hooked;

      Хёнджин печатает и стирает. Снова печатает и ещё раз стирает. Это бесконечно может продолжаться — самого уже калит безумно. Глухой «онлайн» Чанбина калит тоже. Ну вот что он ему сейчас напишет? Как в этой ситуации показаться альфе на глаза, не выставив себя ещё большим идиотом? «Почему ты обиделся?» — смешно. — «Ты обиделся?» — вообще звучит как издевательство. «Хён, прости, что позволял себя обнимать всю прошлую ночь, а потом внезапно заигнорил. Я тут передумал, мне снова очень хочется, чтобы ты был сейчас рядом»? Или нет, не так: «Хён, я твой тупой омега, который настолько сильно тебя любит, что решил не позорить тебя своим существованием. Я же не знал, что я без тебя не смогу. Теперь знаю. Вернись, пожалуйста.» — на правду похоже, но Хёнджину как-то даже самому это читать стрёмно. «Слушай, я провинился. Но я люблю тебя. Прости меня.»       Хван перечитывает и откладывает телефон, потому что снова слёзы полились. Какой же он идиот. Какой же несусветный идиот. И мудак. Нельзя так было по отношению к Чанбину, это просто нечестно. Хван не только своего Альфу мучает — он себя этим всем унижает. Внезапно дошло, что гораздо больше чести он бы сохранил, если бы Чанбин отшил его, как омегу. Да, было бы паршиво. Было бы крайне паскудно. Но тогда у Хёнджина был бы шанс в его глазах реабилитироваться. Стать лучше, добиться того, чтобы Чанбин его признал. Теперь этого шанса нет.       Слёзы подкатывают снова, но они уже не столько от обиды, сколько от физической боли. Хёнджин на нервах явно перебрал с тройной дозой подавителей. Быстрее они от количества не подействовали, а вот побочных эффектов накидали — только в путь. Хван почти в голос ржать готов от своего положения. Мало того, что обманывает своего альфу, так ещё и себя, как омегу, убивает. Буквально. Физически.       Парень не в порядке. Его здоровье — не в порядке. Хёнджин к врачам идти даже боится — его в психушку упекут, если узнают, что именно и в каких количествах он принимал столько лет. Это не здорово на уровне психологии. Не говоря уже о том, что течки у омеги не было уже года полтора точно. Хван не психушки боится. Если бы Чанбин его простил ну предположим, помечтаем, если бы он сказал, что Хёнджина простит, если такого больше не повторится, омега бы добровольно на любое лечение подписался, лишь бы вернуть и сохранить свои природные функции. Стать снова и остаться навсегда омегой. Вот, что действительно страшно — остаться дефектным на всю жизнь. Блять, почему эти мысли только сейчас в голову лезут, когда, судя по боли, хуже быть уже едва ли может. Где голова раньше-то была?       Написать Чонину или Минхо — первое, что приходит в голову. Эти двое — единственные, кто в курсе хвановского положения. Хотя на Минхо самого сегодня без слёз не взглянешь, так что лучше младшему.       Минхо вообще узнать не должен был. Хёнджин со старшим омегой общается хорошо очень, но рисковать своей позорной тайной не хотелось. Минхо просто однажды случайно нашёл банку с подавителями у Хёнджина в косметичке, но внимания не обратил особо, а потом, чуть позже, утром увидел, как Чонин с Хёнджином в одной постели спят в обнимку. У парня появились вопросы. Неужели Чонин по бетам? Что это тут у вас? Пришлось объяснять. Оказалось, что Минхо умеет очень сильно ругать. И что Минхо — очень хороший друг. Хёнджин телефон в руки берёт и на глаза попадается так и не отправленное Чанбину сообщение: «Слушай, я провинился. Но я люблю тебя. Прости меня.» Хвану больно физически и морально. Силы покидают — слишком вымотан, в глазах плывёт. Парень спешно, пока не передумал, стирает наощупь, не читая, первую часть текста и жмёт отправить. Теперь позвонить Чонину, пока силы остались хоть какие-то. Хёнджин отключается от очередной волны обжигающей боли по всему телу, даже нужного контакта не успев открыть.

