***
Солнце, уже клонясь к закату, коснулось верхушек деревьев, глухим лесом окружавших древние здания колледжа естественных наук. Чуть ли не самое старое из них — актовый зал — стояло каменной коробкой чуть поодаль от административного корпуса. Осыпающаяся черепица, готические шпили да мох с плющом, ползущие вверх по грязно-серым стенам, — атрибуты большинства строений на кампусе. Поэтому Загрей никогда не обращал особого внимания на актовый зал — он даже не мог точно сказать, был ли он когда-нибудь там. Специально дождавшись, когда у всех нормальных студентов закончатся пары, Заг направился искать Тисифону ещё днём и в итоге потратил на беготню из корпуса в корпус часа четыре. Когда же их пути наконец пересеклись, Тисифона, выслушав тираду Загрея, из всех вопросов ответила лишь на тот, что интересовал его меньше всего, вытянув молча худую руку с длинными пальцами в сторону актового зала. Вполне логичное место для заседаний театрального клуба. Загрей дёрнул огромную парадную дверь — не поддалась. Он потянул изо всех сил на себя, буквально повиснув на металлической ручке, но дверь даже не шелохнулась. Пришлось свернуть на грязную слякотную тропинку, тянувшуюся вдоль стены строения. Заходящее солнце светило в огромные окна, но внутри ничего толком нельзя было разглядеть — стёкла актового зала не мыли, возможно, с самого момента его возведения. К задней стене жалась небольшая кривая пристройка. Держалась она, кажется, только благодаря массивной дровнице против одной из стен. Плоская крыша, покосившись, грозила вот-вот съехать, словно лист бумаги по наклонной поверхности. Через старую черепицу пробивалась каменная труба, над которой вился на лёгком ветру слабый дым. На кампусе было несколько зданий настолько старых, что провести туда отопление не было технической возможности, поэтому в них оставляли камины. Загрей точно знал, что административный корпус отапливался именно так — он с детства помнил огромный роскошный очаг в кабинете отца. Честно говоря, он не помнил, чтобы у Аида хоть что-нибудь когда-нибудь было не огромным и не роскошным. Загрей поднялся по каменным ступенькам и постучал в деревянную дверь пристройки. Внутри что-то зашевелилось, зашуршало, послышались торопливые шаги, и дверь со скрипом приоткрылась. В щель между ней и косяком просунулась кудрявая мальчишечья голова с весьма озадаченным лицом. — Меня в театральный записали, — мрачно огласил свой приговор Заг, не размениваясь на любезности — отвык после двух лет в колледже. Не то чтобы он планировал оставаться в этом несчастном клубе и первое впечатление имело какое-то значение. — А, это к нам, это к нам! — тут же радостно затрясла светлыми кудрями голова. Дверь медленно отворилась полностью и тут же всей тяжестью хлопнула, стоило Загрею заскочить в пристройку. В нос ударил приятный запах дерева. По сравнению с улицей здесь было довольно тепло, но приветствующий его парень всё равно таскал на плечах большое пушистое одеяло. — Добро пожаловать в театральный клуб! — развёл он руками, показывая помещение. Загрею, чтобы осмотреться, пришлось мотать головой туда-сюда — повязка на глазу сильно ограничивала поле зрения. Вся пристройка была завалена различным реквизитом — по степени захламлённости и количеству пыли она могла соперничать только с комнатой Загрея. Вдоль голых каменных стен стояли забитые под завязку разных размеров шкафы, кофры, ящики, коробки, собой закрывая облезлые фанерные декорации. Под единственным окошком в комнате стоял маленький квадратный стол с блюдцами, кружками, банкой самого дешёвого кофе, чайником и настольной лампой — верхнего света здесь не было. Помещение в принципе выглядело слишком обжитым для служебного. У двери, очевидно ведущей за кулисы актового зала, примостилась печально напольная вешалка — если когда-то ей доверяли шикарные наряды актёров, теперь на ней висела лишь пара пустых чехлов для одежды. Почти всю дальнюю стену занимал камин, рядом в углу лежала стопка старых газет для растопки. На полу перед камином — утоптанная тряпка, когда-то гордо носившая звание ковра. Друг против друга, разделённые кофейным столиком, стояли большое вычурное кресло с выцветшей обивкой и длинная кушетка, на которой, не отрывая взгляда от ноутбука, восседала загадочная фигура, с головой укутанная в чёрный плед. — Не особо уютно, знаю, — покачал головой кудрявый парень, — но у некоторых клубов даже такого нет — бедолагам приходится проводить собрания в аудиториях. Я, кстати, Гипнос, — он протянул Загрею одну руку и другой показал в сторону кушетки. — А это Танатос. Для друзей просто Тан. — Приятно. Загрей. Он, наскоро пожав Гипносу руку, осторожно подошёл к кушетке и протянул фигуре в чёрном пледе ладонь — реакции не последовало. Загрей придвинул руку ближе — ноль внимания. Это уже было совсем неприемлемо. Он попробовал тронуть нового почти-знакомого за плечо — бесполезно. В конце концов, он, не выдержав, просто загородил пятернёй экран ноутбука и наконец получил в ответ пожатие руки настолько ледяной, что чуть не отскочил. — Какими судьбами к нам? — между тем с интересом спросил Гипнос, усаживаясь в кресло напротив и укутываясь в одеяло. Загрей аккуратно присел на кушетку, стараясь не помешать всё ещё чрезмерно загадочной фигуре рядом. — Слышал про драку на стадионе недавно? Во время матча по регби? — Не-а. — Если не вдаваться в подробности, я чуть не убил одного высокомерного дебила, а он чуть не убил меня, — объяснил Загрей, показав пальцем на скрывавшую глаз повязку, — и местное руководство посчитало, что мне необходима... «смена деятельности». — Господи, неужели у нас так плохо, что наш клуб используют в качестве наказания? — рассмеялся Гипнос. Повисла пауза. Возразить по этому поводу никто ничего не мог. — Что тогда вы двое тут забыли? — спросил Загрей. — Всё лучше здесь тусоваться, чем в общаге, — пожал плечами Гипнос. — Мы в костюмерной уже почти живём. — И вам разрешают остальные? — удивился Заг. — В смысле, тут же камин и всё такое. Ответственность огромная. — Так в клубе же больше нет никого, — объяснил Гипнос. — Все клёвые ребята, которые действительно хотели что-то ставить, выпустились, а остальные ушли. Мы попросили Тисифону найти нам кого-нибудь, чтобы совсем уж не закрываться — не такими радикальными методами, конечно, но мы всякому