***
Утром Брок, подкараулив другую медсестру, в ненавязчивом разговоре выведал все о диете для Баки, а также узнал названия лекарств, которые ему прописали. С трудом, но все-таки запомнив их, он как раз спешил побыстрее вернуться к себе, чтобы их записать, но по дороге натолкнулся на Роджерса. — Рамлоу, можно тебя на минутку? — перегородив ему путь, произнес, как-то мрачно глядя, Кэп. Брок хмыкнул, подумав про себя, что — «он бы еще его в угол загнал, а потом бы спрашивал разрешения!» — Нет, я спешу! — буркнул Брок и шагнул в сторону. Но, Роджерс ожидаемо шагнул туда же и снова загородил ему путь. — Будем в «мимов» играть? — буркнул Рамлоу, недовольно глядя и думая о том, что сейчас напрочь забудет все названия лекарств из-за проклятого Капитана! — Я не займу много времени, — глядя в глаза чересчур как-то пристально и печально, произнес Стив. И Брок только сейчас обратил внимание, что у него в руках пакет с вещами. — Я ухожу, — выдохнул Стив. Брок непонимающе глянул ему в глаза и озадачено нахмурился. — Ты прав. Баки заслуживает нормальной жизни, — продолжил, тем временем, Кэп. — Я не могу тащить его за собой. Это не честно. Он практически не жил своей жизнью, им все время кто-то управлял. За него все решали. Его использовали как вещь. Я не имею морального права поступать с ним также. Тем более после всего. Ему… будет лучше с тобой… Последняя фраза далась Роджерсу с большим трудом, он проглотил вставший в горле ком и мрачно улыбнулся. — Особенно, если он сам этого хочет… Береги его. Раз уж… называешь себя другом. И передай… Нет, ничего не надо. Я ему уже все и так сказал, — Кэп слегка хлопнул Брока по плечу и шагнул прочь. — Погоди-ка! — остановил его Рамлоу, все еще недоумевающе моргая. — А сам-то куда? — Туда, куда и собирался, — криво улыбнулся Роджерс, — Сдамся властям. Объявлю себя «воскресшим». Покаюсь перед обществом… Вот, вешаться на флагштоке, пожалуй, не стану. Он мрачно рассмеялся, но веселье было явно натянутым. — А что так резко? — вновь нахмурился Брок. — То чуть не задушил меня, когда я сам это говорил, а то вдруг хоп, и на попятную? — Ну… — вздохнул Стив. — Я поговорил о своих планах с… другом. И он, друг, сказал, что Баки светит высшая мера, за все те преступления, если они будут доказаны. Щ.И.Т расформирован. Фьюри сам скрывается, связаться с ним очень сложно. Да и вряд ли он сильно поможет при таких обстоятельствах. Так что, на смягчение приговора можно не рассчитывать. Я сдамся ФБР. О вас обоих не скажу ни слова. Как только Баки поправится, — увези его подальше отсюда, хорошо? Живите нормальной жизнью. Попробуйте не сильно выделяться. Доктор вас не выдаст и долечит Баки до полного восстановления, я обо всем договорился. Ему можно верить. Просто не создавай ему лишних проблем. И… береги Баки… С этими словами Стив вновь заглянул в глаза Рамлоу и развернувшись пошел прочь. По дороге встретившись с Кэти, он снова остановился, а потом они вместе куда-то пошли. Брок почесал затылок глядя вслед, и криво усмехнулся. Проблема рассосалась сама собой. Роджерса можно было больше не опасаться. Но на душе, почему-то все равно было как-то погано.***
Баки снились тревожные сны. Какие-то обрывки кадров. Куски разговоров. Чувства, которые он испытывал непонятно от чего. Ему снилось, будто он бьет Брока. Изо всех сил, не щадя. Швыряет его об стены. Ждет, когда тот поднимется и снова швыряет. Он видит как тому больно, от очередного удара о железную стенку какого-то бункера или бетонную стену помещения. Как тот вскрикивает снова падая, корчится от боли, кусает, уже и без того искусанные, губы, как по лицу его ползет кровь из разбитой брови. Но Баки все продолжает и продолжает его бить и швырять, хотя сам в душе не хочет этого. Он не хочет причинять Броку вред. Не хочет его калечить и терзать, не хочет, но не может остановиться. Он не может ничего сделать, он просто с ужасом и отчаянием наблюдает за собственными действиями. Он швыряет Брока головой в стену и тот, в очередной раз падает, вместе с кирпичной кладкой и уже больше даже не пытается встать, лишь слабо дергает ногами, лежа в неестественной позе. Баки подходит и глядит на него сверху вниз. Брок открывает глаза и смотрит на него в ответ. Пристально, внимательно, отчаянно. Баки