***
— Хён, кое-кто просил тебе передать, — Чонин протягивает Паку небольшой замшевый подарочный мешочек и омега удивляется. Во-первых потому, что Чонин впервые называет его хёном. Мешочку тоже удивляется, конечно. Сонхва сперва с недоверием смотрит на сидящего напротив Чонина, а затем в мешочек заглядывает. При виде содержимого чуть подвисает, но улыбается тепло. Чонин улыбку зеркалит и дополняет: — Он в порядке. Пара недель дома и много обнимашек пошли на пользу. Сонхва достал из упаковки аккуратно сложенный кусочек ткани и Чонин сам с интересом посмотрел на него, потому как в мешочек даже не заглядывал. — Странный принт, — Ян поморщился. — На Хёнджина не похоже. Это салфетка? — Лента для волос, — Сонхва посмеялся тихо. — У неё богатая история. Чонин решил не лезть в подробности, просто кивнул. Сам Хёнджин крайне мало рассказывал о клинике и об общении со своим курирующим интерном Пак Сонхва. В принципе тему госпитализации Хвана и её причин дома старались не обсуждать. В тот момент, когда Хёнджин оказался дома — всё стрёмное негласно решено было оставить в прошлом. Там — за порогом, за витиеватым металлическим забором неприветливого серого здания. Оттуда у Хвана остались лишь новые убеждения, приятное знакомство и лоскут простыни с безвкусным принтом. Чонин вдруг подумал, что даже общаясь с Сонхва столько времени на регулярной основе — пару раз в неделю по несколько часов — до сих пор толком ничего о нём не знает. Сонхва о Чонине знает всё. Настолько всё, что даже пугает. Омега ведь без шуток сумел получить доверие Яна и заставить открыться. Чонин и пытаться сосчитать не будет, сколько раз он ревел во время обычных — казалось бы — разговоров. Такая реакция была шоком даже для самого Чонина, но не для Сонхва. Старший никогда не говорил открыто, что их общение — это лечение. Но Чонин себя надеждами о дружбе и не тешил. С самого дня первой встречи в квартире Юнхо, Чонин точно знал: Паку доверять можно. И, кажется, нужно. Потому что моральное состояние Яна начинало напрягать даже его самого, а тот уровень тепла и ненавязчивого понимания, который может дать Сонхва, Ян больше ни от кого не получит. Конечно же у Чонина всегда есть его команда, его родители, они все любят его и готовы выслушать. Успокоить, поддержать, как могут. Отдельные люди в жизни омеги костьми лягут, но сделают всё, чтобы Чонину было комфортно. И всё-же, общение с Сонхва очень отличается. Ян поражается раз за разом, но одно для себя понял точно: психологи — не люди. Они действительно чувствуют подсознание человека на другом уровне. Сонхва говорит мало. О себе — практически ничего. Они с Чонином вроде бы на обобщенные темы говорят, но раз за разом Пак умудряется сказать всего пару слов, которые Чонину служат таким мощным триггером, что Омега начинает рассказывать. Говорить, пояснять что-то, открывать тайны, а вместе с ними — всего себя. А затем на себя же будто со стороны смотреть, осознавать и медленно, со скрежетом застоявшихся убеждений, менять точку зрения. Первое время давалось тяжело. После каждой встречи Ян чувствовал себя выпотрошенным и ненавидел себя, кажется, ещё больше, чем до неё. И Сонхва тоже ненавидел. За то, что прав. За то, что не отступается, не оставляет его. За то, что при всей «боли», что он Чонину приносит — он потрясающе прекрасный. И общаться с ним стало не просто нормой. Общаться с ним стало необходимостью. А ещё позже, когда доброй и приятной традицией таких встреч стали посиделки в кофейне за тёплым латте с парочкой эклеров — Чонин понял, что общение даёт плоды. Обнимать Сонхва на прощание — тоже традиция. Передавать привет Юнхо — традиция. Получать приглашение в гости, соглашаться и не приходить — тоже. Как бы комфортно Яну не было с этими двоими, ему там всё-таки не место. Они — семья. У них свой мир и в последний раз, когда Чонин своего альфу бывшего видел, он его почти не узнал. Юнхо расцвёл и выглядит действительно счастливым. Конечно же, это же так логично. Просто Сонхва создаёт гармонию во всём, к чему прикасается. Это его супер-способность. Быть супер-особенным для всех, с кем общается. Быть