***
Несколькими часами позже. — Как мертв? Наверное в любой другой ситуации у Ён были бы вопросы к профессионализму полицейского — за пару часов Чан умудрился совершить уже несколько проколов. В любой другой ситуации… но не сейчас. Девушка была далеко не глупа и прекрасно видела эти бутоны, зачатки привязанности молодого инспектора. К ней ли самой или к малышу Ян Чонину было пока неясно. — Чан, я… — Нет, подожди! — парень меняется в лице, будто его ударяют битой по затылку. Он яростно трет лицо руками, отворачиваясь делая пару шагов в сторону и возвращаясь на исходную. — Какого черта, Ён?! — Чан шипит, в глаза будто песка насыпали и парень трет их большим и указательным пальцами правой руки. Взять себя в руки выходит лишь спустя долгие пару секунд. — Какого черта что, Чан? — она смотрит в его глаза внимательно. — Какого черта инспектор полиции узнает о таких вещах последним? Поверь, у меня тоже есть к этому вопросы. Большие вопросы, Чан. Парень молча встречает ее взгляд. От резкого созерцания черных зрачков друг друга их отвлекает лишь еле слышная сквозь приоткрытые окна сирена. Чан реагирует быстро. Недавнее желание вытолкнуть ее на улицу на сей раз не встречает сопротивления. Парень хватает ее за руку и рывком тянет за собой. Его кисть больно сжимается на хрупком запястье, но Ён не решается упоминать об этом. Пронзительный ветер ударяет в лицо как только двое вылетают из темного подъезда. Волосы в беспорядке бьют по лицу, неприятно прилипая к мокрым щекам и Ён вспоминает, что оказывается плакала. Слишком много эмоций, слишком быстро все меняется. Ее жизнь вообще в последнее время идет по откровенной пизде. Она хлюпает носом и быстрыми нелепыми движениями утирает щеки, пытаясь убрать волосы, пригладить их. Жаль у нее нет с собой резинки или заколки, она бы как никогда пригодилась сейчас в такую непогоду. За спиной — сине-красные огни и гаснет сирена, первых хлопок двери автомобиля и знакомый голос. Кажется приехал Чанбин. Вроде бы так зовут его, друга Чана? Инспектор обходит девушку, полицейские тихо начинают переговариваться и Ён не может понять то ли из-за бушующего ветра она не может разобрать слов, то ли из-за настигнувшей ее наконец паники. Все… все, черт побери, становится сложнее с каждым блядским днем! Ён мысленно вспоминает как не так давно успокаивала Чонина, говорила ему, что все будет хорошо и была так чертовски убедительна! Так какого же дьявола сейчас у нее сердце готово на куски разорваться?! Почему убедить себя оказывается в сотни раз сложнее?! Звуки вокруг меркнут и воздух густеет. Ни вздохнуть. Лишь бы не разреветься. Лишь бы не начать задыхаться прямо перед Чаном… Нужно взять себя в руки, вот только как? Полицейские приходят на помощь невольно. Их разговор по всей видимости переходил уже на повышенные тона. Чанбин дергает Ён за локоть, привлекая ее внимание и разворачивая к себе лицом. Девушка вздрагивает и упирается в парня недобрым загнанным взглядом, а спасительные клубы воздуха уже врываются в ее горло по свойски начинают хозяйничать в легких. — И какого хрена ты еще и ее сюда притащил?! Чан, мать твою, кто из нас старше и по возрасту и по званию?! — Бин чуть ли не рычит Ён в лицо, хотя обращается все еще к своему… другу? Иначе почему бы он еще мог позволить себе обращаться к старшему коллеге так неуважительно? Мысли Ёнджи соскакивают с места на место. Девушка почти усмехается от того какая каша и какой бред вертится в ее голове. Тем не менее это возвращает на землю. — Я тебе уже все рассказал, прекрати истерить и отпусти Ён. — Чан выглядит не менее злым, однако эмоциям не поддается, наоборот говорит с напускным спокойствием, лишь глаза стреляют молниями и ладонь жестко сжимается на руке Бина. — Верно, вам стоит быть сдержаннее. — наконец вклинивается в разговор девушка. Голос сперва чуть охриплый, но она быстро берет себя в руки, за что по правде говоря спасибо доблестной полиции. Она их гнев впитывает как губка, заражается воздушно капельным. — Не мне вам рассказывать о том, что у вас нет никаких оснований, а следовательно и прав меня трогать. Или мне следует написать заявление? Ким отчетливо слышит скрип зубов Бина после которого он все же отнимает свою ладонь от ее локтя. И лишь сейчас Ён понимает, что ей было больно, видно синяки останутся. — Госпожа Ким, вы только что находились там, где вас быть не должно, возможно уничтожили улики, ставили свои следы и тем самым создали себе алиби. — лицо девушки вытягивается и на секунду она теряет над собой контроль. Полицейский прекрасно это видит и усмехается себе под нос, продолжая говорить. — Очень умно было прийти сюда в компании инспектора полиции. И исходя из вашего тесного контакта с подозреваемым у меня есть все основания полагать, что… — Офицер Со, вы перегибаете палку! — голос Чана будто ударяется в спину полицейского и остаётся незамеченным как какая-то букашка. — Да о чем вы говорите?! Хотите