Многоходовочка, или Твой лучший враг

      Они сидели в парке около школы прямо на траве. Точнее, Гарри сидел, прислонившись к дереву, Рон валялся на спине, пожёвывая какую-то травинку, а Гермиона тут же неподалеку собирала цветы для необходимого ей букета на завтрашний экзамен по травологии. Гарри задумчиво вертел волшебную палочку. Он по-прежнему, практически никогда, ни днем, ни ночью, не расставался с ней. Слишком глубоко сидели в нем воспоминания о бессилии, которое он испытывал без своей палочки. - И всё-таки, Гарри, - Рон повернулся на бок. –Сколько же можно? Может, ты наконец-то хоть что-нибудь расскажешь? Где ты пропадал? Ну, не хочешь признаваться Макгонагалл, это я ещё понимаю. Хоть и не всем понравилось, что из-за тебя в конце года с Гриффиндора сняли 100 очков. - Мне жаль, Рон, что я так подвел факультет, но я не мог иначе…. - Я тебя и не обвиняю, - пожал плечом тот. – Но мы – твои друзья. А давай, - Рон вскочил, плюхнулся рядом с Гарри на коленки и заговорщически понизил голос, - мы даже Гермионе ничего не скажем?! Но мне, Гарри… Я же ничего от тебя никогда не скрывал. Как бы тихо не говорил Рон, Гермиона услышала своё имя и подошла к ним. - Чёрт, - досадливо прошептал Уизли. Гарри поднял на неё глаза, потом посмотрел на друга. - Не сочтите меня сумасшедшим, но…, - он снова опустил взгляд. – Я хочу спросить. Мне нужно узнать. Если бы тогда, на первом курсе… Вдруг бы так получилось… Когда мы только приехали в Хогвартс… Ещё до распределения по факультетам… Если бы каким-то невероятным образом… - Не мямли, Гарри! Прости, но после возвращения, ты стал каким-то другим. Что с тобой творится?! – прикрикнула Грейнджер и даже топнула ногой. - Мы всегда будем на твоей стороне! Расскажи нам всё нор-маль-но. - Я хотел спросить… Если бы Малфой… - Так! Мне уже не нравиться это, - Рон выпрямил спину. Гермиона замерла, боялась спугнуть. - …Если бы мы… Мы все… Смогли с НИМ тогда по..подружиться… И, например, ну допустим, - Гарри заговорил быстро, проглатывая слоги, чтобы не передумать. – Почему-то, так бы вышло, что… - Я сейчас ударю тебя, Гарри, честное слово, - Рон был как никогда серьёзен. – И вообще, я просил тебя рассказать совсем про другое. При чем тут этот чистоплюй?! - Предположим, Малфою понравилась бы ты, Гермиона… – Поттер проигнорировал Уизли, вновь бегло взглянул на подругу, но тут же отвернулся. - Понравилась бы ещё до того, как ты понравилась Рону… Если бы Малфой в..влюбился в тебя, ты смогла бы его полюбить? - Ты сумасшедший, Гарри, - в один голос, в унисон, с одинаковой грубо-утвердительной интонацией произнесли оба однокурсника. Гермиона присела на корточки и прикоснулась ладонью к его лбу. - Ты заболел? Шрам опять ноет? Что за мысли, мистер Поттер? Гарри закрыл глаза. В голове пронеслось: «Сколько бы Драко отдал за такое прикосновение!» - Просто ответь… - Гермиона, молчи! – Рон вскочил на ноги. – Дикость какая! Безумие даже говорить на такую тему! Гарри, да как ты можешь?! - Просто ответь… - эхом повторил тот, будто не услышав отчаянного крика Уизли. - Подожди, - Гермиона, досадно поморщившись, отодвинула Рона, который, казалось, действительно был готов наброситься на друга. – Если для тебя это так важно, я скажу. Я скажу, хотя мне странно думать, что ты не знаешь ответа на свой вопрос. Только вот свои чувства я принципиально не стану комментировать. Потому что иначе сочту, что предаю и саму себя, и тебя, и человека, которого действительно давно люблю. Щеки Рона вмиг вспыхнули алым цветом, но никто не обращал на него внимания. - Я не понимаю, Гарри… А с чего ты решил, что Малфой может хоть кого-то любить?! Ты семь лет учился с ним в одних классах. Ты столько лет видел, на себе испытывал все подлости, все гадости, которые он совершал в избытке и с удовольствием. Малфой НЕ УМЕЕТ любить! - Гермиона заводилась всё больше. Рон, растерянно моргая, стоял рядом, а Поттер больше не отводил глаз от лица подруги, которое раскраснелось сильнее, чем у Уизли. – Малфой – подонок, трусливая мразь, холодная бездушная змея! Какая любовь?! Тебе