супер-нужным и супер-близким, будучи при этом совершенно ото всех закрытым. Не каждый так может: создавать уникальный мир с каждым отдельным человеком. А у Пака получается. Он собой Юнхо спас. Хёнджина спас. Чонина уже спас почти. И всё-же определить Сонхва для себя, как друга, Ян пока не может. Хёнджин — друг, да. Минхо — друг. Да любой в его семье — друг. Потому что дружба, как поддержка, работает в обе стороны, а здесь — сплошное вытягивание утопающего на сушу. Пусть и — по сути — руками самого утопающего. — Ты начал говорить что-то о Сынмине. Как он? — Пак убрал ленту Хёнджина в нагрудный карман и с интересом посмотрел на младшего. — Я… — Чонин замешкался. — Я уже не помню, что говорил. Прости, Хён. Когда прощались, Сонхва дольше обычного на Чонина смотрел, до последнего будто давая тому шанс договорить то, что начал. Чонин вёл себя как обычно _как он думал_, смеялся и шутил разве что чуть больше «нормального». Конечно же ничего Чонин не забывал. Как можно забыть то, о чём думаешь каждую минуту? Сонхва не пытается давить. Чонин так и не говорит в этот раз. Может, в следующий.***
Домой Ян не торопится. Ноги сами несли туда, куда ходил ещё первокурсником. Надземный виадук над жд путями — всегда достаточно нелюдим, чтобы просто голову остудить. Раньше это помогало отвлечься от навязчивых мыслей. Теперь же здесь думается гораздо громче. Когда мысли совсем начинают глушить — в глазах плывёт и огни прожекторов над путями сливаются в размытые световые пятна. Чонин за перила крепче держится и жмурится, заставляя себя прекратить. То, что омега не рассказал Сонхва — даже для самого Чонина непонятно. Как лечить то, что непонятно? Чонин до сих пор не может смириться с мыслью, что при всём количестве получаемой от окружающих любви, он тотально одинок. Просто оглушительно одинок. Сам никогда толком не любил, и не был так любим, как хочет. Так, как он сам себе эту любовь представляет. Он точно знал, что с ним всю жизнь будут нянчиться. Он для всех будет вечным солнышком и радостью на ножках. Это его — Чонина — супер-способность. Он с ней смирился, конечно. Но бесить она оттого меньше не стала. Его вроде и воспринимают уже, как взрослого омегу. И Чонин вроде сам от себя настырно все ухаживания отталкивает, теша собственную гордыню. Лучше, мол, совсем одному, чем в засахаренных соплях с кем-то, кого тупо терпишь. Сам Чонин в этом логику видел. Понимал, что она не совсем верна, но пока придерживался, потому что правильнее принципа для себя не нашёл ещё. У омеги в жизни — в общем и целом — всё по полочкам. Как надо, где надо. И одна только тема — самая понятная и непонятная одновременно. Именно её так и не получилось с Сонхва обсудить. «В чём моя претензия к Сынмину?» Чонин уже много дней задаёт себе этот вопрос. Чего он хочет от беты? Что не так? Сынмин — ближе всех. Это догма. Сынмин — пиздец непонятный. Это тоже догма. Меня не устраивает, что Сынмин ко мне вечно липнет. Это причина. Меня не устраивает, что прилипания Сынмина — чисто дружеские. Это похоже на влюбленность, которой нет. Или которую Чонин отрицает старательно. Я хотел бы, чтобы они были не дружескими, потому что они — единственные похожие на моё представление о любви. Я хочу быть самым близким для этого человека. Это табу. Потому что у Сынмина Чонин — не первый в списке лучших друзей. И даже не второй, кажется. Чонин для Сынмина — игрушка-пищалка, которую жутко весело пожевать, если нет занятий поважнее. Он вроде и рядом больше всех, но если появляются дела, Чонин отходит на второй план. Если сказать «лучший друг», то Сынмин ответит «Феликс», или «Чанбин». И вроде Сынмин — редкое исключение. Человек, который помнит Чонина страшненьким нескладным подростком с брекетами и дурацким писклявым голосом. Ценить бы, что рядом до сих пор. А Чонин продолжает тешить эго, потому что привык Сынмина считать своим личным бетой, а Сынмин и против-то не был никогда. Да и сейчас не против вроде. Он просто время от времени прямо даёт понять, что это не так. Чонину Сынмина очень мало. Какое-то время получалось себя убеждать, что это омега бетой пользуется. Но правда в