меня приплести к этому делу? Просто потому что я хочу вытащить Чонина?! — Да, знаете как это называется? Соучастие. На сей раз не выдерживает напряжения челюсть Ён. Сердце в груди заходится с новой силой, красно-синий свет мигалки раздражает зрение, от нехватки кислорода начинает кружится голова. — Если вы и правда так считаете — то вы, Со Чанбин, конченный идиот. — Ён прекрасно понимает, что за свои слова может дорого поплатиться, но ощущение дикой вселенской несправедливости просто не даёт прикусить язык. — Да что вы говорите? — брови парня ползуне вверх в уморительном жесте, а губы растягиваются в оскале. — С чего же такие выводы? Чан закрывает лицо руками делая пару несвязных шагов из-за этой бессмысленной перепалки. — Потому что он невиновен! — репортёр даже не ожидает, что фраза слетающая с ее губ окажется настолько громкой. — Взяли под стражу школьника за которого некому вступиться и хотите повесить на него все грехи, ничего не скажешь, доблестная полиция! — Ким Ёнджи! — Какая уверенность! — Со вновь перебивает пытающегося вступить в диалог Чана. — Доказательства? Ах да, их нет! Ён просто выпадает с последней фразы, кулаки сжимаются непроизвольно. Ее просто до скрежета зубов выбешивает поведение младшего по званию полицейского. — Вам ли это говорить, офицер Со! — девушка рычит, подходя на шаг ближе к молодому человеку и практически выплёвывая в его лицо слова. — А где ваши доказательства его вины? Что, тоже нет? Так вот спешу вам напомнить о существовании презумпции невиновности! Вам придётся очень сильно постараться, чтобы доказать то, чего и в помине нет! А лучше бы вы занялись поисками настоящих преступников! — А ну замолчали оба! — на сей раз Чан рявкнул так, что в пору было затыкать уши. Чанбин стоял нахмурив брови, на лице его плясали желваки, однако перепалку он все же продолжать не стал. — Ты… — парень дёргает девушку за локоть на себя точно также, как несколькими минутами ранее Со. Разворачивается и тянет за собой. Ён шипит от неприятных саднящих ощущений, но уже не сопротивляется. — … уезжаешь отсюда сейчас же. — только сейчас она обращает внимание на стоящую неподалеку машину такси. На Чанбина Чан кидает хмурый взгляд как бы говоря «мы еще с тобой не закончили». — Чан, отпусти, мне больно. Я в состоянии передвигаться самостоятельно. — Ённи, лучше тебе помолчать! — Чан и правда выглядел крайне злым. Девушка прикусывает язык, не намереваясь разжигать конфликт еще с одним полицейским. Да и по правде говоря, Чан был одним из последних людей с кем бы Ён хотела ссориться. И дело было не только в его явной симпатии к девушке, а от того и некой предвзятости в отношении к Ян Чонину. Когда они минуют пару метров до тихо стоящей машины, Чан дергает девушку вперед разворачивая ее лицом к себе. Он пару секунд сверлит ее взглядом будто обдумывая стоит ли произносить следующие слова. — Я понимаю твое желание помочь своему другу, но не забывайся, Ён. Не нужно слепо верить мальчишке, с которым ты знакома без году неделю. Он не просто так проходит подозреваемым по этому делу и обвинять полицию в бездействии тоже не стоит. — Чан так серьезен в своих словах, столь холоден и рассудителен, что наверное в пору бы ей спуститься с небес на землю. Вот только Ён ощущала лишь то, что ничего не почувствовала, вглядываясь в глубокие карие глаза. Почему-то слова инспектора не задели внутри нее ни одну струнку, хотя она прекрасно понимала осознанность и справедливость его мыслей. — Чан, прости меня. Но это бесполезно. — она как-то слишком грустно ему улыбается, не прерывая зрительного контакта. — Я все равно останусь при своем мнении. Останусь тут, на стороне Чонина. Даже если вы с офицером Со правы. — слова ее звучат откровением и тоской. — Это глупо. — Да, ты прав. Но на той другой стороне и так много народу. Вам и без меня тесно. — на сей раз она усмехается и рот ее наполняется горечью. — Это все не игрушки! Мы не в детском саду, Ён. — А ощущение такое, что кто-то играет нашими жизнями… Усталость так одновременно окутывает их с ног до головы, что более они ничего не говорят, Чан лишь отпирает дверь и тихо кивает водителю. В последний раз кидает бессильный взгляд на девичье лицо, чуть больше положенного задерживаясь на ее губах, что растягиваются в вымученной улыбке, и они наконец расстаются. На сегодняшний день с них обоих достаточно.***
