***
Раннее утро, тишину разрезает ужасный крик боли, что так громко начался, а после был насильно подавлен. Заклинатель весь в поту, лихорадочно мечущийся по кровати, еще чуть-чуть и упадет. Быстрые нервные вдохи и выдохи, как попытки успокоиться. Снова вскрик, но не такой сильный, бесшумный, так и оставшийся не высказанным. Все силы покинули тело, оставив главу клана скрученным на кровати. День встретил Верховного заклинателя жуткой болью в спине, она будто полыхала огнем, каждый мускул был напряжен, неприятно стягивая. Хватило всего несколько раз посчитать костями, казалось, бесконечную лестницу, как теперь ты уже постоянно прихрамываешь, часто страдая от сильной боли. Эти моменты своей жизни не хотелось помнить, но они навсегда останутся в виде таких милых напоминаний. Попытка встать не увенчалась успехом, чего спина совсем не оценила, отплатив стократно. Смешное зрелище: глава ордена Ланьлинь Цзинь сейчас напоминал червя, что, задыхаясь, вылез на поверхность, попав под ботинок не одного слуги, и теперь представлял собой сплющенные куски плоти. Потянулся к тумбочке с лекарством. Совершенно фальшивая улыбка, являющаяся действующим лицо его спектакля, не хотела появляться на лице, уголки губ тупо бессильно повисли, не желая держаться. Каждый день Цзинь Гуанъяо притворялся, старательно прятал злость, обиду, показывая только ложные чувства. Это так просто получалось, но не в этот раз. Сегодня, наконец, все надоело. Но необходимо было собраться, ведь сегодня в ордене Ланьлин Цзинь должен проходить совет кланов, все должно пройти в лучшем виде.***
Поклониться, улыбнуться, снова поклониться, ещё раз улыбнуться. Держать спину прямо, хотя больно так, что, кажется, в эту же секунду сломаюсь как маленькая веточка под ногами путника, легко и с таким характерным хрустом. «А вот и ты». Заклинатель, чей внутренний свет способен прогнать тьму из души, небожитель, неизвестно зачем спустившийся с небес. Ослепить людей своей улыбкой? Ты подходишь ближе и одариваешь меня взглядом светло-карих глаз, что напоминают теплый солнечный день, который так хочется, чтобы не кончался никогда. Желание остаться в нем навсегда все чаще одолевает меня. Но важнее признание и успокоение мечущейся души, что получаешь от их владельца. Темные длинные уложенные в сложную прическу волосы струятся по его спине. Они словно длинный ручей, вода которого так кристально чиста и приятно холодна. Множество слоев светлой одежды, так идеально подходящих тебе, мягко лежат на плечах, что, кажется, будто ты только что спустился с мягкого облачка, так приятно было бы тебя обнять и забыть обо всех проблемах. После официальное приветствие, ты что-то хочешь сказать, но вспоминаешь, что после для этого ещё найдется время, и садишься на приготовленное тебе место.***
Спокойная, даже немного сонная атмосфера охватила сегодняшний совет. Словно дел на всех навалилось столько, что все силы уходили на них, и не было желания спорить и браниться. Верховный заклинатель говорит приветственную речь, так всегда тщательно подобранную, собрание идет хорошо. Но не это первое привлекло мое внимание, а то, что А-Яо, кажется, будто далеко отсюда, так сильно задумался о чем-то, что не замечает, как сильно напряжён. Но все равно как всегда способен все контролировать, замечать, чувствовать. Это поражает. Наконец он заканчивает говорить и садится на место, в этот раз мы сидим поодаль друг от друга. И это хорошо, иначе бы я не смог удержаться и не спросить, как он. Но кажется, что ему стало еще хуже. Пытаюсь поймать взгляд золотистых глаз, обычно это всегда получалось, но не сегодня. Всё собрание у меня не выходило сосредоточиться, все мысли были заняты им, я был обеспокоен его состоянием. А-Яо казался потухшим, как давно догоревшая свеча, но это было так незаметно, и казалось сначала, что мне это только привиделось. Вот, наконец, совет кланов подошел к концу, и все сонно разбрелись по своим специально подготовленным комнатам.***