том, что всё наоборот. И правда эта такая болезненная, что даже вслух сказать куда тяжелее, чем кажется. Пальчики тонкие в ограждения цепляются и по телу дрожь пробегает то ли от холода, то ли от осознания жопной ситуации. Просто Сынмин в какой-то момент резко стал хорошеть. Ян не замечал этого в личном общении. Он заметил это — как последняя малолетняя фанючка — когда смотрел видео с интервью и выступлениями. Вообще дурацкая привычка — пересматривать контент со своей же командой. В повседневности что ли их мало? Но у Чонина хобби — пялиться на видосы со SKZ. На них самые близкие ему люди кажутся как будто незнакомыми. Они почему-то на айдолов похожи. Как картинки, будто и не настоящие вовсе. Чонин даже себя самого на этих видео не воспринимает. Как будто персонажи аниме. Существуют и не существуют одновременно. С другой стороны, многое стало гораздо понятнее. Например, понятно, почему фанаты так прутся от обаяния Минхо и Чанбина. Почему у Хёнджина такая популярность — тоже понятно. Хёнджина очень любит камера. Он как будто компьютерной графикой нарисован в каждом видео. Слишком неземной какой-то. Крис выглядит на видео куда брутальнее, чем есть. Хотя… Джисону вот камера не помогла. Но Хан и не габаритами берёт. Про себя Чонин старается не думать. Разве что отмечает, что улыбка у него — со стороны — и правда милая. В остальном — субъективное фу. Феликс вообще давно на себя не похож. Чонин его ещё месяца четыре назад узнавать перестал. И с каждым днём даже нативная ассоциация ослабевает. Феликса Чонину, получается, тоже слишком мало. Впрочем, тот факт, что Ликс выглядит, как супермодель при совсем не модельных данных, отрицать нельзя. Самым тяжёлым открытием стал Сынмин. Чонин привык к нему — бесячему. Слишком близкому. Слишком шумному. Доставучему. Долипучему. Орущему. Симпатичному в принципе, но всё-же тоже фу. Ян его знает слишком близко и давно. А со стороны на него и не смотрел никогда. Никогда не видел Сынмина, когда его самого — Чонина — с ним рядом нет. Супер-тупое осознание. Чонин смотрел интервью, в котором Сынмин отвечал на 10 вопросов фанатов. Сынмин общался с красивой девушкой бетой. Чонин её знает. Она тоже училась в Академии, курсом старше. Насколько Чонину известно, Сынмин даже гулял с ней пару раз, когда у Яна с Юнхо были отношения. Тогда это не трогало как-то особо. Теперь же Чонин видел, что Ким-грёбанный-Сынмин — пиздец, какой обаятельный. Он стал выглядеть старше? Его мимика стала взрослее. Идиотские ужимки давно оставили для дурачества с Чонином. С этой девушкой Сынмин вёл себя и выглядел в целом абсолютно безупречно. Именно про таких бет говорят, что мир потерял великого альфу. По этим двоим было видно, что близки. Потому что флирт был очевиден, хоть и тщательно скрывался. Чонин бы может посмотрел — сделал выводы, что Сынмин красавчик, да и плюнул бы. Но Сынмин на последний вопрос » В чём твой смысл SKZ?» ответил: «Ян Чонин», даже не дослушав вопрос до конца. Ответ к шутке свели, приурочили к выходу совместного сингла, но Чонин знал, что слова беты значат. Чувствовал. Вот тогда-то и поплохело.***
Ян домой поздно приходит. Многие спят уже, даже настырный Крис переполз с кухни на диван. В гостиной правда. До комнаты не дошёл. Наверху в одной из комнат какие-то смешки слышатся. Ян моментально делает вывод, что Чанбин с Хёнджином бесятся опять. Как дети малые, ей богу. Сынмина не видно нигде, Минхо говорил, что уедет к родителям, Хан наверное в студии пропадает. Феликс, увы, всё ещё в Тай. Чонину грустно немного, потому что мыслительный процесс выматывает посильнее тренировок. Пока что просто хочется незамеченным попасть в душ, тихонько пробраться к своей постели и отвалиться до утра. Первая часть плана удаётся даже, а вот с постелью проблемы: в ней обнаружилось инородное тело. — Вали к себе, — бухтит Ян, делая попытки спихнуть Сынмина со своей кровати. — Нет, я уже сплю, — Ким, глаз не открывая, пытается схватить руки омеги. — Какого хера здесь? — Чонин крайне убедительно орёт. Шёпотом. Интонацию от души вкладывает. — Я хочу почувствовать твой запах, — бета лупит обнаженной