знает этот взгляд, — задумчиво внутрь себя, слегка как будто слепой, хотя вроде и глядящий прямо на тебя. Брок хочет что-то сделать, он решается на что-то внутри себя. Принимает какое-то важное решение. Хочет пойти на какой-то отчаянный шаг. Баки готов. Он ждет. Но Брок внезапно отказывается от всего. Его взгляд становится обреченно расслабленным, пустым, он даже слегка улыбается Баки. И ничего не делает, больше ничего не собирается делать. Баки хватает его за горло железной рукой и тащит волоком через какое-то грязное, полузаброшенное помещение. Тащит как вещь, как лев тащит полуживую добычу, как кусок мяса. А затем небрежно швыряет его кому-то под ноги... -- Баки резко проснулся на этом месте, и ощутил, что весь пропотел. Сердце его усиленно стучало, а грудь сдавливало от ужаса и боли. Он не хотел ничего этого делать с Броком, не хотел, но делал. Он причинял ему боль. Избивал. Терзал. Изматывал. Но не по своей воле. Он выполнял приказ… Баки судорожно сглотнул слюну в пересохшем горле и покосился в окно. В палате стоял предрассветный полумрак, и было очень-очень тихо. Не ходили даже вездесущие медсестры за дверью. Было еще совсем раннее утро, почти ночь. Но Баки совершенно не хотел снова спать. Ему было страшно не по себе. Что-то тревожило его. Где-то внутри, что-то ныло и зудело. Что-то рвалось наружу, но он не мог понять - что, и очень боялся этого. Он кое-как повернулся набок, корчась от то и дело вспыхивающих болевых ощущений в животе и уставился в одну точку. Он не собирался больше спать. Он не хотел больше видеть никаких жутких снов непонятно о чем. Ему было страшно. Он подозревал, что это были вовсе не сны. Это были воспоминания…***
Утром к Баки зашли доктор с медсестрой и еще другим доктором. Тот, второй, тщательно осмотрел и даже пощупал его швы, вместе они обсудили его «ангиогенез и пролиферацию». Потом доктор долго расспрашивал Баки о самочувствии: не тошнит ли его, нет ли болей, а если есть, то какого они характера? ноющие, тянущие, резкие, тупые? Спрашивал кружится ли у него голова? Свободно ли он дышит. Мучает ли его жажда? Не беспокоит ли желудок? Нет ли жалоб на что-то еще? И т.д. и т.п. Баки замучился отвечать, стараясь точно описывать все, что ощущает. Потом доктор долго расспрашивал медсестру о Баки. Его температуру, его анализы, как он реагирует на терапию, на лекарства. Потом еще раз сам осмотрел его всего, — непосредственно рану, язык, склеры глаз, потрогал лоб, прослушал дыхание, сердцебиение, ощупал лимфатические узлы на шее спереди, сзади, в подмышке. Распорядился сделать ему еще три укола прямо при нем и наконец, удалился. Баки едва успел перевести дух, как пришли медсестры кормить его завтраком. А следом полная, пожилая санитарка, которая принесла ему маленький кусочек черничного пирога. Его Баки съел с большим аппетитом, но все эти визиты, его так измотали, что он бессовестно уснул, пока санитарка рассказывала ему о своем младшем сыне, который: «Вот точно как ты! Такой-же молчаливый, слова не вытянешь!» Но такой же красивый и внешне самый удачный из всех троих сыновей… -- Баки снились глаза. Голубые. С четким ободком по краю радужки. Чистые, прозрачные, очень притягательные чем-то. Очень пронзительные. Вызывающие целый набор смутных чувств. Больше всего тоску и печаль. Они смотрели прямо на Баки, и Баки не знал, как на это реагировать. Он не мог вспомнить, чьи это глаза? Где он видел их раньше? Кому они принадлежат? Почему они так смотрят? Почему ему так больно и грустно от этого?.. А потом он видел Брока, который склонялся над ним и требовал чего-то, просил чего-то, упрашивал, звал куда-то, а Баки не мог встать. Просто не мог. Пытался, но не мог. А Брок все тащил и тащил его куда-то, а у Баки совсем не было сил идти. Он хотел, чтобы его оставили в покое, но Брок все тащил и тащил и упрашивал и заставлял и все никак не унимался. А потом Брок плакал, склонившись над ним… Баки никогда раньше не видел его слез... Брок плакал от бессилия, от отчаяния, плакал скупо, уронив всего одну слезу, прямо на Баки, но лицо его было так искажено и подавлено страданием и мукой, что было почти неузнаваемо. Баки было странно видеть его таким. Он никогда не знал его таким. Он никогда не думал, что