***

      Чонин из машины выходит, поблагодарив водителя. Незнакомая улица. Незнакомый район города. Знакомая многоэтажка. Омега, от холода и нервов подрагивая, выдыхает густой клубок сизого пара и достаёт смартфон. «Я приехал» — пишет, но отправить не успевает. Его рюкзак снимают с плеча. — Нормально добрался? — спрашивает Чанбин и стряхивает с каштановых волос снежинки. Чонин улыбается и кивает. — Пойдём тогда внутрь.       Чанбин выглядит помятым. Как будто несколько дней без сна, хотя всего вторые сутки. Без настроения, очевидно, а последние силы уходят на то, чтобы младшего встретить. — Я думал, Юнхо хён выйдет, — Чонин смеётся тихо, пока лифт ждут. — «Юнхо хён» кофе тебе варит, — отвечает с улыбкой, пялясь в стену перед собой. — Не успел до твоего приезда, наобщаетесь ещё.       Чонину странно видеть здесь, с собой, Чанбина. Старается вести себя так, будто обо всём происходящим между ним и Хваном — не в курсе. Чанбин, впрочем, делает то же самое. В целом, очень логично, что Чанбин ушёл к своим друзьям на ночь, чтобы подумать. Предупредил Криса, дал знать Хану. Сообщил Чонину, что если захочет — может приехать к Юнхо — младшему своих планов из-за Чанбина менять не обязательно.       Альфа сам этих двоих познакомил несколько месяцев назад. Хонджун и Юнхо — его одногруппники с факультета. Крайне толковые парни, но с Чанбином не сработались, потому что представления о команде и творчестве у них с Со немного разные. Пришли к выводу, что лучше разойтись, сделать две самобытные команды и «дружить семьями». Может, иногда коллабиться.       Чанбин и не думал, что «дружить семьями» выйдет так быстро и продуктивно: Юнхо очень крепко влип в Чонина, с самой первой встречи, когда Чанбин младшего после занятий забирал по поручению Криса, чтобы домой проводить. Влип намертво. Потому что Чонин — солнышка лучик, на Земле случайно застрявший — не иначе. А Юнхо — сам светлый, добрый и приятный. Ему и омеги такие же нравятся. Ему нужно, чтобы тепло и комфортно, ему Чонин с первой встречи настолько глубоко в душу запал, что не по себе. Юнхо Чанбину рассказывал, что к малому чувствует. Как сильно его это душит и как невыносимо его — себе хочется. Чанбину друга подколоть хотелось сильно, но вышло бы обоюдо-больно, потому что у Чанбина самого не лучше ситуация была на тот момент. Ещё и к бете.       Юнхо для Чонина — первая влюбленность, первый альфа, с которым Ян себя чувствует не ребёнком, а омегой. Омегой, на которого смотрят с воздыханием, за которым ухаживают, о ком заботятся. Юнхо относится к Чонину очень хорошо. Он не позволяет себе лишнего, не сюсюкается, он слушает внимательно и говорит только то, что Чонину будет интересно. По правде говоря, Чонина совесть грызёт за то, что Крису соврал. Потому что не смотря на всю идеальность, Юнхо — не истинный Чонина. Они оба это понимают. Потому сближаться слишком сильно не спешат. Пока что просто видятся иногда на нейтральной территории, или Ян приезжает в гости на несколько часов: кофе с молоком выпить и немного поговорить ни о чём. Иногда, если Чонин позволяет, Юнхо обнимает его тепло и аккуратно очень, как будто боится каждого движения: руку не так положить, сжать слишком крепко. Как будто омега в его руках из самого хрупкого в мире хрусталя.       Альфе, конечно, очень хочется Чонина своим называть. Он об этом сообщает честно и младшему приятно. Ему приятно и тоже очень хочется, но лучше не спешить. Юнхо, также как и Чонину, может судьба в любой момент счастье в виде истинных подкинуть. У них сейчас самый возраст — по статистике в этом возрасте истинных чаще всего встречают. А отношения потом куда деть? Вычеркнуть и забыть? Сделать вид, что не было ничего?       Омеге с этим Альфой очень хорошо на уровне отдыха от остального мира. Ему с ним — спокойно и без нервных встрясок. С таким — стабильность, семья, дети, быт. С таким до самой старости в любви и согласии. Он к такой подвижной жизни, к которой омегу Крис и остальные приучили — не привык. Он таким и не станет никогда. У него, в совместно снятой с Хонджуном небольшой квартире, всегда тихо и чисто. Пахнет кофе и чем-то вкусным. Никакого грохота, редкий смех, никаких посиделок до самого утра на кухне под крепкое и сигареты, нет беготни, странных игр, идиотских комплиментов, нет вечно-спящего рожей на кухонном столе Криса. Ничего такого, что Чонин считает своей любимой жизнью своей семьи.       Ян и сейчас кофе пьёт вкусный, слушает Альфу, дарит ему новогодний подарок и получает ответный. Слишком идеальный вечер. Даже несмотря на то, что дверь на балкон хлопает постоянно на фоне — Чанбин с Хонджуном курить ходят то по одному, то вместе. Что-то обсуждают громко, спорят, иногда смеются. Хонджун смеётся. Чанбину не сильно весело. По нему, на самом деле, очень сильно видно, насколько он устал. Морально, в основном. — Я тебя провожу и спать лягу, — с улыбкой тёплой говорит Со младшему, когда тот справляется о самочувствии. — Когда вернёшься домой? — несмело вопрос задаёт, потому что ответ услышать боится. — Мы беспокоимся, — делает паузу, но уточнить решается. — Все беспокоимся. Чанбин умиляется от младшего едва заметно и омегу обнимает, пожимая плечами. — Не переживай, всё нормально.       Всё не нормально.