рады. Мы же, считай, год уже как тут одни — и ни одного спектакля. — Он широко зевнул, кутаясь в одеяло. — Не то чтобы мы сами особо хотели что-то ставить… Мы надеялись на кого-нибудь, знаешь, с потенциалом… Ты не пробовал играть в театре? Гипнос, едва договорив, зевнул ещё шире, укутываясь ещё сильнее в одеяло. Загрей заметил, как он еле держит глаза открытыми. — Всё нормально? — спросил тут же Заг. — Я могу вернуться завтра, если… — Нет, нет, всё в порядке! — бросился торопливо заверять его Гипнос. — Прости, я иногда засыпаю посреди разговора. Нарколепсия, чтоб её. Выходит немного невежливо, но меня просто вырубает. Просто не пугайся, ладно? — Да без проблем, — кивнул Загрей. — Ты точно в порядке? — До четвёртого курса же дожил как-то, — рассмеялся снова Гипнос. У него голос был ясный, звонкий, но с кислой хитринкой, и Загрею даже стало интересно, от рождения это или благодаря игре в театре. — Ничего, ты привыкнешь со временем. — Не знаю насчёт этого, — покачал головой Загрей. — Я честно не думаю, что подойду вам. — Да ладно, ты не представляешь, насколько разные люди тут занимались, — отмахнулся с широкой улыбкой Гипнос. — Нельзя подходить для театра, роль можно подобрать абсолютно любому. Да и за кулисами лишние руки тоже всегда нужны, если ты уж совсем полено бесчувственное. Загрей всё ещё рассчитывал на то, что его откажутся принимать в театр, и он сможет уговорить Тисифону записать его в какую-нибудь команду к Ахиллесу — он готов был согласиться даже на футбольную, лишь бы не соскочить со спортивной стипендии. Однако всё подсказывало, что шансов у него нет. Придётся до осени сидеть на скамейке запасных и, возможно, даже искать какой-нибудь заработок на это время. — Нет, я просто… Знаешь, у меня не очень хорошая репутация. Не хочу портить вам имидж. — Ой, было бы там, что портить. — Гипнос ещё раз зевнул. — Я просто боюсь, что не вольюсь в коллектив, — предпринял последнюю попытку Загрей. — Это смотря в какой, — улыбнулся Гипнос, устало подпирая голову рукой. — В наш только такие и вливаются. Заг попытался выдавить из себя ответную улыбку, когда его внимание отвлекло пятно на стене, которое со входа заметить было нельзя. Около одного из шкафов на свободном пространстве стены висел переплетением ярко-зелёной и тёмно-изумрудной вышивки гобелен — в лучших классических традициях. Он повис, чуть прогнувшись, на паре шурупов, и складки уже успели покрыться слоем пыли. Раньше здесь, видимо, висело что-то другое, и, чтобы занять пустующее место, на него повесили первое, что под руку попалось. — А кто..? — Насмотревшись на гобелен, Загрей показал рукой на сидящего справа от него парня, который всё ещё залипал в экран ноутбука, но Гипнос уже спал. Загрей поднялся с кушетки, осторожно перегнувшись через кофейный столик, и пощёлкал пальцами, пытаясь разбудить — ни одна мышца на спокойном бледном лице Гипноса не дрогнула. Заг обернулся к соседу по кушетке: — С ним точно всё норм? Танатос-для-друзей-просто-Тан молча отпил энергетика из жестяной банки и поставил её обратно к прочему хламу на столике — и даже не оторвал взгляда от монитора. Загрей теперь просто стоял, глядя на него, ожидая хоть какой-то реакции. «Это уже совсем невежливо», — подумал он, но так и не смог понять, что ему с этим делать. Обычно на него обращали внимание все — если не на самого Загрея, то на его выходки. Над ним смеялись, им восхищались, про него сплетничали, при его появлении закатывали глаза — но такого откровенного игнора Загрей в своей жизни ещё не встречал. Хотелось посмотреться в зеркало или хотя бы взглянуть на свои руки, чтобы убедиться, что он ещё живой, из плоти и крови. Что, если он — галлюцинация Гипноса? Но у галлюцинаций же не бывает такой обширной биографии? Нет, нельзя считать себя настолько центром Вселенной, чтобы сомневаться в своём существовании при малейших признаках игнора. Так делают только эгоисты. Заг всё-таки ущипнул себя — плоть и кровь отозвались болью. Посмотрел ещё раз на Гипноса — тот беспробудно спал, свернувшись клубочком в кресле. Загадочный Танатос продолжал загадочно смотреть в экран, и голубой свет ложился на жёсткие черты настолько заёбанного лица, что Загрей, присмотревшись, решил, что человека лучше просто не трогать. Возможно, для них обоих был настолько очевиден тот факт, что Загрей здесь в первый и последний раз, что не имело смысла даже здороваться. Заг напоследок ещё раз осмотрелся и направился к двери. — Спокойной ночи! — всё ещё надеясь на ответ, пожелал он, открыв дверь. На улице темнело. В камине догорал огонь. Гипнос сладко сопел. Танатос пил энергетик, неотрывно глядя в экран. Вот и поговорили.***
Вообще, Загрей не хотел заходить без приглашения — на стук ему никто не ответил, но, когда он уже хотел толкнуть дверь, чисто чтобы убедиться, что она закрыта, и уйти, она неожиданно поддалась. — Можно? — спросил он на всякий случай, заглядывая в костюмерную — лицо приятно обдало теплом. Камин, видимо, только-только растопили. Разрешения не последовало, но и запрета тоже, поэтому Загрей спокойно вошёл в комнату. В своём вычурном кресле сладко спал — да твою же ж мать — Гипнос, положив голову на подлокотник и свесив с него обе руки, грозя в любой момент стечь на пол. На кушетке напротив него по-прежнему, словно бы не прошло несколько дней, сидел всё тот же Танатос в том же пледе. Возможно, Загрей случайно попал во временную петлю, ограниченную покосившимися стенами пристройки на территории колледжа его отца. В трубе камина отдавались воем штормовые порывы ветра, пронзавшего до дрожащих костей, до стучащих зубов и до слезящихся глаз. Заг, ёжась в тонкой куртке, подошёл к очагу и потёр руки над огнём. Шмыгая носом, попытался согреть замёрзшие пальцы. Май был в самом разгаре. — Гипнос? — тихо позвал он. Затем уже тёплой ладонью тронул плечо парня. Затем схватил расслабленную тушку обеими руками и хорошенько встряхнул. Гипнос только вздохнул в ответ и пробормотал что-то неразборчивое, но не проснулся. Загрей с разочарованным вздохом уложил его обратно в кресло — и готов был поклясться, что Гипнос улыбнулся ему не столько умиротворённо, сколько самодовольно. — Это нарколепсия опять? — осторожно спросил Загрей у Танатоса. В комнате было одновременно и трое человек, и лишь один. Восхитительно. Загрей сегодня только