напомнить, как он относился ко МНЕ, как он меня унижал? Только и ждал, когда я, наконец, сдохну! … Что ты улыбаешься, Гарри?! – девушка поперхнулась словами. – Что я сейчас сказала смешного? Что я говорю такого, чего бы ты сам о нём не знал?! Пусть после войны гаденыш уже меньше всех гнобил, но просто все устали, выдохлись, надоели друг другу. У Малфоя стал заканчиваться его гнусный яд, поэтому нам меньше доставалось! Но худшей твари в своей жизни я не встречала! Я ненавижу Малфоя, и его смерть НИЧЕГО НЕ МЕНЯЕТ! - Гермиона тяжело дышала, и Рон аккуратно взял любимую за руку. Не заметив этого, она смотрела только на Поттера. Смотрела с таким удивлением, будто видит его впервые. Гарри медленно поднялся. - Вам его совсем не жалко? – голос внезапно охрип. - Мне – нет! - с вызовом отрицательно мотнул головой Уизли. - Нарцисса и Люциус – вот кого мне жалко! - Гермиона с трудом сдерживала слёзы. – Они потеряли единственного сына. Эгоист! Он лишил их счастья быть родителями, воспитывать внуков… Что может быть страшнее? - девушка всё же заплакала. – Да как у тебя только язык поворачивается говорить о его способностях любить, если Малфой так поступил со своими близкими?! Он не любил даже отца с матерью, раз позволил себе уйти из жизни раньше них! – Гермиона зарыдала навзрыд. Рон поспешно притянул её в свои объятия. - Отец рассказывал, что Люциус в Министерстве до сих пор утверждает, что сына скинули, столкнули или заколдовали… Не смотря на все доказательства, он отказывается верить в самоубийство. Гарри, пожалуйста, объясни нам, что с тобой? Это вообще – ты?! Неужели ты хочешь сказать…. - Неужели ты хочешь сказать, - подхватила Гермиона и обреченно, отчаянно впилась в Поттера взглядом. – Ты хочешь сказать, что ТЕБЕ. ЕГО. ЖАЛКО???!!! Повисла пауза. Ещё чуть-чуть и молчание стало бы угрозой для их многолетней дружбы. - Нет, - наконец, просто ответил Гарри. – Мне его не жалко. Мне не жалко Малфоя. Гермиона всхлипнула и заплакала с новой силой. Рон, чувствуя, что кошмар развеивается, нежно обнимая и шепча что-то на ухо, продолжил успокаивать девушку.       … А вокруг была чудесная пора – дивная природа радовала красками и ароматами. Через каких-то несколько секунд Гарри подался вперед и, широко расставив руки, заключил в объятия Рона и Гермиону. Они оба с предсказуемым облегчением прижались к его груди. Четыре дня, четыре бесконечных дня он думал, что потерял их навсегда. А они ждали его, томились неизвестностью целых шесть месяцев. Его друзья. Его семья. Его самые родные на земле люди. Поэтому он никогда им не расскажет правды. Он не расскажет им о своём позоре, но не потому, что ему кошмарно стыдно. Просто Гарри знает, что если он переложит на плечи друзей свои боль и стыд, то им так же мучительно-сильно будет больно и стыдно. Гарри не расскажет Рону, что Драко имел тысячи возможностей их всех убить и остаться безнаказанным. Он не станет доказывать Гермионе, что любить так, как Драко, могут лишь единицы. Любить в течение всей жизни, любить единственную, каждый день терять рассудок оттого, что эта единственная принадлежит другому. Любить, абсолютно трезво понимая, что она никогда не будет с ним. Любить, зная, что любимая его презирает. Любить так, чтобы перестать жить, потому что жить без надежды не осталось сил. Да что тут говорить - Любовь сделала из бездушного циника Поэта…       Долго Гарри не решался задать Гермионе тот вопрос, что задал сегодня. Конечно, он и не ждал другого ответа. Значит, Драко поступил правильно. А напоследок сыграл в нелепую и страшную игру: морально покалечил единственного человека, которому смог, наконец-то, выговориться. И шагнул в бездну. Навсегда превратился в тьму. Но жалеть – нельзя. Жалость - унижает. По крайней мере, Гарри был уверен, что Драко считал именно так. Всё-таки Гарри Поттер оставался сыном своих родителей - честных, смелых и благородных. Пережив унижение, которое уничтожило часть души и самоуважения, познав, как это нестерпимо больно и жутко, Гарри не мог пожелать ничего подобного никому! Даже лучшему своему Врагу.