Ён бежит сломя голову, не оборачиваясь, не задумываясь. Ей страшно да чертиков перед глазами и тошно от собственной беспомощности. Ступенька сменяется новой, новой, и еще раз новой ступенькой, от соприкосновений с которыми ступки словно пылают огнем. Дыхание сбивается в очередной раз и воздух разрывает глотку. Во рту так сухо и горько от частых вздохов, что слезы невольно заполоняют глаза от режущей боли. Она добегает до нужной двери, когда перед глазами уже темно почти также, как ночью на улице. На лице проступают красные пятна и мелкие капельки пота. Паническая атака, скрутившая ее тело еще в такси, все еще не отпустила, хоть Ён и тщетно пыталась сосредоточиться на окружающих звуках, запахах, предметах и вкусах — она даже лизнула свои пальцы и чуть прокусила внутреннюю сторону губы чтобы пустить капельку крови. Так советовал ее психотерапевт, на приеме которого она не была уже кажется тысячу лет. Вот только ничего не помогало. Она не смогла вспомнить точный адрес, чтобы сменить его со своего дома, поэтому практически вываливаясь из автомобиля в знакомом районе Ён побежала сломя голову. Всего на пару кварталов ошиблась — ничто по сравнению с дикой паникой, застилающей ее ясное мышление. Рука заносится над звонком и Ён обращает толику внимания на то как неистово трясутся ее пальцы. Она даже и не подумала о том, что в такое позднее время парень может уже спать. Он был ей слишком нужен. Сейчас. Он был ей нужен почти как воздух. Она не сможет прийти в себя самостоятельно, а темная холодная одинокая квартира без Чонина выглядела самой наихудшей перспективой. Звонок за дверью раздается неровным и нервным. У Ён в такт трясутся зубы. Они стучат с ужасающим звуком друг об друга. Но тем не менее все еще не перекрывают бешено заходящееся по ребрам сердце. Ей до одури страшно. И холодно. Страшно и холодно. Она издает что-то похожее на глухой стон или мычание вновь пытаясь нажать на дверной звонок, когда спустя несколько… минут? Да, наверное минут ей все еще не открывают. Время идет своей чередой, своей дорогой, и их с Ёнджи пути явно не пересекаются. Когда дверь наконец распахивается, кажется, проходит… да черт его знает сколько времени проходит. Ён не доверяет сейчас своему мозгу ни капельки. Иначе как она сейчас оказывается практически в объятиях Ли Минхо? Парень ловит девушку на автомате, в самые первые мгновения подумав о том, что коллега неплохо так пьяна. Однако не почувствовав запаха алкоголя Минхо понимает, что дело в другом. Плечи Ёнджи в его руках подрагивают практически так же сильно как ее челюсти бьются друг об друга. Тем не менее, если не считать расфокусированный взгляд, выглядит она вполне прилично. Парень хмурится и затаскивает девушку в дом, поспешно захлопывая дверь. Он не понимает как себя вести, что делать и что думать, но усаживает ее на ближайший стул на кухне, включает свет и ставит чайник. Кажется у него где-то было припрятано успокоительное и сбор трав. Минхо не пугается и выглядит довольно собранным, говорит медленно и уверенно, собирая все остатки ее внимания на себя. Его действия слаженные и хотя он откровенно никогда не сталкивался воочию с паническими атаками, все же помогает выбраться оттуда Ён. Когда девушка частично приходит в себя она наконец обращает внимание на его уставшие глаза с плотно залегшими под глазами синяками от частого недосыпа. Замечает его белую футболку, висящую на плечах и серые растянутые в коленях треники. Растрепанные волосы, обрамляющие лоб и скулы. Парень выглядел потрясающе в своей домашней небрежности. Ённи еще ни разу не приходилось видеть коллегу таким. На работе молодой мужчина строг, ухожен и свеж. Даже не смотря на то, какой яркости сине-фиолетового оттенка были синяки под его темными шоколадными глазами. — Судя по взгляду, тебе лучше. — девушка коротко кивает, стараясь не обращать внимание на свое громкое сердце. — Выгляжу прекрасно? — он складывает руки на груди, опираясь поясницей о столешницу и явно намекая на ее изучающий взгляд. — Спасибо, что подняла ни свет ни заря. Всегда мечтал просыпаться с девушкой на руках. Ён обязательно закатила бы глаза, если бы была в нормальном состоянии. Но сейчас она могла испытывать лишь легкий стыд за свое поведение, за то, что вот так без приглашения и даже без звонка ворвалась в квартиру коллеги черт его побери. Даже не друга! Браво Ким Ёнджи. А легкий — потому что она еще ни до конца в себе. Толи еще будет. А ведь Минхо мог бы быть с девушкой… О чем она только думала… — Прости. — голос хриплый и единственное слово еле выдавливается из саднящего горла. — Я, должно быть, заслуживаю объяснений? — вопрос кажется риторическим, но Ён вновь лишь кивает и продолжает молча сидеть, бегая взглядом по комнате как загнанная в угол мышь. Затянувшиеся мгновения сводят с ума. Минхо не позволяет себе раздражаться, сдерживает слова внутри своего рта, пока они не растворяются словно карамелька без вкуса и запаха. Он позволяет ей собраться с мыслями и начать первой. — Мин, мне нужна помощь… — он еле удерживает в себе саркастичное «это я и без тебя вижу». — Я не выдерживаю. Я не понимаю, что делать дальше. Я запуталась… — она сгибается, обхватывая свое лицо ладонями. Ее начинает вновь трясти, только на сей раз Минхо понимает — дело уже не в панической атаке. Ей просто хочется выплакать все накопившееся эмоции. Только слез не случается. — Я так устала! — Ён, я понимаю, но… — кажется он рано начал, мысль еще не до конца сформировавшаяся на его