вечером, уже вернувшись в общежитие с пар, вспомнил, что вообще-то планировал зайти в театральный. Нужно было всё-таки закончить начатое — переговорить с Гипносом, обозначить границы и дать понять, что им с Танатосом на его помощь рассчитывать не стоит. Половина колледжа замерла в ожидании грядущей вечеринки у Диониса, а это означало только одно: непосредственно до, во время или после неё Заг обязательно найдёт на свою задницу приключений, и меньше всего ему хотелось отвлекаться от них на Тисифону, если она захочет — а она захочет — что-нибудь предъявить Загрею за непосещение клуба, который он даже не выбирал (как будто её это волновало). Верным способом предупредить такое должен был стать разговор с Гипносом — и стал бы, приди Загрей парой часов ранее. Выходит, что зря он выперся из общаги в такой холод. Идти обратно желания не было — сосед по комнате сидел и учил конспекты к экзаменам и, чтобы хоть что-то запомнить, проговаривал весь материал вслух. Нет, целый вечер монотонного бормотания про неорганическую химию Загрей не вынесет, вынесут только его в смирительной рубашке. Можно было сходить в библиотеку, например, но ему пришла в голову идея получше — пересидеть в так удачно подвернувшейся костюмерной у горячего камина и подождать пару часов, пока сосед не ляжет спать. Здесь, в отличие от библиотеки, не придётся прятаться за шкафами от Мег. Если Гипнос проснётся за это время — шикарно. Если нет — что ж, пока никто из обитателей костюмерной не сказал ему «Не хочу показаться негостеприимным, но…», у Загрея не было повода уходить. Он сел на кушетку, уже особо не беспокоясь о личном пространстве Танатоса, хотя в глубине души всё ещё ждал каких-то последствий своей наигранной неосторожности. Но Танатос, склонив покрытую пледом голову над ноутбуком, продолжал торопливо печатать что-то, упорно отказываясь признавать, что Загрей существует в одной комнате с ним. Стоило начинать привыкать. В такт треску горящего дерева стучали клавиши. Солнце почти село, и рыжий свет пламени теперь мягко ложился на три замершие статуи. Загрей сидел вполоборота и, всем лицом как бы говоря «Мне торопиться некуда», чуть исподлобья наблюдал, лелея слабую надежду на то, что Гипнос проснётся, если долго и злобно сверлить его голову взглядом. Надежда могла бы и оправдаться, вот только злобно смотреть на это белое и пушистое существо у Загрея никак не получалось. Лицо Гипноса было исполнено какой-то вечной спокойной усталости. Чуть колыхался от размеренного дыхания упавший со лба завиток серебристых волос. Мысль о том, чтобы пытаться его разбудить (если бы это было возможно), вдруг показалась какой-то неоправданно жестокой. Окончательно убедившись в непробудности Гипноса, Загрей устремил свой пытливый взор к его товарищу по клубу. Попробовал в сухом, словно вытесанном из камня лице найти какую-то подсказку, примету того, что всё происходящее вокруг — сон. Или хотя бы спектакль. Он сидел так будто бы несколько часов, безуспешно высчитывая, сколько букв успевает напечатать Танатос перед тем, как потянуться за энергетиком или зачесать чёлку широкой пятернёй, открывая невозможно усталый взгляд исподлобья. Наконец, неподвижно сидеть стало совсем невыносимо. Загрей, встав, медленным шагом обошёл комнату. Взял кочергу и пошевелил горящие поленья в камине, но и это занятие надолго его не увлекло. Включил настольную лампу, чтобы ноги не сломить в темноте. Остановился напротив стены, на которой висел травянисто-зелёный гобелен, и принялся рассматривать его с вниманием искусствоведа в музее, чувствуя внезапный приступ эмпатии — они с гобеленом оба были здесь совершенно лишними. По крайней мере, так казалось Загрею. Судя по количеству пыли, вышивка висела здесь уже много лет. Сотни тонких нитей тысячами стежков легли на ткань, сплетаясь под чьими-то умелыми руками в искусные узоры — они пытались рассказать какую-то историю, но Загрей, к сожалению, не говорил на их языке. От созерцания его отвлёк осторожный стук жестяной банки о стол — судя по звуку, уже ополовиненной. И внезапно Загрей почувствовал себя хищником на охоте, приметившим ничего не подозревающую добычу. Если этот театрал недоделанный решил проверить его на вшивость, Загрей устроит ему проверку на стрессоустойчивость. Опять же — не то чтобы последствия имели для него какое-то значение. После того, как Загрей распрощается с театральным клубом, они никогда больше не увидятся. На секунду Загрей одёрнул себя — перед ним сидел живой человек (серьёзно? ты всё ещё в этом уверен?), и живому человеку будет некомфортно от его приставаний. «А мне некомфортно, когда меня заставляют чувствовать себя призраком», — рассудил он по своей справедливости. Загрей прекрасно умел развлекать себя сам игрой на требующем определённого мастерства инструменте — чужих нервах. Никакого особого плана у него не было. Импровизация всегда казалась Загрею куда интереснее. Он ещё раз прошёлся по комнате и остановился за кушеткой. Томно провёл рукой по резному узору спинки и, оперевшись о неё, наклонился, касаясь подбородком плеча Танатоса, чтобы с детским любопытством заглянуть ему в лицо. Этого сделать не получилось, зато Загрей успел рассмотреть, что печатал Танатос — ничего понятного. Его первая, такая себе проделка не увенчалась особым успехом. Загрей решил снять куртку — он ещё не закончил разминаться, а в пристройке уже становилось жарко. Он снова обошёл комнату и носком кроссовка потянул край смятого ковра. Складки расправились, кофейный столик дрогнул, и банка с энергетиком чуть пошатнулась. Танатос взял её на всякий случай в руки, отпил и, убедившись, что столик прочно стоит на полу, поставил обратно. Загрей неожиданно для самого себя восторжествовал. Теперь, установив опытным путём, на что он всё-таки может среагировать, Загрей собирался не менее опытным путём выяснить, слышит ли его вообще Танатос. Походив немного вокруг да около, Заг сел на кушетку снова и замер, всматриваясь в почти недвижимую фигуру. Резким и грациозным движением он сорвал с Танатоса чёрный плед, уже готовясь убегать. Матадор и бык замерли. Уткнувшись носом в скомканный плед, пытаясь закрыться им, словно щитом, широко раскрытым зелёным глазом Загрей наблюдал за реакцией Танатоса. Её не было. Никаких следов наушников, беруш и подобной чепухи, кстати, тоже. Его