это время я не верила никому, потому что любила тебя, но ты действительно убил Алексея, ты разрушил наш город, ты отвратительный человек! Ты даже скрыл от меня свою жену с ребенком! — Новикова уже поднималась на ноги, готовая идти туда, куда он скажет. Ей всё ещё нужна была жизнь матери. И если Хельмуту была нужна только она, и мама сможет выжить, то Рита готова продать себя. — Мы квиты, русская. Я тоже не понимал. В тебе было столько загадки, а разгадка оказалась так посредственна… Всего лишь русская. — Мужчина брезгливо поморщился, взывая на лице Риты усмешку. Новикова закрыла рот, зашила его всеми невидимыми нитками, что у неё были. Она, как пленная, шагала за Хельмутом. Ему даже не приходилось держать ее, он знал, что она идёт. Мужчина ни с кем не говорил, он шёл к морю, где стояли самолеты. Они нашли Теодора, возившегося в крови, Хельмут пнул ногой женский труп, заставив Бёша пошевелиться. — Мы летим в Аргентину. Ты, я и она. — Мужчина кивнул на фигуру Новиковой рядом. Девушка не замечала трупа матери под ногами. — Что случилось?! — Теодор терялся от количества отвратительных новостей за день. Они должны были выпивать от триумфа: он с Хельмутом за найденное золото и награду от фюрера, и она, эта чистокровная фаворитка Краузе. — А его турнули. Теперь Хельмут обычный человек. Гитлер назвал его предателем. — Очередная пощечина увела девушку вниз, на колени. Асфальт оцарапал колени. Маргарита уперлась прямо в труп мамы. Она не кричала, не могла вдохнуть воздуха, видя дырку в теле родного человека и стеклянные глаза. — У нас мало времени. Держи русскую и пошли. Нужно лететь. — Теодор подхватил Риту под руки. Она завыла и зарыдала, как когда-то на площади, стоило войскам Хельмута вторгнуться в их владения. — Ударь её, она действует мне на нервы. — Хельмут… Я не могу… — Бёш мог запереть Риту и крепко держать её, но ударить — нет. Тем более, что теперь они оба свободны от приказов. В особенности Бёшу нравилось то, что у него теперь может быть своё мнение, пока Хельмут не приставит к его виску пушку. Краузе закатил глаза и зашагал к самолету. — У нас топлива не хватит. Ты знаешь, куда лететь? Я, например, нет. — Кряхтя, причитал немец. Рита извивалась в его руках, молча плача. Ей нечем было возмущаться, так как Бёш заткнул ей рот тряпкой. Ему не хотелось, чтобы она ещё раз получила по лицу. — Я всё решу. Его уже видно, быстрее! Гитлер схватит нас за волосы, если мы в ближайшее время не перехитрим его. — Теодор вздохнул. — Чего она притихла? — Краузе, усмехнувшись, оглянулся на дикарку. — Хорошая прислуга в наш будущий дом, да? — Теодор молчал, ему было неприятно. Они с Ритой были друзьями, в его извращенном понимании. — Как только я заберу жену и сына из рук второй твари в моем скромном списке, я приставлю тебя служанкой к ней. А если будешь много болтать, вырежу язык. — у Бёша дёрнулась нога от волнения. Теодору не сразу удалось затолкать Новикову на борт самолета, она так противилась, что умудрилась упасть ему под ноги и завалить его назад на ступеньках, ведущих к самолету. — Я прошу тебя, перестань. — Его шёпот шёл в разрез с страшной ситуацией вокруг, их темпом побега и гневом Хельмута. — Ты не понимаешь, что он нас обоих пристрелит, если ты его выбесишь? Меня пристрелит, а тебя покалечит. Засунь свою гордость туда, откуда не достать. Это не спасет тебя. Бёшу пришлось привязать Риту к сиденью. Девушка скалилась и рвалась в стороны. Её вряд ли заботила их общая судьба. Возможно, на несколько секунд она задумывалась над тем, чтобы сдаться, но что-то в ней определенно сломалось, она была готова бороться за всех умерших, чтобы отстоять их честь. — Садись за штурвал. — Уже в небе скомандовал Хельмут, отдавая место Бёшу. Он неумело сел в кресло и стал краем взгляда смотреть на Краузе. — У тебя всё нормально? — на всякий случай адъютант решил поинтересоваться. Хельмут держал в руках монету. — У меня — да. А вот у него… — Монета по точной траектории Краузе направилась на дно Охотского моря. — Не очень. Сатана разорвёт его. — Мужчина хохотнул, отпуская обиду на Гитлера. Тот заплатит. Обязательно заплатит и за немцев, и за русских. — Или стоило самому попытать судьбу в битве за артефакты? А, Гретхен, как думаешь? — Краузе потрепал девушку за больные щеки и отбросил ее голову с жуткими смешками. В их истории осталось только трое, у всех свои мысли и желания, но общая цепь, крепко удерживающая их между собой. Хельмута с Ритой — нездоровая зависимость в память об ушедшей первой жене, Теодора с Хельмутом — привычка, и только Риту со ними двумя держала жажда. Жажда, которую не сможет в полной мере не испытать никто, кроме как русский человек, — жажда мести.