— А-Яо! Разносится имя по коридору, на него отзывается человек в золотых одеждах, на груди расцветает пион. Пустой и ничего не выражающий взгляд наткнулся на заклинателя в белом, после вмиг преобразился. Будто оковы, охватившие его, на миг ослабили свою хватку, уголки губ приподнялись в небольшой приветственной улыбке. Складываешь руки перед собой. Поклон. — А-Яо, не нужно, мы же тут одни, — как всегда мягко сказал Сичэнь. — Эргэ? — слишком уж тихо сказал Верховный заклинатель, будто не заметил прошлых слов, — ты что-то хотел? Первый нефрит выглядел напряженным, как бы ни пытался это скрыть. Сейчас он разглядывает своего названного брата, будто любящая мать рассматривает сына на предметы повреждения. И чем больше мужчина смотрел, тем сильнее напрягался, А-Яо отводил взгляд. — Прости за беспокойство. У тебя что-то стряслось? Выглядишь уставшим, — взволнованно проговорил Лань Сичэнь, продолжая изучать собеседника. На этот вопрос улыбка стала еще шире, но вместе с тем — менее искренней, но только так можно спрятать свои настоящие чувства. — Все в порядке, всегда что-то происходит, но ничего, что стоило бы твоего внимания, — мягко ответил глава клана Ланьлинь Цзинь, — Ранее ты хотел спросить что-то, мы можем это обсудить за чашкой чая. Так и не получив ответа на волнующий вопрос, Лань Сичэнь лишь кивнул, задумавшись.***
Комната, в которой расположились заклинатели, была обставлена богато, как и всё в Ланьлинь Цзине. Стены из дорого темного дерева, яркая ткань, на которой был вышит желтыми нитками, будто самим золотом, знак ордена, искусно выполненные резные окна. Запах пионов, так, кажется, пахнет всё здесь, стоял в помещении. Ляньфан-цзунь потянулся к чайному сервизу, стоявшему на тумбочке, наклонился и этим побеспокоил спину. Казалось, на нее выплеснули кипятком, горячие капли которого скатывали по всему телу, обжигая и оставляя после себя жуткие следы. После этого мужчина более не мог разогнуться, невольно на глазах выступили слезы, тихий вскрик вырвался из груди. Ноги резко ослабели, и заклинатель осел на колени, потеряв опору. — А-Яо! — Лань Сичэнь, прежде молчаливо сидевший за столом, резко поднялся. — Что случилось? Ты в порядке? Где болит? — вопросы резким потоком прорвались из уст заклинателя. — Эргэ... спина... спина болит, —еле слышно выговорил Цзинь Гуанъяо, разом потерявший все свои силы, казавшийся еще более маленьким и беззащитным. Лоб с киноварной точкой покрыла испарина, губы побелели, нижняя была сильно закушена, не давая вскрикам стать услышанными. Весь он стал похож на мертвеца, чья кровь также не циркулирует в организме. От вида Верховного заклинателя, что сейчас почти свернулся в клубок, сердце забилось быстрее, волнение искрилось во взгляде Лань Сичэня. — Я могу чем-то помочь? — продолжал тараторить первый нефрит, чье беспокойство было настолько осязаемым, что можно было потрогать его. — Что мне сделать? — В моих... моих покоях около кровати есть лекарство, — запинаясь, прошептал Цзинь Гуанъяо, сильнее закусив губу. Боль не ослабла, а наоборот стала еще сильнее, и чем дальше, тем хуже становилось. Целый день нагрузки на нее сделал ситуацию еще более плачевной. Несколько минут спустя в комнату забегает Лань Сичэнь, держа в руке баночку с лекарством. За то недолгое мгновение, что он отсутствовал, боль все усиливалась, делая Верховного заклинателя все больше похожим на труп. Но, несмотря на это, он следил за дверью, ожидая своего названного брата. — Дай ее... мне, — забирая снадобье дрожащей рукой, проговорил Ляньфан-цзунь, откупоривая баночку. Цзэу-цзунь, что всегда был спокоен и рассудителен, сейчас не знал, куда себя деть, как помочь, боялся сделать что-то не то, и тем самым еще больше навредить дорогому человеку. Сердце громко, оглушая своими звуками, стучало в груди, и казалось, грудь стала ходить ходуном. Наконец, почувствовав небольшое облегчение, Цзинь Гуанъяо попробовал встать, но в то же мгновение боль ошпарила спину еще сильнее, недавно осмысленный взгляд вдруг потух, больше не контролируя свое тело, глава Ланьлинь Цзинь упал в беспамятство. Но не успел он свалиться на пол, как сильные руки, скрытые белоснежными рукавами, успели вовремя подхватить его. Одновременно легко, но надежно подняли, аккуратно прижав поближе к сердцу, что билось так, что было готово проломить ребра. Через секунду заклинатель со своей драгоценной ношей покинули комнату. — А-Яо...***