намеренно, целенаправленно, жестоко игнорировали. — Да что ж с тобой не так-то? Загрей, встав с кушетки, в сердцах швырнул плед на спинку. Во что превратилась его жизнь? Он ходит, как сумасшедший, кругами по комнате и отбирает у ни в чём не повинного студента одеяло холодным вечером, только чтобы тот обратил на него внимание. Впрочем, звучит как обычное времяпрепровождение Загрея с момента поступления. Уже ни на что не надеясь, Заг стянул с шурупов гобелен. Пару раз хорошенько встряхнув, он накинул кусок ткани на равнодушного ко всему происходящему Танатоса вместо пледа, точно так же покрыв, словно капюшоном, светловолосую голову. Может, не произведение искусства, и зелёный Танатосу особо не шёл, но всяко краше, чем траурный чёрный. Прошло, наверное, несколько минут. Танатос, теперь кутающийся в старинную вышивку, успел накатать целый абзац — строчек десять мелким кеглем, тошнотворная смесь из предлогов и длиннющих научных терминов. Загрей всё так и стоял за ним, закрыв рукой глаз в этаком фейспалме. Идеи мелких шалостей, не переступающих границы откровенного вредительства, быстро заканчивались. Нужно было переходить к решительным мерам, и он, похрустев костяшками, попытался воплотить в жизнь главную и последнюю шалость. Подцепив тяжёлый деревянный каркас, уперевшись пятками в пол и надув щёки, Загрей потянул кушетку к стене — бесполезно. Ни кушетка, ни Танатос на ней не шелохнулись. Заг сел на колени, уткнувшись лбом в обивку когда-то королевского фиолетового цвета, и решил, что разошедшийся шов под глазом — это всё-таки слишком большая плата за… что-то, что он тут пытается учинить. Ветер на улице взвыл с утроенной силой, и Загрей решил, что пора сделать одолжение будущему себе и закончить этот разминочный раунд. Грустно вздохнув, он упал на кушетку, пытаясь понять, кому из всех присутствующих в комнате эта игра понравилась больше, и укутался в трофейный чёрный плед. Он взял устало банку с энергетиком со столика, но, уже поднеся к губам, вдруг решил сначала протянуть её Танатосу. На какое-то время он так и замер с вытянутой рукой, стараясь протолкнуть тяжёлые мысли сквозь сонный туман в голове. Он мог бы сейчас быть где угодно и с кем угодно, а вместо этого сидел в душных и одновременно холодных стенах колледжа, отвлекая от работы человека, о котором не знал ничего, кроме имени. — Вот зачем ты этой гадостью травишься, а? — пробормотал он задумчиво. — Сплошной сахар. Пил бы лучше кофе. И когда он уже собирался опустить руку, пальцы Танатоса внезапно перестали порхать над клавиатурой. Он повернул к Загрею голову, зашуршав гобеленом, и неожиданно лёгким, изящным жестом забрал у него несчастную жестянку. Запрокинув голову, допил до конца и — вернулся к работе как ни в чём не бывало. Загрей бросил попытки осмыслить происходящее (давно пора было). Огонь в камине прогорел, оставив тускло отсвечивающие угли. На ледяной коже сухих ладоней со вспухшими венами, уходящими под края едва ли греющего гобелена, на узловатых пальцах синий свет экрана столкнулся с жёлтым — настольной лампы. И Загрей вдруг, заметив, устало рассмеялся: — Ну и на кой тебе чёрный лак, эмо ты недорезанный? — тихо, почти даже с восхищением в голосе задался он риторическим вопросом, даже уже не пытаясь приличия ради оторвать взгляд от чужих рук. Время ещё даже близко не подходило к полуночи, а, даже если бы и подходило, ботаник, с которым Заг делил комнату, мог в итоге так и не лечь спать. Как правило Загрей использовал это в качестве повода провести всю ночь за различными формами дебоша (не то чтобы ему был очень нужен повод), но за время, проведённое в больнице, он настолько выпал из реальности, что впервые за несколько лет не имел ни малейшего понятия, у кого на хате можно сегодня этот самый дебош устроить. Гипнос раскинулся в кресле, почти сбросив с себя одеяло. Поленья в камине начали медленно тлеть. Слушая размеренный, почти ритмичный стук клавиш, Загрей тихонько на пару минут закрыл глаз — он очень сегодня устал портить всем, включая себя, жизнь. Чувствуя, что проваливается в сон, Загрей встрепенулся. Он, конечно, рад был гостеприимству, но злоупотреблять чужой вежливостью тоже не хотелось. Он огляделся, стягивая с себя чёрный плед. Танатоса рядом не было, и вычурное кресло тоже пустовало — со спинки свисало одеяло. Камин потух. Сквозь занавеску на окне лился холодный утренний свет. На кофейном столике кто-то оставил Загрею ключ. Версия с временной петлёй перестала казаться бредовой.***
Всё ещё ощущая свою вину за вчерашнее, Загрей был вынужден вернуться хотя бы для того, чтобы вернуть ключи от костюмерной. Рассчитав время, он пришёл на этот раз днём. Дверь снова была открыта. На столе с посудой закипал чайник. Танатос неизменно сидел на кушетке в обнимку с ноутбуком. Заг решил уже даже не тратить силы на то, чтобы поздороваться и спросить, куда подевался Гипнос. Он первым делом выкинул на кофейный столик ключ — тот по инерции проехался по лакированной столешнице, замерев прямо напротив Танатоса. — Всё настолько плохо? — хмыкнул под нос Загрей, заметив отсутствие обязательного атрибута — банки энергетика. Чайник, вскипев, щёлкнул выключателем. Заг подождал с полминуты. Танатос сейчас (может быть) пошёл бы заваривать себе кофе, но Загрей, сволочь этакая, припёрся, и теперь вселенский баланс был нарушен. Он неторопливо подошёл к столу и насыпал себе в чистую кружку кофе — если эту пыльную смесь вообще можно было так назвать. Уже заливая богомерзкие гранулы кипятком, Загрей подумал, что можно, конечно, подразнить Танатоса и попить кофе у него под носом, но дразнить кого-то быстрорастворимым кофе всё равно, что принести с собой соевое мясо, когда все соседи зовут на барбекю. «У человека и так радостей в жизни нет», — думал Заг, насыпая гранулированную грязь и во вторую кружку. Это был какой-то новый уровень иронии. — Напомни мне как-нибудь сделать тебе кофе, — сказал он, ставя кофе на столик. — Нормальный, в смысле. Пить эту мерзость себе дороже. Загрей устроился в кресле, глядя в лицо сидящего напротив Танатоса. Тот даже не посмотрел в сторону кружки — он скользил глазами по тексту на экране, время от времени останавливаясь, что-то стирая, перепечатывая, и затем продолжал. Загрей, скрестив ноги и потягивая горько-чёрный кипяток, разглядывал — теперь ан фас — детали измученного лица, серебристые волосы, выбивающиеся снова из-под пледа, и торчащие косточки на угловатых запястьях. Буквально на минуту, если не меньше, он выпал из реальности, абстрагировавшись от мерзотного кофе, мысленно блуждая где-то далеко, где не было никаких этих ваших клубов, колледжей и отцов. В комнату, открыв дверь всем телом, ввалился Гипнос. Заг вскочил из чужого кресла, чуть не разлив оставшиеся полкружки кофе, но Гипнос тут же замахал рукой: — Не-не-не, сиди, мне без разницы! — Он с пинка швырнул куда-то в угол, к пыльным коробкам, свой рюкзак, затем так же скинул с ног кроссовки. Загрей медленно сел обратно в кресло, обняв ладонями кружку. Гипнос встал посреди комнаты и, подбоченясь, объявил: — У нас… кхм. — Он прервался, чтобы взять со спинки кресла одеяло, и, накинув его, аки мантию, на плечи, попытался ещё раз: — У нас совещание! Танатос, ты тоже участвуешь, — он похлопал товарища по плечу, с ногами забираясь на кушетку рядом. — И что на повестке дня? — спросил Загрей. — Разгон клуба. — Слишком радостно улыбающийся Гипнос достал из кармана мешковатых джинсов телефон и пролистал до нужной заметки. Загрей отхлебнул кофе, перебивая отвратительную горечь предвкушением замечательных новостей. — Ко мне сегодня Тисифона подошла, рассказала, что либо мы к двадцать пятому мая предоставляем какое-то доказательство работы клуба, либо нам… ну, это. Гипнос демонстративно провёл пальцем по горлу — любимый жест Тисифоны, заменявший ей очень много слов и, кажется, двигавший всю бюрократическую машину колледжа. Непонятно только, в каком направлении, но двигавший. — Ну допустим, а какое доказательство? — пожал плечами Загрей. — Ну… мы театральный клуб, — намекнул Гипнос. — Поставить надо что-нибудь. Спектакль устроить, листовки раздать, как в старые добрые. Опять придут три человека, похлопают, и разойдёмся все довольные. — Этими тремя людьми будем мы, Гипнос. Что мы, по-твоему, можем вообще поставить в таком составе? — В каком? — Гипнос сделал непонимающе-наивное лицо. — Нарколептик, которого вырубит на сцене посреди спектакля, человек без глаза и… — Загрей замолчал на секунду, указывая перед собой открытой ладонью, подыскивая подходящие слова для описания того, что напротив него, собственно, сидело. — …и Танатос! Что с такой ущербной труппой можно сделать? — Мы… можем устроить театр одного актёра? — предложил Гипнос неуверенно. — Я и Танатос за кулисами со всякими спецэфектами и костюмами, и ты на сцене. Ты очень выразительный, получится неплохо. — А, то есть, ты хочешь, чтобы я один учил весь текст на — сколько там? Полчаса? — Час минимум, — уже переходя на шёпот, потупил взгляд Гипнос. — Просто ты… меньше всего занят по учёбе, и я подумал… — Окей, а как всё это вообще меня касается? — Загрей допил кофе и сморщился, почувствовав на языке и в горле песок — осадок от гранул. — Господи, да как эту мерзость пить-то можно?! Он громко поставил кружку на кофейный столик. Видимо, никак нельзя, потому что Танатос так и не притронулся к своей — от кофе всё ещё шёл пар. Гипнос смотрел на полную кружку искоса и как-то обиженно. Заг вздохнул: — Извини, приятель, но мне здесь вообще не место — я предупреждал. Я рассчитывал, что просто пережду до осени и вернусь к Ахиллесу на регби. Так что не знаю, выкручивайтесь как-нибудь сами. Загрей встал и направился к выходу. — Да я ж понимаю, — неожиданно посветлел в голосе Гипнос. — Извини, что попытался нагрузить этим всем! Мы справимся вдвоём. Но ты же придёшь на спектакль, если что? — с щенячьей надеждой в глазах спросил он у Загрея, когда тот уже открыл дверь. — Да ну почто вам вообще сдался этот… а, забей, — махнул рукой Заг. — Приду, если вообще буду на кампусе. Загрей задумался: если он сядет в зрительном зале, будет ли Танатос что-то говорить или вообще как-то двигаться на сцене? Или просто сядет с краю, закутается в плед и будет весь час печатать какую-нибудь свою курсовую, пока Гипнос будет спать рядом, свернувшись калачиком? Вот оно, современное искусство, на которое Загрей бы посмотрел. Танатос наклонился к столику. Взяв кружку лишь кончиками пальцев, он плавным движением поднёс её ко рту и… Глоток, глоток, глоток, глоток. Загрей с нарастающей болью в лице смотрел на то, как Танатос хлещет кипяток залпом. Хватит, хватит с него этого, пока он окончательно кукухой не поехал. Танатос поставил кружку на столик, и в унисон ей хлопнула дверь, закрываясь за Загреем. Чтобы он ещё хоть раз появился в этой психушке…***
…Он появился, разумеется. Куда б он делся. Для начала, Загрей, конечно, делся знамо куда — на стадион. Весь вечер сидел и до заката, и после, когда включили прожектора, грел бесполезным телом холодный пластик сидения — глядел тоскливо с пустой трибуны на пытки, которым Ахиллес подвергал регбистов исправно каждый день. Загрей прокручивал в голове всё, что произошло в костюмерной. Он за два года привык спрашивать у Ахиллеса всё, что приходило в голову, — всё, что нормальные дети спрашивают у своих нормальных родителей — и Ахиллес привык отвечать честно, в глубине души надеясь хоть кого-то уберечь от ошибок, совершённых им. Но тренировка закончилась, и уборщица грязной метлой выгнала Загрея с трибуны, а сил подойти к Ахиллесу он так и не набрался. Кажется, ответ он и сам прекрасно знал. Было стыдно. Не то чтобы он не отказывал людям раньше и в куда более грубых формах — просто не тем, кто ничего плохого ему не сделал. Народ расходился с пар на большую перемену. Вместо того, чтобы завтракать, Загрей шагал по коридору административного корпуса, запихнув руки в карманы, плечами и локтями расталкивая тех, кто недостаточно быстро убирался с его пути, и без особой гордости сверкая кусочком белой марли, приклеенной пластырем к правому глазу — почему-то в окружении толпы других студентов он хотел куда-нибудь спрятать это свидетельство проигранной драки. Фобос, конечно, тоже не ушёл с того поля в добром здравии, но для Загрея любая невыигранная драка равнялась проигранной. Тисифона чуть не впечаталась в него, выбегая из преподавательской. Они отошли от двери и девушка демонстративно посмотрела на наручные часы одной руки, другой прижимая к себе несколько папок. Кивком она спросила, что Загрею от неё нужно. — Тисифона, эмм… Насчёт театрального клуба. — Он сделал паузу, чтобы