Брок вообще может быть таким. Что он может так страдать и переживать из-за чего-то. Он никогда не думал, что Брок вообще может так страдать. Что он в принципе способен на такие чувства… А потом Баки видел нож. Стандартный, тактический «Ka-bar black fighter», из черной углеродистой стали с зазубренным лезвием возле гарды. Он сам отобрал его у Брока, когда обыскивал его лежащего на полу, окровавленного, пыльного, истерзанного, обессиленного. Брок лежал и смотрел ему в глаза, свободно позволяя обыскивать его карманы, ощупывать его со всех сторон. Смотрел так, будто прощался с ним. Будто пытался запомнить его навсегда. Глаза у Брока совсем другие. Не такие как те, — голубые и пронзительные. У Брока зеленовато-карие, иногда, на ярком, солнечном свету, они кажутся желтыми как у волка. Они другие, но что-то в них было такое же, как и в тех. Что-то, чего Баки никак не мог уловить и распознать. Что-то едва заметное, едва уловимое, но совершенно такое же. А потом Баки снова видел, как он швыряет Брока об стены, не щадя и не жалея. Как бросает его головой в кирпичную кладку и та рассыпается под ударом. Все внутри Баки сжимается, он не хочет этого делать, он не хочет причинять Броку боль, он не хочет его калечить, но не может остановиться. Он не может остановиться, потому что выполняет приказ… Брок лежит в груде кирпичей и едва шевелится. Баки подходит и глядит на него сверху вниз. Брок открывает глаза и смотрит на него в ответ. Баки знает этот взгляд, — задумчиво внутрь себя. Брок хочет что-то сделать, он решается на что-то внутри себя. Принимает какое-то важное решение. Хочет пойти на какой-то отчаянный шаг. Баки готов. Он ждет. Но Брок внезапно отказывается от всего. Его взгляд становится обреченно расслабленным, пустым, он даже слегка улыбается Баки. Что-то говорит. И ничего не делает, больше ничего не собирается делать. Его рука, которая слегка тянулась куда-то за спину, расслабляется и безвольно замирает. И Баки вдруг пронзает мысль: «У него ведь есть нож! Тот самый, который Баки отберет у него чуть позже. Тот самый, который он сам ему дал. Почему он не использует его? Почему он не защищается им?! Он ведь может спастись!» А потом Баки снова видит этот нож. Он направлен в сторону Брока. Он сейчас вонзится в него. Он сейчас убьет его. Баки стоит рядом и смотрит прямо перед собой. Его пронзает ужасом с головы до ног от понимания того, что сейчас произойдет. Но он ничего не может сделать. Он не может даже пошевелить пальцем, даже крикнуть, даже прошептать что-то. Брок сейчас умрет. Баки с диким усилием, словно сквозь гигантскую толщу воды, пытается сделать шаг. Он знает, что его Командир сейчас сделает что-то непоправимое. Почему-то Баки важно не допустить этого. Почему-то Баки важно, чтобы Командир не сделал то, что будет потом терзать его всю оставшуюся жизнь. «Командир делает ошибку. Командир может навредить себе, убивая Брока. Убивая его, он навредит себе. Командир не должен совершать то, что хочет совершить. Брок не должен умереть. Брок не должен умереть. Брок должен жить. Командир не должен убивать. Брок не должен умереть. Командир не должен убивать. Брок должен жить! Командир не должен убивать!» «Я с тобой до конца…» С диким усилием, будто в замедленной съемке, Баки делает шаг вперед, и нож вонзается ему под ребра, уходя по самую рукоятку в мягкую податливую плоть. И Баки видит глаза. Голубые. С четким ободком по краю радужки. Чистые, прозрачные, очень притягательные чем-то. Очень пронзительные. Вызывающие целый набор смутных чувств. Больше всего тоску и печаль. Они смотрят прямо на Баки, а Баки больше не может смотреть на них в ответ… -- Баки резко проснулся и, распахнув глаза, схватился за живот. За то место, где под повязкой все никак не заживет его рана. Он судорожно дышал, глядя в потолок, чувствуя, как вновь пропотел с головы до ног. Во рту все пересохло, он дико хотел пить, но рядом не было никого, кто мог бы принести воды. Баки ощутил, как его начинает слегка потряхивать нервной дрожью. Все это не просто сны. Это совсем не сны. Это воспоминания… Воспоминания, которые почему-то стерлись из его сознания, а теперь они вновь оживают. И Баки в ужасе, от того, что это все реальность! Реальность, которую он забыл…