Пришел в себя Ляньфан-цзунь уже в своей кровати, сил говорить не было, как и оставаться в сознании. — А-Яо, — тихо, будто недавно кричал, произнес Сичэнь, выглядевший сейчас ничуть не лучше больного. Всегда прекрасное лицо, которое, казалось, было вырезано лучшим мастером из самого прекрасного камня, исказилось. Глаза, что казались покрасневшими, наполнились беспокойством за родного человека, между бровей залегла глубокая складочка, так не подходящая этому человеку. — Эргэ... все... в порядке, — с трудом проговорил Цзинь Гуанъяо, пытавшийся успокоить перепуганного главу клана Лань, — спасибо. Казалось Сичэнь, ничуть в это не поверивший, еще сильнее напрягся, во взгляде так и искрил страх за названного брата. Кивнув сам себе, Цзэу-цзунь встал и направился в конец комнаты. — Эргэ? — попытавшись приподняться, удивленно спросил Мэн Яо, не понимая, что задумал заклинатель. — Не вставай, ты весь вспотел, так спать будет не комфортно, я помогу, — ласково, но все также перепугано сказал Сичэнь, уже держа в руке намоченное полотенце. — Можно? — хватая за пояс, промолвил культиватор. Не имея сил спорить и двигаться, А-Яо только легонько кивнул, как сразу почувствовал легкие и бережные прикосновения, со всей осторожностью Сичэнь развязал пояс и отодвинул в стороны ткань ханьфу. Одной рукой снимает ткань с рук, второй, что сейчас находилась на спине Мэн Яо, осторожно приподнимает заклинателя над кроватью. Когда с верхней одеждой было покончено, первый нефрит также бережно, боясь причинить боль, снял рубаху, не решаясь избавлять названного брата от штанов, покраснев. Аккуратными и медленными движениями рука с мокрым полотенцем двигалась по белоснежной груди, на которой собрались капли пота, принося небольшое облегчение. И вместе с тем Цзинь Гуанъяо почувствовал прилив сил, смывающих боль, бледное лицо потихоньку обрело здоровый цвет. — Эргэ! Прекрати. Зачем ты делишься своей духовной силой? Все в порядке, — резко сказал Мэн Яо, схватив за запястье Сичэня, казавшегося немного раздраженным. — В порядке? Ты некоторое время не приходил в себя, становился все бледнее... И после этого ты говоришь, что все в порядке? От потери такого количество сил со мной ничего не будет. После глава клана Лань отпустил полотенце на лицо названного брата, нежными движениями убирая пот со лба, подбородка, щек, на последней части рука остановилась. Светло-карие глаза взглянули в золотистые, ласковый и удивленный взгляды столкнулись. Все мысли разом покинули голову Верховного заклинателя, никто никогда так сильно не беспокоился о нем, не ухаживал за ним, не смотрел так, что тотчас хотелось убежать и спрятаться, это ввело мужчину в ступор. Тем временем Сичэнь стал водить пальцами по щеке, не переставая смотреть на человека рядом. — А-Яо, не скрывай от меня, что тебе плохо, что тебя что-то тревожит, что требуется помощь. Пожалуйста, не заставляй меня больше так переживать, — тихо сказал первый нефрит клана Лань, получив в ответ неуверенный кивок. «Тепло... Так спокойно и легко стало. Будто не было этого кошмарного дня», — невольно подумал Ляньфан-цзунь, небольшая улыбка расцвела в уголке губ, показав небольшую ямочку на щеке, на которую тут же легли длинные пальцы. Но только теперь поняв, что делает, Сичэнь резко, будто порезался, убрал свою руку, нежность смешалась с паникой, так явно видимой, отвел взгляд. Улыбнувшись шире, Цзинь Гуанъяо притянул ладонь обратно, будто там и есть ее