языке, теперь повисает в воздухе. — Я помню, что ты не хотел связываться со мной во всем этом расследовании и я прекрасно понимаю почему. Но я уже просто не выдерживаю. — ей кажется собственные слова такими несвязными и надрывными, а еще до безумия глупыми. Минхо ей даже не друг. Он ей вообще ничем не обязан. А в особенности он не обязан разгребать ее проблемы. Вот только ситуация в ее мире складывается настолько безысходная, что кажется пора хвататься за последнюю травинку на склоне и ждать пока и та сломается, обрекая ее на неминуемое падение. Ён почти сдалась. Почти. Хо не находит слов, на его плечи вдруг обрушивается гигантская многотонная усталость. Тихая телефонная трель по мере истечения все новых и новых секунд превращается в грохочущую, сотрясающую эту давящую тишину сгусток нервозности. Минхо меняется в лице, а до Ён не сразу доходит то, что звонок поступает совсем не на телефон парня напротив. Он превращается на глазах в бомбу замедленного действия с непроницаемым лицом и сжатыми кулаками, когда спустя примерно две минуты орущего рингтона из закрытой спальни семенящими шагами выбегает полуголое чудо в лице никого иного как Хан Джисона. Белкообразное безобразие быстренько хватает звенящую на весь Сеул трубку и убегает обратно затворяя за собой дверь. До Ён доходит все как сквозь толщу воды и когда она наконец понимает что только что увидела, то Джисон уже успевает накинуть на торс домашнюю футболку и выйти на кухню, поклонившись в приветственном жесте. Слова находятся не сразу, да и Ён вообще откровенно не понимает что ей думать и как все происходящее теперь понимать. — Ты что тут… — она сглатывает застрявший ком в горле, перемешанный с непониманием. — Вы что… вместе?.. На мгновение в комнате образуется громкая, кричащая, оглушающая тишина. Минхо злится, Джисон краснеет, а Ён… а что чувствует Ён? — Да, мы вместе! — казалось бы довольно спокойно, но с нотками жёсткости произносит парень. — Вместе ведём расследование этого дела, черт тебя побери, Ён! Какую еще большую херню мог сейчас выдать твой мозг?! — Минхо практически звереет, его негодованию предела не наблюдается. — Я и не говорила… Она вновь затыкается в какой-то самый не подходящий момент и повисает гробовая, густая тишина. Ее можно было трогать руками, не иначе. Они так глупо и нечитаемо смотрят друг на друга украдкой в течении безумно долгих секунд и Ён наконец собирается с силами: — Мне, кажется, стоит уйти. — она срывается с места быстрее, чем молодые люди успевают уложить ее слова в голове. — Ён, постой… — Минхо выходит в коридор следом. Чувство раздражения сменяется беспокойством. — Ты можешь остаться. Твое… твое состояние… — Нет, я в порядке. Черт, Мин, прости, что побеспокоила в такой час. — она говорит сбивчиво и торопливо, не позволяя себе передумать. Это было глупо и нагло с ее стороны. Ей неудобно перед коллегой и перед их общим младшим. Чем бы эти двое тут не занимались — это не ее дело и права вот так врываться ночью в чужой дом она никакого не имела. Идиотка. — Ённи… — попытка ее остановить не увенчалась успехом, девушка лишь, покачав головой, грустно улыбается, извиняется в сотый раз и выходит прочь из квартиры. С хлопком входной двери на плечи Минхо опускается чувство дикого смущения и стыда. Перед его глазами стоит картина, как девушка переступает порог этой квартиры с глазами полными страха и невыносимого отчаяния. Минхо хоть и далеко не был альтруистом и особо не стремился помогать всем и каждому, в данной ситуации проснувшаяся совесть гласила ему, кричала — все же стоило оставить Ён тут. Но было уже поздно. Слишком поздно.***
Редкие фонари практически не освещают темную, мрачную, пустую улицу. Ён ступает мелкими, неразборчивыми шагами, шатаясь из стороны в сторону словно пьяная и завороженно смотрит в экран своего телефона. Ей нужно вызвать такси. Собраться с мыслями. И вызвать. Вызвать чертово такси. Но она не может этого сделать. Она возвращается туда, откуда начала. В отправную точку своей истерики. Минхо не помог ни капельки. Не успевшее опуститься на ее голову жалкое подобие успокоение сносит словно ураганом как только она принимает решение оставить своих горе-коллег одних. Мысли о том, что она возможно чему-то помешала или увидела то, что видеть была не должна не обуревают мысли, но постепенно крупица за крупицей встречаются в череде панических атак. Тишина вокруг почти физически давит, глаза начинает щипать и закладывать гортань. Не хватает воздуха. Темнота не пугает также сильно, как пустая, холодная квартира, в которой нет Чонина. И Ён чувствует себя полной дурой, у которой просто сдают нервы. Телефон в руке дрожит как ненормальный, большой палец, занесенный над значком приложения по вызову такси, дрожит еще сильнее. Она давится слезами, всхлипами и собственной никчемностью. Она ничего не может с собой сделать, никак не может повлиять на эти эмоции, что изнутри заживо рвут ее на