убедиться, что его вообще слушают. — Нам правда обязательно что-нибудь показывать на сцене, чтобы остаться на плаву? Тисифона смотрела на него выжидающе. Заг, толком не понимая, чего от него хотят, решил развить мысль: — Ну, знаешь, ты говорила про доказательство деятельности… Это обязательно должна быть какая-нибудь постановка? Может, у нас есть какой-нибудь другой способ решить эту проблему? По реакции на фразу про «другой способ решить проблему» можно было легко определить стаж любого сотрудника колледжа. Только молодые аспиранты могли не знать, на что намекает Загрей. Конечно, он не прибегал к «помощи» отца при малейшем неудобстве (смотря что считать малейшим неудобством), но эти слова вытащили его из бессчётного количества безвыходных ситуаций, и хоть раз воспользоваться ими на благо кого-то ещё казалось Загрею правильным. Тисифона, открыто проигнорировав намёк, начала рыться в своих бесконечных папках. Не найдя искомого, она выдернула листок из блокнота, торопливо черкнула пару слов и швырнула бумажку Загрею. У неё был почерк размашистый — в конце каждого слова по хлысту. Скомкав клетчатый листок в кармане и чувствуя, как совесть наконец перестаёт грызть сердце, Заг выдавил из себя улыбку и махнул на прощание: — Спасибо! Передавай привет сестре! Он готов был поклясться, что Тисифона захрипела ему вслед. Погода была почти безветренная. Если бы облака не закрывали весь день солнце, то, возможно, было бы даже тепло. Грязная тропинка вдоль стены актового зала наконец высохла. Может, у них ещё была надежда на человеческое лето. Впрочем, у Загрея уже ни на что надежды не было. Что бы он ни делал, нечто эфемерное разворачивало его и за шкирятник тащило в отвратительную пристройку отвратительного актового зала отвратительного колледжа отвратительного отца. По крайней мере, только так Загрей мог объяснить то, что уже четвёртый раз возвращался в театральный, не имея на то абсолютно никакого желания. Если такое случится ещё хоть раз, он честно был готов смириться. — Хорошие новости! — как-то безрадостно объявил он на входе в костюмерную. — Можно не устраивать спектакль. — До тебя за два курса наконец дошло? — ухмыльнулся Гипнос, окопавшийся в кресле — уже взял откуда-то компромат на нового знакомого. Одеяло полностью покрывало худое угловатое тело, оставляя лишь ком, из которого торчали лишь хитрая довольная морда человека, отсидевшего на сегодня все свои пары, да рука с телефоном. — Нет, в смысле, вам двоим можно не устраивать. Я ещё подумаю. Загрей поставил чайник кипятиться, скинул на пол рюкзак и рухнул на кушетку рядом с Танатосом, которому чёрный плед сегодня заменяла толстовка — заглянул, похоже, в костюмерную в перерыв между парами, чтобы пообедать очередной банкой энергетика. На обтянутых джинсами коленях привычно покоился ноутбук. Загрей, выудив из кармана мятую бумажку, принялся разглаживать её на кофейном столике, пытаясь разобрать почерк: — Тисифона написала про какой-то… «фестиваль документального» чего-то там. — Документалка — не игровое кино, — вздохнул Гипнос. — А у нас театр. — Да плевать, — раздражённо нахмурился Загрей и отдал листок Гипносу для расшифровки. — Раз она нам дала эту наводку, значит, засчитает за доказательство. Дедлайн недели через две где-то. Чайник медленно закипал. Загрей подошёл к столу, нашёл чистую кружку и щедро отсыпал себе кофе. — Это же мерзость, которую пить невозможно, нет? — бросил на него косой взгляд Гипнос. — Заткнись, пожалуйста, — взмолился Загрей. — Не ты просрал большую перемену, спасая задницы двух ботаников. — Спасибо, — рассмеялся Гипнос и продолжил разбираться в писанине Тисифоны. — А, я знаю этих ребят. Университеты с юга — у них там каждый год что-то типа кинофестиваля, и каждый год свой жанр. Это для всяких студентов-сценаристов, режиссёров и иже с ними. — Так свяжись там с кем-нибудь. Может, этим сценаристам-режиссёрам не хватает актёров? — Куда они запихнут актёров в документалку? — …Закадровый голос? — Думаешь, у студентов театральных вузов не найдётся, кого позвать на озвучку? Не, безнадёжно. Только если своё с нуля снимать. Есть идеи? — Ну… — задумался Загрей, наливая кипяток себе в кружку. — Снимите про колледж. Какой он старый и всё такое. Про что вообще обычно делают документалки? — Рассказывают какую-нибудь историю, наверное? — предположил Гипнос. Одной рукой он держал листок, а второй гуглил. — Что, если снять как бы документальную короткометражку, но с сюжетом? Что-нибудь выдумать самим, а снять так, будто это документальное? Я где-то смотрел такое давно. — Но это же получается не документальное… Или получается? — запутался Загрей. Он, остекленело глядя в пол, хлебал кофе и думал, до чего его довела жизнь. С каждым глотком в голове со всё нарастающей громкостью звучало: «Зачем так мучиться, если можно не мучиться?». Потратить следующие полтора часа своей жизни на протирание скамьи в душной аудитории совсем не хотелось. — Не знаю… — Гипнос, вздохнув, устало глянул на Загрея. — Ты вообще хочешь быть чем-нибудь полезен? — Смотря в каком плане, — насторожился Заг. — Поищи оборудование, пожалуйста, — по-братски попросил Гипнос. — Озвучку более-менее запишем, у меня на телефоне нормальный микрофон. А вот камеры, чтобы терпимо снимала, у нас нет. Загрей достал телефон и пролистал список недавних диалогов. Написал первым десяти людям: «нет свободной камеры? фильм снять нужно» и на том посчитал свою миссию выполненной. — Можно попроситься в какой-нибудь музей и снять что-нибудь по их тематике… — бормотал Гипнос. — Или снять про природу? Если тут есть какие-нибудь животные, которых нет на юге… Нужно — нужно просто составить список идей и выбрать из них лучшую, как тебе такая идея? Заг уже даже не слушал. Он, потягивая кофе, сверлил взглядом экран телефона, готовый сорваться на край света за камерой, лишь бы не переться на следующую пару. — У нас есть какие-нибудь интересные животные в округе? — устало спрашивал Гипнос, продолжая гуглить. — Или, может, реки? Про реки вообще можно снимать? Загрей, ты когда-нибудь видел документалку про реку?.. — Не-а, — медленно помотал головой Заг, всё ожидая ответа хоть от кого-нибудь. Гипнос уснул — рука с телефоном мягко легла на одеяло. Загрей поставил на стол недопитый кофе и, почувствовав, как в комнате внезапно стало слишком