Всё. Не. Нормально.

      Чонин домой едет с тяжелым сердцем и чувством, что предаёт всех. Он предал доверие Криса, он предал Хёнджина, не сказав ему, что с Чанбином увидится, предал Чанбина, не сказав, как плохо сейчас его омеге. И про омегу тоже не сказав, хотя это не его дело. Он, в конце концов, предаёт Юнхо, потому что обняв его на прощание и пообещав очень скоро написать, не может думать ни о чём другом, кроме как о предстоящем разговоре с Крисом. А он будет. Возможно, скоро. Возможно, уже завтра утром. Если этот хён вообще спать ложился.       Крис часто заменяет сон работой в студии, а сегодня может заменить его общением с Бомгю или вроде того: Чонину думать об этом не хочется. Он, представляя себе эти сцены, будто в скважину замочную подглядывает. Стрёмное чувство. Его не касается вроде как, но это наталкивает опять на мысль: почему он соврал? Почему он сказал Крису, что Юнхо его истинный? Нет ничего плохого в том, что это не так. Это не порицается, это не преступление. Чонин просто увидел, как Крис за руку Бомгю держит. И соврал. Интуитивно. Моментально. Не подумав. Вид был приятный и неприятный одновременно. Крис выглядел с Бомгю веселым и счастливым, омега тоже улыбался. Бомгю вообще хороший, Чонин успел так о нём подумать. Они выглядят, как очень красивая и счастливая в будущем пара. Но почему так больно-то?

Чонин в Криса всё ещё не влюблён. Нет. Просто потому, что влюбляться в недосягаемое — бессмысленно.       Яну до Альфы никогда не дотянуться. Он для него Омегой (в том самом смысле) никогда не станет. Он рядом, потому что Чонин милый и о нём заботиться хочется, как о малыше. Крис никогда ни на что большее не претендовал. Чонину хотелось показать, что он вырос. Поэтому соврал. Чонину больно не от того, что Крис за руку Бомгю держал, а от того, что Бомгю его, Чонина, ровесник. И как-то это не честно и не справедливо.       Чонин начинает понимать эмоциональное состояние Хёнджина. Как же тяжело, наверное, жить, когда ненавидишь себя за что-то. Хёнджин думал, что не подходит своему альфе. А Чонин в своего любимого альфу даже влюбиться открыто боится — настолько всё плохо.       Свет на кухне в особняке горит и Яну даже гадать не надо, чтобы понять, кто может не спать в такое время. — Хён, я вернулся, — тихонько говорит Ян, чтобы спящего в гостиной на диване Джисона не разбудить. За столом видит Сынмина с чашкой чая в руках. — Ух ты, приятно. И давно я для тебя «хён»? — Сынмин вроде как снова шутку отпускает, но не смешно ни ему самому, ни Чонину. — Ты не спишь, — вопрос не вопросом получается. — Ты, я смотрю, тоже, — Сынмин говорит очень странно. То ли тупой вечер и на нём в итоге сказался, то ли он… злится (?) Вот только этого не хватало. Откровенно, у омеги нет никаких сил ещё и с Сынмином недопонимания решать. Откуда они взялись вообще, в чём эти недопонимания? Что такого мог сделать Чонин, чтобы Сынмина ранить? …Слишком хорошо беречь свои и чужие тайны, получается. — Если ты Криса искал, то он после вечеринки в студии закрылся и не выходил ещё, — Ким встаёт из-за стола, выливает чай, моет и убирает чашку. На Чонине лица нет. Бледный какой-то, словно опустошенный. Бете Яна жаль даже как-то стало внезапно. И может и правда разговоры все отложить стоит. Сынмин малыша Чонина ранить как-то в последнюю очередь хотел вообще. Мимо проходит, волосы омежьи шоколадного цвета гладит, просит спать идти. Ласково просит, хочет, чтобы Чонин заботу почувствовал. Омега на него вдруг смотрит прямо в упор глазищами своими нереальными и улыбается, кивая. Улыбается не как обычно. Как-то не так. Как-то, как Сынмин ещё не видел никогда. Бета снова волос младшего касается и взглядом кивает на лестницу на второй этаж, где спальни. Получается убедительно. — Всё завтра, ладно? Просто отдохни. Выспись, за пол ночи ничего фатального не произойдёт.       То ли Чонин слишком устал, чтобы сопротивляться, то ли и правда Сынмина слушается впервые в жизни, но разворачивается и покорно уходит в свою комнату. Сынмин и сам не думал, что так умеет.