куски. Ей так больно, что хочется орать на всю чертову улицу, но из трясущегося в лихорадке рта не вылетает и кусочка тех эмоций. Асфальт под ногами чувствуется холодным, шершавым, с россыпью крупных вкраплений, что при достаточном трении превратят молекулы кожи в мясорубку. Ощущения усиливаются особенно тогда, когда нежные пальцы встречаются с дорожным покрытием вслед за коленями. Ён еще ни разу в жизни не чувствовала себя такой беспомощной. Подкосившиеся ноги, трясущееся тело и лежащий рядом почти разряженный телефон, которому девушка практически завидовала. Он в отличие от нее самой не трясся как осиновый лист на ветру, да и выглядел посвежее, не таким разбитым. Верно ее подкосило недавнее зрелище. Все же не каждый день видишь перед собой коченеющее на глазах тело подростка. А может быть так повлияло осознание того, что Феликса тоже уже нет… Ну или слова полицейский, явно намекающих, что теперь Чонину точно пиздец. А может все сразу. Вся эта ужасная череда событий, идущая следом, друг за другом, не давая даже передохнуть, шокируя и избивая с толку. А возможно во всем был виноват лишь Ян Чонин. Точнее его отсутствие. Потому что Ён начала привыкать, потому что Чонин всем своим видом и присутствием так и источал крик о помощи, которому Ёнджи просто не могла сопротивляться. Чертова невротичка. А теперь, когда она не может ему помочь… что это за чувства? Что за маниакальная тяга вытащить мальчишку из ямы, в которую он угодил по глупости, или просто по ошибке? Существуют же такие люди. Хотя психологически это нельзя назвать болезнью или расстройством, однако в простонародье довольно часто можно услышать термин «синдром спасателя», а еще более часто — мысль, что люди стремятся помочь всем и каждому просто потому что не могут помочь сами себе. И почему-то именно сейчас в голове девушки, в диком хаосе, едко красным, будто предупреждение об опасности, бьются о стену чуть более извращенные сознанием слова: «ты не можешь помочь даже себе, не то, что ему». И это добивает. Слезы брызгают из глаз крупными каплями, оседая на промерзлом асфальте. Глупая... Глупая, беспомощная, одинокая Ён. И некому тебе помочь. И никто не поможет. — Мне кажется или с каждым разом я застаю тебя все в более и более хреновом состоянии? Ёнджи медленно поднимает голову, сознание немного плывет и из-за даже не столь резкого движения все вокруг начинает идти кругом. Взгляд медленно ползет с темных ботинок по грубой ткани голубых джинс и дальше футболки к лицу парня. Наверное единственный в округе фонарь как на зло находится прямо за подошедшим человеком. Слепит глаза, голову простреливает резкой болью и слезы тут же скапливаются на кромке ресниц. Молодой человек присаживается на корточки и его лицо становится чуть более различимо. Ён щурится и наконец различает знакомые черты. Хёнджин? Какого черта ты тут… А, Ён же звонила ему. Парень тем временем усаживается рядом, прямо на асфальт, бок о бок, не заботясь о своей одежде. Ближайший воздух наполняется запахом его парфюма. Бардак в голове Ён даже и не стремится приходить в порядок, но она наконец чувствует, что дико замерзла. Кожа моментально покрывается мурашками и тело трясется на сей раз из-за порывов ветра. На ее плечи накидывают толстовку. Хёнджин сидит рядом и молчит. Так долго, насколько требует ее состояние. Он всегда таким был. Понимающим, проницательным и тем, кто всегда оказывался в нужном месте в нужное время. А еще он был добрым. И наверное именно за это Ён его и любила. Она не могла вспомнить в какой именно момент позвонила ему, но была до безумия благодарна. Не каждый посреди ночи кинется спасать человека с паничкой. Пусть даже они и были когда-то хорошими друзьями. На последнем слове мысли Ён начинают усмехаться. Ну и плевать. Боже, какой же жалкой она себя сейчас ощущает. Через некоторое время, когда девушка немного приходит в себя, Хёнджин отводит ее домой. Он остается с ней и не отходит практически ни на шаг. Они много говорят, Ён как будто бы прорывает, а Хван все слушает: о том, как сильно она устала; об этом чертовом инциденте с умирающим чуть ли не на ее глазах молодом парне; о том насколько она беспомощной себя ощущает перед полицией; и о том, что она не знает, что ей делать и как быть дальше. Она рассказывает взахлеб все свои мысли. Но самое главное — рассказывает о том, как безумно она боится за Чонина, что не понимает как и чем ему помочь, о том, что ей до тряски страшно за его жизнь и за свою собственную. Потому что Ён, отдавая себе отчет, уверена на сто процентов, что уже никогда не будет так как раньше. — Ну вот зачем ты так? Ты же всегда была такой сильной, всегда лезла во все щели, даже если перед тобой закрывали двери. Я правда не понимаю, Ённи… Неужели настолько все плохо? Как же, во все щели — думает про себя девушка. Когда-то давно она до беспамятства была влюблена в парня напротив. Сколько слез было выплакано, сколько бессонных