место. Светлая рука с длинными пальцами была накрыта другой, более маленькой, которая крепко схватила, не давая отстраниться. — Не убирай... мне тепло, — отвечая на все вопросы, сказал Верховный заклинатель, — из тебя вышел хороший врач, брат. Мягкий смех А-Яо наполнил комнату. — Уже почти не болит, — продолжая смеяться, проговорил заклинатель. Вместе со смехом ушло и все напряжение, овладевшее главой клана Лань, будто солнце вышло из-за туч и окрасило счастьем лицо первого нефрита. — Правда? И в этом я преуспел, — ухмыльнувшись, сказал мужчина. — Глава клана Гусу Лань нарушает собственное правило — будь скромным, не возгордись собой. Ха-ха-ха. Но есть то, что в чем ты все-таки плох, — еще громче засмеялся Цзинь Гуанъяо. — Я-то точно знаю, что никогда не доверю тебе стирать одежду. Ха-ха-ха. Уж слишком сильно рассмеялся Верховный заклинатель, так радостно жмурящий глаза и пытающийся не так сильно улыбаться, что плохо у него получалось. Но вскоре смех потонул в звуке поцелуя. Мэн Яо, совсем не ожидавший такого, широко открыл глаза, брови поднялись от удивления, сам он бездвижно лежал, давая себя целовать. Но не успел он опомниться и ответить, как все прекратилось, приятные и мягкие губы Сичэня покинули Верховного заклинателя. — Стой, погоди... давай еще раз, —поспешно сказал Ляньфан-цзунь, — нужно же предупреждать. — Эээ, — и без того пунцовое лицо первого нефрита покраснело еще сильнее. — Ладно, я сам, — сев и облокотившись на стену, сказал А-Яо — Не вставай! Спина может сильнее заболеть, — обеспокоенно проговорил Лань Хуань. — Ничего... я же не напрягаю ее, к тому же это ради важного дела, — вновь засмеялся Гуанъяо, — иди сюда, если не хочешь, чтобы я двигался, — поманил пальцем, удивляясь собственной наглости. Повиновавшись просьбе, Сичэнь подсел поближе, находясь по правую сторону от своего названного брата. — Ты все равно далеко, так будет совсем неудобно, — надувшись, сказал Яо. Лицо первого нефрита стало нечитаемым, столько эмоций оно вмещало в себя: беспокойство, смущение, нежность, неловкость, не зная на чем остановиться, выражая все вместе. — Но... как же… эм… мне сесть ближе? — смущение заклинателя, казалось, перевесило все остальные чувства, снова, но уже слабее окрашивая щеки. — Можно мне на колени, — еще больше смущая заклинателя, сидящего рядом, сказал А-Яо, боясь переборщить. Видя, что Сичэнь старается не так сильно краснеть и взять себя в руки, Верховный заклинатель решает пощадить его, легко сгибает ноги в позу лотоса. — Так ты сможешь сесть ближе. Так медленно, хоть самим тяни его, придвинулся первый нефрит, оказавшись напротив Цзинь Гуанъяо, также скрестил ноги, понятия не имея, что делать дальше. Аккуратно, чувствуя только отголоски боли, все-таки лекарство и забота смогли помочь бедной спине, оттолкнувшись от стены, А-Яо взял лицо заклинателя, которое становилось все краснее, в карих глазах читалась неловкость. Верховный заклинатель стал мягко оглаживать то щеки, то подбородок, при этом не прекращая улыбаться. — Ох, — оказавшись прижатым обратно к стене, выдохнул Ляньфан-цзунь. Только что смущенный и такой неловкий заклинатель в белом вдруг стал пылким и напористым, яркий огонек загорелся на дне прекрасных светлых глаз, делая их еще ярче, прежде чем он закрыл их, приблизившись. Так ничего и не успев сделать, Цзинь Гуанъяо стал также пылко отвечать на поцелуй, губы все двигались навстречу друг другу, язык Сичэня прошелся по кромке зубов А-Яо, вызвав у того дрожь. В отместку укусив первого нефрита за губу, Мэн Яо отстранился, открыл глаза. «Боже мой». И правда, бог, сам небожитель сидел перед Верховным заклинателем. Припухшие и покрасневшие, как и лицо, губы самого прекрасного в этом мире создания сейчас улыбались, глаза излучали такой свет, что, казалось, могли осветить весь этот мир. Он был так счастлив, как никогда до этого, заражая своей радостью и вызывая ответную искреннюю широкую улыбку Цзинь Гуанъяо.