тихо, осмотрелся. Танатос, хмуро глядя в экран, сделал большой глоток энергетика, свободной рукой что-то наспех печатая. Заг пристально посмотрел на спящий клубочек в одеяле. У него у самого мозг сразу же начинал ныть при попытках выдавить из себя хоть каплю креатива, и он подумал, как же всё-таки умилительно старание Гипноса. Человек серьёзно готов тратить силы и время на что-то, в чём находит отраду? Вау. — Эй, — он вяло пнул Танатоса в коленку. Тот, покачнувшись на кушетке, только вытянул руку с банкой подальше от ноутбука, чтобы не залить драгоценную технику. Загрей пнул сильнее. — Помог бы, а? — Ещё пинок. — Где твоя академическая компетентность? — И ещё раз для верности. — Где способность поддерживать дискуссию? Телефон в его руке внезапно завибрировал. Загрей, тут же поглощённый перепиской, моментально отстал от Танатоса, позволив ему мирно допить энергетик. Повод слинять с лекции таки нашёлся, поэтому Загрей быстро подобрал с пола рюкзак. Он уже направился к двери, но, подумав, развернулся и вытащил из сумки большое красное яблоко. После кофе есть его совершенно не хотелось, а место освободить надо было — Загрей понятия не имел, какого размера аппарат ему доверят. — На вот, шпала ты анорексичная, — вздохнул он, кладя яблоко на кофейный столик. — Поешь хоть что-нибудь, может, ясные идеи появятся.***
— Заг, чел, заходи, только тебя и ждём! — радостно донеслось из недр квартиры. Скорее всего, из кухни. Загрей, надеявшийся, что ему всучат камеру на пороге, неуверенно прошёл внутрь. Дионис выпустился из университета два года тому назад — он закончил на философа и теперь работал на фрилансе. Кем именно, никто толком не понимал, включая, кажется, самого Диониса. Главное, что у него вполне хватало денег не только на оплату съёмной квартирки в мансарде древней трёхэтажки, но и на бесконечные количества алкоголя, лившегося рекой во время вечеринок, которые он до сих пор время от времени закатывал. Талант организатора у него обнаружился ещё во время учёбы в университете, и «вечеринка у Диониса» с годами стала устойчивым оборотом у местной молодёжи, означавшим что-то восхитительное, балансирующее на грани легальности. Все искренне ожидали, что Дионис после выпуска остепенится и уедет жить в какой-нибудь большой город, но всё случилось с точностью до наоборот. Дипломированный философ к огромной радости подрастающего поколения не обнаружил в себе никакого желания как-то менять свой образ жизни — в нём разве что только проснулось какое-то отцовское стремление к заботе о молодёжи. Это случилось после вечеринки, во время которой один совсем юный, ничего в жизни не понимавший первокурсник угодил в больницу с передозом, купив неизвестного происхождения вещество у неизвестно как затесавшегося среди гостей подпольщика. У первокурсника были непослушные волосы, разного цвета глаза и невероятная воля к жизни — сильнее неё было только его желание поднасрать отцу. С тех пор Дионис к своим вечеринкам начал подходить с новой степенью ответственности, а Загрей стал на них постоянным гостем. Кто-то объяснял фаворитизм Диониса тем, что где-то они с Загреем частично родня, но им самим совершенно не хотелось искать, где именно. Оба меньше всего любили говорить о семье. Они много раз болтали по поводу того, что Дионису делать — не мог же он и в сорок, и в пятьдесят лет заниматься всё тем же. Загрей предложил пуститься в путешествие. С рюкзаком на спине, на самый дешёвый рейс, куда подальше из здешних промозглых мест. Туда, где солнце сияет и зреет виноград, обнимая лозами заборы вилл и террас. Дионис тогда задумался на минуту, затем, запрокинув голову, засмеялся. Прошло больше года, а он так никуда и не собрался. В заношенном леопардовом халате и с бокалом, он вышел к Загрею в прихожую и встал, оперевшись о стену. Тёмные кудри блестели от влаги. — Я думал, у тебя гости, — пробормотал неуверенно Загрей. — Да, представляешь, как трудно быть мной, — наигранно вздохнул Дионис. — Хочешь принять ванну, а к тебе заваливаются бывшие одногруппники. — Я за камерой, — напомнил Заг. — Друг сердечный, какая камера? — отмахнулся Дионис. — Раздевайся давай — и к нам. Зря, что ли, целый час в автобусе трясся? Так давно не виделись! Заодно расскажешь про свои злоключения с глазом. — Если у вас есть, что пожрать, — пожал плечами Загрей, стягивая куртку. — Есть виноград, но немного полежавший, — улыбнулся мужчина, играя красным вином в бокале. — Шато Лямот-Бержерон, — влюблённым басом промурлыкал он, рассматривая блики на поверхности напитка с восхищением ценителя. Загрей понятия не имел, что это, но звучало дорого. Очевидно, бывших одногруппников и на порог не пустили бы, не принеси они в дар бутылку. — Один бокал если только, — поддался Заг. Глупо, очень-очень глупо было собраться в гости к Дионису и рассчитывать вернуться трезвым. — Два! — игриво прищурился Дионис, через огромную гостиную ведя Загрея за собой на кухню. Маленькими компаниями обычно заседали там. — Насчёт вечеринки не передумал? — Да ни в жизни, — заверил его парень. — Прекрасно! Мы немного посовещались с ребятами с вашего колледжа — в пятницу футбольный турнир, поэтому решили перенести всё дело на субботу. А время то же, к пяти уже можете подгребать. — В пять будет тухло, — поморщился Загрей. — Жди к десяти. — Без проблем, дружище. — Дионис потрепал его по плечу. Они остановились перед кухней. — Приведёшь кого-нибудь? — А можно? В смысле, места хватит? — Суббота, чел, весь народ разъедется! Тащи всех, кого сможешь. Друзей, команду, девушку, парня… хоть нескольких сразу, — подмигнул мужчина. — С меня хлеб, с тебя зрелища. — Хорошо, — пообещал Загрей.***