правдой и Чонин цепенеет на какое-то время. Сынмин его руки всё-таки хватает. — Зачем? — спрашивает шёпотом всё так же. — Я хочу знать его. Чонин как-то и не задумывался раньше: Сынмин ведь правда единственный, кто так сильно привязан к Чонину, будучи даже не под частичным влиянием омежьего запаха. Он просто так. Потому что Сынмин. Потому что Чонин. — Ты не сможешь его почувствовать, — Чонин не понимает, зачем настолько очевидное говорит. — Я буду стараться. Ты только меня не выгоняй, — сонно лепечет бета и за руки младшего на себя тянет. Чонин только и успевает локтями затормозить, чтобы на Кима не свалиться. Сынмин глаза открывает ровно в тот момент, когда Ян над ним нависает. — Чонин-а, — зовёт мягко и Ян не в силах ни говорить, ни шевелиться почти. — Ты ведь и правда омега. Чонину смешно и несмешно одновременно. Сынмин либо после сна туго соображает, либо смысл вкладывает куда более глубокий, чем Чонин слышит. — Чонин-а, — снова тянет. — Ты ведь реально в настоящего красивого омегу вырос, ты в курсе? Я только недавно заметил. — А то ты за всё время нашего знакомства этого не знал, — Ян усмехается. — Как минимум, я говорил, что я омега. — Да я думал ты угараешь, — Сынмин отвечает и тут же ржёт с возмущения на лице младшего. — Вали к себе! — драматизирует — Чем ты пахнешь? Чонин чувствует себя загнанным в ловушку. Сынмин иногда прямой, как рельса. Обескураживающе честный. — Я не знаю... Я не знаю, как объяснить, — в любом другом случае, любого другого человека Чонин бы послал куда подальше, но сейчас паникует, как школьник. Потому что сказать хочется, но определения не находится. А очень надо. А никак. — Расскажи, как чувствуешь. — Я пахну, как твои проблемы, — балбесничает, угрожает шутливо. — Молоко? Печенье? Печенье с молоком? Что это? — Сынмин не сдаётся и подкидывает руки Яна выше, вынуждая всё-таки на себя завалиться. — Пиздуй уже в свою комнату, — Чонин брыкается. Сынмин держит крепко. В борьбе за право спать в постели Чонина с Чонином, частично на Чонине, бета побеждает, конечно же.***
— Эй, котёнок, — Джисон подбородком на столешницу прилёг, поставил напротив себя смартфон. С экрана на него Минхо смотрит. Уставший немного, хотя Ли всегда выглядит чуть растрёпанно. Особое очарование в этой небрежности есть. — Ты хорошо добрался? Сильно замёрз? — Я уже дома, — Минхо говорит тихо, занят чем-то, телефон в руке, изображение скачет. — Сильно замёрз? — повторяет вопрос альфа и Минхо ставит телефон наконец-то перед собой, показываясь на глаза Хану. Джисон омегу всего часов девять не видел, а чувство, что целую вечность. — Мне так жаль, что я не с тобой, но сегодня мы должны сделать эту запись. У приглашенных ребят очень плотное расписание. — Не оправдывайся, я правда понимаю, — Минхо усмехается вроде, но невесело. Пальцы кутает в свитере. — Замёрз, малыш? — Джисон совсем еле слышно говорит. Нестерпимое желание омегу своего обнять прямо сейчас. — Снегопад бы ты не остановил, — Минхо будто мысли читает, показывает замёрзшие покрасневшие пальцы. — Из-за снега я шёл от станции дольше, чем планировал. — Не отказался бы от грелки, вроде меня? — настолько тупой подкат и в голову прийти не мог, но Хану пришёл. Впрочем, Минхо заходит. Омега бровками поигрывает и смеётся. В дверь студии стучат и Джисон раздосадованно шипит. — Грейся, родной. Я позвоню позже. Это друг Чанбина. — Передавай привет. Узнаю, что ты там омег лапаешь… — Минхо строжится для проформы и Хан отключает звонок прежде, чем пойдут реальные угрозы. В этот момент заходит Чанбин, а за ним следом — Хонджун. У Криса появилась совершенно безумная идея для альбома: коллаб. Как можно больше крутых коллабов. SKZ — это проект, а не группа. У них нет ограничений по участникам, а значит они могут — и должны — этим воспользоваться. Хонджун — заклятый друг Чанбина. Эти парни довольно часто устраивали дружеские баттлы, Хан не берётся утверждать, но у них вроде бы даже ничья. Во всяком случае, Хонджун сто процентов проверенный рэпер и хороший приятель всей команды. И он приютил Чанбина, когда у того рвало крышу, а это уже громкий жест. — Это будет коллаб