ночей было прожито, а на утро сколько было сказано лживых слов о том, что она в очередной раз просто всю ночь на пролет смотрела трагедии и драмы, однако в щель его, Хёнджина, сердечка она так и не смогла пролезть. Они так и остались друзьями, хорошими приятелями или просто знакомыми. — Я устала. Просто нереально устала. У меня правда такое ощущение, что я бьюсь в закрытую дверь дома, где никто не живет. И я никак не могу из головы выкинуть лицо того парнишки, все перекошенное, губы синющие, это так страшно, Хенджин, ты себе представить не можешь! — Могу, Ённи, к сожалению могу… — он ей улыбается грустно-грустно. — Я практически каждый день в больнице со смертью сталкиваюсь. Это неизбежно. Все люди не вечные. — Нет, ты не понимаешь. — она головой начинает трясти неистово, будто пытаясь выкинуть засевший образ из мыслей. — Подросток, школьник! Еще жизни не видевший, а умер вот так! В каком-то бомжатнике, от передоза. Он же не сам мог, вдруг его все же кто-то вынудил. Новостные каналы эту историю сейчас по кусочкам разберут, замусолят, а это все, черт побери, не шутки! У меня сердце вниз опускается только от одной мысли, что на его месте мог бы Чонин быть. Такой же ребенок… — на глаза вновь слезы наворачиваются, а она-то думала, что норма осадков за этот вечер уже превысила все нормы, но видимо она ошибалась. Хенджин без слов притягивает к себе за трясущиеся хрупкие плечи и гладит по голове медленно и мягко. В его объятиях тепло и должно быть спокойно. И хоть тело немного расслабляется, мыслями Ён не тут и не с тем. Кто бы мог подумать, что жизнь все вот так обернет. Девушка так и засыпает в его руках, проваливаясь в беспокойный короткий сон. Хван совершенно точно понимает, что ничем не может помочь девушке, кроме как своим присутствием в данный конкретный момент времени. Он остается на всю ночь, также засыпая в неудобной позе с девушкой на руках и роем мыслей в голове. А по утру они оба обнуляются.***
Проходят еще долгих четыре дня депрессивных мыслей, мук, метаний и лютой долбежки в закрытые двери. Ён чувствует себя плохо. Ночует на работе, пытаясь выжать из себя все и сразу. Успеть усидеть на двух стульях одновременно. Выжрать свою нервную систему, выжечь ее полностью, лишь бы не окунаться вновь в те дикие муки. Минхо ведет себя тихо. О той странной ночи не напоминает, пуская все на самотек. Работает в привычном ритме, толи специально, толи и правда не замечая кричащую нервозность своей коллеги. И на это верно есть свои причины. По крайней мере Ён в моменты просветления мысленно благодарит парня за сдержанность и его поразительную в своем проницательности актерскую игру в дурачка. Наверное еще одного разговора по душам она бы не выдержала. Ей с лихвой хватает Хенджина. Этот напротив оккупировал девушку своей заботой, наседая словно курица на яйцо. Ён в мыслях посмеивается даже над тем, что ее бывшая любовь заделалась ее личным психологом. Да, посмеивается, немного раздражается и идет в очередной раз ночевать в чужую постель, если с работы все же «удается» уйти. И, о боже мой, именно эти дни совпадают с отсутствием дежурств Хван Хенджина в больнице, какая неожиданность. За все эти четыре дня девушка заходит в свой дом лишь раз. В обеденный перерыв. Собрать кое-какие вещи и зубную щетку. А под конец четвертого дня ей звонит неизвестный номер и сообщает о том, что подозреваемого по делу о «массовых суицидах» отпускают «за неимением веских доказательств». И Ён около пятнадцати минут истерично смеется от всей бредовости ситуации и из-за своей в конец расшатанной нервной системы. Вот так блять просто. Захотели — забрали, захотели — отпустили. Ее смех кажется был слышен на всем этаже и Минхо, чертов гений, догадывается не впустить не званных гостей и закрыть на замок дверь в их кабинет, без слов присаживаясь за работу. Ёнджи в десятый раз за день сходит с ума, а как только пробивает час окончания рабочего времени, девушка стремглав выбегает из офиса, ловит такси и едет, считая минуты до того момента, когда наконец сможет забрать Ян Чонина домой.***
Затёкшие глаза. Это выражение, пришедшее в голову парой часов ранее, уже не кажется Чану таким бредовым. В последние дни молодому человеку вновь «приходится» ночевать на работе. А чертов диван, который давно бы уже пора сменить, явно не предназначен для отдыха. Чан злится на себя каждый день и в очередной раз обещает, что «эта ночь в участке точно последняя». И каждый раз ловит себя на бестактной лжи. Чанбин не имеет права ругаться на старшего по званию при исполнении, но смотрит каждое утро на заспанного друга весьма укоризненно, а вот Минхо напротив в выражениях не стесняется. Репортер вообще становится частым ночным гостем в участке. Приносит Чану еду, а заодно и узнает какие-то инсайды. А инспектор Бан выслушивает очередную тираду о том, что нельзя столько работать, нужно больше отдыхать, принимает взятку в виде острых крылышек и