С чувством лёгкого вертолёта, камерой в рюкзаке и глупой, счастливой улыбкой на лице Загрей топал в направлении актового зала по главной аллее кампуса, залитой светом фонарей. Дионис — ангел во плоти, честное слово — разрешил взять камеру на столько, на сколько понадобится, стоило Загрею лишь высказать опасения, что за несколько дней, оставшихся до вечеринки, они всё не отснимут. Заг стоял перед дверью в костюмерную и пытался понять, зачем его сюда ноги вообще принесли. Как-то так получилось. Видимо, боги, раздумывая над его судьбой, честно попытались сотворить что-то эпичное, но на полпути опустили руки, напились и, рукой провидения ткнув мальчишку носом в полуразваленную пристройку, решили: «О, да, вот здесь тебе самое место». Так депрессивно-смиренно Загрей себя уже давно не чувствовал. Возможно, он был чуть более пьян, чем хотел признавать. Он встряхнулся, словно пёс, и плечом толкнул несчастную дверь. — А где..? — произнёс он неожиданно разочарованно. Кушетка пустовала. — Не знаю, шатается где-то, — пожал плечами Гипнос. Он, растопив камин, лежал в кресле, перекинув ноги через подлокотник поближе к огню, чтоб не мёрзли. И в руке — уже наполовину съеденное яблоко. — Извини! Не пропадать же добру. — Да ладно, — приятно улыбнулся Загрей, скидывая со спины рюкзак и усаживаясь на кушетку, вольный развалиться как ему угодно. — Хоть кто-то оценил мои старания. — Я уже даже не пытаюсь заставить его поесть, — честно признался Гипнос, откусив красный бок яблока. — В энергетиках тоже есть калории, в конце концов. Просто… ты правильно делаешь, что предпринимаешь какие-то усилия — Танатос это ценит. Но он же совсем тебя не знает! — Не отравлю же я его, — почесал голову Загрей. — При свидетелях, тем более. Да я ж просто яблоко ему предложил, не хочет — не ест. — Не важно, забудь, — махнул рукой Гипнос, кусая ещё немного. Загрей с удовольствием его послушался. — Спасибо в любом случае! — Почему ты называешь его по полному имени? — задумчиво спросил Заг. Гипнос вопросительно поднял брови. — Ты же сам сказал, что он «для друзей просто Тан». Гипнос, проглотив, посмотрел на Загрея удивлённо, и затем светло и нежно рассмеялся: — О, нет-нет-нет, ты всё перепутал! Я ему не друг, — вкрадчиво объяснил он, — я ему брат. — …А, — только и сказал Загрей. — Да, конечно. Две большие разницы, — покивал он. Он попытался представить себе Танатоса и Гипноса рядом. Двое были абсолютно ничем, кроме, возможно, цвета волос, не похожи. Может, сводные — тогда можно понять такие натянутые отношения. В любом случае он усталым мозгом точно не смог бы обработать такую информацию, поэтому решил никак ситуацию не комментировать. Заг осторожно вытряхнул из рюкзака огромный чехол с камерой, рассматривая его, и положил на кофейный столик рядом. Гипнос сел в кресле, наклонившись вперёд. — Воу, мы вот на это снимать будем? — спросил он, приоткрывая крышку чехла и заворожённо рассматривая внушительный аппарат. — Ага, — кивнул Загрей. — Без понятия, откуда у Диониса такая штука. Это, конечно, скорее для фото, а не для видео, но, думаю, получится всё равно сносно… — Спасибо! — Гипнос внезапно схватил Загрея за обе руки. У него ладони были тёплые и мягкие, не то, что у брата, и в глазах — звёзды и радость, и голос стал до небес пронзительно-высоким. — Я не знаю, зачем ты всё это для нас делаешь, но спасибо тебе огромное! Ты правда не обязан был! — Не знаю, я просто… — Заг смущённо пожал плечами. — Я подумал после вчерашнего: для меня команда по регби была такой же отдушиной, как для вас — это место. Мне тяжело без тренировок и без игр. Не хочу, чтобы кто-то ещё это чувствовал. — Спасибо, — ещё раз прошептал Гипнос и добавил: — Это не от меня, это от Танатоса. — Пускай сам подойдёт и в лицо мне скажет, трус несчастный! — фыркнул Загрей, вытаскивая свои руки из объятия чужих ладоней. — Ну, он написал нам примерный план действий и нашёл объект для съёмок. — Гипнос потянулся к кофейному столику за ноутбуком. — Не знаю, считается ли это за благодарность… — Нет, это намного круче, — согласился Заг. От удивления забыл даже, что всё ещё не собирается принимать никакого участия в проекте. Гипнос обошёл кофейный столик и сел рядом с Загреем, на ходу включая зашумевшую вентилятором машину. — Короче, ты знал, что у нас есть неподалёку недостроенная атомная станция? — начал он. Загрей помотал головой. — Где-то в двух часах езды отсюда. Туда часто ходит всякий народ, кто по заброшкам фанатеет, но в принципе она в неплохом состоянии — какие-то помещения даже начали отделывать, пока строили реактор. Потом прошёл закон об атомной энергии, так что её тормознули. Хотят всё снести и построить что-нибудь получше, но не могут никак землю продать. Мне кажется, надеются на то, что её в итоге можно будет достроить. — Кто надеется? — нахмурился Загрей. Гипнос переключался между кучей сохранённых вкладок со статьями и фотографиями, из которых он не успевал толком рассмотреть ни одну. — Эмм, там сложная история. Типа всё финансировалось государством, но строили местные власти. Они продали станцию чувакам, специализирующимся на атомной энергии, но не успели закрыть сделку до официального вступления в силу закона, и теперь непонятно, кому она принадлежит, а государство никак не может получить обратно землю, и… — Окей, стоп. — Заг поднял ладони, тормозя увлечённого Гипноса, когда понял, что слышит набор никак не связанных между собой слов. — Давай ты просто напишешь мне текст, а я просто его прочитаю под запись. По рукам? — По рукам. Парни пожали друг другу руки. — И когда мы будем это снимать? — спросил Загрей. — Ммм… надо выбрать день, когда расписание посвободнее, и вечером туда поехать. Как насчёт четверга на следующей неделе? Сможешь? — Да, конечно. В четверг смогу. Загрей зачем-то притворился, что для него день имел значение. Как будто это не он прогуливал занятия неделями, а то и месяцами. Он встал, укладывая камеру обратно в рюкзак. На ватных ногах кое-как дошёл до двери и, вспомнив, в последний момент обернулся: — Ах, да. Ты и Танатос — Дионис приглашает в субботу на вечеринку — поедете? Гипнос от удивления раскрыл рот. — Я и… Дионис? Нас? Я не знаю, мне надо обсудить это с… — Едете или нет? — устало спросил Загрей, уже держась за дверную ручку. Гипнос, всё ещё не в силах поверить, кивнул. — Ну и замечательно. В субботу к десяти. Заг вышел из костюмерной, направляясь к общаге. Ему внезапно стало так тоскливо от мысли, что за последнюю неделю он ни с кем столько не общался, сколько с этими двумя. Конечно, он повидался со своей группой на парах, и помог недавно соседям по этажу передвинуть кучу мебели, и навестил команду на тренировке, и вот сегодня потравил байки бывшим одногруппникам Диониса — но, когда тот сказал ему кого-нибудь пригласить, первыми, кто пришёл на ум Загрею, стали Гипнос и Танатос. С другой стороны, понаблюдать за тем, как ведут себя в непривычных условиях братья-театралы, было интересно. Предвкушение приключения вернулось.