года, — с порога заявляет Чанбин и Хан хлопает Хонджуна по руке. — Фу блять, от вас омегами прёт, — альфа шутит и окидывает взглядом друзей. — Омеги — великое проклятье, — без доли иронии говорит Хан и Чанбин даже подтверждать вслух не стал. — Разозлись, — Хонджун рыкнул, продолжая улыбаться. — будешь читать с такой же блаженной рожей — сольёшь трек. — Он в порядке, — Чанбин кинул рюкзак на диванчик. — А вот тебе советую размяться, бро. — Попытаешься меня сделать, бро? — Ким явно был в приподнятом настроении. У Чанбина было отличное предчувствие. Хан жалел, что с ними нет Криса. Места в студии не так много, потому Бан решил писаться отдельно. Сегодня — другая вокальная партия и партии Хонджуна и Чанбина. Чанбин пишется с первого раза и один дубль — на всякий случай. Хонджун не сразу подстраивается под друга и с удивлением и гордостью подмечает, что Со стал злее. Злее — значит круче. Хан объявляет перерыв и выходит из студии встретить вокалиста. — Я думал, Хёнджин тебя размягчит. — Да я и так как маслице, — Чанбин посмеивается. — Да нихера, бро, — Джун окинул Чанбина взглядом. — Ты себя в зеркало давно видел? Ты всю жизнь был дрищавой сутулой табуреткой, сколько я тебя помню. Чанбин хохочет от сравнения. Хонджун продолжает: — А теперь ты раскачался, стал реально злее во флоу. Набрал массу во всех смыслах, респект, — Хонджун говорил с яркой улыбкой, за друга абсолютно искренне радуясь. — Больше не табуретка? — Теперь ты уверенная тумбочка. Чанбин бы Хонджуну врезал. Честно. Он вообще не понимает, как у них при такой конкуренции дружить получается столько лет. Во всяком случае, эта дружба относительно на расстоянии. Нос к носу с ним, как с Ханом или Крисом, Чанбин бы точно не смог. Хонджун как-то давно ещё, когда у Чанбина по Хёнджину первые неловкие пиздастрадания были, сказал, чтобы Со не позволял кому-либо занять все свои мысли. Это, мол, артиста портит. Его, как рэпера, это точно убьёт. Рано ещё влюбляться. Влюблённость голову морочит, засоряет. Это как вирус в компьютере. Чанбин тогда слова друга использовал, как мантру. Но куда там какой-то мантре переть против Хван Хёнджина? Хонджун же, как выяснилось, совершенно зря опасался. С ним самим потом неудача в лице Пак Сонхва случилась. Его это тоже лишь закалило. Теперь альфа куда лояльнее относится к отношениям, но всё-же живёт гордо — в одиночестве. Работает над музыкой, пишет треки. Даже записывается не всегда, предпочитая аудио формату живой андеграунд. Пусть редкий — зато живой. Чанбин такой подход уважает. Немного с грустью уважает, потому что понимает, что ему самому место где-то рядом с Хонджуном на самом деле. Не для Со вся эта популярность. Не то, не та философия. В проекте его давно уже держит не задумка, а люди. И если бы его парни решили бросить всё и уйти в андеграунд, Чанбин бы не просто поддержал — он стал бы опорой в этом начинании. — Это нахер кто такой? — почти выпалил Хонджун на выдохе, пялясь на дверь. Чанбин смотрит на приглашённого вокалиста. Удивляется кандидатуре, но куда сильнее удивляется реакции Хонджуна. Считывает её мгновенно. — А ты не знаешь? — задаёт вопрос с уточняющей интонацией, потому что Тэхён, которого пригласили для записи Крис и Джисон, на минуточку, участник одной из самых популярных айдол-групп. Хонджун Тэхёна рассматривает, как какого-то фрика. Как будто с омегой что-то не так, как будто он одним своим существованием Хонджуна бесит и оскорбляет его своим присутствием прямо сейчас. Уточнение в вопросе Чанбина было ещё и потому, что альфа этот взгляд очень хорошо знает. Помнит и понимает, что чувствует сейчас Хонджун. Сам Чанбин такое говно при первой встрече с Хёнджином прошёл. Если Со выглядел при этом так же озлобленно и растерянно, то Хёнджина нужно будет отдельно поблагодарить за то, что не сбежал. Чанбину прямо сейчас очень смешно становится. Тэхён даже вздрогнул, когда Со загромыхал хохотом. Омега оборачивается, чтобы сказать, что Чанбин охерел. Омега застывает на месте, встречаясь взглядом с Хонджуном. Джисон, наблюдая за всем этим, с досадой «сплёвывает» на пол: — Приехали блять. Записались нахуй.