с чистой совестью рассказывает репортеру что же нового удалось откопать в деле о суицидах подростков. К слову, Чану ясно дали понять, что к этому делу инспектор подходить не должен ни с одной из сторон. Вот только толи дело случая, толи удачи, толи Бан просто класть хотел на мнение старших по званию, но расследование он продолжал. Нелегально. Поэтому и приходилось оставаться на ночь. И поэтому же, совесть и правда оставалась чиста, когда Чан в очередной раз сливал Минхо свои соображения. В этот вечер репортер пришел довольно рано. Почти сразу после того, как уехали Ёнджи с Чонином. Ли выглядел еще более задумчивым чем обычно и это раздражало. Чану казалось, что он разговаривает со стеной. — Я тебя слушаю, продолжай. — как будто уловив чужие мысли произносит Минхо, так и не поднимая на друга глаз, а продолжая задумчиво катать ручку по столу. — Разные виды наркотиков… — напоминает другу. — Да… — Чан слегка выпадает из реальности, всего на пару секунд, быстро возвращаясь в себя и продолжая. — Тот парень, Сынчоль, это была передозировка, снова, но в отчете наших криминалистов было указано вещество, которое ранее не фигурировало в других делах. На сей раз очередь Минхо зависать. Его рука замирает над синим колпачком и парень наконец медленно поднимает темный взгляд. — И? Тебе кажется это странным? — в этом вопросе Чан слышит недоумение. — Нет, странным мне кажется другое. Мне на личный номер приходит смс с указанием места и времени, черт тебя подери, смерти молодого парня, который также как и все остальные учился в этом районе, который подходит под средний возраст, психотип и так далее. Смс с одноразового телефона, который отследить естественно не удастся. В это время Ян Чонин находится в следственном изоляторе без каких-либо средств связи. Только вот раньше все жертвы погибали из-за другого типа веществ. — Я понимаю к чему ты клонишь. Ощущение того, что в этот раз кто-то «левый» просто захотел вытащить Чонина из изолятора, сделав ему алиби, довольно трудно игнорировать. Но ты же сам понимаешь насколько это с одной стороны глупо, а с другой стороны очень хорошо и грамотно продумано с точки зрения технического исполнения. Как-то не вяжется, не находишь? — Верхушка айсберга. Подумай о другом. Во-первых, я повторю еще раз — мне прислали смс на личный номер. При том, что рабочий найти в интернете гораздо легче, чем номер о существовании которого знает очень ограниченый круг людей. Во-вторых, вещество. Ранее подростки умирали, по большей части, не от количества принятых наркотиков, а из-за их химического состава. Но этот факт либо был проигнорирован намерено, либо «левый» просто не имеет совершенно никакого доступа к информации о расследовании. В-третьих, возможно Чонина хотели наоборот подставить. — А ты прав, я об этом не подумал. — репортер в мыслях прикусывает большой палец правой руки. — Еще не стоит забывать, что тебе буквально прислали точную дату смерти. Во всей этой истории это наверное самое жуткое. — Ага, ещё и наталкивает на некоторые выводы. — Чан устало уводит взгляд куда-то в сторону. — Например, что мы имеем дело с гораздо более крупной проблемой, нежели могли предположить ранее. И Ян Чонин, как бы мне не хотелось этого признавать, для кого-то играет не последнюю роль. — Либо он всего-лишь жертва обстоятельств. — слова срываются с языка Минхо довольно быстро, вот только парень мало в них верит. — Либо так. — репортёр пытается уловить в голосе друга оттенки доверия, но встречает в воздухе лишь терпкий вкус сомнений.***
Ён не может. У неё просто физически не получается. Не поворачивается язык. Да и время не подходящее. Просто постоянно. Постоянно не подходящее. Как же так? Уезжая на такси из полицейского участка, Ёнджи ловила себя на мысли, что у неё тряслись руки. Вот он — Чонин, наконец сидел рядом. Он выглядел подавленным и отстранённым. Его сгорбленная фигура будто отдалялась в небольшом салоне автомобиля и Ён казалось, что протяни она руку, просто не смогла бы коснуться бледной кожи. Его волосы уже успели заметно отрасти и закрывали тёмные глаза от посторонних. И она правда чувствовала себя так. Посторонней. Она не могла всю дорогу найти нужных слов, пальцы, нервно перебирающие серебряные кольца, тоже не помогали собраться с мыслями. Он выглядел худым до крайности, мрачным, будто загнанным в угол. У Ён наворачивались слезы. Лишь с напоминанием таксиста о завершении поездки она смогла отвести взгляд от свои колен и, расплатившись, выйти на свежий ночной воздух. Чонин даже не ёжился, хотя потоки холодного ветра пронизывали насквозь. Он оставался в своих мыслях. Все такой же хмурый, обреченный и молчаливый. Ён пару секунд медлит, с непривычки не сразу попадая ключом в новую замочную скважину, толкает тяжелую дверь и сжимается от лёгкого неприятного чувства где-то внутри. Этот дом уже не кажется таким родным и уютным. Чонин будто тоже подмечает это, выныривая из своих мыслей и кидая короткий вопросительный взгляд сначала внутри квартиры, а затем на девушку. Внутри идеальная чистота, лишь слегка задетая двухдневной пылью. Ён не была тут с той самой ночи, Хёнджин вызывал клининговую службу пока девушка ночевала в его доме и сменил замки по просьбе самой Ким. И Чонин как будто чувствует что-то неладное, переступая порог. Все вещи, предметы мебели, аксессуары — все на своих местах. Все тоже самое. И все чужое. Парень проходит внутрь, девушка следует по пятам, пытаясь побороть накатывающие волны мурашек. А в ее голове бьемся неистово мысль — нужно сказать. Нужно взять себя в руки и выдавить из своего горла информацию. Нельзя Чонина держать в неведении. Она не имеет права. Но сказать о смерти его лучшего друга оказалось слишком сложной задачей. Особенно, когда Чонин выглядел там маленьким и беспомощным, совершенно раздавленным всей этой ситуацией. Ён думала, что он будет рад наконец выйти из следственного изолятора, однако посредством каких событий это произошло не позволяло порадоваться никому. Ён так и не смогла победить в своей внутренней борьбе, Чонин решает исход этого дня за нее, простым жестом откидывая покрывало на все том же диване и тихо ложится, отворачиваясь от девушки и от всего мира. Она не решается его тревожить. Даже не пытается предложить хотя бы что-то поесть. Лечь с ним рядом тоже. Она просто уходит в соседнюю комнату, забираясь в некогда уютную постель. От холода простыней знобит, а от тихого сопения из соседней комнаты замерзают все внутренности. Теперь им предстоят очень трудные времена.***
Он дергается, в очередной раз его выкидывает из беспокойного сна чувством падения. Он мечется по пастели, сжимаясь в неведомых судорогах. Все тело болит, органы болят, каждая клеточка кожи просто вопит от боли. Вокруг темнота, из-за задернутых плотных штор не различить даже собственные пальцы. Волосы на затылке мокрые, подушка насквозь тоже. Глаза застилает паника. Эти атаки продолжаются уже не первую ночь, возвращаясь все более озлобленными, лишая сна и возможности сопротивляться. Чонин пытается встать. Засыпать вновь, чтобы проснуться с сердцем где-то в глотке не хочется от слова совсем. И плевать, что сейчас экватор ночи. По телевизору идут какие-то глупые ночные ток шоу, Ян пролистывает пару каналов, ставя звук на самый минимум, чтобы не будить спящую за стеной Ён. Все же она не заслуживает таких мучений, не нужно ей знать о его приступах. Картинка сменяется другой в такт нажатию его тонких пальцев на спусковую кнопку, от смены цветов и яркого моргающего света начинает тошнить и Чонин наконец откладывает прочь пульт. Все равно он не будет следить за происходящим на экране, все равно ему нет дела до ночных ток шоу и выпусков новостей. Чонин сидит, обхватит трясущиеся в лихорадке колени и практически не моргая смотрит перед собой. Экран телевизора немного слепит, глазные яблоки начинают болеть еще сильнее, он пытается выровнять дыхание и бешенный пульс. Выходит крайне паршиво. Мысли о том, что в соседней комнате Ёнджи немного помогает. Самую малость. Он корит себя за свое поведение, нужно прийти в себя, нужно с ней поговорить, да хотя бы, черт возьми, улыбнуться разок. А он даже в пастель забрался в уличной одежде! Какое свинство. Ён не заслуживает, не заслуживает, не заслуживает… Глаза цепляются за знакомое лицо на экране. Чонин даже не сразу успевает сообразить что происходит, а потом все. Он задыхается. Сердечный ритм подскакивает так сильно, что мутнеет в глазах и Чонину кажется, что он летит в бездну. Это точно реальность? Где ебаное чувство падения? Почему он не может проснуться? Открыть глаза в мире, где единственный близкий ему человек все еще жив? Его друг… Его единственный друг. Чонин открывает рот в безмолвном крике, все внутри него разрывается на куски, в глазах мутнеет на сей раз из-за слез. Такого просто не может быть… Он путается в своих конечностях. Валится на пол, больно ударяется головой. Наверное ему больно. Он не понимает, внутри него слишком мясо… Срабатывает инстинкт и вот он уже распахивает дверь, практически скатываясь по ступенькам вниз. Хочется убежать далеко-далеко, скрыться даже от мыслей. Ноги заплетаются, он падает на сей раз на асфальт, раздирая джинсы и колени в кровь. Он чувствует руки на своей шее. Его обхватывают сзади и прижимают к маленькому тельцу. В нос ударяет запах ее легкого парфюма, а по ушам истошный вопль. Оказывается это кричит он сам. Ён садится рядом в своей белой пижаме. Прямо на асфальт. Поджимает свои босые тонкие ноги под себя и сжимает его плечи так крепко-крепко. Гладит по голове и раскачивает как будто маленького ребенка. Она не заслуживает… А у Чонина в голове хаос, а внутри зияющая пустота, которую до краев заполняет невыносимая боль и единственная мысль. Найдет. Кто бы ни был виновен в смерти его друга. Он найдет. Найдет и заставит ответить за содеянное. Чонин дает себе слово.